Масленников бросил на спинку стула свою вечную куртку, сел, раскрыл столь же вечный портфель… Закрыл.
– Да, собственно, сами опросы нечего и показывать. Пока все в таком виде, что трудно разобраться. А что, Сережа не приедет?
– Он собирался. Но, как всегда, повезло. Его клиенты – Дина Марсель и адвокат Александр Гродский нарыли настоящий детский концлагерь. Я вчера туда посылал и наряд, и МЧС, и «Скорые». Дело открываю я, поскольку одна девочка умерла. Смерть неестественная. Это уже для вас работа. Все дети нуждаются в экспертизах и реабилитации. Документы на них странные, да и не на всех есть. Не исключена торговля детьми, они могут быть украдены и все такое-прочее.
– Кошмар… Как же это все? Но хорошо. Тут мы постараемся. Правильные вообще-то клиенты у Кольцова, раз нарыли.
– Баба особенно и не скрывалась, что в таких случаях всегда поражает. По всему интернету, в газетах, по ТВ не один год сшибала большие деньги. Платные и бесплатные объявления с одной и той же фотографией. Из-за жадности прокололась с адвокатом и журналисткой.
– Ее взяли?
– Конечно. Подельник в розыске. Прямо со двора смылся. Мы ее взяли элегантно, как даму, а вот большой интеллигент и аристократ адвокат Гродский до приезда наших людей прилично так дал ей по морде. Она у меня орала, что подаст на него в суд.
– Самое верное решение при ее картах. Ты ей не объяснил, что с лица воду не пить?
– Ничего я ей не объяснял. А то знаете… Дурной пример заразителен. Я вам потом покажу фотографии детей и этого чулана… Так что с нашим «Раскольниковым» – то? Не шизофреник?
Александр Васильевич погасил сигарету в пепельнице. Из-за того, что он давно уже пытается сократить их количество, он докуривает каждую до самого крошечного «бычка». Кончики его длинных и тонких пальцев хирурга – желтые.
– Знаешь, Слава, почему я тебе не стал показывать результаты опросов и тестов, заметки, расчеты из квартиры Василевского? Ты не обижайся, но ты бы мало что понял. Я – профессор, дважды доктор наук, разбирался в его записях со специальной литературой. И открытых вопросов множество. Ответить на них может только он сам. Он читает по шесть книг сразу – и все запоминает. Параллельно может пересчитывать уравнения в работах нобелевских лауреатов и приходит к другим результатам. Мне, конечно, не хватает знаний, но в каких-то местах он точно прав. Мы слишком ограничены, у нас мало возможностей в этой экспертизе. Психика очень привязана к интеллекту. А с таким интеллектом нам работать не приходилось. И не нам вообще с ним работать…
– Гений, что ли?
– Я обойдусь без штампов. Гениями кого только не называют. Василевский – личность с практически необозримыми возможностями интеллекта.
– А я не обойдусь без штампов. Гении ведь бывают психами, разве нет? Я читал и про Эйнштейна, и про Ландау… Такие забросы.
– Слава, забросы сверходаренного человека – это не диагноз. Они просто не такие, как все остальные. Они за рамками стереотипов.
– Но я никогда не слышал и не читал, чтобы гений пошел убивать человека. Написано же: «Гений и злодейство несовместны».
– По поводу этой фразы отвечу, как отвечает на большинство вопросов Денис. Это высказывание не является строгой теорией. И «гений» – не строгий термин, и «злодейство» может трактоваться по-разному.
– Не… Вы уж меня тут не путайте настолько. Человек сознательно грохнул другого человека, который ему ничего плохого не сделал. Он видел его только на фотографии. А шел он убивать хорошую, умную и красивую женщину, которая тоже никому ничего плохого не сделала. Не злодейство?
– Ужас, конечно. Но этот восемнадцатилетний парень верит только в систему своих ценностей. В них главной была и есть – преданность девушке, ее желание. Все остальное – не так важно. Даже жизни. Даже своя. Как-то так получается. Если бы он влюбился не в истеричку, если бы он вообще не влюблялся, то через несколько лет мы бы услышали о каком-то его открытии. Если бы он после школы мог поступить в Кембридж, Гарвард, то уже наверняка был бы известен. Идея убийства сама по себе в принципе никогда бы не возникла в его голове. Он принял ее как необходимое условие счастья своей девушки. Ключевое слово «условие». Решил задачу. Слава, в уголовном деле для него нет смягчающих обстоятельств. И на этом у меня все.
– Черт. Как-то жалко. Это максимум. Сумасшедшее убийство несумасшедшего человека. Мальчишки по сути. Слишком красивого для зоны.
Глава 17
Вася Кондратьев вошел к Земцову, сел в кресло и зевнул, прикрыв рот.
– Прошу прощения, но я как-то расслабился у этой Лидии Петровны. Щи она классные варит. Наливочкой угостила, подушками со всех сторон на диване обложила. И говорила, говорила…
– Ты был в состоянии вникать?
– Я был даже в состоянии записать на диктофон. Сейчас найду нужный кусочек. Скажу только, что перед этим я ей все сообщил об убийце Раисы Чибиряк. Слава, она настолько в курсе насчет Арсеньевой, что выложила все, что знала. А знает она о них много. Брат и сестра стали людьми одинокими и пьющими. Ее считали близким человеком. Так оно и было всю их жизнь. Она и лечила, и подарки возила, и деньги давала. Даже на выпивку, так жалеет… Вот.
– Это Людмила Раечку убила? – раздался дрожащий и звенящий голос Лидии Петровны. – Так она убийца по жизни и есть. Я давно это знаю. Она ребенка своего хотела убить. Рая к ней убирать ходила, а Людмилу муж бросил. Она ребенка грудью не кормила, а потом вообще сказала Рае, чтобы та девочку убила! Ты представляешь, Вася? Родную дочку!
– Раиса убила?
– Ты что! Рая была добрым человеком. Она же сирота… Она ее обманула. Сказала, что убила, а сама спасла!
– Это она вам такое сказала?
– Это и Алеша потом рассказал. Она забрала ребенка, сказала Людмиле, что убила, я даже сама ей деньги давала на справку с кладбища. А Рая нашла добрую женщину, которая держит сирот. Алеша отвез ребенка к этой женщине. Прошло два года! Видно, Людмила испугалась, что Рая сообщит куда надо. Вообще Рая могла позвонить ей. Она так делала пару раз точно. Мне говорила, что деньги с Людмилы за молчание брала. «А чего? – говорила, – мне эту убийцу жалеть? Она богатая».
– Так! – воскликнул Земцов. – Это просто гениально, Вася, то, что ты сделал. Не обращай внимания на мой высокий стиль. Это мы с Масленниковым о гениях потолковали. Посмотри, что у меня есть. Это по тому подпольному детскому, так сказать, «приюту», о котором я тебе говорил. Вот ребята раскрыли финансовые расчеты хозяйки: приходы на карту и расходы с нее. Небольшой список владельцев карт, которым она регулярно переводила деньги, как, к примеру, своему «охраннику» Анатолию Иванову, которого, кстати, взяли и везут сюда. Так вот предпоследняя в списочке – Раиса Чибиряк. Есть серьезные основания полагать, что она занималась кражей-продажей детей. Там могла побывать и дочь Людмилы. Сейчас я попросил помощь, люди туда поехали, будут разрывать все во дворе и за ним. Искать могильники. В таких местах они всегда есть. Раиса получала деньги до недавнего времени. Всегда небольшую сумму и всегда одинаковую – десять тысяч. Я так понимаю, это такса. Что Цуко дальше делала с этими детьми, выясним.
– Это у нее фамилия Цуко или ты ругаешься?
– Фамилия. Бог шельму метит по-всякому. В общем, ищут ребята по фотографиям детей, сравнивают с пропавшими. Их всего семь сейчас, у этой… Считая мертвую. Но дети меняются: постоянные перепродажи, смерть. Надо с ней плотно работать.
– Так что же получается? Ни фига она не спасала? Знала, кому продает?
– Однозначно. Думаю, что и брат знал, кому возил. Его в переводах нет, но, возможно, давала наличными. Может, доставка входила в сумму Раисы.
– Арсеньева заказала такой бабе своего ребенка?! Тварь! Убил бы.
– Подожди. Что-то я засомневался. Не вяжется. Грудное молоко, говорит, полезнее смесей, потому кормилицу наняла. Муж и тогда бросил. И вдруг… Убить… Кормилица ходила до года. Это уже человечек сознательный. Легче всего убить сразу, новорожденного. А такого… Назвать Вита – жизнь, выть по ночам на всю тюрьму «Вита»… Я подозреваю ее, конечно, в убийстве Долинского из мести, она на это способна, даже на симуляцию этих истерик по дочке… Подозреваю, но допускаю, что перестала себя сдерживать. Что там произошло? Как вытрясти из этой каменной бабы? Ладно, Вася, я пошел смотреть информацию по детям.
Глава 18
Людмила спала, и ей чудилось, что она тонет в липком растворе. Руку, ногу невозможно поднять, схватились, как сильным клеем. Она с усилием подняла веки. Да, почти. Она вся – в липком поту. А мозг вдруг заработал сразу четко и ясно, как будто очистился в этом ее душном и смрадном закутке. И она вспомнила тот день, ту ночь, то утро… Ту дату, которую заставила себя забыть напрочь.
Она уже кормила девочку жиденькими кашами и смесями. Вита говорила «мама» и «Поля», почти никогда не плакала, всегда ей улыбалась. Людмила часто думала, что она всем похожа на Вадима: характер открытый, добрый, глаза ясные, карие, большие. И это ее счастье, что она не похожа на Людмилу, комок желчи, боли, обиды. Да и внешне Людмила себе страшно не нравилась.
А потом она просто хотела послушать погоду по телевизору. А попала на передачу Дины, не смогла заставить себя сразу выключить. Ей казалось, что за спиной Дины стоит Вадим. Она понимала, что так может быть, но такой кадр, где он виден, не оставят для эфира, но все равно смотрела, уже почти маниакально. И полетела вверх ее проклятая температура. К вечеру добиралась до своей кровати ползком. Была только одна мысль: «Никого не вызывать. Заберут ребенка. Вадим со своей бесплодной женушкой лишит прав».
Вечером приехала Раиса, открыла дверь своим ключом. Подошла к кровати Людмилы, сказала:
– Ничего себе. Да вы горите вся. Может, заразное? К ребенку не подходили?
– Прошу тебя, Рая, зайди к Виточке, ее надо искупать, теплой водички дать на ночь. Ты умеешь?
– Здрасте. Я по всему поселку детей нянькаю. Побуду тогда, пока вам лучше не станет…
Просто…
– Я заплачу тебе за ночь.
Ночью жар сжигал тело Людмилы, ее череп, казалось, трещал, как горшок, брошенный в костер. Людмила, будто со стороны, слышала свое бормотание. Она что-то быстро говорила. Потом провалилась в сон. Проснулась поздно, совершенно обессиленная. В квартире странная, абсолютная тишина. Она встала, качаясь, вошла в кухню. Раи не было, денег, которые Людмила ей оставила на столе, тоже не было. Людмила поплелась в детскую. Кроватка Виты была пустая!
Дальше она ничего не помнила все эти годы. Не хотела, вытряхнула. Вспомнила посекундно и по словам только сейчас.
Она набрала номер Раисы:
– Рая, Вита у тебя? – это был совсем спокойный вопрос: нормально увезти ребенка на время, если мать так заболела.
– Да… Можно сказать и так.
– Я не поняла, что значит: «можно сказать»?
– Люда, ты что забыла: ты всю ночь меня уговаривала убить твою дочку. Ты говорила, что все равно это сделаешь сама.
– Так… И что?
– Я это сделала. Ради тебя и ради того, чтобы дитя не мучилось с такой матерью.
– Как я тебе это сказала?
– Ты кричала: «Она не должна жить! Ни минуты! Ее даже отец предал!» Люда, если никто не узнает, тебе ничего не будет. Я еще и потому.
– Где Вита?
– Вот ты опять с ума сходишь. Так нет ее.
– Где мертвая Вита?
– Ты хочешь ее хоронить? Я бы не советовала. Тут-то ты и попадешься.
– Нет! Нет! Нет! Я не буду хоронить убитого ребенка. Никогда не появляйся, никогда не говори мне о ней.
Людмила пролежала без сознания, с короткими возвращениями в полутуман, как минимум три дня. Потом поднялась и, падая, начала скрести квартиру. Она ни о чем не думала. Раиса несколько раз звонила, требовала денег перевести ей на карту. Людмила переводила. Она верила, что могла такое кричать. Когда вышла на работу, сначала сказала, что отправила девочку в деревню к родственникам, потом сообщила, что ребенок там умер от инфекции. Там и похоронили. Бумажку с какого-то кладбища, которую прислала в конверте Раиса, она просто спрятала от себя подальше, в самый дальний ящик шкафа…
И вот сейчас она вспомнила ту ночь. Она не кричала! Она просто говорила дословно следующее:
– Мне не так обидно, что он предал меня, но девочка так похожа на него… Такая красивая, удачная. Она не должна была бы жить с такой матерью, как я, ни секунды. Как мне возместить то, что у нее такая судьба? Отец – предатель, мать – злая, бесчувственная кляча… Но я выкарабкаюсь, я что-то придумаю. Скажу, что он в космос улетел… Вита будет счастливой.
Вот что она говорила! Это даже тупая Рая не могла понять, как приказ убить! Боже, воскреси Райку, чтобы можно было убить ее еще раз. Она убила ребенка, чтобы получать от нее эти небольшие деньги за «молчание»!
Глава 19
Александр шел по коридору частной клиники доктора Масленникова, и на него налетела Дина в халате медсестры и голубом платочке на голове.
– Так, – придержал ее Александр. – Если бы я тебя сейчас не схватил и не заговорил, ты бы понеслась дальше, подумав, что споткнулась о столб.
– Привет, милый, – обрадовалась Дина. – Да, наверное, полетела бы дальше. Понимаешь, у девочки сейчас всякие процедуры, в промежутках – капельное кормление, в смысле, я даю буквально по каплям. Рассчитали с врачом. Это дистрофия, дать немного больше опасно, пропустить раз – смертельно опасно.
– Мне можно войти к ней?
– Знаешь, лучше пока не нужно. Она очень боится всех – и сестер, и врача. Прямо дрожать начинает. Меня принимает.
– Сложная ситуация. Ты ее так и называешь – «девочка»? Она свое имя не знает? Вообще говорит?
– Она молчит. Но мне кажется, все понимает. Не говорит, как зовут. А кто ее там по имени звал?.. Я называю «девочка», «птичка», «кошечка». Она раз даже улыбнулась.
– Дина, ты понимаешь, насколько это сложная ситуация? Что я имею в виду? Ты привязываешься, к себе ее приучаешь, а кто эта девочка, ребята Земцова ищут в списках украденных детей. Как и прочих.
– Она может быть и сиротой.
– Тогда надо искать дом ребенка, откуда отдали в такие «добрые руки».
– А эта… ничего не говорит?
– Светлана Цуко пока дает гладкие показания, которые невозможно проверить. Кого-то нашли, она не помнит где, привезли к ней, она не помнит кто. Примерно так. Подельника ее арестовали. Того, который тогда сбежал со двора. Мне кажется, именно он и начнет сдавать хозяйку с потрохами. Похож на такого. И еще одна крайне неприятная вещь. Две девочки, которые были в доме тогда – Лера и Алина, – рассказали, что их иногда на машине возили к богатым дядям и велели делать все, что те скажут. В противном случае Цуко грозила избиением.
– Боже. Я предполагала. Нашу девочку проверяли и в этом смысле. Ее не насиловали по крайней мере. Только гематомы от избиений…
Александр хотел что-то сказать, но передумал, поцеловал Дину в щеку и пошел к выходу. Это ужас. «Нашу». Как безошибочно судьба расставляет Дине ловушки и с какой верностью себе она в них попадает. Он почему-то уверен, что этот ребенок украден.
Он был уже за рулем, когда позвонил Сергей:
– Привет, Александр. Как у вас дела?
– Был в клинике у Масленникова. Захотелось повидаться с женой. Дина там хлопочет вокруг малышки из приюта, придумала капельное кормление, обо мне забыла.
– Но, может, это хорошая вещь – «капельное кормление»? Что-то мне капель захотелось.
– Приезжай ко мне. Накапаю. Есть кое-что.
– Да я без вопросов, конечно. Тем более это так гуманно: скрасить положение человека, жена которого хлопочет вокруг найденного младенца. Но я вообще-то звоню со встречным приглашением. И тебе, и Дине будет интересно. В общем, подъезжай сейчас к Земцову. Та ситуация, которую я всегда призываю. Ниточки сами по себе оживают и связываются в узелки. Сами! Есть безумно интересное предположение, результат увидим вместе, если ты не против.
В кабинете Земцова, кроме него, были Сергей и Василий. Сергей сидел за компьютером, что-то сосредоточенно искал. Слава и Василий раскладывали на столе распечатанные фотографии детей. Все просто кивнули Александру.
– Ну вот, – сказал Слава. – Можно ее приводить.
Минут через десять ввели Людмилу Арсеньеву.
– Арсеньева, подойдите к столу, – сказал Слава. – В верхнем ряду вы видите снимки вашей дочери Виктории. Они из галереи в вашем телефоне. Понятно, что ребенку от месяца примерно до года на разных фото. А теперь посмотрите нижний ряд. Здесь разные дети. Они в плохом состоянии, но мать узнает…
Людмила долго и сосредоточенно рассматривала фотографии, потом схватила один снимок и подняла на мужчин такой взгляд, который никто бы не взялся определить словами.
– Это Вита! Она худая, как скелетик, в синяках, она меньше, чем тут, в год… Но ей больше! Значит, Райка ее не убила тогда?
– Она ее вообще не убила, Людмила. Просто продала. Девочка жива. Она в больнице, – сказал Слава.
Людмила медленно и строго встала на колени перед этим столом. Сильные, крупные руки были опущены вдоль длинного, прямого даже в этой позе тела. Мужчины молча поднялись перед ней. И опять же: даже Масленников не разгадал бы тайну этого гордого лица.
Александр и Сергей быстро шли к машине.
– Поехали скорее, Сережа. Теперь накапать нужно и мне. Бедная, бедная моя Дина. Она так надеялась, что девочка-сирота. А она дочь возможной убийцы ее мужа.
– В любом случае ребенок долго будет сиротой. Арсеньеву ждет тюрьма даже за Чибиряк. Хотя по открывшимся фактам у нее теперь много смягчающих обстоятельств. Но ее можно лишить родительских прав в результате такой истории и судимости… В интересах ребенка.
– Плохо это, Сережа, очень плохо. Но… Как Дина скажет. А вот как ей это сказать, даже не представляю. В общем, давай мы выпадем из этой ситуации с тобой.
– И из всех остальных тоже, – с готовностью поддержал Сергей.
Глава 20
Денис вернулся в СИЗО. Его привели в камеру человек на двадцать. Дали сверток со свернутым одеялом, тонкой подушкой, показали место. Он сел, сверток положил рядом. Задумчиво рассматривал новые «хоромы». Потом встал, подошел к металлической двери и постучал. Открыл контролер: