- Эх, - сказал он мечтательно, - был бы я самым главным муфтием! Я бы вас обрезал по самые помидоры, а вместо штанов заставлял носить паранджу, чтобы мужчинами даже не назывались!
На Никиту ринулись сразу все трое: такие обиды смываются только кровью.
- Это ты, ишак, сейчас не мужчиной станешь! - исступленно орал Яхья, расстегивая штаны.
Вот и настал удобный момент свести кой-какие счеты. Я с шумом прошил железную дверь, огненной линией вписался в пространство и застыл рядом с Никитой. Капли металла стекли на потертый линолеум и он задымился.
- Что такое, Салман? - изумленно спросил Шанияз. Он отступил на шаг, обернулся, - Почему оно здесь?
- Осторожно, нохче, не двигайся. Это молния. Говорят, она убивает, - прошептал бородач.
- А мне насрать! - заорал Яхъя и рванулся вперед.
Он коснулся меня ножом и стал ослепительной огненной вспышкой. Еще через миг - обугленной черной куклой. Мощный хлопок, больше похожий на выстрел мортиры, разметал террористов в стороны.
Никита корчился на полу. Из-за сильной рези в глазах он ничего не видел. Протереть их запястьями рук мешали наручники.
Придя немного в себя, Мовлат с Шаниязом зажали носы, молча переглянулись и скрылись за дверью тамбура. Салман проводил их презрительным взглядом. Он остался один. Бравый ковбой машинально достал пистолет. Руки тряслись, но с оружием в правой руке он чувствовал себя намного спокойнее.
- Кто ты, шайтан? - громко спросил чеченец, глядя в нутро шаровой молнии. - Я воин Аллаха и тебя не боюсь!
- Сейчас же убери пушку! - мысленно приказал я и медленно двинулся в его сторону.
Салман покачал головой. Огненный шар отражался в его глазах. Я смотрел в них, как в зеркало, корректируя свою деформацию. Отражение потемнело, слегка вытянулось. Контур лица, отороченный бородой... ехидный рот... железные зубы. Почти портретное сходство! Лицо без шеи и туловища медленно плыло в метре от пола. Таким был Яхъя в мгновение смерти: с оскаленными зубами, безумием в белых зрачках, наполненных ненавистью и страхом.
- Опусти пушку, придурок, - сказал я его голосом. - Опусти пушку и будешь жить.
- Я тебя не боюсь, шайтан! - тихо сказал бородач и поймал Никиту на мушку.
Он сгорел вместе с креслом - странный, уверенный в себе человек, так и не понятый мной до конца. Потому, что не оставил мне выбора.
Я пережег наручник, пристегнутый к ножке пассажирского кресла, Никита на ощупь избавился от второго. Глаза у него болели, и сильно слезились. Он ничего не видел, но шлепал ладонями по грязному полу - пытался найти хоть какое-нибудь оружие. Подвинув ему пистолет Салмана, я мысленно посоветовал:
- Вспомни, что говорил один полискарь, когда княжич по дурости на солнце смотрел, а потом чуть не ослеп: "Самолучшее средство - поссать на тряпочку и к глазам приложить". Не стесняйся, здесь все свои. Тем, что за этой железной дверью, не до тебя.
Никита остолбенел. Изумление стерло гримасу боли на грубом лице. В дымке смутных воспоминаний он вспомнил иного себя.
- Кто ты? - спросил он, пересчитывая патроны в обойме, - Почему мне помогаешь? Я не верю в разную чертовщину.
В нем проснулся и победил бравый спецназовец. Он отбросил чужое прошлое, как пустую обойму, как нечто, мешающее ему выжить и победить.
- Кто ты? - еще раз спросил он, но уже с затаенной угрозой.
- Я? - как и все сущее - игра света и тени на экране бесконечной вселенной.
- Ты, что ль, Мордоворот?
- Ну, я.
- А по виду не скажешь!
Сашка обернулся на голос. Но лишь со второй попытки зацепился глазами за его обладателя. Где-то внизу блеснули две золотые фиксы. Маленький человек улыбался:
- Давно ждешь?
- Да нет. Пять минут как приехал.
- Ну и добре. Сейчас до места рванем. - Коротышка присвистнул и лихим кандибобером вывернул руку. Там где надо, этот жест восприняли верно. От стихийной автостоянки важно отпочковалась белая "Ауди" и мягко причалила рядом с рукой.
- Шо, Амбал, встретил сродственника? - Водитель, по виду типичный куркуль, улыбался всем ртом. Эта улыбка сдержано отливала благородным металлом.
Сашка подумал, что вопрос обращен к нему, но решил промолчать, чтоб по дурости не попасть в неловкую ситуацию. И правильно сделал.
- Все клево, Парашютист, поехали! - цыкнул сквозь зубы маленький человек и хлопнул Мордана по почкам. Хотел, наверное, по плечу.
Удар был довольно болезненным. Сашка поморщился, но опять промолчал и послушно скользнул в раскрытую заднюю дверь.
В салоне царили уют и прохлада. Негромко играла музыка. В мягком свете приборной доски над головой у водителя проступил его жизненный лозунг в виде клише на прозрачной пленке: "Лучше пузо от пива, чем горб от работы!"
Сашка удобно откинулся на мягком сидении. Тот, кого называли "Амбал", пристроился рядом, потянул его за рукав и негромко сказал на ухо:
- Только Черкесу не говори, что пришлось меня ждать. Я, блин, не утерпел, за куревом отлучился.
Мордан согласно кивнул.
- Поздно уже, - на пару порядков громче продолжал коротышка, - Черкес все дела решает на свежую голову. Куда мы сейчас рванем: в сауну или сразу на хату?
- Если будет хорошее пиво, можно и в баньку.
- Пиво будет. А бабы?
- Что бабы?
- Каких ты предпочитаешь: блондинок, брюнеток, помоложе, постарше?
Сашка расхохотался:
- Такие мочалки что нравятся мне, встречаются только на русском Севере. И то очень редко. А у вас на Дону их и с ментами не сыщешь.
- Это что ж за мочалки такие? - обиженно крякнул "куркуль" и дал по газам. Было видно, что ему, краеведу и патриоту, очень обидно за родную Ростовскую область. Уж что-что, а по части баб...
- Негритянки, или эти... которые чукчи? - выдвинул версию коротышка, - так и у нас есть такие: В РИСИ и, опять же, в РИИЖДе...
- Негритянки, мулатки, японки... какая разница, мужики? В бабах не это главное!
- А что же??? - хором спросили представители донского казачества.
Интрига, похоже, достигла своего апогея.
- Главное, - с чувством сказал Мордан, - чтоб была у нее крутая русская задница, широкая, как мечта: в тридцать шесть сдвоенных кулаков.
Амбал механически сдвоил ладони, сжал кулаки. Потом положил их на спинку сидения, что-то в уме прикинул и взорвался гомерическим хохотом.
- Таких не бывает, - выдавил он сквозь слезы.
- Знаю, что не бывает, - грустя, согласился Мордан, - а знаешь, как хочется?
- Молодца! Ай, молодца! - трясся всем телом куркуль. Его необъятный живот, квадратный, как запаска парашютиста, выпрыгнул на баранку и всячески выражал свое одобрение...
Прощай, Сашка, - подумалось мне, - я оставляю тебя надолго. Кажется, началось...
Глава 20
Самолет не сгорел, не разбился. Он грузно планировал на край вертолетной площадки, обустроенной в этих горах неведомо кем. Для пилота это был единственный шанс: пройти ее по дуге, из угла в угол, постепенно смещаясь влево, к поднимающейся на перевал грунтовке. Мимино рассчитал все, кроме посадочной скорости: не взял во внимание разреженный горный воздух.
Дымились тормозные колодки, но она оставалась выше любых допущений. Лайнер брезгливо взбрыкивал задом, подпрыгивал на ухабах, взмахивал скрипящими крыльями. Он был похож на большого подранка, уходящего от хищного зверя.
Грунтовка шла на подъем, потом поворачивала и резко ныряла в лес. Но пилот и теперь успел вовремя отвернуть. Под крыльями пронеслась пара кирпичных строений, нечто, похожее на блиндаж, землянки, турник, полоса препятствий... и все! Какая же полоса без учебных окопов? Скрипнули тормоза, но было уже поздно: самолет закружило на месте и бросило в яму.
Гулко лопнул фонарь пилотской кабины, посыпались осколки стекла. В лица ударил морозный воздух и капли воды - горы обычно встречают рассвет обильной росой. Было очень раннее утро, когда все на свете кажется серым.
Минут через пять после посадки во всем самолете стоял колотун. Потухло все, что еще продолжало тлеть. Взмок даже железный огнетушитель, катавшийся между кресел. Он свое отработал еще в полете: под ногами чавкала грязная пена. Но всем, кто находился в кабине, было не до таких мелочей. Это был самый первый миг возвращения к жизни, момент второго рождения, осознания обновленного "я" с новой точки отсчета. Никто не знал, что следует делать, а если делать - с чего следует начинать.
Мимино был раздосадован, недоволен собой как пилотом. Вот ненормальный! Ему-то что за беда? Подумаешь, морду помял, слегка надломил крыло, немного проехал "на брюхе". Главное - люди живые. К тому же, с такой укороченной полосы "Ил" все равно никогда уже не взлетит. Разве что, в качестве груза, на вертолете.
Он продолжал сидеть в кресле пилота, держа в зубах сигарету, перевернутую фильтром наружу - прикуривал и никак нее мог прикурить. Спички ломались в его напряженных пальцах.
- Где мы? - хрипло спросил Аслан. - Кто-нибудь может сказать, хотя бы примерно?
- Не знаю, кацо, - Мимино прикурил, поперхнулся едким, вонючим дымом, закашлялся и бросил окурок на пол. - Одно лишь могу тебе точно сказать: это не Ханкала.
- Эй, кто-нибудь! - закричали из тамбура. Голос был искажен закрытым пространством, но кажется, это был Шанияз. - Кто-нибудь, помогите!
Он пытался закрыть оплавленную железную дверь, ведущую в салон самолета, запереть ее изнутри. Но не мог: у порога лежал Мовлат, толкал ее в обратную сторону и радостно хохотал. Кажется, у него тоже поехала крыша.
- Где заложник? - сурово спросил подошедший Аслан. - Где все Салман и Яхъя? Чем это так воняет?
Мовлат перестал хохотать. Он перевернулся на спину и поднял глаза. На высоких залысинах лба проступила испарина. Узнавающий взгляд упорно и долго боролся с безумием. Уже теряя сознание, он все-таки прошептал:
- Их больше нет. И вы берегитесь! Оно где-то здесь и оно по-прежнему убивает
- Он что, обкурился? - пронзительный взгляд Аслана воткнулся в лицо Шанияза, - или так наложил в штаны, испугавшись обычной молнии?
- Это была не молния, - шепотом сказал Шанияз.
- Может быть, сам шайтан?
- Я не знаю, что это было. Но только я слышал, как оно говорило с Салманом, перед тем как его... убить.
Было видно, что для Аслана известие о смерти старого друга стало тяжелым ударом. Но лицо мятежного горца оставалось бесстрастным. Только несколько раз дернулся уголок левого глаза.
- Где его пистолет? - спросил он скрипучим голосом. - Кто вас учил оставлять врага за спиной?
Сквозь разбитый фонарь Мимино выполз на фюзеляж, на заднице съехал вниз. С его высоченным ростом, до кабины - рукой подать. Он принял, сложил в аккуратную кучу оружие и мешки, скептически оценил общий вес. На каждого горца теперь приходилось по два автомата, не считая всего остального. Мовлат, понятное дело, не в счет.
Беда пронеслась грозовым фронтом, оставив в душе мутную тяжесть. Чем-то их встретит земля?
Воздух сводил зубы, был чист и прозрачен, как горный родник. Предрассветный туман клочьями отлетал туда, где рождается солнце. Он уже обнажил вершины соседних гор. Лишь редкие языки темными дымом струились над плато: то стлались по ровной поверхности, то опять поднимались ввысь.
Поверхность горы, на которую сел самолет, была как гигантская лестница в две ступени. Дальний план с геодезическим знаком намного выше фронтального. Там полностью сохранился почвенный профиль и лиственный лес. Настоящий нетронутый лес с лабиринтом кабаньих троп и медвежьими метками на стволах. Дальше, по краю горы, шел скол от подножия до вершины. Как кусок гигантского торта, отрезанный важному имениннику.
На поляне, где лег самолет, обильно лежала листва. Сквозь нее, как гнилые зубы, обезображенные временем, дождями и солнцем, пробивались проплешины известняка.
Как я тут вообще сел? - спросил сам себя Мимино, - почему не разбился?
Его окружала безмятежная красота одичавшей природы, уже отдохнувшей от присутствия человека.
Что здесь было? - подумал он, - военная база, учебный центр, или погранзастава? Сейчас уже не поймешь...
Самолет лежал на боку. Из трещины в бензобаке в траншею сочилось топливо. Уже набралась солидная лужа.
- Эй, на борту! - закричал Мимино, - нужно дергать отсюда! Тут все в керосине, сгорим к чертовой матери!
- Понял! - ответил Аслан, - а ну, мужики, помоги!
Они с Шаниязом тащили на выход упирающегося Мовлата. Злой чечен громко визжал и цеплялся руками за все, что попадалось под руку.
Авиаторы молча переглянулись, но ослушаться не рискнули и дружно пришли на помощь. Больного связали бинтами, а в рот ему сунули кляп.
- Мимино, принимай!
- Опускайте его на веревке!
- Уснуть бы ему, - тихо сказал механик, ни к кому конкретно не обращаясь, - глядишь, оклемается. Крыша - она ведь штука непредсказуемая. Вот взять моего кума. Уж на что мужик образованный...
- Этих куда? - по чеченски спросил Шанияз, имея в виду экипаж, - пускаем в расход?
- Тебе что, от этого легче станет? - фыркнул Аслан, - Патроны беречь надо. Кто знает, где мы и что впереди? Пусть идут с нами. Будут нести больного Мовлата и тело Салмана.
- Он же сгорел.
- Я дал слово и должен его выполнить: отнести на равнину хотя бы то, что от него осталось. Пророк Мухаммед не единожды говорил, "когда человек обременен долгами, он обязательно лжет, рассказывая о чем-нибудь, и отступается, пообещав что-нибудь". Я не хочу стать таким: Салман должен быть похоронен рядом с могилами своих предков. И я без него не уйду.
- А как же Яхъя?
- На него не хватает рук. Яхъя - человек не нашего тейпа. Его мы пока похороним здесь. Чуть позже о нем позаботятся родственники. Впрочем, как там Мовлат, есть надежда, что сможет идти?
- В той же поре. Лекарство пока не действует.
- Колите еще.
Больному вкатили двойную дозу снотворного. Когда он уснул, его оттащили от самолета и принялись рыть большую могилу...
Никита убрал повязку, осторожно разлепил веки. Боли и рези не было, глаза не слезились. Какое это все-таки счастье - вновь ощутить себя полноценным бойцом, когда все, казалось, безнадежно потеряно. И враги это скоро почувствуют, они ответят за все. Ведь терять ему по-прежнему нечего.
- Ну, волки, щас! - под ударами кованого ботинка жалобно хрустнули стекла иллюминатора.
- Эй, спецназ, мы тебя отпускаем! - закричали с земли. - Отдай нам тела наших братьев - и уходи! Пистолет Салмана можешь забрать с собой!
- Зато я вас не отпускаю! - вслед за осколками плексиглаза на траву упали наручники. - Заходите по одному, в казенных браслетах. Сядем рядком, потолкуем ладком. И все вместе подумаем, как нам прийти к общему знаменателю.
Из салона опять потянуло дымом. Свежий воздух, как струя керосина, прошелся по тлеющей изоляции.
- Вот наглец! - изумился Аслан. - Эй, кто-нибудь, дайте сюда гранату. Будем его выкуривать.
Услужливый Шанияз сунул ему "фенечку":
- Хороший шакал - мертвый шакал. Подпали ему шкуру, нохче! Нашим братьям хуже не станет. Они у престола Всевышнего.
- Ну-ка все, отойдите подальше и держите окно под прицелом: сейчас я ему покажу знаменатель!
Аслана конкретно "заклинило". Он отступил немного назад, выбирая точку броска.
Мимино налетел медведем, завалил его на спину и заорал, брызжа слюной:
- Ты хоть чуть представляешь, сколько вокруг разлилось керосина? Так долбанет, что мало не будет. Все уйдем вслед за Салманом!
Шанияз тут же встал на сторону сильного:
- Насрать на него! - сказал он с внутренним убеждением. - Пусть покуражится этот шакал: что он может с тремя патронами против шести автоматов?
- Ты прав, - прохрипел Аслан, - что-то я немного погорячился, пусти меня, Мимино. Уходить надо. Самолет давно уже ищут. Деньги - не люди, их никогда не бывает много.
И будто бы в подтверждение этих слов, из-за вершины соседней горы вынырнули два вертолета - две грозные боевые машины в темно-зеленых лягушачьих разводах, с аккуратными красными звездами на борту. Они стремительно приближались, как гончие, взявшие след.
- Ложись! - закричал Мимино, - стреляем по кабине ведущего! Он подхватил автомат, неловко упал на спину и выпустил всю обойму.
Вертолет отвернул, огрызнулся короткой очередью. Пули зацокали по земле, взбивая фонтанчики пыли. Язычки голубоватого пламени жадно лизнули сухую листву, скользнули в окоп и ринулись к самолету.
Летчики бросились врассыпную: смекнули, что горцам будет сейчас не до них.
Мимино и Аслан, не сговариваясь, нырнули в глубокий блиндаж и там залегли, припали к земле, спрятав головы за прикладами автоматов. Остальные были обречены. Шанияз слишком много и часто курил, оттого и имел "позднее зажигание". Он побежал к самолету: там, за мешками с деньгами и героином, были припрятаны три порции "ханки". А Мовлат еще не проснулся. Он лежал на спине рядом с готовой могилой, чмокал губами и хихикал во сне. Наверное, ему снилось что-то хорошее.
Все случилось так неожиданно, что я растерялся. Взметнувшийся к небу огненный шар оглушительно лопнул. Моей энергетической оболочки тут же не стало. Ее поглотила энергия взрыва. Многократное эхо прошлось по вершинам гор, и лавиной сорвалось в ущелье. Через долю секунды рвануло еще. Темно-красное пламя взыграло огромным пульсаром и все занавесило клубами черного дыма.
Мой оголенный разум в панике заметался.