– И все-таки я против, – раскачиваясь на стуле, сказал Новгородцев.
На комнату опустилась тишина. По лицам троих мужчин было видно, что они усердно думают. И все думали о разном. Зуйков думал о проклятом смартфоне, который жужжал вибрацией у него в кармане. Солнцев думал о том, как ему соединить воедино сегодняшние мнения. Новгородцев думал, что пора искать замену Белославу.
– Тогда я Вас отпускаю, – сказал Глава, – завтра состоится расширенное заседание. Подготовьте ключевые тезисы вашего мнения. Спокойной ночи.
Владимир и Святослав встали из-за стола и вышли из комнаты. В большом и длинном коридоре их пути разминулись. Один пошел налево, другой направо.
– Наконец-то смогу ответить на звонок, – тихо прошептал Владимир.
– Да! Алло! Да, я вижу прекрасно, что Вы мне звоните. Я был на совещание… Да, у Солнцева… Я работаю над этим вопросом… Всё идет по плану… Москва будет в составе Конфедерации… Не надо никаких больше шагов, прошу… Никаких санкций… Это не делается так быстро… Глава почти согласен с моим мнением, я переговорю с ним завтра наедине…
Владимир говорил тихо, стоя на пустой лестнице. Но его разговор отчетливо слышал Святослав, стоявший за большой колонной. В его голове моментом созрел план.
Глава 3
Санкт-Петербург
Холодный мелкий дождь бил по стеклу, смывая каплю за каплей с окна, через которое смотрела Екатерина. Ее взгляд был таким же холодным, как этот дождь, который она так не любила. Ее глаза были холодными, словно лишены пигмента. Ее руки были холодны. Говорят, что и сердце этой женщины было холодным.
В комнате горел камин и согревал теплом в этот вечер Екатерину, двух мужчин и молодого человека. Они сидели полукругом на мягких диванах и горячо обсуждали последние новости. До Екатерины доносились лишь обрывки фраз, совершенно ненужных ей. Доносился стук дождя по стеклу, шум Невы, шум города. Все это было ей не нужно.
– Екатерина, присаживайся к нам, – прозвенел громкий голос позади нее.
Екатерина обернулась в комнату лицом, улыбнулась и уверенной походкой подошла к глубокому кожаному креслу, куда и села, пристально посмотрев на молодого человека, на своего сына. Вот что было таким нужным в ее жизни.
– Мы обсуждали новости из Крыма, Катя, – так же звонко сказал мужчина. Николай, муж и Император Северной России. Его можно было назвать человеком без возраста. Смотря на таких людей, Вы никогда не скажите, сколько им лет. Единственное, что выдавало Николая – его глаза, они были уставшие, потухшие. Может быть, так на него подействовал Петербург.
– Да, я слышала. Как понимаю, никаких продвижений нет.
– Все вилами на воде писано, – взял слово второй мужчина, Георгий, брат Николая. Он был крупным мужчиной, красавцем, за кого любая женщина готова выйти замуж, чтобы быть как за стеной. Горделивая осанка, темные вьющиеся волосы. Он совершенно не был похож на своего брата.
– Мне звонил вчера Президент, – вновь заговорил Николай, – и мы долго обсуждали стратегию по поводу Московии. Он предлагает быть еще жестче, ввести новые санкции, почти блокаду.
– А что ты на это ответил? – спросила Екатерина, беря кружку горячего чая в руку.
– Я обещал подумать и вынести вопрос на заседании Сената. С одной стороны, это ускорит падение Солнцева, акций неповиновения будет больше. Тем более что наравне с Крымом мы отправили своих агентов в Москву для координации действий. С другой стороны, эти шаги еще больше ужесточат Солнцева. Больше расстрелов, больше людей в тюрьмах, больше паники.
– Но мы не можем отказать Президенту, не так ли? – задал вопрос молодой человек, сын Николая и Екатерины, Павел. На вид ему было восемнадцать лет, он был хорошо сложен, красив. Прежде всего, всех привлекали его яркие зеленые глаза. В которых многие видели будущие свершения.
– Император может многое, – улыбнулся Николай, – и отказать тоже.
– Но Президент старше по своему положению, разве не так? – удивился Павел.
Все трое засмеялись.
– Тебе еще много надо изучить, сын мой, – ласково сказала Екатерина, – ведь ты тоже будешь Императором.
– Как я могу быть Императором, когда только и разговоров о новой Конфедерации, где будет один президент, да и только, – возразил Павел.
– Все по-иному, сын, – трепетно ответил Император, отхлебывая чай из чашки, – Новая Конфедерация сейчас нужна для того, чтобы на определенных условиях объединить людей под временной властью Президента. Но его власть будет действовать ровно год, время, необходимое для разработки условий, по которым соберется Учредительное Собрание, чтобы решить, какой будет страна.
Наступило молчание. По лицу Павла было видно, что он переваривает ту информацию, которую только что услышал.
– И все-таки, отец, ты откажешь Президенту?
– Сейчас не могу этого сделать. Понятно, что Крым будет давить на всех членов Конфедерации. Завтра еженедельная конференция. Кожевникова, наверняка, хорошо потрудилась и в Сибири, и на Дальнем Востоке. Они скажут да.
– Она уже не стесняется, когда эти территории называют ее вотчиной? Когда она в открытую уже скажет, что на самом деле она заправляет всем в Крыму? – с негодованием спросил Георгий.
– Она не может этого сказать, ты сам понимаешь, – улыбнувшись, сказал Николай, – этот вопрос я ожидал от Павла, а не от тебя.
Все в комнате вновь разразились смехом. Павел с недоумением посмотрел на отца.
– Она не слишком популярна у народа, ее методы. Силовой операцией в Сибири и на Дальнем Востоке она не прибавила себе очков, а наоборот. Хорошо, что Константин вовремя ее остановил. Может быть, и мы бы не сидели сегодня здесь и не пили бы чай, – развел руками Николай.
– Время уже позднее, – посмотрев на большие часы и поставив пустую чашку на стол, сказала Екатерина, – пора заканчивать этот вечер. Пойдем, Павел, я провожу тебя в твою комнату.
Екатерина с Павлом встали со своих мест и направились к двери, которую мигом открыли два молодых человека. Как только они скрылись, Георгий встал с дивана и стал шагать по комнате большими шагами.
– Павел совершенно не готов стать Императором, – быстро выпалил Георгий.
– Ему пока и рано, – равнодушно ответил Николай, – вспомни себя в восемнадцать лет. Какие были интересы у тебя?
– Коля, не сравнивай. Тогда были совершенно другие времена, тогда мы жили в другой стране, мы не были здесь, мы не создавали свою империю. Сейчас мы на вершине и падать с нее будет больно.
– Я и не собираюсь падать. О чем ты говоришь?
– Об этой затее с новым договором. Мы восстановили историческую справедливость, мы вернули России то, что она потеряла, что у нее забрали силой. Помнишь, с каким трудом мы продавливали эту идею, как на нас смотрели в первые месяцы твоей избирательной кампании. Помнишь? Сейчас ты хочешь все отдать Константину, этому жалкому Президенту?
– Успокойся, немедленно, – яростно прокричал Николай, подошел к Георгию и положил руки на плечи, – пойдем спать. Екатерина уже заждалась.
– Хорошо, – тихо сказал Георгий.
Оба быстро направились к двери, которую тот час же открыли. Они шли бок о бок по коридорам императорской резиденции, лишь были слышны стук мужских каблуков. Оба остановились у двери, в которую вошел вначале Николай, а затем и брат.
Это была спальня Императорской четы. На кровати лежала Екатерина, рассматривая люстру, висевшую на ней. Император подошел к столу, на котором стояла бутылка коньяка, открыл ее и налил себе в бокал.
– Вы не будете, – обернувшись, спросил Николай?
Екатерина покрутила головой, Георгий едва слышно сказал «нет».
Николай отхлебнул из своего стакана, сел на кресло около столика и пристально посмотрел на брата. Георгий обернулся к двери, закрыл ее и повернул ключ.
Екатерина, изучавшая все это время на люстру, теперь направила свой взор на Георгия, который приближался к ней. Секунда… И он рядом. Горячий поцелуй. Его рука скользит по телу. Но это было таким ненужным для нее… Как и этот город… И дождь, который все еще бил по стеклам спальни.
Глава 4.
Москва
Они сидели друг напротив друга. По три человека с одной стороны и три человека с другой. Всего шесть квадратных метров. В воздухе совершенно не чувствовался кислород. Воняло грязью, потом, влажностью. В комнате было настолько темно, что вытяни руку на полную длину, ее невозможно было различить.
С одной стороны три девушки, с другой – три парня. И таких комнатушек в здании было множество. И комнатушкой было сложно назвать такое помещение. Это была камера. Тюремная камера.
Олеся мирно сидела с правой стороны, там, где еле горела лампочка. В руках ее была книга, но каждая страница чтения давалась с трудом – то из-за тусклого света, то из-за криков о помощи с соседней камеры. Читать было жутко неудобно, но и умирать от скуки Олеся не торопилась.
Успешная девушка, работающая в отделе маркетинга крупной нефтяной компании. Когда произошла «славянская революция», у большинства компаний штаб-квартиры находились в Москве. После долгих переговоров между Крымом и Солнцевым было подписано соглашение о том, что все крупные компании остаются в Москве под протекцией Конфедерации, однако, налоги шли в казну Московии. Для гигантов промышленности это было облегчением – никаких затрат на переезд офисов, никаких издержек. Для Московии тоже существенный плюс – пополнение бюджета. Конфедерация же обладала рычагом давления и часто использовала компании для прикрытия своих агентов.
Успешная девушка, работающая в отделе маркетинга крупной нефтяной компании. Когда произошла «славянская революция», у большинства компаний штаб-квартиры находились в Москве. После долгих переговоров между Крымом и Солнцевым было подписано соглашение о том, что все крупные компании остаются в Москве под протекцией Конфедерации, однако, налоги шли в казну Московии. Для гигантов промышленности это было облегчением – никаких затрат на переезд офисов, никаких издержек. Для Московии тоже существенный плюс – пополнение бюджета. Конфедерация же обладала рычагом давления и часто использовала компании для прикрытия своих агентов.
Олеся поначалу, как и многие, с радостью восприняла события пятилетней давности. Выходила на площади, и не силком, а по собственной воле. Но вскоре все стало меняться. Ограничения свобод, массовые аресты, протесты – все это стало нормой для нового государства Московии. Кто жил в Москве, не привык к такой реальности.
Олеся, закончив ВУЗ, отправилась на работу в нефтяной холдинг, который де-факто управлялся из Крыма. Для большинства жителей города-государства вставал вопрос – либо работаешь на Конфедерацию, либо на Москву. Либо ты с Солнцевым, либо ты с Кониным. Была четкая грань, параллель. Общество было разделено. Пополам.
Устроившись на работу и слушая рассказы коллег, которые либо возвращались из командировок, которые либо были переведены из Конфедерации в Московию, Олеся четко понимала, что у нее, у молодой девушки, отняли многие радости жизни. И прежде всего у нее отняли любимого человека. Андрея.
Они познакомились в университете, поначалу ей не понравился этот высокий и худощавый молодой человек. Революция их связала, революция и развела. Они вместе ходили на площади, вместе защищали идеи Славянского государства, вместе радовались и смеялись.
Когда же режим стал трансформироваться, когда сотни москвичей бросали все свои вещи, чтобы только уехать незамеченными в Конфедерацию, стало понятно, что идеи революции не стали реальностью. Впрочем, как и всегда. Реальность была совершенно иной. Противоположной тем самым идеям.
В один из солнечных дней Андрей встретил Олеся с работы.
– Извини, что пришлось меня ждать. Было совещание, – извинилась на ходу Олеся, приближаясь к своему любимому.
– Ничего страшного. Сегодня отличная погода. Я погрелся на солнце. После простуды это самое то, – тихо сказал Андрей и закурил сигарету.
– Поехали? – спросила Олеся. Но Андрей не ответил.
– Давай пройдемся, погуляем. Мне нужно тебе кое-что сказать, – опять тихо прошептал Андрей.
В глазах Олеси прочиталось удивление. Прогуляться? За это можно было попасть в изолятор. Нельзя показывать, что ты влюблен, счастлив, что тебя переполняет радость. За это могли наказать. Ты был в зоне подозрения.
– Недолго, я тебя не задержу, – убеждал Андрей.
Они пошли вдоль здания.
– Отсюда надо бежать! Думаю, у тебя нет сомнений по этому поводу? – быстро начал Андрей.
– И куда мы убежим? – улыбнулась Олеся.
– Сегодня сюда приезжает мой дядя, он работает в администрации Волгоградской области. На обратном пути мы поедем с ним. Здесь нельзя больше оставаться. По его сведениям, режим будут провоцировать. Чтобы полилась кровь. И его можно было смести.
– Так если его сметут, зачем уезжать? – спросила Олеся.
– Не боишься, что ты можешь стать той самой кровью?
– Андрей, я не хочу играть в эти игры, – резко остановилась и, повысив голос, сказала Олеся, – я устроилась недавно на хорошую работу. Я вижу тех, кто приезжает из Конфедерации. Там – не лучше. Здесь Солнцев пытается наладить порядок, порой жесткими мерами. Но ТАМ… Там царит хаос и неразбериха. Неясно, кто кому подчиняется. Кто входит в состав Конфедерации. И этот референдум, который они хотят провести… Они пойдут по пути Московии.
Такой ответ застал врасплох Андрея. Он верил, что Олеся согласится уехать вместе с ним.
– Поехали со мной!
В ответ только тишина. Олеся смотрела на свои черные туфли и не знала, что ответить.
– Я могу отвести тебя до дома… Если хочешь, конечно, – таков был ее ответ.
Андрей пристально посмотрел в ее глаза, обнял, крепко поцеловал и, развернувшись, пошел прочь по улице. Олеся молча смотрела, как силуэт исчезает в лучах солнца…
И вот сейчас, сидя в тюремной камере, она четко осознавала, как был прав Андрей. Она превратилась в ту кровь, которая прольется для того, чтобы режим был уничтожен. Но вместе с режимом уничтожат и ее.
Глава 5
Волгоград
Лицо Анны Михайловны было бледным, словно прозрачным, за которым можно было увидеть черепные кости. Красные заплаканные глаза выделялись на этом белом полотне лица. Она сидела, оперевшись о стену длинного коридора и смотря в одну точку уже больше получаса. В голове вертелись разные версии того, что же произошло с ее дорогим сыном, с Андреем.
Он не отвечал целый день на ее звонки, на СМС, и, боясь за своего сына, Анна Михайловна решила приехать к нему домой в квартиру. Но там его не застала. А застала только перевернутый дом, вещи, которые валялись на полу, разбитые стекла и ветер, который влетал в окно и хозяйничал в квартире.
Анна Михайловна тут же позвонила своему брату, который работал в администрации области и попросила помощи. Через час он позвонил ей и настойчиво указал идти в полицию. Больше брат ничего не сказал.
И вот уже второй день Анна Михайловна проводила в отделении полиции, где сотрудники искали ее сына. Четкого ответа никто так и не мог дать, что с ним и где он.
– Анна Михайловна, вам уведомление, – открылась дверь, и из кабинета вышел высокий лысый мужчина. Женщина не сразу поняла, что обращаются именно к ней. Она также продолжала смотреть на вымышленную точку на противоположной стене.
– Анна Михайловна, возьмите ваше письмо, – приблизившись к ней, повторил сотрудник полиции. Она подняла голову, взяла бумагу, которую он ей протянул и тихо прошептала: «Спасибо!»
Полицейский быстро скрылся в своем кабинете, оставив Анну Михайловну одну в длинном темном коридоре.
Найдя в сумке футляр от очков, быстро их надев, женщина принялась читать уведомление. С каждым словом ей становилось хуже, и в глазах темнело с каждой запятой.
«Уважаемая Анна Михайловна.
В связи с Вашим обращением о пропаже сына, Лебедева Андрея Яковлевича, была проведена работа по установлению его местонахождения. Вам сообщаем следующее: Лебедев Андрей Яковлевич будет находиться в земстве № 5. Основанием для его перемещения служит общественный договор, принятый на территории Конфедерации по итогам референдума от 12.06.2028 года.
Вы сможете связаться с Вашим сыном, как только он прибудет в место назначения. Также сообщаем, что не имеем права называть точное расположение Земства № 5. Все попытки выяснить местоположение будут пресекаться в соответствии с законом.
Благодарим Вас за рождение сына, который принесет пользу своему государству.
Величие Конфедерации в каждом из нас!»
Последняя строчка превратилась в сплошное черное пятно и Анна Михайловна упала без сознания на холодный пол большого длинного коридора.
***
Синий экспресс быстро летел по рельсам, разрезая ночную темноту яркими фарами. В вагонах не было слышно, как соприкасаются рельсы и колеса, экспресс плавно передвигался в пространстве, словно плавая по воздуху.
В последнем вагоне было невыносимо жарко. Капли пота застывали камешками на лицах пассажиров. Кондиционеры не справлялись с духотой, которая окружила вагон. Его каркас был сделан из тяжелого металла, не пропускавшего воздух. Несколько слоев. Один тяжелее другого.
Этот вагон уже несколько раз присоединяли к разным экспрессам, затем отсоединяли и прикрепляли вновь. Пассажиры уже потеряли счет времени. Окон у этого вагона не было, и какое время суток было там, за каркасом, оставалось судить только по восприятию чувств.
Андрей сидел молча, с поникшей головой. По его подсчетам, они были в пути уже четвертые сутки. И не сказать, что двигались всегда в одном направлении. Главная задача постоянных перестыковок была одной – запутать.
Спрашивать, кто все эти люди, сидящие с ним в вагоне, в наручниках и связанные в ногах, было совершенно глупым. Они такие же, как он. Просто люди, которые хотели найти то, что искать не стоило.
Мужчины и женщины, студенты и пенсионеры, разного возраста и поколения. Все сидели молча. У кого-то на лице читался ужас от происходящего, у кого-то недоумение, кто-то до сих пор не верил, что это все происходит именно с ним. Все молчали… Пока поезд не стал плавно сбавлять скорость. Из разных частей вставали люди в форме, которые ходили по вагону, переговаривались, шептали что-то по рации.
– Вот мы и приехали, господа, – громко сказал один из сопровождающих, – наш путь окончен. Земство № 5 радо будет Вас встретить.
Наступила мгновенная тишина. Андрей сглотнул слюну. «Земство № 5 – авторитаризм. Самый худший выбор, что может быть».