Подозрительных эффектов вокруг не наблюдалось. Равномерно щебетали птицы, и с возрастающей силой стрекотали цикады. На краю леса поднялась в воздух маленькая стайка летучих лисиц. В озеро с негромким плеском шлепнулась лягушка. Коммодор Гремлин умел выделять из постоянного фона — шума водопада — звуки, порождаемые движением живых существ. Он слышал сейчас даже скрип камешков под ботинками туристов из сегодняшней последней регулярной треккинговой экскурсии, и обрывки коротких эмоциональных реплик. Эти звуки слабели — туристы возвращались в отель. Только два «индивидуальных туриста» решили переночевать тут, на озере, чтобы на рассвете добраться до руин Бадрулчау и погулять там до появления первой утренней экскурсии. Молли Калиборо не любила организованный экскурсионный туризм. Ее напрягали подсказки «посмотрите сюда» и «обратите внимание на это». Так что, она согласилась с идеей Гремлина использовать «пустое время» от 5 вечера до 9 утра.
Сейчас, сидя на камне у озера под водопадом, в джунглях, в компании единственного спутника — субъекта, разыскиваемого Международным Трибуналом за совсем недавно совершенные военные преступления, доктор Калиборо чувствовала себя то ли крайне смелой (надо же, на что ты решилась, Молли!), то ли абсолютной идиоткой (ты сама-то понимаешь, на что решилась?).
В начале, при встрече в аэропорту Гремлин выглядел эталонным старшим офицером коммандос, вооруженным защитником гражданского мира и спокойствия.
Позже, на яхте «Эльдорадо», когда Гремлин, отвечая на вопрос о судьбе арестованных конвоиров, невозмутимо сообщил, кто из них расстрелян, кто сослан на каторгу, а кто «отделался легким испугом», это был уже другой образ. Некто созвучный персонажам романа Гюго «1793 год». Революционный гуманист, действующий шпагой и ружьем.
А сейчас был виден третий образ Гремлина. Охотник. Партизан. Воин сельвы.
…Доктор Калиборо не удержалась и заявила:
- Знаешь, Арчи, ты сейчас похож на Бампо — Соколиного глаза.
- У меня нет кожаных чулок, куртки из оленьих шкур, и длинного ружья, — заметил он.
- Это второстепенные детали, — решительно пояснила она, — если бы Бампо обитал не в окрестностях американских Великих озер, а здесь в Океании, он бы тоже предпочитал сандалии, бриджи, жилетку-разгрузку и маузер. Мне так кажется.
- Автоматический «Маузер», — сообщил Гремлин, — появился на сто лет позже.
- В таких романах всегда есть анахронизмы, — сходу нашлась доктор Калиборо и, уже с азартом, добавила, — кстати, не только в романах. У вас тут кругом анахронизм, а если говорить более строго, то альтернативный анахронизм как в старом фильме «Золотой компас» Филиппа Пулмана. Ты смотрел?
- Да. Я посмотрел чуть меньше года назад, в конце ноября. После взятия Таити перед Зимней войной случилась передышка, а временный штаб был на Северном Самоа, где гарнизон состоял наполовину из стимпанков. Они-то мне и посоветовали этот фильм.
- Стимпанки? Вот как? Хотя, неудивительно. Такой очаровательный фильм просто не получился бы без влияния стимпанка. Это и есть альтернативный анахронизм.
- Гм… — произнес Гремлин, — …Странно, что тебе, физику, нравится фильм, где всякие магические штуки. Магия и физика вроде бы противоречат друг другу.
- Смотря, какая магия, и какая физика, — ответила австралийка, — на самом деле, именно «Золотой компас» заинтересовал меня физикой. Этот фильм вышел, когда я училась в седьмом классе, и у меня была буря восторга, я поняла, чем хочу заниматься в жизни.
Коммодор Народного флота прикурил сигару и проводил задумчивым взглядом первое облачко синеватого дыма, уплывающее в сторону заходящего солнца.
- Удивительное дело, Молли. Магия вызывает интерес к физике?
- Арчи, тебе это кажется странным, потому что ты военный, и ты видишь физику, как пользователь физических эффектов. Для тебя физика, это двигатели, пушки, взрывы и прочее в том же роде. А изнутри физика, это почти магический мир. Я говорю вполне серьезно. В фильме Пулмана магия это не мистика, а часть физики той вселенной, где разворачивается сюжет. Такая вселенная могла бы вполне материально существовать, потому что она непротиворечива в своем физическом строении.
- Но, — возразил Гремлин, — в реальной вселенной нет магии.
- Так-таки и нет? Ты уверен? Ну-ну. А тебе не кажется, что с точки зрения папуаса из джунглей наша современная технология это ни что иное, как магия?
- Это так, — согласился он, — но если папуасу объяснить, то его мнение изменится.
- Ничего подобного! Папуас просто будет понимать, как работает эта магия! Это наши унылые философы приучили всех считать, что магия, это мистика, а для папуаса магия материальна. И это гораздо интереснее! Понимаешь, физика не должна быть скучной! Вообще, наука не должна быть скучной, ведь это игра с природой в загадки и отгадки!
…Молли Калиборо все более увлеченно излагала коммодору свои взгляды на физику, философию и преподавание первого и второго. И вдруг проснулся ее скептический и несколько циничный внутренний голос:
«А что это ты так разоткровенничалась?», — съехидничал этот виртуальный голос.
«Не так уж и разоткровенничалась, — возразила она, — просто тема для флэйма».
«Тема для флэйма? Правда? Ну-ну! Почему-то с другими ты об этом не говоришь».
«Не придирайся! — возмутилась Молли, — Какая тема всплыла, на такую и флэйм».
«Врунишка, — укорил ее внутренний голос, — ты просто увлеклась этим субъектом».
«Допустим, я увлеклась, и что? Мне уже существенно больше 18 лет, не так ли?».
«Да, Молли, тебе больше 18 лет, поэтому тебе пора бы стать хоть чуточку умнее».
«Так, и что я, по-твоему, делаю неумно?».
«А то ты сама не понимаешь», — снова съехидничал внутренний голос.
«Представь: не понимаю. И вообще, пока ничего плохого не случилось! Так?»
«А ты непременно хочешь дождаться, чтоб случилось? Ну-ну».
Выдав напоследок это ехидное «ну-ну» внутренний голос на время прекратил диспут, позволив доктору Калиборо без помех излагать свои взгляды на жизнь… А Гремлин с интересом слушал ее, иногда что-то уточнял, или даже с чем-то спорил, а параллельно занимался организацией нехитрого «дико-туристского» быта.
Спиртовка. Котелок с водой. Надувной матрац. Палатка.
Вот уже заварен чай, и раскрыты пакеты со стандартным «военно-полевым ужином».
- Можно питаться, — сообщил Гремлин.
- Вот как? — удивилась австралийка, — А я как-то не заметила, и не поучаствовала. Это, наверное, жуткое нарушение этического кодекса треккинговых туристов.
- Ты участвовала, — возразил он, — ты рассказала столько интересного.
- Что, правда? — искренне обрадовалась она.
- Абсолютно честно, — подтвердил Гремлин, думая о неком парадоксе: вроде, никакого соответствия с эталоном женской красоты у Молли нет. Фигура будто из мультика про нарисованного человечка из черточек. Лицо у нее самое обыкновенное, если только не принимать во внимание нос и глаза. Прямой нос длинноват, а серые глаза уж слишком большие. Непропорционально. Но при этом, когда Молли Калиборо что-то увлеченно рассказывает, то становится потрясающе красивой. Даже сравнить не с кем. Вот такой необъяснимый эффект. Наверное, та самая материальная магия…
…
*4.. Общественное мнение и человеческий фактор
12 ноября. Утро. Австралия. Сидней.
Доктор Молли Калиборо вообще любила работать на балконе, а особенно в этот сезон, поздней весной (или европейской поздней осенью — ах, вечная путаница из-за того, что европейцы — это географические антиподы). Сегодня с утра южный ветер притащил из Антарктики целое стадо мокрых холодных туч, из которых капал мелкий дождик. Если верить TV-прогнозу метеослужбы, это безобразие на небе должно было после полудня смениться солнышком. Но, пока таких позитивных изменений в природе не произошло, доктор Калиборо сидела за столиком, накинув на плечи любимый шерстяной плед.
Звонок застал ее, когда она задумчиво созерцала экран ноутбука, где были напечатаны пока всего пять слов: «Прикладная механика для технического колледжа». Дальше ей следовало развить эти пять слов в понятное и нескучное учебное пособие, по которому будут учиться мальчишки и девчонки примерно с 13 до 16 лет… Итак, звонок.
- Aloha, док Молли! Это Глюон с Палау.
- Aloha, Глюон. Рада тебя слышать. Как там Лимбо и малыш?
- Мерси, док Молли. Они ОК. А можно с тобой поговорить чуть-чуть по делам?
- Ах вот как? Ну-ну. И по каким конкретно делам?
- По автожирам, док Молли. Сейчас это такая проходная тема. Верховный суд объявил специальный проа-конкурс на быстрый автожир. Проа-конкурс, это значит: все могут участвовать. Любые идеи. У нас с Лимбо есть идея, но там проблема из-за «Мю».
- Глюон, ты сказал «Мю», но есть разные «Мю». Какое именно «Мю» у тебя?
- Глюон, ты сказал «Мю», но есть разные «Мю». Какое именно «Мю» у тебя?
- Это не у меня «Мю», а у автожира. Такое «Мю», которое получается, если поделить скорость полета на скорость законцовки лопасти несущего винта. Если автожир, типа, балансирует неподвижно, то «Мю» равно нулю. А если летит вперед, то «Мю» растет. Вначале ничего такого, но если разогнаться до ста узлов, то уже чувствуется. Вот, ты представь: винт крутится. Когда лопасть бежит вперед, то чем быстрее ты летишь, тем больше на ней подъемная сила. Набегающий воздух помогает. Но, когда лопасть бежит назад, набегающий воздух ее догоняет. Если лететь с той же скоростью, с какой бежит законцовка лопасти, то лопасть, когда бежит назад, как будто, зависает в неподвижном воздухе, и подъемной силы нет. Это жопа, а по-научному: «Мю» около единицы.
Доктор Калиборо мысленно представила себе ротор с несущими лопастями.
- Так, Глюон, понятно. Ты хочешь сказать, что скорость лопасти относительно воздуха становится очень высокой на одном полуобороте, и очень низкой на втором, когда эта лопасть движется в сторону, противоположную направлению полета машины?
- Точно, док Молли.
- Тогда, — сказала она, — вопрос лишь в том, чтобы раскрутить ротор быстрее.
- Ага, — согласился он, — но тут получаются две неприятности. Во-первых, это ведь не вертолет, а автожир. Своего движка у ротора нет, и он крутится за счет набегающего потока. Во-вторых, если как-то его раскручивать, то получается проблема на лопасти, которая бежит вперед. Она во встречном потоке приближается к звуковому барьеру.
- Интересная задачка, — призналась Молли, — Назад лопасть должна бежать быстро, для получения подъемной силы, а вперед не должна бежать очень быстро, иначе сумма ее скорости и скорости потока приблизится к звуковой, и возникнет волновой кризис.
- Точно, док Молли, — снова подтвердил Глюон, — поэтому обычный вертолет, чисто по физике, не может летать быстрее, чем 400 км в час.
- Ну-ну, — произнесла она, — и какие есть идеи по поводу обхода этого капкана?
- Как бы, — ответил молодой палауанец, — уже полвека у всех была только одна идея: на больших скоростях останавливать ротор. Ну, или, тормозить его до малой оборотности.
- …И, — предположила она, — дальше лететь на крыльях, которые там должны быть?
- Точно, док Молли, — в третий раз сказал он, — Это уже пробовали делать по всякому, и получается или слишком сложно и дорого, или ни хрена не работает.
- Ни хрена не работает? Вот как? А вы с Лимбо, вероятно придумали что-то иное?
- Почти придумали, — уточнил Глюон, — можно я пришлю тебе эскиз-схему?
- Присылай. Надеюсь, это интересная задачка.
- Очень интересная задачка, док Молли. И на этом проа-конкурсе хороший приз.
- Хороший приз? — переспросила она, — Ну-ну.
- Так, ты с нами в доле, e-oe? — спросил он, и после паузы, добавил, — тебе две трети.
- Приятно слышать, Глюон. Я посмотрю, что тут можно применить, и позвоню. Ты тоже звони, если что-то придет в голову. Передай привет всей семье. Aloha!
Доктор Калиборо повесила трубку, снова посмотрела на экран ноутбука, и напечатала:
«Если мы пройдем по берегу моря, поднимем первый попавшийся реальный камень и начнем рассматривать все его свойства, то нам не хватит жизни даже чтобы просто их перечислить. У камня есть цвет, форма, масса, твердость, внутренняя кристаллическая структура, и многое другое. Чтобы изучать, надо упростить. Надо договориться, какие свойства реального объекта нам интересны, а какими можно пока пренебречь».
Перечитав напечатанный абзац, она сказала себе:
- Молли, зачем тебе сразу сложные слова вроде «кристаллической структуры»?
- Ну, ладно, несносная капризная девчонка, — ответила она себе, и напечатала дальше:
«Нашему далекому предку нужна была от камня только удобная форма и подходящая масса, чтобы результативно бросить его в кого-нибудь. Но, более продвинутого предка заинтересовало свойство некоторых камней при ударе разбиваться на острые пластины. Пластины можно прикрепить к жерди — и вот, копье. Оружие, которое служило людям много тысяч лет. Заметив, что жердь распрямляется после сгибания, наш предок открыл упругость. Он не знал, откуда это свойство берется, но придумал, как это использовать. Получился лук со стрелами. Вот так, в ходе практики с жердями, бревнами, ремнями и камнями, человек изобрел множество механических систем, использующих те или иные свойства предметов. Он понял принципы колеса и рычага, противовеса и клина, весла и паруса. Он начал интуитивно зарисовывать схемы своих изобретений, а потом перешел к количественным сопоставлениям. Тот камень вдвое тяжелее, чем этот, эта жердь на три ладони короче, чем та. Так люди изобрели геометрию, алгебру и механику, и получили возможность рисовать механические системы, и рассчитывать их, а затем проверять на практике, воспроизводя реальное орудие по чертежу. Это был огромный шаг вперед по сравнению с эрой, когда люди изобретали орудия, соединяя предметы почти наугад».
Откинувшись на спинку кресла, доктор Калиборо удовлетворенно потерла руки, затем прочла этот абзац, и ей показалось, что написано просто и даже увлекательно.
«Ну-ну, — съехидничал внутренний голос, — а что будет, когда ты дойдешь до дела?»
«Прекрати придираться к еще не написанному! — обиделась Молли, — это нечестно!»
«Нет, честно! Подумай заранее, как перейти от сказок о предках к реальным задачам, наподобие той, о которой говорил Глюон. Автожир, это тебе не палка-копалка».
«Нет, не честно! Какого черта ты смешиваешь разные уровни задач в одну кучу?».
Укорив, таким образом, свой внутренний голос, доктор Калиборо снова потерла руки, напечатала название главы: «Первые задачи инженерной механики», а потом решила сварить себе кофе перед тем, как приступать к сочинению текста. В голове продолжала вертеться задачка, предложенная Глюоном. Поставив чайник, Молли взяла карандаш и дежурный листок бумаги, и быстро схематично нарисовала лопасти автожира в потоке воздуха. Это было несложно, поскольку с автожиром она уже имела дело (хотя, всего однажды — на острове Бабелдаоб). В тот день 24 октября Гиена Ларсен забросил ее на автожире с севера, из района руин Бадрулчау на юг, в международный аэропорт. Так завершилось ее приключение с коммодором Арчи Дагдом Гремлином…
…Тут Молли Калиборо вздохнула, подумав, что как-то глупо получилось, слишком старомодно, и слишком непонятно. В ту ночь в палатке она просто выключилась — и немудрено: предыдущую ночь тогда она провела в авиалайнере, летящем сначала по направлению к Таиланду, а потом перехваченному и повернувшему к Палау. И днем поспать не получилось. Сначала был разговор в салуне с президентом Нгеркеа, после поездка на яхте, а дальше — треккинг. И вот закономерный результат: как только она устроилась на надувном матраце, ее мозг провалился в глубокий здоровый сон. Это, конечно, не исключало возможности заняться сексом по утру. Почему нет? Но что-то помешало. Молли была уверена, что Гремлин ей достаточно симпатичен, чтобы с ним переспать, но боялась, что он слишком симпатичен. Все замечательно, а как дальше? Умение легко и просто расставаться с симпатичными мужчинами после скоротечных «курортных романов» не значилось среди талантов доктора Калиборо. И получалась ерунда: или спать с не очень симпатичными, или потом долго расстраиваться. Чисто теоретически, можно было выйти замуж за симпатичного мужчину, но практически, с учетом своего характера Молли считала эту идею заведомо неудачной.
…Запищал чайник, и доктор Калиборо привычно выполнила процедуру с кварцевой кофеваркой. Три минуты, и кофе готов, и налит в чашку, а мысли закрутились дальше, отслеживая хронологию приключения. Днем 24 октября она улетела с Палау в Сидней вместе с еще несколькими десятками австралийцев, передумавшими лететь в Бангкок. Возможно, на борту этого внепланового рейса «Interflug» Молли была единственным человеком с безобразно-плохим настроением. Она уже жалела, что не осталась еще на несколько дней. Почему? Черт знает. Может, испугалась, что как-то слишком быстро происходит превращение случайного знакомства с Гремлином во что-то такое, о чем нельзя будет потом сказать «просто было и прошло». Но, к середине полета, она уже, кажется, была уверена, что лучше бы это было, а пройдет или нет — это уж судьба.
Но, время течет только в одну сторону, так что вечером 24-го она прибыла в Сидней, замечательный и любимый город. Настроение, вроде, улучшилось, но, на таможне его испортили снова, причем основательно. Группа офицеров, то ли из разведки, то ли из спецотдела полиции, устроили всем прибывшим этим рейсом «Interflug» грубый обыск. Искали оружие, наркотики, рассаду ГМО, и еще — меганезийские золотые алюминиевые фунты (нелепое название, но отражающее смысл: эти фунты представляли собой листы золотой фольги, эквивалентные по цене тому количеству весовых фунтов алюминия, которое было на листе отштамповано, параллельно с портретом королевы Лаонируа). Заодно с обыском, был «опрос» (да-да не допрос, а опрос почувствуйте разницу, если сможете). Молли не везла ни оружия, ни наркотиков, ни ГМО, ни «нези-фунтов», но из любопытства она спросила у офицера: «Какая беда, если кто-то привезет в Австралию несколько граммов золотой фольги?». Идиотизм ответа ее поразил: «Нези-фунты, это средство финансирования экстремизма». На ее второй вопрос: «Что помешает злодею финансировать экстремизм просто золотыми слитками, или еще проще, долларами?», офицер затруднился ответить по существу, и проворчал: «Вы, мэм всякими загадками развлекаетесь, а нези уже атомную бомбу делают».