Мой оголенный разум в панике заметался.
Я еле успел подхватить Никиту и слегка отодвинуть его в прошлое: ненадолго, на какую-то долю секунды. О себе вспомнилось в последнюю очередь, когда авиалайнер уже разваливался на две больших половины. Хвостовую часть отбросило в сторону. Из грузового отсека посыпались сумки, ящики, чемоданы. Горящий деревянный контейнер рассыпался от сильного удара о землю и из него, как цыпленок из скорлупы, вынырнул оцинкованный гроб.
Глава 21
Никита не понимал ничего. Стоило на секунду закрыть глаза - и он, вдруг, оказался в центре прозрачной сферы, приподнятой над землей. Эта сфера не досаждала, не чинила препятствий и неудобств, но она не давала жить: полноценно существовать в этом привычном мире, ставшем вдруг каким-то чужим.
Как это произошло? - он не понял. Сначала рвануло у него под ногами. Он почувствовал силу этого взрыва и знал, что сейчас умрет. Но почему-то не умер. Пламя прошло сквозь него, даже не опалив, как проходит солнечный луч сквозь отражение в зеркале. Никита выронил пистолет, а когда потянулся к нему, руки схватили воздух. Он чувствовал запахи, накал скоротечного боя, но не мог принимать в нем участие, как зритель в кинотеатре не может ворваться в действо.
Он видел, как летчики залегли. Вернее, их уронило взрывной волной. Минуту спустя, на землю посыпался щедрый дождь из кусков металла, горящей обшивки и жирного черного пепла.
Шанияз умер мгновенно. Его растворило в гигантском коктейле из дыма, огня, крови и смерти. Внизу под ним извивался Мовлат. Дым покрывал его черным могильным саваном. Наверное, он кричал: то появлялся, то исчезал черный провал рта. Горела его одежда, горели веревки, опутавшие его тело, горели волосы. На лишенном бровей лице вздувались и лопались пузыри. Это с треском занялся, заполыхал человеческий жир.
После того, как бедняга затих, ожил боезапас. Обоймы то прыгали, то кружились на месте, исходя разящим свинцом. Пули, мяукали, впиваясь в обшивку авиалайнера, цинковый гроб, тело Мовлата; басовито мычали, прошивая столбы пламени. Такой какофонии не услышишь больше нигде. Ведь пуля, выпушенная из обычного автомата, в разреженном воздухе гор, имеет большую скорость и убойную силу, чем на равнине.
Вертолеты со второго захода вышли на цель со стороны леса. Пропустив под собою авиаторов, оба зависли над блиндажом. Кажется, они сориентировались, в кого именно нужно стрелять.
Горцы были обречены. Прямого попадания НУРСа хватило бы им за глаза - не блиндаж, а одно название: ну, что это за кладка - в полкирпича? Но чеченский Аллах в этот раз постоял за своих. От вершины соседней горы отделилась черная точка. Мгновением позже раздался хлопок одинокого выстрела. Серебристый пенал "Стингера" потянулся за вертолетами, стремительно вырастая в размерах.
- Там наши! - ликующе шепнул Мимино и ткнул пальцем в небо, приглашая Аслана проследить за тем, что творится в небе. - Теперь мы посмотрим, на чей хрен муха присядет!
Но Аслан промолчал: кровь текла тонкими струйками из ушей и носа. Он ее вытирал подолом рубахи. В окружающем воздухе скопились пары керосина, и от этого взрыв получился объемным.
- По счету "три" стреляем по вертолетам. Твой левый, - сказал он, пожимая плечами, указал на свои уши и отрицательно покачал головой. Мол, совсем ничего не слышу.
Мимино согласно кивнул.
- Потом сразу уходим, - медленно, почти по слогам продолжил Аслан. - Уходим одновременно и в разные стороны. Сбор у подошвы соседней горы. Там ты найдешь родник и "жертвенный камень". Я узнал это место. За перевалом была наша база. У камня меня подождешь. Но только до темноты. Если не появлюсь, выбирайся как-нибудь сам. Если понял, кивни головой.
Мимино снова кивнул. Глядя со стороны, трудно было понять, кто из них глухой, а кто нет.
Вертолетчики не растерялись. Слетанной паре опыта не занимать. Им негоже бояться какой-то там "стрелки". Боевые машины отпрянули в разные стороны и снова сошлись, набирая скорость. Они проскользнули над самой землей, по обе стороны от горящего самолета.
Это была идеальная тепловая ловушка и "Стингер" повелся: он нашел большую, настоящую цель. Смертельно раненый самолет еще раз хорошенько тряхнуло. Не успевший погаснуть пожар вспыхнул с новою силой. К тому же, где-то внутри взорвались баллоны с каким-то сжиженным газом. В воздухе завизжали осколки.
Я мельком увидел, как острый железный шкворень, уже на излете, упал на мертвое тело Мовлата. Он прошил его насквозь, и ушел глубоко в землю. Наверное, для пущей надежности: так в древние времена осиновым колом привечали вампира. Еще один пласт искореженной плоскости, как поздний осенний лист, кружился в горячем воздухе. Он, медленно опустился и наискось пропорол ненавистный мне цинковый ящик. Да так в нем и застрял.
Интересно, задел или нет? Скорее всего, задел...
И тут до меня дошло, что столь отрешенно я думаю о своем собственном теле. Что бы я, интересно, запел, если б лежал, внутри? - одних пулевых отверстий в цинке было не меньше десятка. Нет, пора возвращаться.
...Итак, я проснулся. Попробовал на вкус первый глоток кислорода. Руки, ноги, спина, голова - все болело. Ощупал себя изнутри - вроде цел. А моя домовина, увы, разлетелась в щепки: я разнес ее собственным телом. Но в цинковом ящике от этого свободней не стало. Подо мной катались автоматные пули, ребра стиснул тесный деревянный корсет, на затылок давил горячий кусок металла. Я с трудом повернулся на спину, потянул на себя горячую железяку и действуя ею как рычагом, попробовал расширить разрез - тщетно, не было точки опоры.
Где-то рядом гудело пламя. Было безумно жарко. Пахло гарью и дымом. Пот ручьями тек на глаза. К тому же, с непривычки, я очень устал.
Подушка была подпорчена пулей. Ее я нашел где-то в районе своей пятой точки. Там же нащупал аптечку - необходимый минимум, который обычно таскаю с собой. Здравствуйте, земные заботы!
Сиднокарб, бемитил, амфетамин - все это, в любых сочетаниях, мог синтезировать в своем организме. Но для этого нужно собраться с силами. Где их взять, при работе в экстремальных условиях? Эх, закурить бы еще, век не курил!
Укол наконец-то подействовал. Пора приступать к генеральной уборке своей домовины. Прежде всего, я начал укладывать доски: длинные греб под себя, а те, что поменьше отпихивал вниз, в ноги. Тяжелый и долгий труд. И все для того, чтобы втиснуться поперек ненавистного ящика. Наконец, удалось и это. В одну боковину я уперся загривком, в другую ногами, как родную, обнял железяку... пошла, родимая, мать твою перемать!!! И вдруг... чей-то отчаянный вопль ворвался в мое сознание...
- Три! - крикнул Аслан и остолбенел. Он случайно глянул туда, где я, матерясь, выкарабкивался из цинка. К моему удивлению, человек, не боявшийся шаровых молний, ухватился за ногу подельника, как за мамкину юбку.
- Наверное, в этот день родился шайтан, - подумал он вслух. - Все сегодня не так, все на изнанку. Даже смерть.
Мимино, рванувшийся было вперед, понятное дело, упал и оглянулся в недоумении: так, мол, не договаривались! Проследив за взглядом Аслана, бравый пилот офигел. Да тут еще я, сдуру, этим парням подмигнул. Вроде бы мелочь, а проняло: он тоненько возвопил:
- А-а-а!!!
- А-а-а!!! - вторил ему Аслан неожиданно сочным басом.
Он выпрыгнул из учебного блиндажа, и рванулся, не разбирая дороги, к оголенному скальному склону. Бесстрашного летуна тоже подбросило. Подельник бежал быстро, но он обошел его, как стоячего. Длиннющие ноги мелькали, как циркуль в руках деревенского землемера.
Никто из бегущих не знал, жив ли еще их бывший заложник и если да, что замышляет. Встань он сейчас на горной тропе - они бы не стушевались и приняли бой. Они бы не испугались и десятка вооруженных Никит, но это!!! Их подгонял страх перед темной враждебной силой, генетический ужас, настоянный на суеверии. В отчаявшихся головах даже не было простенькой мысли: развернуться, и выпустить в мою сторону пару очередей.
Будучи шаровой молнией, я хорошо изучил окрестности. Под обрывом, к которому бежали чеченцы, проходила медвежья тропа. С вершины ее не было видно, но если скользнуть вертикально вниз, цепляясь за козырек, можно было попасть в аккурат на нее. С известной долею риска, тропа была проходима для взрослого человека. Ступень за ступенью, сползала она вертикально вниз, к подошве горы.
Беглецы постепенно пришли в себя. Они даже во время начали тормозить. Я мог бы их подтолкнуть и сбросить с вершины, но очень устал. Мне больше не хотелось их убивать: свой шанс начать все сначала они заслужили смелостью, фартом и жаждою жизни.
Курево у меня было, Мордан позаботился: перед тем, как забить крышку, он высыпал в гроб несколько пачек "БТ". Они были порваны и измяты, но в дело годились. В кармане нашлась зажигалка и коробок спичек. В конце концов, зарасти оно все дерьмом: если есть дела поважней, пускай они подождут.
Курево у меня было, Мордан позаботился: перед тем, как забить крышку, он высыпал в гроб несколько пачек "БТ". Они были порваны и измяты, но в дело годились. В кармане нашлась зажигалка и коробок спичек. В конце концов, зарасти оно все дерьмом: если есть дела поважней, пускай они подождут.
Было по-прежнему жарко, но самолет догорал. Хлопья жирного пепла уже не кружились в воздухе. Здесь больше никто ни в кого не стрелял: вертолеты решили не возвращаться. Наверное, ушли на заправку, "причесав" на прощание, вершину и склон соседней горы.
Я курил и строил планы на будущее. Оружие, деньги - все это у меня на первое время было. Правда, костюм никуда не годился: выползая из ящика, я порвал его в клочья. Черт с ним, свобода дороже. Да и с одеждой проблем не будет. Хвост самолета и весь грузовой отсек взрывом отбросило в сторону. Баулы, узлы, чемоданы посеяны здесь, как крапива на свалке и почти ничего не сгорело. Из такого количества барахла можно выбрать что-нибудь подходящее. Все равно эти вещи уже никогда не дождутся своих хозяев.
...Никита уже устал удивляться. С момента, когда на него надели наручники, вокруг происходит какая-то чертовщина. Чтоб не сойти с ума, он принял это как аксиому. Но мое чудесное воскрешение все же, добило его до конца.
- Может, это агония? - спросил он у неба, - может, я - отлетающая душа, лишенная тела? Почему же... почему же тогда так хочется жрать?
- Потому, что на свете есть сало, - ответил я на этот вечный вопрос, возвращая его в реальность.
Сфера исчезла, как будто рассыпалась. Человек из далекого прошлого материализовался в воздухе, в том самом месте, где застал его первый взрыв. Никита мгновенно сгруппировался и приземлился, как учили в десанте. Под ногами горела трава, обжигали подошвы куски остывающего металла. Но он, казалось, не чувствовал ничего, все рылся и рылся в обломках - делал вид, что ищет свой пистолет. Не хотелось ему общаться с этим, условно говоря, человеком и Никита, как мог, оттягивал этот момент.
На душе у него скребли кошки. Еще бы! Один за другим гибли его враги, был скоротечный бой, а его, как сопливого пацана, поставили в угол. Это больно терзало самолюбие профессионала. Он понимал, вернее - доподлинно знал, что я не из банды угонщиков, но хотел себя убедить, что это не так.
Был у новой его ипостаси такой нехороший пунктик - срывать свою злость и досаду на первом, попавшемся под руку. Благо, в нашей советской армии подчиненные всегда под рукой. В конце концов, он решился и зашагал ко мне, притаптывая ботинками язычки пламени.
- Ты кто такой? - начал он с классической фразы, - что-то рожа твоя мне кого-то напоминает.
Еще б не признал! В нагрудном кармане его "комка" вот уже сутки лежит мое черно-белое фото, а также листочек с приметами.
Хоть тут повезло, - подумал Никита.
После "клинической смерти", майор Подопригора стал излишне самоуверен. Он, вдруг, обнаружил, что стал обладателем уникального воинского искусства, да такого, что не снилось и Кадочникову. А потому, ничтоже сумняшеся, решил приступить к задержанию. Но что-то в моем облике его насторожило, настолько смутило, что бравый спецназовец решил перестраховаться, проявить осторожность. Для начала, он двинул вперед правую руку - легкий бесконтактный удар раскрытой ладонью. Хотел испугать.
Я выполнил два незаметных движения: немного отвел и усилил его удар. Кусок обгоревшей обшивки, валявшийся под ногами, сложился книжной обложкой и так загремел, как будто его огрели кувалдой. Никита подумал, что промахнулся. Удар вышел сильнее обычного и это его слегка озадачило. Но тут, пущенный мной камень больно ударил его под коленку.
От человека, сидящего на траве, смешно ожидать каких-либо встречных действий, а тем более - контратаки. Спецназовец подлянки не ожидал. Он пропустил удар, но подумал, что это случайность.
Тогда я запустил булыжник крупнее. Решил подразнить мужика и вовлечь его в потасовку. Пусть Аслан с Мимино уходят подальше. В совсем недалеком будущем они мне еще пригодятся...
Глава 22
В ванной комнате шел ремонт. Поэтому он брился на кухне. Было семь тридцать утра. "Маяк" передавал новости. На плите закипал чайник, издавая протяжный свист. Жорка резко подался в сторону, чтобы выключить газ и спокойно дослушать радио. И в этот момент лопнуло зеркало.
Плохая примета, - подумал Устинов, перекатываясь к окну. По центру огромной рамы тоже зияла аккуратная дырка. Если бы он не ушел с этой линии, пуля вошла бы ему в левый висок.
Стреляли с балкона четвертого этажа дома напротив. Снайпер, конечно же, видел, что промахнулся: сквозь оптику СВД любой результат всегда налицо. Лежит наверное бедный солдатик, тихо страдает и всей душой ненавидит его, Жорку Устинова за то, что фартовый, за то, что продуманный. Вот взял и поставил в оконные рамы офисный триплекс, а снайпер этого не учел, не взял небольшую поправку. Сам виноват. Плохо читал теорию или забыл законы баллистики: пуля, вращаясь, смещается вправо, на выходе из твердой среды еще раз меняет угол атаки. Все это, конечно, жалкие миллиметры, но бывают моменты, когда цена миллиметра - жизнь. Был бы сейчас на его месте какой-нибудь отморозок, он бы приголубил из "мухи" неудавшегося убийцу!
- Хорошо, что шторы не снял, а ведь хотел. И уже позвонил в прачечную. Нет, чтобы там ни болтали, а Бог есть! - вслух прошептал Жорка.
Встав на колени, он плотно занавесил окно. Затем, коротким рывком, перебрался в прихожую. Дверь и косяк уже отступали под мощными ударами кувалды. Все правильно! Сделай их Жорка чуть попрочней, в ход бы пошла взрывчатка. А так - в запасе еще, как минимум, три полноценных минуты.
Жорка запрыгнул на крышку стиральной машины, приподнялся на цыпочках, нащупал и отпустил рычажок стопора. Зеркальный подвесной потолок бесшумно сложился мехами гармошки. Крышка люка, скрывавшаяся за ним, была постоянно открыта. Осталось подпрыгнуть, слегка подтянуться, и "выходом силой" уйти на последний этаж.
Люди обычно ругают "хрущобы". А зря! Устинов давно оценил простоту и прозрачность архитектуры, низкие потолки. Наверное, проектировщик был прирожденным разведчиком, или скрывался от алиментов.
Наверху было целых двенадцать комнат и множество окон. Часть из них выходила на улицу, другая смотрела в колодец внутреннего двора и только одно - самое ценное! - выходило прямо на крышу кинотеатра, "живущего" по соседству. Вот за это окно он и купил эту квартиру. Вернее, оформил на имя владельца одного из своих паспортов и держал про запас, как один из вариантов отхода. Числилась она за известной многодетной семьей. В годы застоя сам Леонид Ильич Брежнев принял участие в ее обустройстве, был даже почетным гостем на новоселье. Хозяин хранил, как реликвию, стул, на котором сидел Генсек и хрустальный бокал, в который ему наливали. За все это вместе взятое, включая метраж, он потребовал 70 тысяч долларов плюс расходы на оформление и ни пенса не уступил.
С момента отъезда хозяев, в квартире мало что изменилось. Те же голые стены, обрывки газет да ненужный хлам. Только новые окна слегка отдавали какой-то претензией на комфорт. Нечто подобное он видел в Москве на здании МИДа и купил точно такие же, не постоял за ценой. Глянешь снаружи: зеркало зеркалом; зато изнутри: смотри - не хочу.
У подъезда дежурили четыре машины: две "Волги", микроавтобус и новенький "БМВ". Людей возле них и поблизости не наблюдалось. Устинов примерно знал, где прячется снайпер, но заметил его случайно: бедолага повел стволом, решив поменять позу. Запарился бедный! Сверху его прикрыли пестрой дерюгой, да еще и забросали тряпьем.
Телефон стоял на полу. Он пододвинул его ногой, легким пинком опрокинул трубку - тишина!
Судя по почерку, это Контора, - вздохнув, констатировал Жорка. - нужно было предполагать, что Момоновца мне не простят.
Грохот кувалды, доносящийся снизу, достиг своего апогея. Он гулял по разбуженным комнатам, заглушая его шаги. Окно изнутри было плотно зашторено, забрано тяжелой решеткой, а снаружи заложено кирпичом под цвет и структуру глухой стены. Несмотря на громоздкость конструкции, оно открылось легко и бесшумно. Подхватив на ходу небольшой чемоданчик, приготовленный для такого вот случая, Жорка спрыгнул на дымящийся рубероид - солнце уже припекало вовсю.
Он вытер с лица засохшую мыльную пену и огляделся. От позиции снайпера его прикрывали огромные буквы - имя собственное очага провинциальной культуры - "Комсомолец". Буквы стояли в центре фасада прямо по срезу крыши, а слева и справа от них крепились большие лебедки для подъема и спуска рекламных афиш. С другой стороны наверх выходили перила лестницы, сваренной из толстых железных прутьев. Там, где она начиналась, был небольшой тупичок: справа - стена служебного гаража, принадлежавшего кинотеатру, слева - центральный вход в отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, а прямо по центру - высокий кирпичный забор и внутренний двор Отдела внутренних дел. Там как раз начиналась легкая суета: вот-вот и сыграют тревогу.