Спиртного у нас не полагалось, а за прочим не уследишь. Дети травку палят по-тихому в туалетах да колесиками закидываются, отцы-начальнички прихлёбывают внаглую из фляжечек. Из Москвы приехало небольшое созвездие - звезда горлового пения Сара Терц-Оол и звезда конотопского кардиостриптиза Данко, он же Олекса Гнидюк. Типа, поют и пляшут. Народ, типа, веселится.
Ко мне бросились было ухажёры из прежней компании, а я прошла в угол, где отстой стеночки подпирал, и пригласила Саню Микрюкова из «г» класса. У нас, Терри, в «а» классе учится элита, а в «г» - наоборот. Этот Саня пришёл чуть ли не в школьной форме. Мать его одна тащила. Тащила - значит воспитывала! Учился он, пожалуй, получше меня, но фиг бы ему медаль увидеть. Он тоже репетиторством подрабатывал. Вот мы с ним весь вечер и протанцевали и процеловались по углам.
Тут застонала моя мини-мобила. Я останавливаю музыку и говорю в микрофон, что хочу вручить родной школе ценный подарок на вечную память. И четверо грузчиков вносят в зал огромное полотно в роскошной раме. Ставят на стулья, закрывая сцену. Помнишь «Девятый вал»? Мой любимый размерчик. И я величавым жестом срываю покров…
Лох оцепенел. Минут пять цепенел, а потом озверел.
До сих пор жалко мне эту картину. Там одних красок… Запечатлела моя шаловливая кисть всех учителей моих и товарищей моих. Только нарисована там вечеринка немецко-фашистских оккупантов в сельском клубе. Посреди стоит директриса Мотькина Аэлита Панкратовна в эсэсовской форме и шарит на аккордеоне «Вельт-майстер». Но, кроме кителя и сапог, на ней ничего нет. А вокруг - и физичка, и химичка, и физрук, и прочие господа педагоги в непристойном виде и в неприличных позах, ухажёры мои да подруги. В стиле Отто Дикса. Никто не забыт, ничто не забыто! Это подпись на табличке готическим шрифтом… Пока они опомнились, я уже далеко была.
Ну, бессмертное полотно эта публика растерзала в пять минут, раму разломали, клочки с обломками вытащили на школьный двор и устроили артековский костёр - на моё дурацкое счастье. Потому что в суд-то теперь не подашь! Осталась только худая молва, которую ребята из других классов разнесли по всему городу. А молва вышла ещё черней картины. Им же хуже. Директрису потом сняли и перебросили в интернат к дурачкам. Одно хорошо - медаль досталась-таки Саньке Микрюкову.
Мне-то, конечно, и волчий билет уже был не страшен, так как ждали меня на туманном вашем Альбионе - не зря я столько лет на языковых олимпиадах блистала. Только возвращаться в город Малютин стало нельзя. Дядька Серёга сам приезжал навещать. С тех пор живу между Лондоном и Москвой.
Остальное ты знаешь и даже видел. А почему раньше не рассказывала - да всё случая не было. У тебя своих заморочек выше крыши…
- Внимание! Господа пассажиры! Самолёт компании «Иберия» совершил посадку в объединённом кольцевом аэропорте «Домодедово-омни» транспортного узла «Старая Москва». Убедительно просим не делать резких движений и не вставать после дефиксации вплоть до полной остановки самолёта. К выходу мы вас пригласим. Свою одежду и обувь можете получить в здании аэровокзала вместе с багажом после предъявления нательного медальона и выданных вам накидок и тапочек. Убедительная просьба памперсы оставлять прямо на ваших креслах. Желающие могут пройти трёхдневный бесплатный послеполётный курс психологической реабилитации. Эттеншен, плиз! Лэдиз энд джентлменз!..
По проходам пошли воздушные надзиратели, специальными ключиками отстёгивая прикованных к сиденьям пассажиров. Стюардессы энергично и сноровисто растирали страдальцам затёкшие за четыре часа запястья и лодыжки. Резко запахло нашатырём - в полёте, как обычно, не обошлось без обмороков.
- Терри, так у тебя и спина конопатая? - захихикала Леди.
Кто-то отпустил дежурную шутку про нудистское лобби. Накидки были прозрачные.
ГЛАВА 10
Квартира-студия Лидочки располагалась в последней трети восточной башни жилого комплекса «Стрела мечты». Мебели было немного - громадный диван в половину стены, старомодный рабочий стол «Дакота Уингчип», переделанный из хвостового оперения настоящего транспортного «Дугласа», пара массивных кресел, кухонный гарнитур в углу, длинная вешалка с нарядами. Вдоль стен стояли картины и чистые подрамники, многочисленные эскизы разбросаны были по полу. Возле широкого, во всю наружную стену, окна торчала стереотруба на треноге.
- Почти всё вывез, хилиаст бруцеллёзный, - пожаловалась Леди на бывшего владельца. - А многие оставляют. Дешевле бросить, чем спускать. Да и не втиснуть такую мебель в элитные жилища…
- У вас всё наоборот! - воскликнул сэр Теренс. - Как вы живёте? Должно быть, этот дворец обошёлся вам недёшево… Нет, мама! Это не то, что ты подумала!
Герцог Блэкбери только-только отдышался после бесконечного подъёма на тридцатый этаж. Воспользоваться услугами дежуривших внизу носильщиков ему не позволила гордость истинного хайлендера. Сама Лидочка была уже вполне свежа и весела.
- Да в копейки обошёлся, - сказала она. - Они тут, собственно, и не жили. Чуть не половина квартир стояла пустая. Теперь они в шикарном районе кайфуют, в Тушино. Дом там старый, зато ещё сто лет простоит. Третий этаж! Мечта! Свет всегда, вода всегда, сортир нормальный, а не эта биомерзость. Ванна в любое время! Лох цепенеет!
- Жизнь, как во время войны, - проворчал Дюк.
- Зато двести квадратов! И все мои! Доставай шампанское!
- Лучше бы мы остановились в «Президентотеле», - вздохнул лорд.
- Экономить надо! - подняла палец Леди. - Мне ещё повезло, что народ вокруг подобрался дружный, с выдумкой. Только с погодой никогда не угадаешь. Если цистерна наверху полная - значит, солнечные батареи не фурычат. Если ток есть - с водой худо… Но справляемся! Не забыл ещё народ жизнь в коммуналке. Не в смысле комьюнити, а… вроде общежития.
Лорд Терри поражённо мотал рыжей косичкой. Чуть не заставили его в барселонском аэропорту Эль Прат расплетать эту косичку - а вдруг она бикфордов шнур? Еле-еле отмазался.
- Ни один город в мире такого бы не выдержал, - сказал он. - Ни одна страна…
- А это ещё одно русское чудо, - сказала Леди и выстрелила пробкой. Потолок был такой высокий, что пробка не долетела.
Это действительно было очередное русское чудо.
За пятнадцать лет строительного бума в Москве понастроили огромное количество элитных жилищных комплексов - многоэтажных, избыточно роскошных, строго, по-военному, охраняемых, с магазинами, соляриями, тренажёрными залами, зимними садами, камерами слежения - и чудовищно дорогих.
А теперь посмотрим, господа пассажиры, как эта хреновина взлетит…
Кончилось всё очень плохо - что и предсказывали умные люди.
В течение одной злосчастной недели один из таких жилых дредноутов съехал в Москву-реку и обрушился, запрудив её. К счастью, дело было днём, да и рассыпался комплекс не вдруг - жильцы успели выбежать почти все, так что спасаться им пришлось от наводнения. Только сумели кое-как растащить нежданную плотину, как на другом конце города другая башня, ещё незаселённая, провалилась в карстовую полость - из-под столицы уходила артезианская вода, обрекая жителей на жажду. Начался обратный отсчёт.
Цены на дворцы стремительно пошли вниз. Взлетели цены на хижины.
Продав за немыслимо шальные деньги конуру с крошечным санузлом где-нибудь в Толстопальцеве или Бирюлёве, можно было спокойно уехать в недальнюю провинцию и там приобрести что-нибудь приличное. Или за чисто символическую плату переехать в какой-нибудь «Континент».
Вместе с людьми стали уходить из столицы и деньги. Грянул Майский облом, но такие обломы повторялись каждое пятилетие, и народ воспринимал их на уровне обычного урагана.
Процвели города Золотого кольца, словно бы мстя столице за многовековое унижение и ордынские набеги по наветам московских владык. Мэр Суздаля публично назвал своего престарелого московского коллегу «керосинщиком», и тот смолчал.
Над памятником Юрию Долгорукому среди бела дня надругались особо циничным способом.
Подмосковному крестьянству и пролетариату менять было нечего, и началось повальное бегство буржуев из горящих особняков на Рублёвке. Гражданскую войну предотвратило лишь то, что как раз в это время закончился…
Впрочем, стоит ли пересказывать школьный учебник новейшей истории - всё равно какой его вариант?
Вышедшую из-под всякого контроля Москву волей-неволей пришлось зачислить в порфироносные соломенные вдовы. Померкший от горя Петербург угрюмо встречал переезжающие министерства, управления, фонды, банки, танки и банды. На долю Белокаменной досталась мелочь вроде Министерства культуры, да ещё своенравный патриарх Владимир не пожелал покинуть свой Сергиев Посад. Питер в ответ учредил Правительствующий Синод.
Вышедшую из-под всякого контроля Москву волей-неволей пришлось зачислить в порфироносные соломенные вдовы. Померкший от горя Петербург угрюмо встречал переезжающие министерства, управления, фонды, банки, танки и банды. На долю Белокаменной досталась мелочь вроде Министерства культуры, да ещё своенравный патриарх Владимир не пожелал покинуть свой Сергиев Посад. Питер в ответ учредил Правительствующий Синод.
Дорога, косноязычно воспетая печальником Радищевым, превратилась в многодневную автомобильную пробку. Незадачливый град Петров принимал высокопоставленных беженцев.
А московские Башни заселялись стихийно: по национальностям, по конфессиям, по интересам - Вьетнамская Пагода, Казачья Вежа, Вольный Эльбрус, Чайнатауэр, Сторожевая Башня (это баптисты), Академическая (это учёные), Первая, Вторая и так далее Беженские (это все подряд), Молодёжная, Учительская, Первые Долевики, Вторые Долевики, Тушинская Богадельня, Пик Коммунизма (это альпинисты), Свободный «Вилланж»…
Недостроенный «Москва-сити» освоили цыгане всего мира.
В семёрке сталинских «высоток» обосновался вообще чёрт знает кто.
Произошло окончательное решение квартирного вопроса. С москвичей была наконец-то снята столетняя порча.
Мир в ужасе взирал на безумный русский мегаполис и гадал, много ли там останется народу после первой зимы. Обильную гуманитарную помощь едва успевали разворовывать. Братскую руку протянула даже Монголия…
Но никто не мог представить, сколь хитра на выдумки голь, если её оставить в покое и предоставить самой себе.
«Как вы там живёте?» - ужасались москвичи, застрявшие в обычных домах с обычной инфраструктурой, то есть Кварталах, по-простому - Низовка.
«Нет, как вы-то в своих конурах существуете?» - ужасались обитатели Башен в ответ.
Из жалости взаимной проистекла большая польза.
«Счастье России в том, что мы умеем жить бедно», - сказал некогда академик Лихачёв.
Пошли в ход все альтернативные технологии, которым не давали дороги в прежнее время - селитро-кадмиевые обогреватели, термоцефалоиды, нанокрекинг, ламинарные биофильтры для атмосферной влаги, некробные культуры в переоборудованных бассейнах, теплоизоморфы, бестактные парадвигатели инженер-полковника Крюкова, селеновые гелионакопители, псевдодинамические полуподъёмники, капельное квазиосвещение. Пресловутая «машина Дина», воплощённая в металле, на практике научилась поднимать не только самоё себя, но и двух пассажиров. Некому было тормозить народную смекалку.
Между Башнями вёлся усиленный натуральный обмен опытом и научно-техническими хитрушками. Секретить тоже было некому, а жить хотели все. Возникла новая цивилизация, для которой всё никак не могли найти определения. «Дождался русский народ наконец самоуправления! - воскликнул в своём подмосковном имении прославленный мудрец и пророк. - Теперь и помереть не обидно!»
По весне притихшая Россия с удивлением и восторгом поняла, что сердце её продолжает биться, хоть и в некотором отчуждении от прочего организма. Чиновный столичный Петербург весьма огорчился и даже начал дерзко намекать на уплату налогов. Министрам надоело ютиться в сырых коммуналках и на задворках дворцов. Никаких налогов, конечно, не последовало. Питерская милиция получила приказ отлавливать и штрафовать «лиц московского происхождения».
«Скромнее жить надо, тогда и деньги будут!» - прозвучал ехидный ответ Объединённого Совета Башен и Кварталов.
Пробовали высадить десант на крыши некоторых зданий. Спецназовцы не вернулись - то ли сгинули на верхних этажах, то ли прельстились незнакомым стилем жизни и попросили убежища, занявшись охраной.
И великий город продолжил жить обычной жизнью, разве что с некоторыми поправками на невероятность.
- Я каждый раз словно в новую страну возвращаюсь, - сказала Леди. - Даже плакать хочется, оттого что всё это ненадолго…
- Почему же ненадолго? - спросил лорд Фицморис. - У вас даже удивительней, чем я представлял…
- А, - Лидочка махнула рукой. - Найдутся деятели, подгребут всё под себя. Так всегда было. Уже в официальной прессе пишут: «Махновщина», «Православные джамааты», «Корпоративная вольница», «Анархо-синдикализм»… А сперва дифирамбы пели - «Технологический прорыв без войны», «Ростки будущего»… Скоро, поди, крестовый поход объявят, а ваши буржуи нашим помогут! Вы все заодно, принцы-герцоги… Антанта проклятая…
- Почему вы всё время хотите меня обидеть, ласточка? - вздохнул Дюк.
- Потому что ты всё понимаешь, миленький, - сказала Леди. - Мы по-прежнему живём в ожидании жизни, ищем мужицкий рай и Страну Муравию… А теперь ещё и Три Холма, Охраняющие Край Света. Хочешь, в Кремль сходим, когда дела сделаем? Ты ведь не был в Кремле?
- Не был, - сказал Дюк. - То есть был, но подростком…
- Там теперь интересно, - зажмурилась Лидочка. - Смена караула у Мавзолея. Мавзолей, правда, пустует, и солдатики - голограмма, но всё равно впечатляет. Концерты постоянные, вернисажи… Лох цепенеет, Гайд-парк отдыхает… Вечерами цифровые фейерверки, хэппенинги, перформансы… Кучу знакомых встретим! Погужуемся хоть денька три! Герцог Блэкбери вспомнил бесконечные лестничные пролёты и застонал - ноги ещё гудели. Леди утешила его:
- Когда вернёмся, и подъёмники Диназара ботают. Только они медленно идут, на каждом этаже отдыхают… У меня никогда терпения не хватает, я предпочитаю ножками. Мы же не старики и не дети, правда, Терри?
- Наши отношения говорят об обратном, - Дюк воспользовался случаем поднять проблему.
- Глупенький! Постель-то у меня одна. Правда, большая, от старых хозяев. Если лапы распускать не будешь - нормально выспишься. Терпи! Ждать и надеяться, как завещал Эдмон Дантес! Ещё одно усилие, французы, и вы станете настоящими республиканцами, как сказал Жан Жак Руссо!
- Маркиз де Сад это сказал, - грустно поправил Дюк.
- Тем более! - воодушевилась Лидочка. - Но лучше я тебе всё-таки антиэротический массаж сделаю… Смотри - красота-то какая! Ни дымов, ни факелов! В Капотне, и то безотходка! И пожаров не стало, главный поджигатель в женском платье удрал в Бологое… Да ты погляди: даром, что ли, я стереотрубу покупала!
С великим усилием лорд Теренс восстал из кресла и приник к окуляру.
- Ты в своём Глазго зачуханном такое видел? И не увидишь! Во-он туда глянь! И это не парк, а был вполне пролетарский район, людей резали…
Мегаполис расстилался, сколько глаз хватало. Башни, опутанные яркими трубами различных коммуникаций, увенчанные воронками для сбора атмосферной влаги, сверкающие солнечными батареями и лопастями ветряков, щетинящиеся устройствами вовсе неизвестного назначения, торчали над серо-зелёной Низовкой, как печные трубы над спалённым селом, но картина эта не вызывала ни уныния, ни подавленности, а сплошное удивление и восторг, словно переданная каким-нибудь «Вояджером» панорама инопланетной, но, несомненно, разумной жизни.
Пейзаж не портили даже развешанные то тут, то там останки пойманных квартирных воров.
Лорд же Теренс рассматривал объекты поближе.
- Дорогая, посмотрите - это не наш ли барселонский приятель за нами пожаловал?
- Зайчик, что ли? - не поверила Леди.
- Нет, цербер его, сеньор Понсиано…
- Где?
- Да вот, за оградой стоит, с девицей… Лидочка подскочила к треноге.
Верно, за шоковой сеткой, окружающей башню, стоял величественный усатый мужчина в седых кудрях, сложением и вправду напоминавший главного охранника «Бомбильи». Левой рукой он прижимал к пузу молоденькую девчушку в пёстром балахоне, правой плавно показывал на окна и что-то говорил. Девчушка внимала. Леди махнула рукой:
- Обознался, лорд нерусский! Понсиано ещё не седой, но уже лысый. А это наш знаменитый поэт Лыков с новой подругой. Ванной девку завлёк! Он как раз напротив живёт, в девятиэтажке со всеми удобствами. То ли стихи читает, то ли объясняет, какие светила искусства тут проживают. Нашу башню ведь в простом народе Монмартром кличут!
Дюк подивился популярности парижского района в простом русском народе, но сказал другое:
- По крайности, он не к вам собрался, и это меня утешает.
- Пробовал! - с гордостью поведала Леди. - Но не дошёл. Всё-таки годы не те, а подъёмников тогда вообще не было. Значит, не судьба. Только не больно-то он огорчился, мерзавец! Никогда ему не прощу! Нарочно эту гадину притащил под - мои окна! А ещё ведь стихи написал - «Художнице с Монмартра, как если бы она домогалась моей любви»…
Дюк прикинул, что седой стихотворец вряд ли мог знать о внезапном возвращении Лидочки, но спорить не стал. Она и так его утешила:
- Далеко не пойдём: девки-то минкультовские почти все в нашей башне живут, у кого богатых любовников нет. Да ещё и выходной, не успела, поди, ускакать… Богема поздно просыпается!