- О нем, обо мне, и о куме.
Черкес чуть не бросил руль:
- Вспомни дословно. Сможешь?
- Дословно не выйдет, - усмехнулся Заур, - написано на фарси.
- Жаль! - огорчился старик, - я в языке Пророка, скажем так, не очень силен. Ну, давай своими словами.
Расшифровка арабского текста заняла много времени. Смысл малявы был малопонятен: он сплошь состоял из намеков и полунамеков. Но Чига с Черкесом все разложили по полочкам. У каждого был свой взгляд, своя информация: один просекал события изнутри, другой лицезрел результат.
Хазрет сообщал, что в Минводах захватили автобус с детьми. Угонщики срочно требуют деньги и самолет для вылета за границу, а в дополнение к выкупу - законников-мусульман из Ростовской тюрьмы. Его и Аслана доставили к Куму для прямого контакта с главарем беспредельщиков, неким Салманом. Славгородский как раз базланил по телефону с каким-то высоким чином. В разговоре проговорился, что его, то есть Чигу, увезли на этап под конвоем ГУИНа. Машину в пути обстреляли, двоих конвоиров ранили А он, то есть Чига, сбежал. Потом ему и Аслану предложили свободу. Сказали, что где-то за городом под парами стоит вертолет и ждет их согласия. От такого подарка Хазрет отказался - попросился обратно в камеру. Что решил для себя Аслан, ему неизвестно, но на хату он не вернулся.
- Это написано на фарси, - пояснил Ичигаев, а в заключение несколько слов на русском: "Вертухай утверждает, что ты до сих пор в карцере. Подтверди, если это не так, быть ему битым".
- Все, или может, еще что-нибудь вспомнишь? - с нажимом спросил Черкес, - о куме, угнанном самолете, бывшем смотрящем?
- Да есть кое-что... не знаю, насколько оно относится к делу...
- Ты говори, а после решим: относится, или нет.
- Слышал я от надежных людей... - замялся Заур.
- Ну?
- Говорят, что Аслан состоит в тайной организации, объединяющей всех мусульман Кавказа. Название у нее очень мудреное: то ли ассоциация, то ли конфедерация горских народов. Он там чуть ли ни самый главный. Только это секрет, очень большой секрет!
Аварийный тандем потихоньку выполз на трассу. Пыль улеглась. Расплавленный битум издали был похож на потоки воды. Пейзаж просветлел, стал намного свежей.
Вот и все, - подумал Черкес, - ответы закончились, остались одни вопросы, а их почему-то становится все больше и больше. Мне нравится этот чех: голова у него светлая и если ему помочь, он может припомнить многое.
Ичигаев смотрел на старого вора с нескрываемым уважением. Вот это башка! Такого б смотрящего к нам на тюрьму - всех бы поставил на цырлы!
Законник вгрызался в тему, цеплялся за каждую мелочь, скрупулезно перебирал никчемный словесный мусор, а если нащупывал ниточку, тянул за нее до обрыва, до самой последней возможности. Сначала Заур отвечал на вопросы, не совсем понимая их скрытый смысл. Постепенно в его голове проступали неясные контуры, а сквозь них, как сияние - истина.
- Задержись на недельку в Ростове, - сказал вдруг, Терентий Варламович, - дельце одно надо бы обсудить.
- Насчет моих косяков?
Чига знал о претензиях местной братвы. Во главе "интендантской группы" он шакалил в Ростовской области: подломил магазин, склад и не сдал ни копейки в общак. Но это еще полбеды: в общей сложности, по его разбойным делам получили срока шесть человек. Их назначали крайними и после допросов с пристрастием, все они сознавались в содеянном. Реалии таковы, что нормальных ментов в МВД совсем не осталось. Многих ушли, другие уволились сами - разбежались по частным охранным структурам, от безденежья и беспредела. Осталось одно дерьмо. А дерьмо лучше всех умеет повышать процент раскрываемости: нет теперь доказательной базы, нет опроса свидетелей. Что б ни случилось на вверенной территории, они идут по домам. Берегись, кто имеет судимость, кто нигде не работает, кто дружит с иглой и бутылкой! Схема проста: менты вышибают дверь, бьют дубинкой по голове, и только потом спрашивают: "Где ты был с такое то по такое то время?!" Кто с бодуна, или просто не помнит - тот и преступник.
- Кто из нас в юности не "косячил"? - улыбнулся Черкес. - Тема будет покруче. Так ты обещаешь?
- Хоп! - ответил Заур, и чиркнул по верхней челюсти ногтем большого пальца.
Только теперь он поверил, что это - свобода.
Глава 37
Виденье исчезло: погасло, как экран телевизора, превратилось в яркую точку. Это была точка возврата. Временная петля завершила свой полный круг.
Я упал очень неловко - на ребра левого бока. Сердце зашлось, боль нахлынула вслед за реальностью. Мой разум, как теннисный шарик, взлетел над израненным телом.
Первым делом, я отыскал Никиту. Ему тоже было несладко: автоматные пули впивались в грудь и в живот, выдирали с подкладкой клочья одежды. Наклоняясь все ниже, он спиной нависал над обрывом и, наконец, сломался - грохнулся вниз шумной бесформенной кучей.
По мне, по нему, по бывшим заложникам били почти в упор. Тех, кто стрелял, было всего лишь трое, но они знали дело не хуже Никиты и спокойно, без суеты, выполняли приказ "разыскать и вернуть пропавшие доллары, уничтожить возможных свидетелей".
Всхлипывали осколки и пули, разрывая мягкую плоть, звучно хлопали выстрелы из "подствольника". Древние, как война, рвались безотказные "фенечки". Гранаты ложились кучно, присыпая известковою пылью фрагменты человеческих тел.
В этих горах жизнь дешевле патрона. Бортмеханика ранило в горло, второму пилоту разворотило живот. Остальные погибли почти мгновенно, после первой же серии взрывов.
Что я мог сделать для них? Отмотать секунды назад за минуту, за час до начала атаки? Но это была бы совсем другая реальность. Эталонное время ревизии не подлежит. Все случилось слишком внезапно и кажется, в этой жизни все уже мной проиграно.
Нет, я и не думал сдаваться. Не раз и не два пытался унять, заблокировать боль, хотя бы на миг отодвинуться в прошлое, зализать там телесные раны, что нужно - регенерировать. Но... все эти попытки так остались попытками. Меня, как клещами, сковало мощное биополе с неземной, вяжущей энергетикой. Слишком мощное для того, чтобы связать его с человеческим разумом.
Только в одном мне чуть-чуть повезло. Мое тело попало в "мертвую зону". Гранаты летели слишком полого. По такой траектории им было его не достать, а от прямых попаданий меня ограждал окровавленный труп Нурпаши.
Наконец, пыль улеглась. Горное эхо стихло на дне ущелья. Только тогда автоматчики вылезли из укрытия. Камуфляжа такой расцветки я ни разу не видел. Как будто ожили, вдруг, три глыбы известняка, заросшие древним мхом и пошли, прикрывая друг другу спины, держа наготове оружие. Каждый их шаг был продуман и выверен. За мокрыми спинами скалилась смерть.
Убедившись на месте, что главное дело сделано, они сняли маски. Под ними сочились потом родные, славянские лица.
Бортмеханик был еще жив. Он силился отползти, но только хрипел и плевался кровью.
- Хреново тебе? - с нажимом на вологодское "о" спросил горбоносый блондин, - бедненький! Ну, сейчас я тебе помогу.
Он схватил старика за короткий, седой чуб, упираясь коленом в спину, резко рванул его голову на себя, а потом полоснул по ране ножом. Аккуратный падлюка, отстранился, чтоб не испачкаться.
По грязным, заросшим щетиной щекам, скатились последние слезы. Голова, как бильярдный шар, упала в учебный окоп. Куцее тело дернулось пару раз, выгнулось в позвоночнике, и затихло.
Я сделал попытку вернуться в себя, и снова не смог.
- Лишнее, Бэн, не одобряю, - коротко бросил мужчина лет тридцати.
Был он лыс и небрит. Нет, "небрит - слишком уж мягко сказано. Его носатую рожу как будто измазали гуталином. Но зато на розовой сфере, именуемой головой, волос рос очень редко. Был он черным и мощным, как зубья на массажной расческе. Этого защитника Родины про себя я нарек Кактусом.
Кактус глотал окончания слов:
- "Не одобря". Люди свои, можно сказать, родные, а ты пожалел пулю. Вроде интеллигент, а ведешь себя, как мясник. Зачем понапрасну зверствовать?
- Это не я, Калина, это все он, - усмехнулся блондин и пнул тяжелым ботинком окровавленный труп Нурпаши.
- Если он, тогда ла, - согласился носатый и тоже заржал: громко, раскатисто, заразительно.
- Бандит, натуральный бандит, - продолжал юродствовать Бэн. - Наверное, старовер, а староверы не курят. Придется, Калина, опять на твой хвост приземляться.
- Хрен тебе! - с выражением вымолвил Кактус и показал ему дулю, - последнюю даже менты не берут. Поди поищи трофейных. Да вон, у того хмыря, в кармане целая пачка.
Рука в беспалой перчатке указала на мою грудь:
- Эй, браток, табачку не найдется? - "прикололся" блондин и, как заправский щипач, очистил мои карманы. - Ого, "Президент"! Зямя, иди посмотри: это, часом, не Михаил Сергеевич?
"Зяма" - так он назвал третьего в группе. Это был жилистый, длиннорукий левша, серая мышь без особых примет. Как охотничий пес, он бегал по кругу: присматривался, принюхивался, оценивал обстановку. На оклик отреагировал сразу, как на команду "ко мне!":
- Ну что там такое, Бэн?
- Да ты приглядись, посмотри. Калина, ты тоже не узнаешь?
Вся троица сбилась в кучу. Это хороший знак. Помирать мне уже не хотелось.
- Здрасьте посрамши! - присвистнул Кактус. - А ну-ка тащите сюда аптечку, давайте посмотрим, что с ним?
- Только сегодня о товарище вспоминали! - Зяма присел и, как баба, всплеснул руками. - Если выживет - будет богатым!
- У тебя вы-ы-ыживешь! - срываясь на альт, вытянул Бэн и заржал, как будто сказал что-нибудь остроумное.
Остальные тоже заржали.
Блондин стоял у моих ног с автоматом наизготовку. Короткий ствол целил мне прямо в кишку, исходящую паром, что торчала из рваного пуза. Где-то в районе груди была еще одна рана. Но краев ее и размеров не было видно - все залило кровью.
Зяма припал на колено, короткими пальцами нащупал аорту, покачал головой и полез в аптечку за шприцем. Но тут на его широченном поясе что-то тихонечко скрипнуло, наверное, радиотелефон. Он на ощупь достал трубу, но прежде, чем выйти на связь, отдал последние распоряжения:
- Бэн, барбамил в сердечную мышцу; Калина, ты на страховке.
- Да, Андрей Константинович, - сказал он вполголоса, разбавляя словами паузы - Естественно, это я.
Все сделано в лучшем виде. Деньги оказались на месте. Героин тоже цел и почему-то не тронут. Да-да, я сам удивляюсь. Что? Не разобрались еще! Тут и до нас была хорошая бойня. Нет, это еще не все. У меня для вас приятный сюрприз. Секундочку... как он, Бэн?
- В коме, - отозвался блондин и брызнул наркотиком в небо, - но мы постараемся, Зяма.
Почему бы и нет? - философски подумал я, - пусть мужики постараются. Может что и получится... на ихнюю задницу.
- Можно было поосторожней? А как осторожней, Андрей Константинович?! - оправдывался Зяма. - Кто же знал, что он уже тут? Да крепко ему досталось. Перебиты обе ноги, два осколочных: в грудь и живот... нет, вроде еще живой, в коме...
Я опять ненадолго вернулся в себя. Лекарство укачивало... легкость, свет, эйфория...
- Никита, ты где, Никита? - шептал я, слабея, - неужели рубашка не помогла?
Я искал его мысли, слабые биения мозга, но увидел лишь хрустальную призму. Она медленно опустилась на землю. В ее эпицентре стояла Наташка в ослепительно белом платье. Повернувшись ко мне спиной, она заплетала косы. Наркотик подействовал. У меня начались "галюны".
- Какой вертолет? Не надо нам вертолета, - каждое новое слово бухало молотом, вбивалось в сознание. (Оставьте меня, отстаньте!!!) - Не надо нам лишних глаз, и лишних ушей. Обработаем раны, перебинтуем и как-нибудь, с Божьей помощью, допрем до машины. Если товарищ и правда крут - должен выдюжить, а сдохнет -туда ему и дорога. Значит, планка его была сильно завышена. Все понял до связи.
Зяма убрал радиотелефон:
- Что у вас тут, помочь?
- Голову придержи. Ох, и тяжелый, падла!
Еще два укола в шею слегка приподняли мой жизненный тонус: я даже сумел заблокировать боль. Нет, мужики, Никиту я вам не прощу!
Что-что, а ждать я умел: был даже полутора тысячным в очереди за водкой.
Бэн аккуратно зашил мой живот и переключился на грудь. Бинтует, в деле обе руки. Ему помогает Зяма. Группу теперь страхует Калина. Должен бы страховать, ежели все по уму, но он совершает ошибки. Ему интересно следить за процессом, он из породы людей, которые любят других поучать.
- Какие тампоны? - ты в рану побольше бинтов натолкай. Вот так, а теперь потуже вяжи!
Он настолько увлекся, что почти опустил автомат. Еще бы поставил на предохранитель!
Я жалобно застонал, изогнулся от боли. Свою перебитую ногу, что совсем никуда не годилась, осторожно завел за его пятку.
Кактус этого не заметил, а должен.
Давай же, Зяма, давай!
И он, наконец, "купился - осторожный, продуманный Зяма. Всего-то хотел ненадолго встать на колени, положить на них мою голову, но не успел. Никто из них больше ничего не успел.
Я с восторгом пришпорил время. С максимально возможной скоростью выбросил вверх напряженные пальцы обеих рук. Той ногой, что чуть меньше была искалечена, ударил Калину пониже колена - древний прием, кем-то приписанный борьбе "джиу-джитсу".
Пальцы рук легко погрузились в глазницы, с хрустом пробили тонкую кость и погрузились в мозг. Зяма и Бэн отдали Богу души, даже не успев удивиться. Я отшвырнул их тела как можно подальше: в данном конкретном случае мне было приятней лежать рядышком с Нурпаши.
Кактус мучился долго. Он приземлился затылком на острую глыбу известняка, дергался на ней и хрипел - все силился оторвать от земли лопнувший лысый череп.
Бинты отсырели и опять дымились от крови. Из моей ударной ноги нелепо торчала белоснежная кость с обрывками мяса.
- Никита, где ты, Никита? Приди, помоги!
Где-то за скальным выступом я что-то услышал. Слабый комочек боли царапался, как котенок. Жив? Неужели жив?!
Майор Подопригора лежал на гигантской ступени в глубоком отрубе. С четвертой попытки я вошел в его разум, заставил чужое тело отползти подальше от края. Потом встать и обрушить на себя земляной козырек. Получилась искусственная пещера. Чуть меньше метра в квадрате. Надеюсь, лихие люди так просто ее не найдут.
Будь счастлив, человек из далекого прошлого! Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. Вот и все. Пора возвращаться в разбитое тело. Последнее, что я сделал на этом свете - отпустил в прошлое оба мешка. С легким хлопком они растворились во времени.
Солнце палило вовсю, только его лучи не жалили моих ран. Их отражала прозрачная белая призма. Она поднялась надо мной, как надгробие. Чуя свежую кровь, комары сходили с ума. Исступленно жужжали мухи над ее холодной поверхностью. Но ничто не могло пересечь этих острых, мерцающих граней.
Пока меня что-то хранит. А как оно дальше сложится, кто первым придет по мою душу? - то вилами по воде. Ничего, по большому счету, не изменится в этом мире: будет вечер и будет ночь. И выплывет месяц - привратник Ирия. И высыпят звезды, тревожа людские души, даря им стремление к совершенству, которому нет предела.
Глава 38
Городишко, в который попал Жорка Устинов, жил по законам реки Неглинки. Так, чтобы сверху ничего не было видно. Жизнь текла по прямому руслу, в единственно правильном направлении. Не было в ней ни крутых поворотов, ни резких изгибов, ни громких протечек. События сменяли события и плавно перетекали в фекальную яму истории. Захочешь копнуть - не копнешь: все щели и стыки надежно заделаны крепким раствором, круто замешанном на трех основных компонентах: лихоимстве, казнокрадстве и воровстве.
Посмотрит товарищ с высокой кремлевской стены - лепота! - тишь, да гладь, да красные транспаранты: "Верной дорогой идете товарищи, так держать!"
Здесь каждый сверчок знал свой шесток. Власть, погоны и нищета переходили по праву рождения, проще говоря - по наследству. Были, конечно же, исключения, но они лишь подтверждали незыблемость правил. Одни сводили концы с концами и делали вид, что работают, другие делали вид, что платят первым зарплату, а те, что у самой кормушки, держали казну. Разные там, субвенции, дотации, доходные и расходные части.
В этой среде не считалось особым грехом урвать кусок для себя - не от бедности, нет! - из озорства или на спор. Считалось особенным шиком хапнуть открыто. Так, чтобы каждый в городе знал: кто, где, когда и сколько "положил на карман".
- Большой человек, - завистливо вздыхали на рынке, - и взял по большому.
- Должно быть, в Москву метит, там такие нужны.
Эх, я б на его месте!
Рынок - он же базар - у него стать особая. "По-ихнему" это слово звучит как "маркет". "Маркетинг" - это уже звучит по-научному: изучение спроса. А теперь возьмите русское слово "базар" и придумайте от него производное. Придумали? - правильно, - "разбазаривание". Вот вам ответ тем недоумкам, что мечтают о цивилизованном рынке. В России базар - это образ жизни. Даже орган представительской власти - наша родная Госдума - строилась не по образу чопорных европейских парламентов, а нагло была слизана с махровой провинциальной толкучки. Ведь и в том, и в другом месте, легче всего украсть, ускользнуть от закона и получить по морде.
В этом городе все обо всем знали. Любой лоточник заткнул бы за пояс самого прожженного опера. Последний нищий с церковной паперти запросто перечислил бы всех крупных поставщиков наркоты в городе и районе. Разбуди его ночью - наизусть назовет адреса и фамилии. И не просто так назовет, а припомнит: в какие дни и часы их всех принимает начальник милиции, какой имеет процент, с кем делится, и кого из них скоро посадят.