Девушка выбежала из зала, громко хлопнув дверью, в последний момент не сдержалась.
– Габриэль, ведь этот поразительный молодой мотылек буквально на днях познал свою истинную природу. А потому мне пришлось переломать ее хрупкие крылья. Если бы я этого не сделал, то в скором времени ей стали бы ненавистны цветы, в которых она бы находила свое предназначение. Из нее выдохнут всю ее душу без остатка, а душа, которая не имеет цены – это всего лишь воздух, пустота. Никто не станет платить за испорченный воздух. А существо бездушное – еще хуже дьявола, оно лишено возможности себя продать, а оттого продает все, что его окружает! Не унывай, Габриэль. Так бывает, мой неопытный друг, когда в один момент становишься перед зеркалом и обнажаешь перед ним свою сущность. В случае с этой прекрасной бабочкой я выступил в роли ее отражения, подчеркнув все те изъяны, которые она пыталась скрыть от себя. Более того – я заплатил ей сто долларов сверху за то, чтобы она не плакала. Ведь нельзя, чтобы такие редкие глаза разъедали горькие слезы.
– Зачем мне все это, Эн?
– Ты же пишешь о ценности человеческой души, Габриэль, а я всего лишь предложил тебе пищу для размышлений.
Не прошло и секунды, как послышался скрежет тормозов автомобиля, еще несколько мгновений, и на улице начался шум. Я осторожно подошел к окну. Она лежала посреди дороги, та девушка, что стояла передо мной несколько минут ранее. На асфальте, в области ее груди образовалось красное пятно, а рядом стояла бежевая машина с разбитым лобовым стеклом. Еще секунд пять – и вокруг нее собралась толпа. Мне стало нечем дышать, я оступился и толкнул Эн Ронни.
– Что ты наделал? – закричал я и ударил убийцу в лицо.
Он принял удар в левое ухо, но затем медленно повернул голову прямо, чтобы я мог смотреть ему в глаза.
– Можешь ударить еще, если тебе полегчает.
Я прятал от него свои глаза.
– Ты убил ее!
– Нет, Габриэль, я ее не убивал. Она сама бросилась на дорогу!
– Я знаю, что это был ты!
– Как ты можешь это знать, если я стоял все это время у тебя за спиной?
Я не мог прийти в себя.
– Не стоит брать на себя чужие грехи, мой друг, ты не сможешь пройти с ними и одного шага.
Голос Эн Ронни стал громче.
– Я принимаю свои пороки, а потому расплачиваюсь за них каждый день той жизнью, которой я живу. Моя душа стоит дешевле тех десяти долларов, которые были объявлены за ее душу, но тем не менее я не бросаюсь под колеса проезжающего мимо автомобиля. В первую очередь я думаю о том, что тот человек, который меня собьет, сам того не желая, заберет все мои грехи на себя. А потому я живу – и это, поверь мне, наказание гораздо страшнее. Габриэль, она оголила перед Творцом свою душу в одно мгновенье, а легче этого – только плюнуть под ноги. Потому сейчас это невинное, чистое создание гуляет по Эдемскому саду, а ее убийца готовится отдать несколько драгоценных лет своей жизни холодной тюремной камере, в которую не проберется даже луч дневного света, я уже и не говорю о чистом воздухе. Я спрашиваю у тебя – что в данном случае хуже? Дыши, Габриэль, дыши, ведь в один момент и ты можешь оказаться на месте этого несчастного.
Я сел на пол и закрыл уши руками, чтобы не слышать больше этот голос.
– Возвращайся домой, Габриэль. Вот, как я и обещал – плата за месяц вперед, надеюсь, это покроет твои долги.
Он положил возле меня свои деньги. Затем зазвенел колокол и захлопнулась дверь.
* * *Я лег возле Риты, в такие минуты мне хотелось спрятаться у нее за спиной и отгородиться от всего внешнего мира. Я прижал к себе ее ледяные плечи и начал дрожать от холода, что исходил изнутри. Мысли не давали мне покоя. Цепи страха сковывали мое тело. Я был поражен тем, что палач и убийца носят совершенно разные лица. Убийца лишает жертву души, а исполнитель – всего лишь ее тела. И руки убийцы чисты.
Я был вдохновлен…
– Рита, я лишил жизни двоих человек и лишь в одном случае выступил в роли убийцы, мне ведь казалось, что я убил тебя. Но это не так, Рита, я лишь исполнил приговор, вынесенный настоящим убийцей.
Я вскочил с матраса и сел у окна, открыв свою рукопись на недописанной странице.
«Меня зовут Габриэль. Я убийца вашего мужа!
Женщина хотела сразу же закрыть дверь, но я успел просунуть правую ногу в щель.
– Нет-нет, Юлия. Вы напрасно думаете, что я сумасшедший.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Если вы позволите, я назову цвет обоев в вашей спальне.
Она была в недоумении.
– Обои голубого цвета, одеяло бежевое, как и простыня – все из одного комплекта, на полу возле кровати белый шерстяной ковер. Я даже могу сказать, где вы прячете свои сбережения в размере девяти тысяч долларов.
Юлия застыла в ужасе. И смогла проронить лишь одно слово:
– Откуда?
– Не бойтесь, я не грабитель, вернее было бы назвать себя вашим соседом, ведь ваш дом находится в нескольких шагах от моего. Но, к великому сожалению, я уже представился.
Юлия побежала в гостиную, где должен был стоять телефон, но, как она выяснила секундой позже, его там не было.
– Вы не это ищете?
Я вытер ноги и вошел в дом без приглашения. В моих руках был тот самый телефон, который ей внезапно понадобился.
– Не подходите!
Она взяла со стола нож и направила его в мою сторону, крепко ухватившись за рукоять, ей хотелось меня напугать.
Справа от меня стоял длинный деревянный гроб. В моем воображении он был намного меньше. Лицо человека, лежавшего в гробу, мне не показалось знакомым, ведь тогда была ночь, и в сумерках мне не удалось разлядеть его черты. Теперь я знаю, как выглядит мой герой.
– Юлия, не утруждайтесь, прошу вас. Ведь вы можете поранить себя, а этого мне бы хотелось меньше всего.
Ее руки дрожали.
– Не подходите. Я закричу!
– Кричите, Юлия, кричите.
Я прошел мимо нее и сел на свободный стул. Она стояла в нескольких шагах от меня.
– У вас есть дома чай?
Мне захотелось с бергамотом.
– Положите, пожалуйста, нож на стол и присаживайтесь. Буду вам особо признателен, если вы заварите чай.
Юлия не сдвинулась с места, а только сильнее ухватилась за рукоять.
– Ну, что же, мне придется удивить вас раньше времени.
На ее глазах нож растворился в воздухе, не успела она открыть рот, как ее тело, против ее же воли, направилось твердым шагом в мою сторону и заняло свободный стул.
Я смотрел, как дрожат ее губы.
– Не кричите, прошу вас. Мне всего лишь нужно поговорить и я буду рад, если вы выслушаете все, что я вам сейчас скажу.
В ее глазах я увидел нечеловеческий испуг.
– Моргните, если вы меня поняли.
Она закрыла глаза, по ее щекам побежали слезы.
– Хорошо, благодарю вас!
Я перевел глаза на человека, находившегося все это время в одной комнате с нами.
– Он сейчас подо льдом… Ваш муж!
Я закрыл глаза и представил, как листаю рукопись. Вот – нашел!
«У меня ощущение, что я подо льдом. Я не могу сделать вдох, а следует – в этом месте нет воздуха…»
И я начал читать ей отрывок, который написал двумя неделями ранее, я уже тогда знал, что ночным гостем, постучавшим в эту дверь, стану я.
Я наслаждался голосом своего героя, мне это доставляло неописуемое удовольствие. Я закончил говорить и посмотрел на Юлию.
– Может, теперь вы угостите меня чаем?»
Я переступил через Риту и выбежал из комнаты, уже была ночь, но мне казалось, что Эн Ронни еще находится там, в книжном. Я бежал, не глядя под ноги, чтобы скорее поговорить с ним, поделиться чудесной новостью, ведь в моей книге произошел перелом.
За окном горел свет, но я не спешил заходить внутрь, а направился к тому месту, где сегодня утром лежала молодая девушка, бабочка, как прозвал ее Эн. Я даже не успел ступить ногой на проезжую часть, как передо мной пролетел автомобиль, а затем еще один и лишь спустя несколько секунд я сумел рассмотреть, что асфальт на том месте был чист. Словно ничего и не произошло этим утром.
Зазвенел колокол.
– О, Габриэль…
Эн Ронни стоял за кассой, не совсем привычно было видеть его за моим рабочим местом.
– Я уже заждался тебя. Бодро выглядишь, еще одна бессонная ночь? Я готов был поклясться, что ты не сможешь уснуть после всего произошедшего.
– Я и не пытался, Эн! Скажи мне, почему на том месте нет ни капли крови, ведь я своими глазами видел…
Эн Ронни засмеялся.
– Не стоит путать реальный мир с выдуманным, Габриэль. Это не игры разума, а всего лишь отменная работа уборщиков, я собственными глазами наблюдал, как они вычищают асфальт до блеска, какая неблагодарная работа, скажу я тебе! Вот интересно, говорили им в детстве родители…
– Эн! – перебил его я. – Как ты можешь так спокойно об этом рассуждать? Сегодня на твоих глазах погибла молодая девушка…
– Габриэль… – сказал он как-то неестественно ласково. – Каждый день в этом мире гибнут тысячи людей, ты же не скорбишь по каждому из них? Если ты о жалости, то мне жаль тех, кому пришлось ползать по луже, оставленной той юной особой. Ведь согласись, если бы я покончил с собой из-за какого-то критика, который нашел бы в моем произведении душу, которой там нет и в помине не было, то отмывать мой позор от пола пришлось бы тебе, и никак иначе. И что бы ты обо мне тогда подумал? Каким словом ты бы меня проводил? Готов поспорить, что не самым искренним.
– Я не могу понять, Эн…
– Габриэль, завершение чего-либо, иными словами – конец, каким бы фатальным он при этом ни был – это всегда начало чего-то совершенно нового. Перерождение! Лишь тот, у кого отсутствует понимание жизни, готов искать мораль в смерти. Здесь нет никакой морали, трагедии и злого рока. Это всего лишь пустая телесная оболочка, которая была покинута из-за ненадобности или по окончании срока годности. Душа – она вечная, она не может умереть или воскреснуть, она лишь может переродиться в иную форму существования. Знания и только знания – один-единственный критерий, который определит ее дальнейшую судьбу. Будем надеяться, что наша прелестная бабочка превратится в какую-нибудь удивительную птичку, возвышающуюся над полевыми цветами и смотрящую на нас свысока. Небо – это всегда свобода, Габриэль. Чаще поднимай голову вверх.
– А как же Рита? Ведь ты ее настоящий убийца, а я – всего лишь палач.
– Ты начинаешь мыслить, Габриэль, и мне это нравится. Как важно сравнение в жизни, роль метафоры в литературе поистине неизмерима. Давай представим, что после всего произошедшего ты побежал к Рите, она тебя утешила, закрыла своим широким крылом и спела тебе колыбельную перед сном. О, какая радость! Она бы тебя излечила, напоила сладким чаем и запретила бы ко мне приходить.
Я ухмыльнулся.
– Да, не улыбайся, она бы действительно так поступила. Собственно, как и любая другая. Но что бы стало потом? К какому году жизни ты бы признался себе, что ты всего лишь жалкий трус и боишься выйти из дома в мир, где в воздухе витают зло, жестокость и разочарование? Сколько бы времени прошло, прежде чем свет, тебе ненавистный, увидел бы твою замечательную работу, если бы ты ее, конечно, закончил? Позволь мне ответить за тебя – нисколько! И это понятно, ведь ты еще слаб, как бывают слабы младенцы, которых отрывают от материнской груди. Всего одна выбрация воздуха, одна незнакомая интонация – и вот он уже кричит в поисках защиты. А вот перерождение бабочки стало бы для тебя переломным моментом. Несомненно! А как иначе? Ведь нужно твоей коже когда-то грубеть, а твоему телу познавать свою истинную природу. И вот, вместо того, чтобы спрятаться в объятиях Риты, ты бежишь ко мне. Но не в поисках защиты, а в поисках самого себя. Ты себя познаешь через окружающий мир, а не через монолог с самим собой. Познание сути через углубление в самого себя – это всегда деградация личности, моральное разложение. Сколько бы не было глубины в человеке, в конце концов он себя исчерпает. Рано или поздно – это всего лишь дело времени. И вместо того, чтобы искать другой источник неиссякаемого потока, он привыкает к сухости во рту, продолжая глотать воздух из пустого сосуда. А потому я протягиваю тебе стакан воды, чтобы утолить твою жажду! Мой дорогой Габриэль, отречение и свобода – это вещи разные, я бы даже сказал, противоположные друг другу, хотя могут на первый взгляд показаться идентичными. Вода и цианистый калий тоже имеют внешние сходства, если сравнить две наполненных колбы. Но их содержимое смертельно противоположное. То, к чему ты идешь, не приведет тебя к тому, чего ты стремишься достичь. Потому я меняю колбы и то, что отравляло раньше, теперь станет тебя исцелять. Вот почему я убил твою Риту!
Признаюсь честно, кто бы он ни был, чего бы ужасного он не совершил в своей жизни, но этот непосредственный человек – Эн Ронни – меня восхищает.
– Эн, тебе удалось познать все в этой жизни?
Он засмеялся.
– Только глупцы считают, что знают все. Но в скором времени, я боюсь, что признаю себя таковым. Я наполняю тебя, а оттого сам я пустею и мне начинает казаться, что в мире нет другой истины, кроме той, которая интересует тебя. Мне бы пообщаться на досуге с человеком моего ума. Нет, я не хочу тебя оскорбить, Габриэль, ты достаточно образован для своих лет, но в силу своей молодости тебе пока нечему меня научить. Да, пожалуй, так я и сделаю завтра за обедом, нужно навестить своего старого знакомого.
– Зачем ты тогда проводишь со мной столько времени? И учишь меня всему?
– Знаешь, Габриэль, когда человек лишен таланта, он начинает радоваться тому, что он не лишен зрения, ведь он может смотреть на того, кто дарованием не обделен. О, в каких тонких деталях ты сумел сотворить Риту, я не встречал ни одного человека, кроме себя самого, кто бы смог породить подобное. Ты художник, мой друг, скульптор, и твоим зорким зрением обладает далеко не каждый, вернее сказать, не всякий знает, что с ним делать. Мне уже не терпится посмотреть на твою работу, оценить ее, так сказать, из первых рук. К моему сожалению, я обменял свой дар. Мне казалось, что такие вещи не подлежат обмену, а потому я принимал все, что мне давали, как награду. Многие хотели бы получить деньги, признание, миллионную аудиторию – но не многие бы решились отдать за это свой талант, ведь все эти привилегии не имеют никакой ценности без душевного мастерства. Ведь я своим словом не иначе как сею дурное в голову каждого своего читателя. Не перестаешь удивляться – какой плохой у людей вкус! Я соболезную тем, кто меня восхваляет. Но это тебя не должно коснуться, ведь каждый имеет право выбора. И каждый делает свой выбор в зависимости от того, насколько он себя оценивает. Тебе не обязательно идти по моим стопам, я лишь показываю тебе дорогу, которую выбрал для себя человек, стоящий перед тобой.
Я ничего не ответил, а только опустил глаза, мне было сложно выдержать его тяжелый, пронзительный взгляд.
– Собственно, зачем я и пришел, Эн. Я вдохновлен, как никогда раньше. Мое произведение начинает открываться с неожиданной для меня стороны. Я последовал совету, который ты мне дал при первой нашей встрече, я вошел на страницы своей книги.
– Я очень рад за тебя, Габриэль. Ведь это своего рода освобождение для тебя – выходить за собственные рамки. Но позволь мне спросить, у меня закралась одна очень интересная мысль, а не воспринял ли ты мои слова буквально?
– Да, ты все правильно понял.
В его глазах я увидел восторг.
– Браво, Габриэль, браво!
* * *Труп Риты теперь стал для меня неодушевленным предметом, а оттого я несколько раз споткнулся об него. В какие-то моменты я все же понимал, что с него стоит смахнуть пыль или же вынести его из комнаты куда-то на улицу, но этот граммофон был для меня слишком дорог, особенно в те прекрасные мгновения, когда он играл.
«Юлия стояла у меня за спиной и заваривала чай. На этот раз я пришел в гости со своим любимым чаем. За те несколько минут, которые я провел в одиночестве, у нее дважды возникла мысль воткнуть нож в мою спину. Я видел ее своим затылком и мог читать ее мысли, а потому мне казалось, что я имею власть над ее жизнью.
Она принесла две чашки с блюдцами и поставила их на стол, а затем присела на стул, стоявший напротив меня. У нее не дрожали руки.
– Можно вас попросить принести мне сахар?
Юлия встала и машинально направилась к кухонному шкафу, который находился у меня за спиной. Спустя несколько секунд она вернулась.
– Благодарю.
Я положил себе две ложки сахара и стал размешивать. Все это время она смотрела на меня в упор. Я сделал глоток. Да, выпить чаю на одной из страниц своей книги – это особенное удовольствие, да еще и со своим главным героем. Я улыбнулся, но ничего не сказал.
– Почему вы не пьете?
Ее чашка стояла нетронутой.
– Не хочу!
– Я бы вас попросил…
Она резко поднесла к губам чашку, сделала глоток и поставила на место.
– Кто вы? – сказала она каким-то пронзительным, чужим голосом.
– Я ведь представился вам на пороге.
– Мой муж умер от болезни, его никто не убивал!
Я молчал, наслаждаясь тем, как актер произносит текст, написанный мною.
– Я и есть болезнь, убившая вашего мужа.
Она была в недоумении.
– Я не понимаю…
– Скажем так, все, что происходит сейчас в вашей жизни, – это дело моих рук. Я знаю каждый ваш ответ на мой еще не заданный вопрос, вот только интонации и мимика вашего лица мне, к сожалению, неизвестны. Сейчас вы встанете со стула, чтобы прогнать меня из своего дома. Я ведь прав? Присядьте, прошу вас! Так вот, этот дом, в котором вы живете более пяти лет, и знаете каждый его угол – такой же ваш, как и мой. Я имею ключ от всех дверей и в какой-то степени чувствую себя здесь хозяином. Нет, не пугайтесь, мне не нужны ваши деньги и тело ваше прекрасное меня тоже не интересует. Меня волнует то, что вы сейчас чувствуете, какого цвета мир, на который вы смотрите, чем пахнет воздух, которым вы сейчас дышите, какая на ощупь ручка чашки, которую вы сейчас трогаете. Мне нужны ответы на эти и другие вопросы, другими словами, я хочу получить ваше зрение, обоняние и вкус. Я понимаю ваше возмущение и отрицание происходящего, а потому я предлагаю вам сделку, Юлия. Вопрос за вопрос! Кивните, если вы меня понимаете.
Юлия кивнула.
– Хорошо. Мой первый вопрос – «Чем пахнет сейчас ваша блузка мятного цвета?». Позвольте мне произнести ваш первый вопрос за вас, а дальше продолжайте сами. Ваш вопрос – «Какой цветок растет у меня во дворе?».