— Очень интересно! — язвительно прокомментировал Бурцев.
— А для пингвина… — Женщина задумалась. — Кстати, пингвин — это не млекопитающее. Пингвин — это птица. И живет он не на Севере, а как раз, наоборот, на юге, в Антарктиде. Относится к хищникам. Так что питается, я думаю, некрупной рыбой.
— Ну, это-то и ежу понятно. А вы что — биолог?
— Да. — Женщина опять покраснела. — Кандидат наук. Что-то подобное Бурцев и предполагал. А где сейчас биологам, да еще кандидатам наук, работать? Так, чтобы за твою работу деньги платили. А продавать корм для животных — это почти по специальности.
Продавщица, между тем, расстроилась.
— Даже не знаю, что вам и предложить… Честное слово… Если бы хоть канарейка…
— Ясно! — сказал Бурцев. Он заглянул в свой пакет и спросил: — А вот, скажите, кальмары — это рыба? Кальмаров пингвин будет жрать?
— Кальмары — это не рыба, это моллюски. Головоногие. Они в полярных широтах не водятся. Обитают в теплых морях. А вот будет ли пингвин их есть… — Она неопределенно пожала плечами.
— Понятно, — сказал Бурцев. — Всего вам хорошего!
Бурцев вышел из магазина, думая о том, что образование в наше время — бесполезная вещь. Особенно хорошее. От него одни только неприятности в жизни. А в любом вопросе — за что ни возьмись — нужен свой собственный практический опыт.
В дверях Бурцев столкнулся с молодым мужчиной, одетым для загородной прогулки — в лыжный комбинезон и спортивную шапочку.
— Вася! Вася! И воды купи минеральной! — прокричала вдогонку мужчине молодая женщина, высовываясь из окна стоящей у тротуара машины.
— Да-да! И мне шоколадку! — нетвердо выговаривая букву «л», прокричала из другого окна девочка лет шести. И женщина, и девочка тоже были одеты во что-то спортивное, розовое с белым.
— Окей! — бодро отозвался Вася и исчез в глубине торгового зала.
На крыше автомобиля лежали закрепленные в специальном багажнике горные лыжи: побольше — мужские, поменьше — женские, и еще одни, совсем маленькие, — детские.
Бурцев с завистью оглядел машину и двинулся в сторону дома.
«А все дело в том, — думал он, шагая по улице, — что не умеем мы как следует отдыхать! То есть, спору нет, мы многому научились за последние годы. Сравнивать нельзя! И в делах, и по жизни… Узнали и про сыр в мышеловке… И про бесплатные пряники… А вот отдыхать пока не умеем! У нас один отдых: напиться до потери памяти и вытворять черт-те что!»
По тротуару навстречу Бурцеву пробежала вереница бездомных собак. Кобели с озабоченными мордами трусили в определенной последовательности — впереди большие, за ними маленькие — за бегущей впереди сучкой. У всех — и у кобелей, и у сучки — болтались у плеча разгоряченные языки. Бурцев узнал полубродячих архаровцев, подрабатывающих охраной автомобильной стоянки, а заодно держащих в страхе всю собачью округу. Последний кобелек из стояночных шестерок, который, видимо, не очень надеялся, что ему достанется сучкиной любви, на всякий случай тащил в зубах увесистую кость. Чтобы в случае чего можно было хотя бы погрызть в свое удовольствие.
В подъезде Бурцев застал у лифта девочку с третьего этажа, ту, что постоянно ходит с нотной папкой и скрипочкой. И сейчас в руках у девочки был кожаный футлярчик и папка.
— Здравствуйте, — сразу сказала девочка тоненьким, но громким и отчетливым голоском.
— Здравствуй, — ответил Бурцев. Подошел лифт, и он пропустил девочку вперед. — Ты что же, и по выходным в музыкальную школу ходишь?
Девочка с достоинством склонила голову.
— Конечно! — сказала она. — Потому что музыкант должен каждый день тренироваться. Но сегодня я не с занятий иду. А с благотворительного концерта.
— Какого-какого концерта?
— Благотворительного. Это значит бесплатного. Мы играли в детском доме. Для детей-сирот. Это такие дети, у которых родителей нет.
Бурцев кивнул. И посмотрел на девочку с уважением. Еще такая маленькая. А уже такая серьезная. А некоторые дяди… Выросли здоровые, как кабаны, а ума…
— Молодец! — похвалил он.
— Да, — не стала возражать девочка.
Лифт остановился на третьем этаже.
— До свидания, — громко сказала вежливая девочка.
— До свидания, — отозвался Бурцев.
* * *Девочка вышла. А Бурцев доехал до своего этажа, открыл квартиру, разделся и сразу прошел к балконной двери.
Корзина с пингвином валялась на боку и не подавала признаков жизни.
«Этого еще не хватало!» — подумал Бурцев. Он втащил корзину внутрь, откинул крышку, взялся за дно и вытряхнул содержимое на пол. Пингвин, барахтаясь, вывалился на середину кухни.
«Надо бы с ним поосторожнее, — предупредил сам себя Бурцев. — Как-никак не три копейки стоит».
Пингвин некоторое время лежал без движения, поводя боками и то открывая, то закрывая пуговичный глаз. Потом завозился, захлопал крыльями и хвостом по полу и поднялся. Даже не взглянув на Бурцева, он сделал несколько шагов в сторону и забился за холодильник.
— Ты что, обиделся? — спросил Бурцев. — Ловко! Я вожусь с ним целое утро, а он обиделся. Сам, братан, виноват! Нужно было вести себя по-человечески!
Он открыл банку с кальмарами и поставил ее на табуретку.
— Ладно. Иди, ешь! Я не имел в виду ничего плохого.
Пингвин никак не реагировал на слова Бурцева, а продолжал стоять, уткнувшись носом в угол.
— Иди, иди!
Бурцев переставил табуретку поближе к птице. Он подцепил пальцами кусок кальмара, пронес его мимо носа пингвина и опять положил на табуретку. Пингвин неохотно развернулся вслед за куском и, склонив голову, вытаращил глаз на банку. Посомневавшись, он сунул клюв внутрь и подцепил длинный змеевидный кусок. Потряхивая головой, он перебросил кусок с одной стороны клюва на другую, как будто прикидывая, съедобен он или нет.
— Ну, давай, давай! Жуй! — посоветовал Бурцев. — Уплачено!
Но вместо того, чтобы глотнуть, пингвин сильно мотнул головой, и кусок кальмара, описав в воздухе широкую дугу, улетел куда-то за шкаф. Не успел Бурцев глазом моргнуть, как следующий кусок, вытащенный из банки, шлепнулся в оконное стекло и сполз на подоконник.
— Но-но! — прикрикнул Бурцев, поспешно убирая банку из-под носа пингвина. — Не хулиганить! Не нравится — так и скажи!
А вот крабовые палочки пингвин оценил сразу. Бурцев едва успевал освобождать их от целлофановой упаковки и подкладывать на табуретку. В считаные мгновения пингвин проглотил обе купленные пачки и вопросительно обернулся на Бурцева.
— Все, братец! Хорошего понемножку!
Пингвин переступил с лапы на лапу, вытянул несколько раз шею и энергично похлопал крыльями по бокам.
— Что, не наелся? — спросил Бурцев. — И зря! Больше ничего нет. Знаешь, сколько стоят крабы в наше время? Ты не к Биллу Гейтсу в дом попал!
Пингвин в ответ прокричал «гха-гха!» запрокинул голову и с размаху клюнул табуретку.
Бурцев не стал дожидаться продолжения. Он подхватил пингвина под мышку, отнес его к балкону и выпихнул наружу.
— Посиди-ка, брат! Остынь.
«Да-а… — думал Бурцев. — С ним будет не просто. И странный он какой-то! Не поймешь, что на уме. С собакой — гораздо легче. У той все на морде написано. А этот… Но ничего, ничего. Утрясется», — успокоил он сам себя.
В это время пингвин на балконе как-то подозрительно замер, напрягся, встрепенулся, потом мотнул шеей, похлопал крыльями и отошел в сторону. А на его месте осталась влажная перламутровая улитка, от которой поднимался теплый парок.
«И с этим вопросом, — понял Бурцев, — тоже будет проблема. К опрятности его, похоже, приучить поленились…»
Однако сначала нужно решить, чем же его все-таки кормят. На кальмарах да на крабовых палочках далеко не уедешь. Тем более что кальмаров он не жрет. Как-то же люди выходят из положения?
Бурцев подумал некоторое время и достал с полки телефонный справочник… Перелистал страницы… Нашел нужный номер… Набрал.
— Это зоопарк? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал вежливо.
— Да, — ответила энергичная женщина.
— Добрый день, — сказал Бурцев.
— Добрый.
— С директором я могу поговорить? — спросил Бурцев, по опыту зная, что в наших учреждениях начинать разговор лучше с самого верха.
— А по какому вопросу?
Бурцев помедлил минуту.
— По вопросу условий содержания животных в вашем зоопарке, — сказал он. Выдержал паузу и добавил: — И рационов питания.
Женщина некоторое время соображала, что имеет в виду Бурцев. Потом ответила:
— По этому вопросу можете говорить прямо со мной. Я — старший зоотехник. Я вас слушаю.
Бурцев со значением помолчал.
— Меня особенно интересуют условия содержания пингвинов, — сказал Бурцев. — У вас ведь есть пингвины? Скажите, чем вы их кормите?
— Меня особенно интересуют условия содержания пингвинов, — сказал Бурцев. — У вас ведь есть пингвины? Скажите, чем вы их кормите?
— Что?! — почему-то нервно отреагировала женщина. — Вы по поводу пингвина? Минуточку. — Бурцев услышал, как она бросила на стол трубку и крикнула кому-то: — Сан Сеич, еще один звонит!
Начало Бурцеву не понравилось.
В следующую минуту в трубке забился истерический мужской фальцет.
— Послушайте, вы! Последний раз предупреждаю! Прекратите безобразить! Вы что, сговорились все? Чего вам пингвины спокойно жить не дают? С милицией вылавливать, что ли?
Бурцев слегка опешил от обрушившегося напора.
— А в чем, собственно, дело? — удивился он. — Я ведь только спросил.
— Каждый день звонят! Каждый день! Сначала чем кормят, а потом не хотите ли купить. Мы что вам — справочная служба? Или стол находок? Дадите вы, наконец, спокойно работать или нет?!
— Ты чего разорался?! — грубовато оборвал он мужчину. — С первым тебя апреля, морда!
И повесил трубку, пока мужик не пришел в себя.
«Какое первое апреля? — удивился он сам себе. — С чего это я взял?»
Однако некоторые слова, сказанные нервным мужчиной, оставили в душе неприятный осадок. Что-то про людей, которые каждый день звонят… И спрашивают…
Бурцев не успел как следует об этом подумать. Потому что в это время зазвонил телефон.
— Это клуб юннатов повышенной половой зрелости? — спросил в трубке строгий голос Айвазовского.
— Нет. Это крематорий, — огрызнулся Бурцев.
— Тогда дайте мне отдел главного истопника. Вам, господа, дрова не нужны?
Бурцев почувствовал легкое раздражение.
— Ты чего это такой веселый? — спросил он.
— А что грустить? Мы как в «Петрович» с утра зашли, так еще и не выходили. В пулялки поиграли. Кегельбан сгоняли. Дротики пометали. Теперь решили прямо здесь и пообедать.
— Пообедать? — удивился Бурцев. — А что, в «Петровиче» и пообедать можно?
— А почему нет?
— Да мы там кроме пива и орешков никогда ничего не брали!
— Это потому, что голодными никогда не были. А теперь проголодались.
— И что же дают? Ты что взял?
— Оленину с анчоусами под соусом пармезан.
— А если серьезно?
— Охотничьи колбаски в томатном соусе.
Бурцев почувствовал, как во рту начала стремительно скапливаться слюна.
— Орел, — похвалил он.
— А что стесняться!
— И что же, тебе и гарнир дали?
— И гарнир!
— А что на гарнир?
— Ну как обычно… Картошечка, горошек… цветная капуста…
— Да?… Странно. — Бурцев вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. — А как сегодня пиво?
— Как только что сварили!
Бурцев вздохнул.
— А ты чего звонишь-то? — спросил он.
— Мы тут подумали… Ты что со своим пингвином делать собираешься?
— Еще не знаю. А что?
— Мужики предлагают из него шашлык сделать! Шашлык из лягушек мы пробовали, из медведя — пробовали. Патрикеич даже из страуса пробовал! А из пингвина — еще никто!
— Ага! Щас! Шашлык вам за тысячу баксов! Разбежались! Рожи у вас не потрескаются?
— А почему за тысячу? Ты же за пятьсот купил?
— Купил за пятьсот. А стоит он — тысячу!
Друг не стал спорить.
— А вот тут мужики интересуются: ты уже нашел у пингвина эрогенные зоны?
В трубке послышался дружный смех.
Бурцев отвечать не стал.
— Вы теперь куда?
— В клуб. В бильярд гонять. Ты с нами?
Бурцев задумался. Но через некоторое время вздохнул:
— Не могу. Нужно с пернатым что-то решать.
— Ну, как знаешь, — сказал Айвазовский. И отсоединился.
«О чем это неприятном я думал? — постарался припомнить Бурцев. — Ах, да! Мужик в зоопарке…»
Он прошелся взад и вперед по квартире, опять подошел к справочнику, поворошил страницы и отыскал лист с зоомагазинами.
Большинство зоомагазинов прямо в справочнике сообщало, что они торгуют только кормами и товарами для животных. И лишь возле одного было помечено: «Продажа животных».
Указанный в справочнике номер долго не отвечал, а потом в трубке раздался усталый мужской голос.
— Это зоомагазин? — спросил Бурцев.
— Ну, вроде того, — уклончиво ответил голос.
— Здравствуйте!
— И вы тоже.
Бурцев решил начать без предисловий.
— У меня дома живет оригинальное животное. Экзотическая птица. Но по семейным обстоятельствам я думаю его продать.
— Пингвин, что ли? — вздохнув, спросила трубка.
— А вы откуда знаете? — удивился Бурцев.
— И что вы хотите? — спросила трубка.
— Если решусь продавать, смогу я реализовать его через ваш магазин?
— Пингвина? Нет.
— Почему?
— Пингвинов не берем.
— Совсем что ли? А вот я недавно видел у вас одного… Трубка промолчала.
— Мы могли бы обсудить этот вопрос… — со значением сказал Бурцев. — У меня особые обстоятельства… Цена могла бы быть интересной для вас…
Трубка вздохнула:
— У вас какой пингвин?
— Шустрый такой, сообразительный, — пошутил Бурцев.
На том конце провода на иронию не отреагировали.
— Я спрашиваю, какой породы пингвин. Адели, императорский, галапагосский?
— Почем я знаю! Ростом, — Бурцев постарался вспомнить, — метр с кепкой. Чуть больше табуретки.
— Маленький… — констатировала трубка. И вздохнула. — А сертификат происхождения есть?
— А это что еще такое?
— Значит, нет. Без сертификата мы его вообще не имеем права продавать.
— Да ладно! В наше время любая бумажка — не проблема. Вы, наверняка, можете этот сертификат сделать.
— Можем, — согласилась трубка. — Но это геморрой. И денег стоит.
— В наше время все денег стоит, — заметил Бурцев. — Ну, так за сколько вы согласились бы его взять?
— С пингвинами много хлопот… — вместо ответа поделилась трубка. — Их берут… Потом возвращают обратно… Нам неприятности…
— А почему возвращают? — насторожился Бурцев.
— Потому что покупают сдуру. Не узнав как следует, что к чему. — Бурцев почувствовал, что краснеет. — А с пингвином мороки выше головы. Для содержания условия нужны… Холод… Опять-таки они очень нечистоплотны…
— Короче — сколько? — перебил Бурцев.
— Даже не знаю…
— Сколько?
Трубка опять вздохнула:
— Пятьдесят долларов. Питание за ваш счет и деньги после реализации.
Бурцев замер.
— Ты чего, мужик, рехнулся? Я на прошлой неделе у вас такого же точно за тысячу видел.
— Так то у нас… А то у вас… — логично заметила трубка.
Бурцев задумался.
— Ловко вы устроились! — сказал он. — А с чего это у вас такой рэкет?
— Тяжелый товар. Хлопот много. Нам их купить предлагают — два раза на дню, а продаем мы — одного в месяц.
Бурцев почувствовал, что слова продавца почему-то не прибавляют ему настроения.
— А что это у нас пингвинов такое изобилие? К похолоданию готовимся?
— А кто его знает! Сам удивляюсь… Может, кто-то завез слишком большую партию… А может, пароход пришел из Антарктиды и полярники рынок затоварили.
— Короче, другой цены не будет?
— Нет.
— Ладно, я позже перезвоню, — буркнул он. Но перед тем как повесить трубку, спросил: — Слушайте, а чем вы их кормите?
— Кого? Пингвинов? «Вискас. Рыбное меню».
— И что — едят?
— Только треск стоит.
— Ясно. И на этом спасибо. Да-да! Еще вопрос.
— Ну?
— А кто их покупает?
— Новые русские… В частные зоопарки. Но чаще — другу в подарок. В виде шутки.
— Понятно.
— А друг через два дня его обратно к нам сдает.
— Об этом я уже слышал.
Бурцев повесил трубку, остановился у кухонного окна и посмотрел на улицу.
Редкие прохожие скакали по тротуару как зайцы, — растаявший снег образовывал не лужи, а целые моря. «И что только дворники делают! — подумал Бурцев. — А кто их теперь видит, дворников? Это раньше они сновали тут и там со своими березовыми метлами, сгоняя воду в люки. А теперь…»
На ближайшем перекрестке случилась авария — «Жигули» столкнулись с джипом. Печальная история. В поддержку джипу съехались еще три его внедорожных соплеменника — они стояли, красноречиво перегородив дорогу. Высыпавшие из джипов мужчины все как один разговаривали по мобильным телефонам.
«Вот так значит! — подумал Бурцев. — Затоварили полярники рынок — дальше некуда. Ошибся, значит, Патрикеич…»
Он прошелся по квартире. Остановился у балконной двери. Посмотрел на пингвина. Тот сидел в уголке, вжав голову в плечи. Маленький такой. Нахохлившийся… Упрямый.
«А вот интересно, — раздраженно подумал Бурцев, — почему люди с возрастом так сильно глупеют? Казалось бы, должно быть наоборот. Они становятся старше, больше узнают, опыт накапливают… Должны бы быть умнее, а они нет! То есть сначала, примерно до тридцати, дело еще кое-как идет в гору. Например, один раз наступишь на грабли, или, скажем, попадешь в руки валютного кидалы, в другой раз этого уже делать не будешь. Но потом… Просто беда. Человек начинает считать себя абсолютно умным, просто непогрешимым, умнее других. Появляется в нем какое-то непонятное упрямство. Вот, скажем, говорят ему друзья: „Не ходи туда!“ Или: „Не делай этого!“ Или: „Не покупай эту ерунду, она тебе совершенно не нужна!“ А он как будто специально! Как будто кому-то назло!»