ГЛАВА 11
Богема и вправду просыпалась поздно.
- Туркова, это ты в такую рань? Ты откуда? Из Барселоны? Ты и там успела отметиться? Ну ты даёшь! А Розина с Грищуком там замели, не при тебе? С прочими евразийцами?
Маленькая стриженая женщина в громоздком халате надела наконец очки и уставилась на Дюка. - О, и лорд здесь! Леди тоже вопросительно глянула на спутника.
- Да не парься, Туркова! Я же в Тейт-галлери стажировалась!
- Здравствуйте, леди Клаудиа! Рад вас видеть! - взмахнул косичкой Дюк. - Сомневаюсь, - вздохнула Клавдия. - Извините за то, что принимаю в таком виде… Вода ещё не согрелась…
- Русланчик внизу, в садике? - спросила Лидочка.
- Русланчик на Полтавщине, с отцом, - сказала Клавдия. - Всё летичко будут. Сейчас, поди, черешню лопают прямо с дерева, бездельники. А я, как падла, в Сан-Франциско торчала, вы ставку Баббы Бейкера привезла, в Черномырдинке открытие будет… Отдали ведь они, Туркова, нам помещение! Плакали, кололись, а деватьсято некуда! Декрет о жилье! Декрет о музеях! Перетащились газовые бароны в какую-то халупу на Охте… Была у собаки хатка!
- Поздравляю! - сказала Леди. - Клав, прости, мне, собственно, Рогнеда нужна. Она же выставку детских рисунков для Барселоны собирала? Только вот не открывает Рогнеда - то ли дрыхнет, то ли мужика завела…
- Проходите, - сказала Клавдия. - Не через порог же… Только у меня тут… Не распаковалась ещё… Руки не доходят…
Всё равно огромная квартира казалась уютной после Лидочкиной суровой казармы - так много в ней было всяких весёлых фигурочек, тряпочек, масочек и прочих малых форм по стенам. - Немного виски? - спросила хозяйка у лорда.
- Немного репы? - передразнила Лидочка. - Немного борща?
- А есть и борщ! - обрадовалась Клавдия. - У меня его ведро, а хорошему борщу что сделается? Только вкуснее станет. Но хоть в лавку не спускаться! Давайте за стол, а то ты юношу, поди, и не покормила, я тебя знаю… На дальних рейсах хоть через трубочку питают…
- Он сыт своей любовью, - сварливо сказала Леди.
Но всё-таки Дюка было жалко, и они сели за стол.
- Идёт, идёт вискарь под борщ, - подбодрила она растерявшегося было аристократа. - Можно. Особенно ирландский. И под вареники идёт.
- …А Рогнеда бы вам одной корейской лапши заварила, и то вопрос, - подытожила хозяйка щедрый то ли завтрак, то ли уже обед.
- Что ты из-под неё хотела, Туркова?
- Я насчёт детской выставки, - сказала Леди. - Был… Есть там один рисуночек, вот он меня как раз интересует… - Три холма, что ли? Лидочка поперхнулась компотом: - А как ты догадалась?
- Да Рогнедка по всей конторе эту картинку таскала! Она на ней шизанулась! Бона сказылась! Музыку слышала! И всё! Только мы нашу Рогнедку и видели! Взяла отпуск за свой счёт и умотала! - Куда? - Место это искать! У них чуть ли не секта образовалась. У туристов этих, байдарочников, двадцатый этаж, с которыми она тусуется. Рисунок она скопировала, показала своим друзьям, так они даже раскололись - одна группа рванула в Карелию, а другая, наоборот, на Кавказ. Господи, на чём только люди не заморочиваются, лишь бы нормально не жить…
- Прямо так на людей действует?
- На нормальных, конечно, не действует. Но Рогнедка ведь у нас с большо-ой призвездью! И друзья такие же.
- А ты этот рисунок… видела? - спросила Леди, и голос у неё дрогнул.
- Конечно. Я же говорю, она по всем кабине там листком трясла. Хорошая картинка, не по возрасту. Примитив, но не Пиросмани, не бабушка Мозес. Папа, наверное, для дочки нарисовал. Три холма, небо, на небе надпись. Что-то в ней есть, но не настолько, чтобы всё бросить и в Карелию мчаться, летичко портить! А я из-за Рогнедки в Штаты потащилась, как молоденькая! Да я тебе покажу, она Русланчику тоже копию подарила…
Клавдия поднялась и, неспешно колыхаясь, побрела в детскую.
- Дюк, я волнуюсь, - сказала Лидочка и взяла Терри за руку. - Какие всё-таки квартиры тут большие, пока дойдёт…
- Типично шотландский мистицизм, - сказал Дюк. - А окажется всё полной ерундой…
- Ты сам в это не веришь, - прошептала Леди. - Я чувствую, что это… что мы… что нам… Такого со мной ещё не было!
- И слава богу, что не было, - Дюк помрачнел. - Мне это не нравится.
- Ну и поезжай к мамочке! - И Лидочка резко убрала руку.
Вернулась Клавдия и развела широкими рукавами:
- Русланчик, чертёнок, с собой упёр в незалэжную. Ему тоже очень понравилось. Это как раз возле бабушкиного хутора, говорит. Вчера звонил, доложил, что нашёл, и что там живут вячки, вячата и солохи.
- Это кто такие? - тревожно спросила Леди.
- Да так, - отмахнулась хозяйка. - Свекровь моя тоже выдумщица, не хуже Рогнедки. Народная целительница. Но, по крайней мере, мальчик на природе бегает, а не уткнулся в компьютер… Туркова! Не лги! Ты что-то знаешь! За чем тебе копия, если ты сама в Барселоне видела оригинал? Что такого в этой картинке? Это пароль?
Лорду Фицморису выпала редкая удача - увидеть растерянную Лидочку.
- Да я… Да мы… Какой пароль? Это Терри хочет статейку… Какой пароль?
- Врёшь ты много, а врать так и не научилась, - с удовлетворением сказала Клавдия. - Конечно, пароль. Вроде цветочного горшка на - окошке. Иначе почему в министерство этот красавчик приходил?
- Какой красавчик? - окончательно побледнела Леди.
- Из органов красавчик! - победно воскликнула Клавдия. - Он даже обыск в Рогнедкином кабинете хотел сделать, и девки чуть его не допустили, такой обаятельный, но кто-то стукнул министру, и Корсаков его выпер. В Питере у себя будете беспредельничать, сказал. И кулачищи показал - он же раньше скульптор был! Ну, красавчик и слинял…
- Тебе, Клавочка, самой в органах бы служить, - ожила Леди. - Корсаков просто увидел, что у парня липовые корки. А картинка - точно, с фишкой. И в чём фишка, непонятно.
- И где картинка, непонятно, - в тон сказала хозяйка.
- Как-то мне за Русланчика тревожно… - вздохнула Леди и угадала.
- Я сперва тоже перепугалась, - призналась Клавдия. - Но у него же копия, а красавчику копия не нужна, у него своя была. Там всё дело в оригинале… В Барселоне что-то произошло, хоть я и не верю всей этой интернетовской дури… А-глобо музеи не потрошат! А вы, наверное, в розыске. Вот в чём дело-то… А он: картинка, картинка… Нэ журысь, нэ турбуйся: из Башен выдачи нет!
- Ты уж молчи на работе-то, - сказала Лидочка. - Мы с Дюком тоже обещали молчать Мендисабалю… Терри, не встревай, я лучше знаю! Это Россия, а не Скотланд, хренов, Ярд… И это детский рисунок, а не чертёж секретного агрегата! Совсем эти ребята ополоумели! Ты, Клав, вот что… Ты поезжай-ка к свекрови! Так спокойней будет. Ну их, красавчиков этих… Бабба Бейкер не пропадёт, он в трущобах вырос. А как приедешь, сбрось картинку мне на трубу. Потом сожги копию…
- Расскажешь, чем всё кончилось? - прищу рилась из-за очков хозяйка.
- Живы останемся - расскажу, - подмигнула Леди.
ГЛАВА 12
- В общем, куманёк, самолёт мне хвост покзал, - закончил сеньор Понсиано свою трагико мическую эпопею о допросах дурочки Ампаро, зловредной старухи Канделарии и всех остальных уроженцев городка Клаверо, закончившуюся бесчинствами в пробке на шоссе.
- А говорил, у тебя везде свои люди, - мрачно сказал Паблито. - Значит, моё имя, того… Не все двери? Кум, я тебя зачем из деревни вытащил? Мне нужно, это… Чтобы утечки… И что бы нашёл! Кто ворота!
- Так я и нашёл! - обрадовался сеньор Понсиано. - Всю ночь плёнки смотрел…
По рубахе было видно, что Давила просматривал съёмки музейных видеокамер, поедая яичницу и запивая её сангрией
- Вот он, гляди… Я сперва не сообразил, а потом… Вот он! Так его не видно, а когда застопоришь…
- Ребёнок, что ли? - спросил Мендисабаль. - Негритёнок? И он что, днём приходил? Почему голых пускают?
Сеньор Понсиано терпеливо, как больному, объяснил:
- Его же не видно просто так! Глаз не поспевает! И он не негритёнок, он белый, только чёрный. А голый, должно быть, от того, что на нём одежда не держится, такой шустрый… И ворота! Как соврали, так оно и было: дед Балагер! Только не на погрузчике, а на «Гелендвагене». На спор.
Паблито напряг все свои травмированные мячом мозги и обхватил голову, чтобы удержать их, мозги, в равновесии.
Как известно из многочисленных детективов, провинциальный легаш, не ловивший дома добычи крупнее конокрада, в большом городе способен распутать самое сложное преступление, посрамляя тем городских криминалистов со всей их техникой.
Сеньор Понсиано Давила таким и был. Слово «дедукция» он слышал, но смысла в нём не искал, дактилоскопию откровенно презирал, баллистику в грош не ставил, группу крови определял по цвету, на следы обуви не обращал внимания, так как ему трудно было согнуться, а ползать на карачках он не нанимался. И уж тем более не копался в документах - указательный палец его, подобный патрону крупнокалиберного пулемёта, безошибочно указывал на виновника кражи ли мула, растраты ли церковных денег, избиения ли туристов, совращения ли малолетней. Он с ходу называл имя преступника и более в дело не вмешивался. Так гениальный математик выводит сразу готовое решение, предоставляя тупым коллегам искать все промежуточные. Для пиренейского городка Клаверо этого было вполне достаточно.
Хватало до сих пор и для «Музео Мендисабаль» - в сущности, это же обычный склад, только почуднее и позабавней.
Паблито успокоил мозги, улыбнулся не по-хорошему и сказал:
- Кум, так снято-то днём! Вон - люди ходят! Это… А вырезали ночью!
- Верно, в затемнение камеры не работали. И ничто не работало. А что толку? Негритят всё равно в темноте не видно. Днём он присмотрел, как у них водится, а ночью и нагрянул. Через ворота. - А дед Балагер, того… Нарочно? Ворота?
- Нет, кум, - с тем же небесным терпением сказал Понсиано. - Дед Балагер отдельно. Он - как раз в кабину залез, когда свет пропал. Но не идти же на попятный! Слово чести! А «Гелендваген›, это же такая сволочь… Это же мирный танк… А наш чёрненький того и ждал.
- Голый! - уточнил Паблито.
- Ну, может, к ночи он и приоделся, - не уверенно хмыкнул Понсиано. - Старая Канделария говорит, что это коко. Откуда, говорю, в городе возьмётся коко? В деревне - понятно, он там всегда имеется, но чтобы в городе… Но она же неграмотная! Какой же может быть коко, когда я его вижу? Кто бы его, видимого, боялся? А когда Ампаро мне пересказала разговор с русской артистой, я и помчался в Эль Прат.
Паблито представил мчащегося сеньора Давилу и завёл глаза: - Позвонил бы! Пусть бы, это… задержали!
- Эх, куманёк! Кто бы с ней связывался! Они этих ловили… мятежников. Между прочим, денег у твоей сеньориты полно. Угадал. Может, по меньше твоего, но навалом. Это видно. - Ты что, счета её проверял?
- Ещё не хватало! Но ведь сразу видно, кто чего стоит. Голодранца узнаешь за километр, хотя бы и во фраке. Вспомни, как сам молодой форсил! Плюнь, кум! Таких картинок даже я тебе сто нарисую. Приклеим, и всех делов. Другое дело, что ты к ней неровно дышишь. Правильно Тереза твоя частных легашей нанимает, только я - их, кум, сразу вижу и по-простому окорачиваю… На этот счёт будь спокоен. Она сюда ещё вернётся, сеньорита твоя. Ну, произошла какая-то глупость непонятная, так ведь вреда от неё нет! И «Гелендваген» восстановят, ребята обещали. В общем, закрыли дело за отсутствием всего, чего бы то ни было. Полицию я успокоил, журналистам всё равно никто не верит… А чёрного вроде бы поймали, то есть нашли дохлого, а он потом к ночи ожил и убежал. Городские всё делают не как люди…
Сеньор Понсиано помнил, как вся родня уговаривала Паблито не затеваться со строительством музея. Не уговорила.
- Вот это, кум! - и сеньор Мендисабаль хлопнул по столу ладонью. - Ты не сиди. Не вы думывай, за тебя я буду, это… А ты, того… Ты давай! Тут, это… Тут что-то не то! Так не озор ничают! Дорого! Почему у него ноги и, это… руки такие?
- У кого? - опешил Давила.
- У того! У чёрненького!
- А, у коко? Так это же коко. Его же нет, он только мерещится.
- Видеокамере мерещится?
- На плёнке брак! Он и легавым померещился! Вот они и плетут что попало - воскрес, мол…
- Кум, ну ты ненормальный. Уже сто лет не ту, это… вместо плёнки сейчас, это… Ну, не пленка. Не обязан я знать, как оно называется! Я тебя для чего? А ты? Я бы мог этих… целую дивизию… с приборами… Только оно дело семейное. Крутись! Как этот город называется, откуда? Русский город? Ампаро перевела?
- Мальютин, кум, а ты на что намекаешь? А девочку мне не выговорить!
- Я не это! И ты не это! Не сиди! Давай в Мальютин! Ищи девочку! Скажи, это… Первое место за картинку! Сто тысяч евро!
Сеньор Понсиано тяжело вылез из кресла и осторожно опустился на колени:
- Я так прямо и знал, чем это кончится! Куманёк, да не могу я летать с нынешними порядками! Это же тюрьма с крылышками! Стыдно от добрых людей! Мне же там трубку с бульоном на обед вставят! Пластид в заднице будут искать! А поездом нельзя?
- Каким, того, поездом? Какая, это, задница? Возьмёшь мой «Фалькон» и с комфортом… Ты у кого работаешь? Ты… это… страж лучшего музея в мире! Только рубашку… Вообще, следи!
Сеньор Понсиано вернулся в кресло и совсем было успокоился, но тут же встрепенулся всем пузом:
- Это же в Россию! Нас там собьют! Я же помню, они сбивают…
Настал час терпеливого объяснения и для Паблито.
- Ты, это… По закону же! Честь по чести! Да! В этом… Мальютин… Ведь есть футбольная команда? Хоть одна?
- Наверное, есть, - предположил Давила. - Хоккейная точно есть - лёд ведь у них даровой.
- Какой лёд? Я про того, футбол. Скажешь там, что прилетел, это… «Барселона» хочет товарищеский матч… Сам придумай. И того… девочке приз… Сообразишь!
- Видно, бабка права. Ты картинку даже не видел, а уже тронулся… Если на твоём «Фальконе», тогда ничего… Но я по-русски…
- У них федерация футбола есть? Есть. В Москве. Скажешь, что от меня. Там у них этот… Алехандро «Козьоль» Тер-тыч-ны. Два года в «Аяксе» был - помнишь? Русская трибуна на «Уэмбли»: «Козьо-о-оль!» И весь стадион: «Козьо-ооль!»
- Помню, - заулыбался Давила. - Помню сеньора Козьоль: «Таганька, зачьем сгубиля ти менья?»
- Во-во. Таганька. Он поможет - скажет, как долететь в Мальютин…
ГЛАВА 13
Герцог Блэкбери от самолёта отказался: за три дня шлянья и веселья он смертельно устал.
- Дорогая, я давно хотел поглядеть на Россию во всём её, так сказать, просторе. Неужели вам нравится этот массовый воздушный стриптиз? - Смотри - тебе жить! - предупредила Леди. Взял Теренс, конечно, СВ - и промаялся трое суток от близости любимой и невозможности чего-то более. Пресловутый антиэротический массаж укрощал только тело, но не душу. Выспаться толком не удалось. Кроме того, в вагоне-ресторане ему пришлось столкнуться с поздними и оттого лютыми омскими дембелями, ушедшими на гражданку прямо с гауптвахты. Да ещё на каждой остановке Лидочка выгоняла лорда за экзотическими продуктами и напитками: подтверждала свой невозможный характер, чтобы похерил бедный Терри беспочвенные мечтания.
Когда поезд миновал мост через реку Алду, она привела лицо влюблённого в относительный порядок, а сама напялила на голову белокурый парик:
- Ты правильно придумал, что на поезде, а то Синеоков сразу бы узнал, кто сюда летит! У него везде схвачено… Так что в город мы не поедем, а мы поедем прямо к Дядьке! Дядька тебе сразу в репу даст, но ты не смущайся - он со всеми так знакомится… Посмотрела на Дюка и добавила:
- А может, и пожалеет: не даст в репу. При таксисте говорим только по-английски! И за чемоданами приглядывай!
Но таксист всё равно удивился, когда пара явных иностранцев пожелала отправиться не в «Рэдиссон-Сайбериа», но в сторону Шалаболихи.
Дюк так и не успел как следует рассмотреть малютинский вокзал, напоминавший вычурный, дорогой, но явно несъедобный торт. Над привокзальной площадью качался громадный плакат, на котором изображён был обесцвеченный молодой человек. В каждую его щёку было вшито по застёжке-молнии. Подбородок украшала интимная стрижка. Подпись гласила: DJ GONDON PROEZDOM.
- Смотри-ка - мой бывший жених! Большим человеком стал! - сказала Леди.
…А вот дача Турковых напоминала гнездо средневекового барона-разбойника - правда, разбойника доброго, старшего брата своим вассалам и отца родного своим крестьянам. «Если бы Гауди хоть раз в жизни напился, - пояснила Леди, - он бы примерно что-нибудь такое и напроектировал». Дюк только хмыкал да охал, всерьёз ожидая получить от неведомого Дядьки в репу.
В репу он не получил, но потрясение было нешуточное.
Едва они прошли за калитку, как по выложенной камнями дорожке промчалось что-то огромное и лохматое. Лохматое встало на задние лапы и, оказавшись выше Лидочки, едва не опрокинуло её на землю. Герцог бросил чемоданы (один жалобно звякнул), кинулся на выручку. Нападавший переключился на Дюка и разом слизал с его лица всю маскировочную косметику языком шириной с сапёрную лопатку.
- Дядька! - заорала Леди. - Ты чего тут развёл? Брысь! Брысь!
- Это, деушка, твой Чуня! - послышалось с высоты крыльца.
Сергей Иванович Турков был высокий крепкий мужик с обветренной рожей и седой бородкой по её краям. Глаза у Дядьки были маленькие, чёрные и пронзительные. Одежду его составляли просторная тельняшка и фирменные кремовые пижамные штаны «Поло», в знак полного презрения к ним заляпанные чёрным кузбасс-лаком.
Гигант Чуня успокоился, сел, завилял хвостом и вопросительно глянул на хозяина точно такими же хитрыми глазками.
- Какой Чуня, Дядька? - Лидочка успокоилась и вытерла лицо. - Издеваешься?
- А тот Чуня, какого ты мне навязала в Лондоне!
- Дядька! Лох цепенеет! Чуня не может быть такой!
Дюк тоже опомнился и пролепетал: - Постойте, но ведь это же… Невероятно!