— Как ты падала? Спиной?
— Я толком не помню…
— Везучая, что не сломала позвоночник. Какого лешего ты вообще туда полезла?
— Выбрать направление. Я увидела море…
— Мда, нехороший был перелом… Да не дергайся, это же не хирургия, больно не будет. Рассказывай дальше.
Моя нога онемела. Лежа на спине, глядя в серый от дождей купол шатра, я рассказывала о сражении с туманной бабой, о том, как мы вышли к морю, и о том, как принц и Эльвира попытались основать свое Королевство.
— Я их женила. Это по правде? Они теперь в самом деле муж и жена?
— Они давно уже муж и жена, Лена, дело не в том, кто им устроил бракосочетание… Они любят друг друга и никогда не расстанутся. Во всяком случае, хочется верить.
— Ваше величество, — рискнула я спросить. — Если вы видите, что они… ну… зачем остальные пять невест? Это ведь все случилось потому, что принц и Эльвира, ну… удрали от такой жизни. Им просто хотелось быть счастливыми.
Оберон отставил в сторону посох. Я снова начинала чувствовать ногу: она была покрыта «гусиной кожей». Я замерзла, меня знобило.
— Ты думаешь, я всего этого не понимаю? — тихо спросил король.
Я молчала. Получилось, что я считаю Оберона глупее себя.
— Одевайся… Теперь я тебе расскажу. Когда мы тронулись в путь, ни о какой любви речь не шла — был принц, и были шесть принцесс-невест, каждая в тайной надежде. Эти шесть надежд поддерживали Королевство в пути, будто шесть маленьких крыльев. Но в пути все чувства обостряются — принц сделал свой выбор раньше времени. Я просил его держать себя в руках. Я объяснял ему, чем грозит Королевству его своеволие. Но он уже слушал только Эльвиру…
Я села на столе. Моя нога была покрыта пупырышками, но совершенно цела. Только маленький шрамик под коленом напоминал о прежнем уродстве. Может, Оберон его специально оставил — на память?
— Ваше величество, — я боялась того, что собираюсь сказать, но все-таки говорила, — разве это так можно — использовать… надежду принцессы-невесты? Зная, что пять надежд из шести все равно будут обмануты?
Оберон резко обернулся. Я засуетилась:
— Я понимаю… Королевство должно найти новое место, это нужно для общего блага, для всего мира… Но надежда на счастье — это ведь не дрова, чтобы ими топить костер?
Оберон взял мои штаны, брошенные на спинку кресла. Штаны были совсем сухие, только задубели немного от морской соли.
— Возьми. — Он положил их мне на колени. — Лена, ты когда-нибудь мечтала выйти замуж за принца?
— Нет. То есть да… То есть все девочки мечтают, когда им лет двенадцать. Наверное. Но… — Я запнулась. У меня чуть было не вырвалось, мол, кто познакомится с принцами поближе — тот не станет о таких мечтать. — Ваше величество… отвернитесь, пожалуйста.
Оберон отвернулся. И так, стоя ко мне спиной, сказал:
— Давай-ка теперь я расскажу тебе, что стало с нами, когда вы исчезли. Эльвира… милая девушка, но, честно говоря, и без нее мы бы спокойно жили по-прежнему. Потеря мага дороги — тяжелейший удар, я не был уверен, что смогу теперь вывести Королевство из беды. Но самое страшное, Лена, не это. Помнишь, я рассказывал тебе, что в Королевстве у всякого есть свое место? Так вот: принцессы-невесты вдруг сделались лишними. Они перестали быть невестами. Они перестали надеяться, а стали обижаться, злиться и ненавидеть — друг друга, принца, меня, всех. Представляешь?
Я с трудом застегнула штаны.
— Это было похоже на нарыв. Идет здоровый человек, сильный, и вдруг его будто взрывает изнутри, и он начинает рассыпаться на части. Так и наше Королевство. Я несколько дней не решался тронуться с места — ждал, что вы вернетесь, все ждал, ждал…
— Но я же не знала! — вырвалось у меня. — Я не думала…
— Принц знал. Обязан был знать. Но он, как ты справедливо заметила, стремился к личному счастью, и не в будущем, а здесь и сейчас… Я что, тебя ругаю? Нет же. Я объясняю. Нужно было новое предназначение для принцесс, новая сила, которая вернула бы их в Королевство и переплавила раздражение во что-то более подходящее для путешествия… В идеале — снова в надежду.
Я вспомнила, что ни вчера, ни сегодня высочества мне не попадались.
— Вы их заколдовали?!
— Нет, ну что ты. Я… короче, теперь они члены Ордена сестер-хранительниц Обещания.
— Монашки, что ли?
— Не совсем. Сестры-хранительницы.
— Хранительницы чего?
— Обещания. — Оберон все еще стоял ко мне спиной.
— Какого?
— Моего обещания, Лена. Что каждая из них получит своего принца раньше, чем на висках у нее пробьется первый седой волосок.
— О-о-о, — сказала я удивленно. — Так ведь принц…
— Ничего не поделаешь, теперь у меня прибавится головная боль — выдавать их замуж. Пять принцев к сроку — что может быть проще? — В голосе у Оберона появился сарказм.
— И ваше обещание вернуло им надежду?
Оберон наконец-то обернулся. Он казался смущенным, это меня поразило.
— Да, Лена. Потому что это ведь обещание короля.
— А если, — я задержала дыхание, — вы не сумеете найти им принцев, пока они не начнут седеть?
За серыми стенками мелодично проиграла труба.
— Время шатер сворачивать, — деловито сказал Оберон. — Твой Серый цел и невредим, иди к конюхам, скажи — я велел…
— Ваше величество! Что будет, если вы не найдете принцев?!
Он улыбнулся:
— Да найду я. Не бойся.
И вот мы снова ехали рядом с Гарольдом в самой середке каравана — как будто ничего и не было. Мне все время казалось, что вот-вот покажется Ланс, проедет мимо, приглядывая, все ли в порядке, и заодно даст мне скучным голосом какой-нибудь совет.
Но Ланса не было.
Я повторяла свою историю — на этот раз для Гарольда. Теперь я рассказывала по-другому: в основном расписывала свои сражения и победы, а Гарольд по ходу дела объяснял, какого рода чудовище мне попалось, какие у него повадки и что оно обычно делает с жертвами.
— …И тут оно поднимается на ноги — и это не пень вовсе! Это такая штука с глазами…
— Понятно. Пальцеед-пирожник. Месит добычу ложнокорнями, пока она не превратится в фарш, затем вытягивает соки хоботком, который расположен под корнями…
— Фу, Гарольд!
— Ты его завалила?
— Разумеется. Иначе где бы я сейчас была?
— Понятно где… Ну, что дальше?
Когда я дошла до поединка с туманной бабой, он округлил глаза и тихо охнул.
— Слушай… А я тебя неплохо выучил. Ну скажи — неплохо?
Я рассмеялась.
День сменялся вечером. Караван шел теперь не по берегу — мы углубились в сосновый лес. Опасности не было — так говорил посох Гарольда. Мой посох остался у Оберона, и король пока не выказывал желания вернуть его.
Принцессы ехали в карете. Занавески на окнах были плотно опущены. Насколько мне было известно, ни одна из сестер-хранительниц не снизошла до бесед с принцем или с Эльвирой; новобрачные плелись в хвосте каравана. На них никто не обращал внимания.
Теперь Гарольд рассказывал мне о том, что случилось с караваном в наше отсутствие. Оберону и магам дороги пришлось не легче, чем мне, а может, даже тяжелее — ведь на их попечении было столько людей! Подробный рассказ о гибели Ланса я выслушала, низко опустив голову.
— …А теперь уже недолго. Нюхом чую — где-то тут будет наше новое Королевство. Может быть, сегодня туда придем. Ты представляешь, Лена, — сегодня!
— Гарольд, — сказала я тихо. — А что будет с королем, если он не сможет выполнить обещания?
Гарольд вскинул голову:
— Он тебе рассказал, да?
— А по-твоему, мне нельзя доверять?
— Я не в этом смысле. — Гарольд смутился.
— Я маг дороги!
— Хорошо, не злись. Сама подумай: он поклялся жизнью. Что с ним станет, если клятва будет нарушена?
— Он умрет?!
Гарольд сопел.
— Но это же несправедливо!
Гарольд смотрел вдаль.
— Надо отыскать для него этих пятерых принцев, — сказала я твердо. — Хоть из-под земли.
Гарольд вздохнул:
— Если бы это было так просто…
Лес расступился. Караван вышел на высокий берег; море лежало далеко внизу. Террасами спускались вниз зеленые луга, а справа и слева горели в закатном солнце верхушки гор.
Трубач вдруг заиграл незнакомую мелодию, такую пронзительную и радостную, что у меня каждый волосок поднялся дыбом.
— Что он играет?
— Прибытие, — хрипло сказал Гарольд. — Он играет прибытие Королевства — и конец пути.
Глава 29 ВСЕ ЗАНОВО
Замок менялся каждую секунду. Вот он совсем игрушечный, будто шоколадный, с тоненькими башенками, с кружевными решетками; вот он на глазах огрубел, посуровел и превратился в крепость — твердыню с неприступными стенами, с глазами-бойницами. Вот он сделался белым как снег и праздничным; вот его стены приобрели розовато-кирпичный оттенок, а башни потолстели, как бочки. Вот он снова начал изменяться: струился в воздухе, перетекал сам в себя, пока не сделался естественной частью пейзажа. На фоне далеких скал, в компании с высокими соснами, в дружбе с лугами и морем — казалось, он вырос здесь сам по себе, именно такой, как захотелось природе, и если его не будет — мир вокруг обеднеет…
Я бешено зааплодировала. Люди, стоявшие вокруг, покосились с удивлением. Я смутилась и спрятала ладони под мышки.
— Вот примерно так, — сказал Оберон.
Воздушный замок на секунду стал почти осязаемым — а потом растаял без следа. Оберон опустил посох.
Люди, до того стоявшие тихо-тихо, разом заговорили, задвигались, кто-то счастливо рассмеялся. Я с сожалением смотрела на место, где секунду назад был замок — такой красивый! Это сколько же времени потребуется, чтобы построить его из песка и дерева, камней и глины — по-настоящему?
Вокруг были только счастливые лица. Даже древний старик (за последние несколько недель он ни капельки не помолодел) улыбался, сидя на носилках. Комендант раздувался от важности: в руках у него был свернутый в трубочку план, он раздавал поручения. Канцлер, наоборот, весело скинул куртку и закатал рукава рубашки: он собирался складывать печь для обжига кирпичей. Оберон что-то объяснял начальнику стражи, который стал теперь бригадиром лесорубов; стражники стояли сомкнутым строем, на плече у каждого был топор — а у блондина, который делился со мной удочкой, даже два топора…
Стайкой прошли бывшие принцессы-невесты — а теперь хранительницы Обещания. Я исподтишка на них посмотрела — да они девчонки совсем, еще не скоро небось поседеют; у меня немножко отлегло от сердца.
— Лена! — Оберон шагал теперь ко мне. — Тебе придется дежурить на кухне… — Он замедлил шаг. — Или ты хочешь прямо сейчас — домой?
Я с сожалением посмотрела на то место, где раньше стоял воздушный замок.
— А можно? Домой прямо сейчас?
— Ну конечно, — сказал Оберон устало. — Королевство укоренилось. Один шаг — и ты там, откуда я тебя взял… Что ты решаешь?
Он выглядел чужим. И Гарольд насупился и отвернулся. Я обиделась: они оба, что ли, верят, что я вот так их брошу?
— Я вас брошу, что ли?
Они переглянулись. Оберон фыркнул. Гарольд улыбнулся во весь рот.
— Она нас не бросит, — сказал Оберон почти нежно. — А кашу варить ты умеешь?
— Да уж сварю как-нибудь!
Ох уж эти котлы, висящие над костром! И нет выключателя, чтобы сделать огонь меньше или больше. А дыма, дыма! А копоти! А попробуй дотянуться до дна — пусть даже длинной ложкой!
Я совсем отчаялась, когда на помощь мне пришла мать Гарольда. Она была отменной поварихой: даже то, что у меня вышло с комками, она ухитрилась размять, а то, что у меня подгорело, — довести до съедобного состояния. В короткие минуты передышки я дула на обожженные пальцы; вот так бывает: из мага дороги — в кухарки. Но что делать, если даже канцлер таскает камни, если даже сестры-хранительницы (будь они неладны), подобрав юбки, месят ногами глину!
Над грандиозной стройкой витало ощущение праздника. Трубач, забравшись на обломок скалы, без передышки играл веселые мелодии, и только когда Оберон махнул ему снизу посохом — подал сигнал к обеду; я стояла на раздаче. Зачерпывала из котла дымящуюся кашу, клала в подставленные тарелки, кружки и миски.
— Спасибо, Лена.
— Спасибо, маг дороги!
— Спасибо!
Только теперь мне стало ясно, что они меня простили — полностью, без оговорок, без камня за пазухой. Просто забыли, что случилось, и все тут; я желала всем приятного аппетита и тихо надеялась, что каша (хвала матери Гарольда!) получилась съедобная.
После обеда никто не отдыхал — снова засновали люди, затюкали топоры, а где-то поблизости ударил кузнечный молот. Мне пришлось драить котел (такой грязной я не бывала даже в болоте), потом заново бежать к ручью за водой, заново складывать костры и готовить теперь ужин. Начинала сказываться усталость. Руки, привыкшие к посоху, от всех этих ложек-ведер-скребков моментально покрылись мозолями.
И каково же было мое удивление, когда через час примерно после обеда на нашей «кухне» появились посторонние! Человек десять мужчин и женщин, по виду крестьяне, аккуратно одетые, робкие, с походными мешками на спинах, явились спрашивать, не нужна ли рабочая сила!
— Зови короля, — со значением сказала мне мать Гарольда. И я побежала; работа не прекращалась ни на секунду, пахло дымом, сырой глиной, свежим деревом и могучим потом.
— Короля не видели?
— Был здесь минуту назад… Возле замка ищи!
Удивительно — но фундамент был уже заложен. Я остановилась перед ним с разинутым ртом: такое впечатление, будто здесь день и ночь работали экскаваторы, бульдозеры, бетономешалки!
— Лена? Ты меня звала?
Я обернулась. Оберон был, как и все, перепачкан землей и глиной, в руках у него было что-то вроде строительного отвеса — груз на ниточке.
— Там люди пришли…
— Очень хорошо, идем.
На каждый шаг Оберона приходилось почти два моих.
— Они ищут работу!
— Они ее нашли.
— Да кто они такие? Откуда взялись?
— Это наши люди, Лена, новые жители нового Королевства. Тонкий мир уже начал преобразовываться, а значит, «толстый» от него не отстанет. Сейчас сюда валом повалит народ, только успевай встречать.
— Правда?!
Новоприбывшие по-прежнему стояли тесной кучкой. При виде Оберона оживились; крепкий бородатый мужчина вышел наперед — и вдруг склонился в поклоне. И все его товарищи поклонились точно так же:
— Приветствуем ваше величество…
Откуда они знают, подумала я. Он же без короны, без мантии, грязный, с отвесом…
— Милости просим, — весело сказал Оберон. — Входите. Живите. Работайте. Королевство для вас!
Мать Гарольда, стоявшая рядом, прослезилась.
Так закончилась моя вахта поварихи, и я, честно говоря, была очень рада. Новоприбывшие женщины гораздо лучше умели готовить еду на костре; некоторое время я исполняла мелкие поручения — пойди отыщи щавеля, пойди принеси соли, отнеси нож в заточку, и все такое в этом роде. Потом работа на «кухне» совсем наладилась, и обо мне все забыли. Вертя головой, я побрела по лагерю-стройке; да здесь полно уже работало чужих! Незнакомые мужики таскали бревна, незнакомые парни месили глину вместо сестер-хранительниц, бегали чьи-то дети — я уже отвыкла от вида детей…
Мне стало немножко грустно. Одна сказка заканчивалась, начиналась другая, и я не знала, есть ли для меня место в этом новом зарождающемся мире. Куда уходят маги дороги, когда дорога заканчивается?
Кони бродили, отдыхая, по еще не вытоптанной траве. Белым пятном выделялся Фиалк; я подумала: как же он пасется, с его-то зубами?
Будто услышав мои мысли, крокодилоконь поднял голову. Хлопнул крыльями по бокам, неторопливо направился ко мне. Бухали о землю мохнатые круглые копыта. Развевалась грива, струилась и падала молочными волнами. Фиалк подошел совсем близко, по-приятельски глянул карим глазищем, тронул меня кончиком крыла.
Я погладила его по шее:
— Я бы с удовольствием, Фиалк. Но без разрешения Оберона я же не могу?
Фиалк мотнул головой, будто говоря: да перестань, что за условности. Я прижалась щекой к теплому жесткому крылу:
— Я скоро уйду, Фиалк.
Он дышал мне в ухо. Огромные зубы были совсем рядом — мне даже боязно стало.
— Я соскучилась по дому… Но и уходить тоже… как будто была хорошая песня — но ее нельзя допеть. Понимаешь?
Фиалк смотрел насмешливо куда-то мне за плечо. Я обернулась.
— Это была знатная каша, — серьезно сказал Оберон.
— Да бросьте… горелая.
Король усмехнулся.
— Покатаемся?
— А можно?
— Кто сказал, что нельзя?
И через минуту мы уже сидели на спине Фиалка — без седла. Крылатый конь трусил по лугу — как будто неторопливо, но цветы и камни неслись назад со страшной скоростью, а в ушах моих все сильнее свистел ветер.
— Смотри. Вот граница нового Королевства. Она пока не очень заметна — но если присмотреться…
И я присмотрелась.
Наверное, обычный человек, не маг, и не смог бы ее различить. За этой чертой неуловимо менялись движения ветра, травы, даже облаков. Едва ощутимая грань, почти недоступная глазу разность оттенков. Вот растут рядом два одинаковых цветка, но один чуть ярче. И по-разному качают головками. И бабочка, преодолевая невидимую черту, на секунду исчезает — но тут же появляется снова.
По ту сторону грани — просто луг и просто цветы. По эту — вдруг взвивается кузнечик, зависает, расправив крылья, и я вижу, что он глядит на меня! У него кукольное личико, зеленые бархатные штаны разорваны на коленках. На коленках, торчащих назад!
— Ай!
— Не пугайся. Через несколько дней здесь расплодится множество самых разных существ. Почти все они будут дружелюбны. Ведь это наше Королевство.
На моих глазах бутон, только что бывший по ту сторону границы, вдруг дрогнул, раскрыл лепестки, и воздух над ним заструился.
— Смотрите! Граница движется!
— Конечно. В первые дни она расширяется особенно быстро. Через несколько лет все, что ты видишь — лес, горы, море, берег, — все это будет в границах Королевства.