— Ты ничего не взяла от головной боли?
— Нет.
— Собиралась… — пробурчал Костя. — Надо завтра купить в аптеке какое-нибудь снотворное.
— Снотворное не продают без рецепта, — сказала Люся.
— Га-га-га!.. — грохнуло в саду.
Николка вскрикнул во сне.
Костя старался припомнить, какие есть народные средства от головной боли. Его дед стягивал голову мокрым платком и уверял, что это помогает.
— У нас есть какие-нибудь платки?
— Носовые?
— Нет, на голову.
— Только один.
Костя встал, нашарил спички, зажег керосиновую лампу, так как электричество в зимнюю кухню еще не провели, и отыскал в чемодане Люсин платок. После этого он сходил на улицу, намочил под краном платок и полотенце и, вернувшись, применил дедушкин способ лечения головной боли.
Народное средство вполне себя оправдало. Не прошло и часа после того, как завершилась картежная игра, а Люся с Костей уже заснули.
Следующее их пробуждение произошло от собачьего воя. Выла не одна собака, не две — целая собачья концертная бригада развлекала Джубгу. Едва кончала вой одна собака, как тотчас принималась за дело другая, а то две-три разом тянули заунывную, хватающую за сердце жалобу.
Когда Люся еще маленькой девочкой ездила к бабушке, вот так же однажды… нет, кажется все-таки не так жутко, выли собаки. Бабушка говорила, что это к покойнику. И теперь, должно быть, они воют неспроста. Кому-то этот вой сулит горе. Может, быть, нам? Утонет Костя… Или заболеет Николка… Или я… Или я сойду с ума. Боже мой, зачем мы только сюда приехали! Надо было провести отпуск у тети в Сосновых Выселках.
Костя не спал. Люся по дыханию чувствовала, что он не спит, но лежал тихо: прикидывался спящим. Просто, наверно, не хотел с ней разговаривать. Ведь это из-за нее они приехали в Джубгу. Собственно, даже не из-за нее, а из-за Кропачевых. Нужно же было обезьянничать! Кропачевы — к морю, и мы непременно к морю.
Собачий вой, наконец-то, смолк, но Люся больше не могла заснуть до рассвета. Утро началось тем же, чем кончился вчерашний день: Машенькиным пронзительным ревом. Костя, однако, уже несколько приспособился к новой обстановке и продолжал спать. Он даже не почувствовал, как Люся перелезла через него и встала.
Люся вышла во двор, где хозяйка умывала орущую Машеньку, и вежливо поздоровалась.
— Как спали? — спросила хозяйка.
— Спасибо, ничего, — сказала Люся. — Только вот собаки выли.
— Это не собаки, — объяснила Ксеня, — это шакалы воют в горах.
— Настоящие шакалы? — изумилась Люся. — Дикие?
— Дикие, — подтвердила Ксеня. — В поселок боятся заходить, а в горах им не попадайся.
Люся была поражена и тотчас побежала будить Костю.
— Ты понимаешь, — восторженно тормошила она мужа, — это были не собаки, а шакалы. Кропачевы с ума сойдут от зависти, когда я им напишу, что мы слышали настоящих шакалов.
— Да? — сказал Костя вяло. — С ума сойдут…
Он уронил голову на подушку… то бишь на свернутое одеяло, заменявшее подушку, и снова заснул.
6
Жизнь понемногу вошла в нормальную курортную колею.
Вставали очень рано, так как Машенька отнюдь не была засоней, и сразу шли на море. Там Костя занимал очередь в кафе, расположенном на берегу, а Люся с Николкой купались. Потом Люся сменяла мужа, и Николка купался с отцом. За это время очередь успевала подвинуться, и Холодовы на зависть тем, у кого в доме не было живого будильника, усаживались завтракать.
Они могли есть вполне спокойно, не торопясь, поскольку одна половина их старого байкового одеяла, прижатая по углам камешками, лежала на солнце, а другая — под тентом, и таким образом место было занято здесь и там. После завтрака Люся с Николкой ложились подремать на солнышке, а Костя уходил в тень, так как сильно обгорел, и теперь у него с плеч и со спины слезала кожа.
Удивительное ощущение испытываешь, лежа в жаркий день на берегу моря. Солнце гладит тебя своими горячими лучами, блаженная слабость разливается по телу, не хочется двигать ни рукой, ни ногой, только бы вот так лежать и лежать, всю жизнь лежать на песке и слушать плеск моря.
— Вы знаете, не следует так долго находиться на солнце. Это влияет на нервную систему и на сердце. Врачи говорят…
— Ах, врачи! Что они понимают, врачи? У меня есть одна знакомая… Врач, а сама все время болеет…
Люсе кажется, что голоса доносятся откуда-то издалека. Ей очень хочется спать, ничего она сейчас больше не хочет, лишь бы закрыть глаза и безвольно погрузиться в темную пучину забытья.
Она бы заснула, если бы не Николка. Сын не дает ей ни минуты покоя.
— Мам, посмотри, какую я раковину нашел.
— Да… красивая… Покажи папе.
— Сейчас.
На целую минуту Николка исчезает. Море убаюкивает Люсю своим плеском, солнце греет ей плечи, спину, ноги, ветер гладит ей кожу нежной ладонью. И никто не мешает наслаждаться этими великолепными южными удовольствиями.
— Мам…
Опять:
— Мам!
— Ну, что?
— Я хочу построить башню.
— Ну, строй.
— А из чего строить? Из песка?
— Из песка.
— Или из камней? Из камней крепче, да?
— Ах, да строй, из чего хочешь, что ты ко мне пристал, несносный ты ребенок! Вон другие дети лежат смирно, загорают…
— Где лежат?
Люся окидывает быстрым взглядом берег. Лежат взрослые, а дети — нет. Люсе становится немного легче оттого, что не одна она, видимо, страдает от неугомонного маленького человека.
— Ладно, строй башню, — более миролюбиво соглашается Люся. — Из камней строй.
Она перевертывается на спину, надвигает на глаза соломенную шляпу и снова отдается во власть солнца.
Теперь ей никто не мешает. Николка, видимо, обиделся и где-то неслышно развлекает сам себя: то ли строит башню, то ли ушел к отцу под тент. Не надо было на него орать. Впрочем, он не умеет долго сердиться, сейчас подойдет опять с каким-нибудь вопросом.
Нет, не подходит. Упрямый мальчишка. Ничего я ему такого обидного не сказала.
— Николка!
Так не хочется открывать глаза… Вот кого надо было отвезти к тете в Сосновые Выселки — Николку, а самим спокойно отдохнуть.
— Николка!
Да где же он? Вдруг один полез в море? Вдруг… Недаром выли шакалы!
Люся резко вскакивает, соломенная шляпа далеко отлетает в сторону.
— Николка! — кричит Люся на весь берег. — Коля!
— Он здесь, со мной, — слышится из-под тента голос Кости.
Люся быстро оборачивается. Николка сидит рядом с Костей и исподлобья, злорадно — да, да, именно злорадно! — смотрит на мать. Люсе хочется подойти и отшлепать паршивца, но формального повода для этого нет, внешне Николка ведет себя вполне благонравно.
— Иди к нам, — зовет Костя. — Хватит лежать на солнце! И то уж похожа на копченую воблу.
— Костя!
(Не следует при ребенке допускать такие вольные сравнения.)
— Но это же отличная рыба — копченая вобла, — оправдывается Костя.
— Мама — рыба! — ухмыляется Николка.
Люся укоризненно смотрит на Костю: вот видишь, к чему приводит твое пустомельство.
— Мама не рыба, — строго говорит Костя.
— Пойдемте купаться, — предлагает Люся.
— Но ведь еще не прошло после завтрака двух часов, — благоразумно возражает Костя.
— Не будь бюрократом!
И Люся с разбегу кидается в море.
Все идет отлично, какие-то мелкие задоринки — не в счет, все идет отлично до тех пор, пока желудок не напоминает о времени обеда. Первым начинает кукситься Николка.
— Я ись хочу-у…
— На яблочко, — пытается откупиться Люся.
Яблоко твердое и кислое, и Николка успокаивается очень ненадолго.
— Ну, скоро пойдем обедать? — хнычет он.
Люся чувствует, что сын немножко хитрит: не так уж он проголодался. Николка знает, что придется час стоять в очереди за обедом, и учитывает этот резерв времени на развитие настоящего аппетита.
— Нечего торопиться, — осаживает Люся хитреца. — Попозже очередь будет меньше.
— Может быть, сходить за шашлыками? — вызывается Костя.
Люся колеблется. Шашлыки — это, конечно, неплохо, но дороговато. И к шашлыкам ведь надо еще бутылку пива или хотя бы минеральной воды…
А шашлычная — совсем рядом, на самом берегу, и запах жареной баранины распространяется по пляжу. В шашлычную (она же чебуречная) ходят в одних купальниках, сидят за столиками в трусах, тянут пиво и закусывают. А некоторые приносят шашлык на палочках прямо на пляж и едят, не прерывая основного занятия: зажаривания на солнце собственной кожи, сопровождаемого ослаблением сердечной мышцы и расстройством нервной системы.
— Там, наверное, очередь, — замечает Люся.
— Нет, мама, — радостно кричит Николка, — нету очереди!
— Очередь бывает только за чебуреками, а чебуреки жарят вечером, — поясняет Костя.
— Там, наверное, очередь, — замечает Люся.
— Нет, мама, — радостно кричит Николка, — нету очереди!
— Очередь бывает только за чебуреками, а чебуреки жарят вечером, — поясняет Костя.
Люся и сама до шашлыка большая охотница.
— Ладно, — сдается она, — но обедать будем не в ресторане, а в кафе.
Костя кивает в знак согласия. Люся достает деньги, отсчитывает необходимую сумму.
— Три шашлыка и бутылку воды. Да соли не забудь!
— Не забуду.
— Папа, и я с тобой! — весело говорит Николка.
Все-таки бараний шашлык — это вещь. Вряд ли у тети в Выселках поели бы такого шашлыка. И вообще весь день здесь, на курорте — одни удовольствия. Море, солнце, еда… Конечно, и в Москве удается иногда есть кое-что вкусное, но там совсем другое дело: ешь, а сам думаешь о том, как бы не опоздать на работу, или вспоминаешь недовольный взгляд главного конструктора, когда он рассматривал твой чертеж, или… Ах, да что там говорить, мало ли дома забот!
А здесь — никаких. Ну совершенно никаких. И если бы еще удавалось по ночам нормально спать, жизнь была бы настоящим раем.
Ночи же были кошмарны. Задолго до наступления темноты, едва-едва только солнце начинало клониться к закату, Люся представляла себе очередное испытание нервов, и настроение у нее сразу портилось. Она уже слышала в своем воображении истошный Машенькин рев, и уговоры, и брань ее мамы, и шлепанье карт, и грохот костяшек домино, и анекдоты, и многоголосый гогот. Вой шакалов нагонял такую тоску, что самой хотелось выть вместе с ними. Но шакалы, правда, выли не каждую ночь. Зато муж хозяйки, работавший шофером, часто останавливал около дома среди ночи свой грузовик, и Ксеня, не слишком заботясь о спокойствии квартирантов, принималась греметь кастрюлями, кормила мужа ужином, а потом они долго разговаривали за ситцевой занавеской, не смущаясь близким присутствием посторонних людей.
Костя сумел-таки выпросить в аптеке легкое снотворное, и они съедали вечером по две пилюли, но все равно почти не спали. Николка спал, но часто пробуждался, а иной раз дергался и вскрикивал во сне, и Люся по нескольку раз в ночь вставала его успокаивать. Костя стелил на пол одеяло, которое прежде служило в качестве подушки, и всю ночь без сна лежал на животе — обожженные на солнце спина и плечи не позволяли ему принять другой позы. Люсе одной на кровати было удобнее, но она не могла спать из-за звуков и еще оттого, что беспокоилась за сына и за Костю, за их нервную систему.
Утром Костя вставал зеленый, с запавшими глазами, и однажды Люся увидела, что у него дергается веко. Она испугалась: уж не начинается ли у Кости страшная болезнь — пляска святого Витта? У них в доме один старик страдал этой болезнью.
— Костя, — умоляюще сказала она ему по пути на пляж, — давай уедем в Москву.
Он удивился.
— Когда?
— Завтра! Сегодня! Сейчас!
— А море?
— Я не хочу моря. Я ничего не хочу. Только выспаться. И тебе больше нельзя без сна.
— А я хочу каши, — заявил Николка.
— Нет, — поразмыслив, отказался Костя. — Еще половины отпуска не прошло, а мы уедем. Будем отдыхать…
Он говорил, а веко у него дергалось.
— Ладно, — сказала Люся решительно. — Тогда переменим квартиру.
— Но разве ты найдешь сейчас квартиру? — усомнился Костя. — Ведь самый сезон.
— Найду! — пообещала Люся. — Обойду все дома подряд — и найду!
7
Ночью прошел дождь, а к утру неожиданно похолодало. Люся выбежала как всегда, в одном халатике, но тут же вернулась домой и полезла в чемодан за теплой кофточкой.
Было еще очень рано, курортники спали, и хозяйка спала, и Машенька. Люся кинулась в летнюю кухню, а там — вот удача! — керогаз стоит совершенно свободный. Люся подняла его, поболтала — и керосин есть. Она быстренько разожгла керогаз и налила чайник.
В саду и в огороде, путаясь между стволами деревьев и стеблями кукурузы, клубится туман. И горы в тумане, и вся улица, кругом бело, так что вместо моря можно купаться в тумане. А на море сегодня, наверно, идти не придется: холодно и песок мокрый после ночного дождя. «Тем лучше, — думает Люся. — Костя с Николкой останутся дома, а я пойду искать квартиру».
Еще не успел вскипеть чайник, как заревела проснувшаяся Машенька. Ее рев разбудил Николку и Костю. Николка тотчас вскочил и выбежал на улицу.
— Мама, дым! — закричал он радостно.
— Это не дым, а туман, — объяснила Люся, стоя у окна.
Костя, скорчившись под простыней, лежал на боку. У него было утомленное безразличное лицо с выступившей на щеках и на подбородке темной щетиной.
— Мы будем пить горячий чай, — сказала Люся. — Прямо сейчас. Чайник уже закипает.
Костя не выразил никакой радости, лежал все в той же жалкой позе, положив руки под щеку, и смотрел в стену пустыми глазами.
Люся присела перед ним на корточки.
— Костя, — встревоженно сказала она. — Ну что ты, Костя?
— Я? — Он как будто с трудом расклеил бледные губы. — Я — ничего.
— Подожди, я сегодня найду другую квартиру, — шепотом, чтобы не услышала хозяйка, пообещала Люся. — Найду такую, где нет маленьких ребят, и ты выспишься.
— Хозяйка обидится, — возразил Костя.
— Ну и пусть! Нельзя же весь отпуск без сна. Вставай! Попьем чаю, и я пойду.
И после чая Люся отправилась на поиски.
Она вернулась часа через полтора и принесла огромный арбуз. Такой великолепный арбуз несомненно был приобретен в ознаменование крупной удачи, да и горделивый Люсин вид говорил об успехе ее миссии. Она ожидала, что Костя с Николкой выбегут ей навстречу, будут радоваться арбузу, будут радоваться комнате, которую она нашла у одинокой (совершенно одинокой!) бабки на самом берегу моря, и уже заранее чувствовала себя героиней.
Но никто не выбежал навстречу. Курортники, должно быть, еще спали по случаю морочной погоды, хозяйку Люся видела на базаре, она продавала сливы, и Машенька была с нею, а Костя с Николкой? Неужели они ее не видят в окно?
Люся поспешно подошла к окну и заглянула в комнату. Костя спал на кровати. Николки не было.
У Люси сразу пропала вся горделивость. Где Колька? Она влетела в комнату, положила на пол арбуз и растолкала Костю.
— Где Колька?
— А?
Костя испуганно уставился на Люсю глупыми спросонья глазами.
— Я тебя спрашиваю: где Николка? — грубо крикнула Люся.
— Тут был… во дворе… — неуверенно пробормотал Костя.
— Нету его во дворе!
— Нету?
Костя с трудом пробивался сквозь тяжелый полусон к действительности.
— Ты говоришь, что его нету?
— Да проснись ты, наконец, бессовестный человек! — заорала Люся. — Сын пропал! Неужели тебе это безразлично? Может, его уже в живых нету, утонул в море или попал под машину.
— Перестань психовать, — одернул Люсю промигавшийся наконец супруг. — Никуда он не попал, играет где-нибудь поблизости.
Он встал с кровати и направился к двери.
— Ты ищи здесь, в огороде, а я в саду посмотрю.
Люся чуть-чуть успокоилась и стала звать сына.
— Коля! Коленька! Николка!
Она обошла кругом зимнюю кухню и летнюю кухню, заглянула под дом, приоткрыла дверь на веранду… Сына нигде не было.
С таким же успехом Костя звал в саду:
— Коля! Сынок! Колька!
Когда Костя пришел из сада, вид у него был испуганный и виноватый.
— Нету? — спросил он.
Люся даже не стала отвечать на этот дурацкий вопрос.
— Пойдем на улицу, — сказала она, взяв инициативу в свои руки, поскольку Костя сейчас в руководители не годился ввиду явной деморализованности. — Иди вправо, к совхозу, а я посмотрю у речки. И спрашивай людей, не видели ли мальчика.
Костя покорно кивнул и поспешно зашагал в указанном направлении. Люся, перебежав дорогу, направилась к речке.
Там лагерем стояли туристы. Зеленые палатки раскинулись на берегу вперемежку с «Волгами» и «Москвичами». Женщины на керогазах и газовых плитках с маленькими баллончиками готовили завтрак, мужчины возились возле автомашин, сидели на берегу с удочками. Седой толстяк играл с молодой женщиной в бадминтон. «Есть же счастливые люди, у которых не случилось несчастья», — подумала Люся.
— Простите, пожалуйста, вы не видели мальчика?
— Большой? — спросил толстяк.
— Четыре года. Но на вид можно дать и пять. В зеленом свитерочке.
— Бродил тут такой.
— Правда?
— Он сидел с Андреем на берегу, Андрей даже дал ему подержать удочку, — сказала партнерша толстяка по бадминтону.
— Андрей, это — который?
— Вон, на мысочке.
Люся помчалась через лагерь на мысочек. Но она еще издали увидела, что Николки там нет, мужчина сидел один.
— Мадам, мадам, вы мальчика ищете? — остановил Люсю женский голос. — Он у нас в палатке, завтракает.