— Может русский инженер починить нам вот эту вещь? — спросил старик Махмуд и показал на старый ламповый радиоприёмник, стоявший перед входом.
Александр Степанович попросил нож, ножом раскрутил корпус, послюнявил палец и пробежал им по плате. Мой учёный друг живо нашёл поломку и пообещал сделать приёмник к вечеру. Старик продолжал смотреть недоверчиво. Он тоже послюнявил палец и провёл им по приёмнику. И решил, видимо, что его пытаются обмануть.
Вечером Попов сходил домой. Вернулся и вставил новую лампу. Включили устройство, новая лама загорелось красноватым светом. Попов накрыл радио кожухом, закрутил и показал на него двумя руками, дескать, принимайте работу.
Эйвазов буквально расцвёл и низко поклонился сперва Попову, потом мне, и, наконец, приёмнику. Приёмник работал, шумно вещая на непонятном мне наречии. Никаких денег за проживание с нас не взяли. Мы вдвоём остались в доме на положении почётных гостей.
Дом Эйвазова оказался на удивление большим и светлым, недавно выкрашен, краска свежая. На марке его совершенно не видно. Он скрыт от глаза наблюдателя огромным початком кукурузы. Этот початок такой большой, размером с человеческую голову. Иной раз я удивляюсь художникам, изображающим на марках совершенно никому не нужные детали и оставляющие без внимания другие, во сто крат более важные, как например, увитый плющом, отремонтированный дом, и огромный сад с фруктовыми деревьями.
Вид Багир оглы имеет довольно экзотический. Борода архиерейская, лопатой. Из-под густых бровей глядят сердитые глаза. Но старик выглядит гораздо моложе своих ста сорока с лишним лет. Больше ста двадцати никогда не дашь. Зимой и летом он ходит в бараньем тулупе. На голове его всегда красуется огромная мохнатая шапка, надвинутая на глаза. Её старик не снимает даже в помещении. В «Науке и Жизни» писали, что у пожилых людей мёрзнут конечности в связи с плохим кровообращением.
Я отсылаю любопытных читателей к журналу «Наука и Жизнь» и филателистическим справочникам, где изображается марка. Вы старика там сразу узнаете.
Огни в горах
Комнату нам выделили уютную. Мебель, правда, простая, если не сказать убогая. Стул, стол, тюфяк для спанья. Один мне, один — Попову. Шкап для одежды, украшенный восточной резьбой. И больше ничего. Едва мы устроились на новом месте, как Александр Степанович развил бурную деятельность.
— Буревестник, боюсь, нам не придётся долго отдыхать. Я собираюсь совершить вылазку и обследовать близлежащую местность.
— Возьмите меня с собой, — отвечал я. — Здесь прекрасный, очень чистый воздух, климат курортный. Вместе веселее.
— В таком случае одевайтесь потеплее. Это вам не Капри. Ночи в горах холодные, дело к вечеру, а мы одеты плохо. Надо бы нам испробовать местный гардероб.
— Пойду, спрошу у бабушки-внучки чего-нибудь нам из одежды, — сказал я.
Так и сделали: для нашей экспедиции я выпросил у бабки два тулупа и две бараньих шапки, какие носят местные жители.
— Ночами у вас тут в горах холодно, а пальто греет слабо. Попов и я мёрзнем. Так ли велит обычай встречать гостя великого инженера, починившего вам радио? — объявил я старухе.
Она без лишних разговоров выдала мне тулупы и шапки.
— А как же дед? Кто станет за ним следить? — спросил я, вернувшись.
— Я за ним уже наблюдал, — махнул рукой мой друг, напяливая шапку, — по-моему он весь день в делах, с мотыгой в руках в огороде. Пойдёмте, осмотрим сад и горы. Ведь где-то следует искать следы пропавших.
Едва мы оделись, вышли в сад и отошли от дома на каких-нибудь сто метров, Александр Степанович сделался задумчивым. Горная тропа вела нас наверх. Я наслаждался столь приятной прогулкой и думал о здоровье местных горцев. Ведь неслучайно именно в горах обитают долгожители. А мы, больные и несчастные дети низин, и не подозреваем, чего сами себя лишили.
Ничего необычного я по пути не приметил. По хорошей дороге мы прошли этак километров пять. Слева и справа от меня открывался чудный пейзаж: горы, покрытые бурной растительностью, кустами можжевельника и кизила. Но вот дорога вывела нас на открытый участок.
Я увидал, как вдалеке на соседней горе зажглись несколько огней. Несомненно, там горели костры, и, больше из праздного любопытства, я спросил моего спутника, что он об этом думает.
— Не знаю, — пожал плечами Попов. — Пастухи, быть может.
Как вдруг впереди себя мы обнаружили маленькую фигурку, направлявшуюся в ту же сторону. На спине идущего висела огромная корзина для сбора винограда. Мы окликнули человека, но тот шёл, не оборачиваясь. И, как мне показалось, даже прибавил шагу. Тогда мы чуть поотстали, стараясь передвигаться перебежками, чтобы не упустить силуэт путника из виду, но из этого ничего не вышло: человек исчез в густых зарослях.
Наконец, мы поравнялись с ржавой пустой бочкой. Для порядка я заглянул внутрь.
— А-а! — крикнул я.
Бочка не отвечала. В ней не было никого. Плотная стена растительности по краям дороги скрыла от нас ушедшего.
Пошли дальше. У дороги показался небольшой каменный сарай. Рядом с сараем лежали в беспорядке сваленные кучей лопаты, грабли и прочие мотыги, названия которых мне неизвестны. Я хотел было пройти дальше, дело близилось к вечеру, а нам следовало успеть обследовать окрестности. Александр Степанович же остановился и принялся разглядывать инструмент.
— Вы лопат никогда не видали? — не удержался я.
Попов не обратил на моё замечание внимания, склонился ниже, сев на корточки. Потом принялся разглядывать тропинку. Солнце к тому времени уже спряталось за горами.
— Поглядите сюда, Буревестник, — показал пальцем Попов.
— Садовый инвентарь. Обыкновенная железяка, — иронически ответил я.
Попов поднялся во весь рост и отступил на несколько шагов. Потом решительно направился назад.
— Что всё это значит? — не выдержал я. Но спорить было поздно, потому как я уже бежал следом.
Вместо ответа Александр Степанович подошёл к той самой ржавой металлической бочке и показал мне рукой: — Вам не кажется странным, Буревестник, что поверхность бочки, стоящей под деревом, совершенно суха, в то время как лежащие на солнце в трёхстах метрах отсюда мотыги и лопаты сплошь покрыты каплями воды?
— Солнца нет, — начал я.
— Только что солнце было, — прервал меня Попов нетерпеливо.
— Может, лопаты обрызгали при поливе, — сказал я первое, что пришло на ум.
— Кто здесь станет поливать? Как бы не так, — качал головой Попов. — Это роса.
Ах, если бы я знал в ту минуту, сколь важное наблюдение сделал в ту минуту мой друг, клянусь, я бы не вёл себя столь легкомысленно!
— Какая, право, разница, роса или дождь? — пожал я плечами.
— Пока и я не понимаю, — пробормотал великий инженер.
Я начал подумывать, что человека с корзиной следует выбросить из головы, как вдруг кусты кончились. Перед нами лежала высокая гора, у ее подножия возился таинственный незнакомец.
Александр Степанович сделал мне знак рукой — мы притихли. Вдали, метрах в трёхстах, возле кустов можжевельника сидел на коленях тот самый человек. Я пригляделся и в вечерних сумерках узнал старика Эйвазова! Он снял со спины тяжёлую ношу. Зачем-то наклонился над камнем, будто рассматривал его внимательно. Вскоре он встал на ноги, прицепил к спине корзину и скрылся в зарослях.
— Пошёл назад, — показал мне рукой Александр Степанович. — Давайте, пока совсем не стемнело, поглядим, что он сюда принёс.
Вдвоём, стараясь не шуметь, мы выбрались из своего укрытия и подошли к тому месту, где только что стояла на земле корзина старика Махмуда. На примятой траве остался её след. Но содержимого корзины след простыл! Александр Степанович и я принялись рассматривать странный камень.
— Глядите, — показал мне Попов. — Похоже, он приносил сюда еду.
В руке Александра Степановича лежало несколько поднятых с земли виноградин.
— Куда же он подевал остальное? — спросил я.
— Я думаю о том же.
— Как вы полагаете, Эйвазов нас не заметил? — добавил я шёпотом.
— Думаю, нет, — ответил Попов, но лучше нам уйти подобру-поздорову.
— Он кормит бандитов? И они уже незаметно унесли еду?
— Кого-то он снабжает. Я тоже склоняюсь к этой мысли. Пока мы возились возле бочки, он успел передать содержимое корзины.
— Допросим старика! — закричал я.
— Ежели Эйвазов сам и не сознается, он без всяких слов выведет нас на таинственных преступников, — ответил Александр Степанович и показал мне жестом, что пора идти.
— Ну, я доберусь до этой шайки, — пообещал я на прощанье.
Мы двинулись в обратный путь, вновь поравнялись с сараем и инструментом. На сей раз прошли сарай и бочку без приключений. Сумерки стремительно сгущались. Я едва-едва брёл в кромешном мраке, боясь споткнуться и упасть. То же было с Поповым. Он осторожно вглядывался в темнеющее небо. Мы брели, еле разбирая дорогу.
Я остановился и поднял кверху указательный палец. Мне показалось, сбоку раздались какие-то отдалённые голоса. Мы стояли, не зная, что предпринять.
Любопытство и азарт боролись в душе каждого из нас с осторожностью и нежеланием ненужного риска.
— Надо поглядеть, что там, — одними губами сказал Попов. — Возможно, мы найдём пропавших сегодня же.
Многим из нас известно это чувство: сердце стучит быстрее, во всём теле ощущаешь лёгкое возбуждение от предвкушения опасности. Лёгкий ветерок ещё более усиливает дрожь во всех членах, щекочет нервы.
Вдруг прямо впереди пробежала тень и исчезла. Мы переглянулись. Дорога осветилась ровным светом. Первой моей мыслью была мысль о вооружённых финскими ножами бандитах. Я бросился в сторону, к можжевеловым кустам. Попов кинулся в противоположную сторону и затих. Так прошло минуты две, показавшиеся вечностью. Ничего и никого. Тут я заметил прямо перед собой тёмную фигуру и зажмурился.
— Вставайте, друг мой, — произнесла фигура голосом Попова, показывая на небо.
Я поглядел, куда показывает Попов и увидел огромную, выбравшуюся из горной расселины луну. Луна выглядывала из-за крон деревьев и освещала дорогу, словно автомобильная фара. С перепугу я шарахнулся от собственной тени и сидел в кустах, испугавшись спутницы одиноких ночных пешеходов. Но потом со смехом вылез и отряхнул с тулупа колючки. Настроение и у меня, и у Александра Степановича поднялось.
— Не ожидал от вас такой молодой прыти, Буревестник, — смеялся мой спутник.
— Кажется, и вы весьма ловко спрятались в кустах, профессор? — иронически заметил я.
Попов лишь развёл руками. При свете идти стало легче, но тропинка стала совсем узкой и уходила прямиком вверх. Но внезапно мне снова показалось, что я различаю вдали приглушённые крики или пение.
С величайшей осторожностью, поминутно оглядываясь и останавливаясь, мы принялись подниматься вверх по склону. Теперь мы двигались, боясь неловким движением вызвать ненужный шум. Я шёл впереди, Попов чуть поотстал.
Наконец, из-за листвы открылась поляна. Странное зрелище предстало перед моими глазами. На поляне горел огромный костёр. Может, костров было и больше, но я различил в первую минуту один. Вокруг бивачного огня сидели спиной к нам два или три человека. Один из сидящих встал и принялся бить в бубен… Потом он остановился и показал пальцем в нашу сторону. Сидящие обернулись и встали. Надо было немедленно уходить.
Я повернул голову в ту сторону, где должен был стоять Попов.
— Александр Степанович, — позвал я, и, к своему ужасу, никого рядом не разглядел.
Лёгкий шорох в кустах сразу привлёк моё внимание, однако же слишком я был испуган. Я повернул голову в ту сторону, откуда послышался шелест веток, и встретился лицом к лицу с дикарём! Улыбаясь своей усатой, вымазанной грязью или краской рожей, жуткого вида создание стояло метров в пяти и глядело мне в глаза. Рыжеватые отблески ночного костра пробежали по мерзкой физиономии, а узкие глазки хищно блеснули. Сердце моё похолодело от ужаса.
В других обстоятельствах ваш покорный слуга несомненно вступил бы с незнакомцем в борьбу. Мысленно я не раз представлял себе, как одним прыжком валю наземь противника и овладеваю инициативой. Но в ту секунду, сам не могу понять почему, тело оцепенело, а мужество оставило меня. Не помня себя от страха, я заорал и бросился вниз. Напоследок меня наградили словно бы лёгким подзатыльником. Да так, что шапка слетела с меня и улетела далеко вперёд. Ноги сами понесли вперёд. Я случайно наступил на шапку, подхватил ее и, не чуя ног под собой, бросился наутёк. Несколько раз я чуть не разбил себе голову о камни, можжевельник цеплялся за пальто невидимыми руками, камни летели в разные стороны, ступни разъезжались. Колючие ветки, которых я больше не замечал, расцарапали всё лицо. Один раз я зацепился за сук, дёрнул. Карман с треском оторвался. Я даже не задумывался, где остался Попов. И, выбравшись на ровную дорогу, очумело бросился к дому.
Прибежав, как загнанная лошадь, я первым делом в дикой спешке закрыл все двери, запоры и ставни, отдышался и бросился на тюфяк, готовый к любым новым испытаниям. Меня всего трясло, по спине катился пот, каждый шорох казался подозрительным. Только под утро мне всё же удалось забыться сном. Но едва я продрал глаза, как увиденное мной ночью всплыло в моей памяти. Одно очень странное обстоятельство поразило меня. В спешке, придя ночью домой, я швырнул тулуп и шапку прямо на пол. Когда же утром, при слабом солнечном свете, взялся я за папаху, то обнаружил, что кто-то проткнул её небольшой палочкой с металлическим наконечником. Я стоял с папахой в руках, не имея сил сойти с места, и прислушивался. И вот за дверью раздались шаги. Затем осторожно постучали. Ко мне! Я затаился и перестал дышать, приготовившись к самому худшему, но голос, на моё счастье, произнёс: — Не бойтесь, Буревестник. Свои.
Стоит ли рассказывать, что с души у меня свалился камень. Со слезами на глазах я отпер засовы и обнял Александра Степановича.
— Вы живы! Какое счастье! — только и мог я вымолвить.
— Ба, на кого вы похожи! — отпрянул в сторону Попов. — Кто вас так отделал?
Выслушав мой сбивчивый рассказ, профессор лишь молча качал головой.
— Не знаю, как мы потеряли друг друга. Хотя в темноте, на незнакомом месте это неудивительно. Я увидел, как вы бросились с горы вниз, вернее, услышал. И тоже поспешил ретироваться. Думаю, огнепоклонники каким-то образом связаны с похищенным Колчаком.
— Едва избежал смерти. Поглядите, как ловко они проткнули мне шапку, — показал я свой головной убор. — Никаких сомнений, Эйвазов — сообщник похитителей.
— Здесь я не так уверен, как вы, Буревестник. Быть может, дед лишь снабжает их провизией, — ответил Александр Степанович, рассматривая продырявленную шапку.
— Вчера ещё была целой! — невольно вырвалось у меня.
— По всей вероятности, стреляли из лука, — будто врач, крутил Попов папаху. — Стреляли, надо заметить, метко, практически в полной темноте. И какая интересная стрела: короткая, охотничья. Вы рассудили верно: неким образом и Багир оглы Эйвазов, и дикари связаны с пропавшими.
— Давайте допросим старика, — сказал я, — и силой дознаемся до правды.
— Он будет молчать, — покачал головой Попов. — Мне кажется, нам не стоит больше лезть вдвоём на гору и рисковать.
— Не зная местного броду, не стоит лезть на рожон, — кивнул я.
— Надо разузнать, что замышляют оставшиеся генералы и предотвратить. Быть может, там ещё большее зло, нежели исчезновение двоих горе-террористов. Вспомните попытку подрыва мавзолея. Боюсь, как бы они снова не занялись подобными штуками. Давайте, вы останетесь в доме и займётесь генералами, а я попробую обыскать поляну и узнать, кто там пляшет ночами.
— Будьте предельно внимательны, — напутствовал я Александра Степановича.
И вот наступил роковой день, когда должно было состояться очередное заседание. Попов на глаза генералам показываться не имел права. Приходилось рассчитывать только на свои силы и на помощь Эйвазова, которому я не доверял.
— Как мне лучше себя вести? — спросил я старика. — Вы меня познакомите с генералами? Или мне самому?
— Хочешь, уважаемый, посиди в углу. А потом я зайду и их спрошу. Захотят с тобой познакомиться, выйдешь. Не захотят — так посидишь, послушаешь.
Слова Багир-оглы показались мне разумными. Дед повёл меня в заветную комнату и показал место, где обычно собираются заговорщики. И как лучше всего незаметно подслушивать.
Эйвазов устроил над моим укрытием широкий полог из пыльного ковра, прикрывающий угол комнаты. Если полог раздвинуть, за ним вполне можно спрятаться. Я так и сделал. Устроил наблюдательный пункт. Нарядился в свой излюбленный азербайджанский костюм, длинный тулуп и простреленную местными бандитами баранью шапку. Перед собой я поставил ведро с картошкой на случай, если меня спросят, зачем я тут. Тогда я покажу рукой на картошку. Буду выдавать себя за глухого азербайджанца, который готовит суп. А если Эйвазов спросит их про меня, и они согласятся познакомиться, тогда я выйду и расскажу, что хочу вступить в их организацию. Довольный своей выдумкой, я задёрнул одеяло, уселся на заранее приготовленную скамеечку и принялся за работу, складывая очистки рядом с ведром.
Вкоре за дверью раздались голоса, и послышался стук сапог. Я занервничал. Не откроется ли моё шпионство в первую же секунду? Но нет. На моё счастье, господа генералы и не думали заглядывать в моё укрытие.
Первым делом они установили стол на середину комнаты и стулья вокруг. Потом на стену повесили царский флаг, сшитый из разноцветных тряпиц и портрет Государя. Внесли самовар, тюки с едой и тарелками, поставили провизию на стол. Я различал голос Май-Маевского. Он суетился, отдавал распоряжения. Я глядел в узкую щель моего укрытия.