Мальчик приложил руку к груди, нащупав круглую вещь, спрятанную там. Он вздохнул и вскоре уже спал. Он видел замечательный сон о человеке, который должен был встретить его в Лондоне. А когда сон кончился, мальчик умер. Снег падал на уголки его улыбающегося рта, на его голову, на все его тельце и дешевую сумку на молнии, которую все еще держала его рука.
— О Боже, — сказал Пол с видом человека, героически преодолевшего величайшие несчастья, — страшная снежная буря. Я еле откопал автомобиль из сугроба, в который мы попали. — Он потер руки перед огнем у камина.
— Он успел на поезд? — спросила Энни Стотт, на которую его слова не произвели впечатления.
— О, безусловно. Я не дошел с ним ста ярдов до станции: повернуть обратно и откапывать автомобиль, пока его совсем не занесло.
— Ты должен был проделать с ним весь путь.
— И превратиться там в льдышку?
— О, не разыгрывай трагедию, Пол.
— Ты даже не представляешь, что творится там, на холмах. Думаю, что и сама-то ты не очень преуспела бы, — добавил Пол обидчиво.
— Я же говорила тебе. Рэгби пытался перехитрить нас. Было бы не слишком разумно угодить в полицейскую ловушку, чтобы получить фальшивую информацию. Не так ли?
— Что же мы будем делать дальше?
— Петров применит давление. Затем мы приступим к выполнению плана Б.
— Напоминает пятилетний план в данных условиях. Уразумела ли ты тот простой факт, что мы скоро будем погребены под снегом? И Рэгби тоже. Наступит безвыходное положение. Или же умник Петров появится с бригадой советских снегоочистителей?
Энни Стотт посмотрела на него с презрением и вышла, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Пол налил себе второй стакан виски. Какой-то момент он думал о маленькой девочке, запертой наверху, затем отбросил такие неприятные мысли. Эта противная Энни за последние две недели несколько раз назвала его эскапистом, а кто бы не хотел избавиться от того кошмара, в котором он теперь жил.
После ужина они слушали радио. Вскоре стали передавать местные новости. Спицы Энни перестали двигаться. Пол сидел, напряженно вслушиваясь.
— «…Люси Рэгби, девочка восьми лет, исчезнувшая из Домика для гостей в Даункомби прошлой ночью, до сих пор не найдена. Возникают опасения, что ее украли. Полиция ведет расследование по всему графству и проявляет особое внимание к уединенно расположенным домам в радиусе пятидесяти миль от Даункомби. Когда последний раз видели Люси, на ней был голубой свитер, зюйдвестка и платье из шотландки в голубую с зеленым клетку. У Люси длинные темные волосы, худое бледное лицо, серые глаза, послеоперационный шрам под левым ухом. Однако власти полагают, что не исключены попытки изменить ее внешность. Всех, кто видел ребенка, внешность которого отвечает этому описанию, или знает о каком-либо вновь появившемся ребенке по соседству, присутствие которого необъяснимо, настоятельно просят связаться с местной полицией или же с главным полицейским управлением в Белкастере: Белкастер, триста девяносто. Я повторяю, что…»
Пол Каннингем уставился на Энни, пытаясь скрыть свое беспокойство под легкомысленным тоном:
— Итак, полицейские скоро будут жужжать у наших ушей. Неужели непогрешимый Петров позволит это?
Энни сдвинула свои желтоватые брови.
— Я не вполне понимаю все это. Он не смог убедить Рэгби, что ребенок перевезен в Лондон. И все же ничего страшного не произошло. Туэйты, по-видимому, не смогут узнать, что мы подменили Ивэна, поэтому в этом коттедже нет ребенка, пропавшего без вести.
— Но если появится бобби и начнет искать…
— Он найдет больного мальчика в постели. Рыжего мальчишку, который живет здесь уже две недели. Туэйты подтвердят это. Им же говорили, что Ивэн слабого здоровья. Завтра я скажу им, что мы не можем отвезти его в Лондон, потому что он заболел опять. И ты не должен сейчас нервничать.
— А когда полицейский увидит ребенка в постели, со шрамом под левым ухом, не думаешь ли ты, что он начнет что-то подозревать?
— Он не увидит шрама. Девочка примет наркотик, а я наложу повязку ей на горло.
— Ты все предусмотрела, не так ли? — произнес Пол мрачно.
— Кто-то должен это делать.
— Кроме того, что чувствует ребенок. Ты хоть на минуту задумалась о том, что она ощущает? И не говори мне всякий вздор, что чувства человека не имеют никакого значения, если речь идет о величайших политических проблемах.
— Если ты уж так чувствителен, то пойди и утешь ребенка, почитай ей или сделай еще что-нибудь.
— Ты прекрасно знаешь…
— Да. Ты заинтересован только в том, чтобы спасти собственную шкуру. Ты даже боишься показаться ей на глаза, чтобы она когда-нибудь не опознала тебя.
В соседней комнате зазвонил телефон. Пол вздрогнул.
— Кто это еще звонит так поздно?
Когда Энни Стотт вернулась, ее лицо было мрачнее тучи, губы крепко сжаты.
— Это Петров. Он вне себя. Ивэн не приехал на вокзал Ватерлоо.
— Но он должен был приехать.
— Не юли. Почему ты не довел его до станции?
— Я же говорил тебе…
— Ты испугался, когда пошел снег. Господи, какой же ты дурак! Видимо, мальчишка опоздал на поезд и зашел в чей-нибудь дом. Не сомневайся, он рассказал там все о тебе, обо мне и Коттедже контрабандистов. Из-за тебя все пропало, — продолжала она, приходя в ярость. — Я предупреждала Петрова, что ему не миновать беды, если он доверится такому трусливому идиоту, как ты.
— Не смей так со мной разговаривать, желторотая ведьма! — Голос Пола сорвался до фальцета.
Женщина с силой ударила его по лицу. Он грубо тряхнул ее, затем толкнул, и она неуклюже растянулась в кресле, откуда злобно смотрела на него.
— Я думал, что партия не поощряет акты индивидуального насилия, — сказал он с издевкой.
Женщина смотрела на него, тяжело и хрипло дыша.
— Никогда прежде не попадала в лапы мужчин, а? Заговорила сексуальность?
— Благодаря чему же?
Энни с трудом встала и отправилась спать.
На следующее утро она разбудила Люси в восемь часов.
— Одевайся и иди за мной.
Энни привела Люси в спальню в другом конце коридора. Это была комната Ивэна. Она указала девочке на кровать, придвинутую к окну. Занавески на нем были задернуты.
— Ложись.
Люси испуганно повиновалась. Она не могла забыть того, что произошло накануне утром.
— Только что принесли молоко. Когда я скажу тебе, открой занавески, выгляни в окно, помаши рукой и скажи: «Здравствуйте, Джим». Помни, тебя зовут… Как тебя зовут?
— Люси Рэгби.
— Ну нет. Скажи снова.
— Простите. Ивэн.
— Так-то лучше. Джим, возможно, ответит тебе: «Здравствуй, Ивэн. Как поживаешь?» Или что-нибудь в этом роде.
— А что мне сказать потом?
— Улыбнись только и помаши рукой еще раз. Тогда я задерну занавески опять. Легкая игра, не так ли?
Энни обвязала горло Люси.
— Ты не должна больше ничего говорить. И конечно, никакой чепухи вроде призыва на помощь.
— Я понимаю, — произнесла Люси чуть слышно.
— Иначе я опять уколю тебя. — И женщина достала из своей сумочки шприц. — Ты знаешь, что я всегда делаю то, что обещаю.
— Да. — Девочка отшатнулась от нее. Она была напугана, но это не мешало ей быстро соображать. Она должна запомнить то, что сможет увидеть из окна, когда занавески будут отдернуты, а затем описать это в рассказе о похищении ребенка, который она сочиняет. Где-то в глубине души у Люси теплилась надежда, что как-нибудь она сможет передать этот рассказ отцу, а это подскажет ему, где она находится, и он придет и спасет ее.
Минуты две она слышала голоса, раздававшиеся снаружи. Тетя Энни раздвинула занавески. Человек с молочным бидоном. Это Джим. И еще один. Она могла видеть лишь его макушку. Это, должно быть, тот, который ссорился с тетей Энни прошлой ночью. И тогда она впервые поняла, что в доме находится еще человек. Из окна открывался прекрасный вид на покрытые снегом холмы, один из которых как бы выступал вперед, поскольку его увенчивала группа деревьев. Справа находился двор фермы. Она не могла ничего увидеть еще, потому что женщина, стоявшая рядом, произнесла:
— Давай.
Люси постучала по стеклу. Человек по имени Джим посмотрел вверх, улыбнулся и крикнул:
— Здравствуй, Ивэн! Жаль, что ты опять неважно себя чувствуешь.
Люси улыбнулась в ответ и помахала ему рукой. Тетя Энни задернула занавески.
— Теперь ты можешь отправляться в свою комнату. Я скоро принесу тебе завтрак.
— Все ли я сделала как надо? — Люси уже решила, что раз эта чокнутая обращается с ней, как с семилеткой, то она и будет вести себя, как семилетка.
— Да, Ивэн. Я рада, что ты ведешь себя разумно.
Пока Люси ела яйца и гренок, она бегло набросала на листок бумаги все, что могла запомнить, глядя пятнадцать секунд из окна, когда занавески были открыты.
Пока Люси ела яйца и гренок, она бегло набросала на листок бумаги все, что могла запомнить, глядя пятнадцать секунд из окна, когда занавески были открыты.
Люси оделась и достала стопку бумаги. В первой главе героиню по имени Синдерс (так называл ее иногда отец) украли и заточили в уединенно стоящий дом, где жили главным образом чокнутые женщины с унылыми лицами. Люси прочитала эту главу, одобрительно кивая головой. Это было то, что надо. Затем она взяла карандаш.
«Глава вторая. Где я нахожусь?
На следующее утро чокнутая, которую Синдерс должна была называть тетя Энни, привела ее в комнату в передней части дома. Она разрешила Синдерс, которую по какой-то идиотской причине называла Ивэн, выглянуть в окно. Внизу стоял человек по имени Джим. Он принес молоко. Был там и другой человек. Он стоял в дверях. Синдерс увидела только его макушку. „Вероятно, он живет в доме и сторожит Энни“, — подумала Синдерс. Джим помахал ей рукой. И она тоже махнула ему. На нем были высокие сапоги, старая армейская шинель и красная шерстяная шапка. „Не смей звать на помощь, — прошипела чокнутая, — или я воткну в тебя этот шприц“. И потому Синдерс не позвала. Она ненавидела уколы с тех пор, когда еще была маленькой и болела.
Панорама из окна открывалась замечательная. Покрытые снегом холмы лежали как замерзшие волны взбаламученного моря. Один холм слева привлек ее внимание. Он был конический. На его вершине росла группа деревьев, четыре или пять. Коттедж стоял на склоне холма, по крайней мере участок земли под ним переходил перед домом в долину. Внимательный взгляд Синдерс заметил строения, относящиеся к ферме, совсем близко справа. Видимо, оттуда приносили молоко. Только этот дом и можно было видеть. Окно, из которого смотрела Синдерс, вверху было стрельчатым, с белыми деревянными перекладинами, которые закрывали вид из окна. Синдерс не могла ничего усмотреть больше, потому что чокнутая задернула занавески и с грязными ругательствами велела ей убираться в свою комнату. Синдерс отправилась туда. Но еще раньше она заметила на стене фотографию бородатого мужчины в берете и плаще, как у ее отца».
Люси принялась грызть кончик карандаша. Дверь открылась. Появилась чокнутая, чтобы забрать поднос. Она бросила взгляд через плечо Люси. Это был ужасный момент. Люси подавила в себе желание прикрыть листок бумаги, который бы выдал ее. Женщина вышла опять, закрыв на замок дверь. Люси спрятала листок, на котором писала, под разлинованную бумагу в ящик. Затем у нее появилась более удачная мысль. Она вынула листок, сделала с него копию и спрятала ее в ящик. Если тетя Энни найдет этот рассказ и уничтожит его, то никогда не догадается, что есть еще такой же.
Но как она сможет послать этот рассказ своему отцу? И если ей даже удастся это сделать, то как он узнает, где она находится? Эта женщина сказала, что в Бакингемшире, в тридцати милях от Лондона. Этот разговор был точно повторен Синдерс в первой главе. В Англии миллионы островерхих холмов, где деревья растут на вершине. Затем ей в голову пришла замечательная мысль: почтовая марка на письме подскажет ее отцу, где приблизительно она находится. «Ну ты, вонючка, — вдруг сказала она себе, — как же ты отошлешь письмо папе? У тебя же нет ни марки, ни конверта, а если и будут, они же никогда не разрешат тебе отправить письмо. Ведь они даже не позволяют тебе выходить из комнаты. Да, но перед завтраком позволили. И ты увидела Джима. Он принес молоко. Если бы ты хотя бы секунду была одна в той комнате, когда он приходит, возможно, ты смогла бы бросить листок бумаги прямо ему на голову. Сделала бы голубя из бумаги…»
— Не понимаю, почему устроили всю эту кутерьму с почтамтом. Могли бы сказать, чтобы я послал информацию по почте, по какому-нибудь подходящему адресу в Лондоне, или продиктовал бы по телефону.
Голос профессора Рэгби был хриплым от бессонницы. Он и его жена сидели вместе с Найджелом после завтрака в комнате хозяина Домика, вот уже в течение многих часов ожидая телефонный звонок.
— Что вы можете сказать, миссис Рэгби? Вы знаете этих людей лучше, чем мы, — сказал Найджел.
По-видимому, вопрос ее поразил.
— «Этих людей»? Но… О, вы имеете в виду коммунистов? Безусловно, они не доверяют друг другу. Они не могут себе этого позволить. — Вибрирующее контральто Елены самое банальное замечание делало драматическим.
— Что ты предполагаешь? — спросил ее муж.
— Тот, кто вчера говорил с тобой из Лондона, не является главным. Его начальники могут подозревать его в том, что он двойной агент или же оппортунист, который продает информацию тому, кто больше заплатит.
— Поэтому они не могут пойти на то, чтобы она попала прямо ему в руки?
— Не такой ценный секрет, как информация Алфреда. Они пошлют кого-нибудь абсолютно надежного, чтобы взять ее и передать руководителям. Они следят за тем, чтобы каждый агент имел минимальные контакты с другими агентами. Это самое важное правило шпионажа.
Елена плавным шагом актрисы прошлась по комнате. Остановившись у двери, прижав ладони к вискам, точно у нее голова раскалывалась от боли, она с горечью произнесла:
— О, Господи! Я думала, когда бежала из своей страны, что эти ужасные вещи остались позади.
— Дорогая, ты не должна воспринимать все так тяжело. Тебе не нужно винить себя за то, что произошло с Люси.
Елена посмотрела на мужа как на чужого.
— К чему ты мне все это говоришь? — взорвалась она. — Мы сидим здесь и рассуждаем, а маленькая Люси…
— Конечно, есть и другая возможность. — Ровный голос Найджела успокоил Елену. — Они могут использовать Люси как приманку, чтобы захватить ее отца. Вы принесете им больше пользы, чем эта часть информации.
— О Боже, дружище, уж не предполагаете ли вы, что они попытаются схватить меня и вывезти из страны?
— Они могут заставить вас покинуть ее.
— Алфред никогда не сделает этого. Он не предатель, — сказала Елена.
— Я верю в это. Но мы должны быть готовы к любой новой тактике, которую они могут использовать. Допустим, они позвонят вам и скажут прийти одному в определенное место, где вы найдете Люси. Что вы предпримете?
— Пойду, — сказал Рэгби.
— Чтобы попасть в западню?
— Если будет хоть малейший шанс найти Люси именно таким образом, освободить ее, то, безусловно, пойду. Я смогу позаботиться о себе.
— О Алфред, ты не знаешь этих людей! — воскликнула Елена.
— Начинаю узнавать, — мрачно сказал профессор. — Не забывай, что я выполнял кое-какую не вполне приятную работу во время войны. Я до сих пор храню капсулу с цианистой кислотой на случай, если произойдет самое плохое.
Телефон зазвонил.
Найджел поспешил к параллельному телефонному аппарату в холле, чтобы подслушать разговор.
— Профессора Рэгби вызывает Лондон.
— Рэгби у телефона.
— Лондон, говорите.
— Это отец Люси?
— Да.
— Вы не сделали того, о чем вам было сказано вчера. Это глупо с вашей стороны. Вы не только предупредили полицию, но и подсунули фальшивку. Такое не должно повториться, — сказал громкий голос.
— Но это повторится.
— В таком случае ваша дочь пострадает от вашего упрямства. И очень серьезно.
— Я не верю вам. Понимаете, я уверен, что Люси нет в живых.
Найджел широко раскрыл глаза, услышав о подобном отходе от обсужденного ранее сценария. Наступила короткая пауза. Затем голос произнес:
— Вы ошибаетесь, профессор. Она рядом со мной в комнате. Люси, подойди и поговори со своим отцом.
Снова молчание. Затем в трубке послышался детский голос:
— Здравствуй, папа. Это я, Люси.
— Господи! Люси, дорогая. С тобой все в порядке?
— Да. Я здорова, ко мне хорошо относятся. Меня хорошо кормят. У меня хорошая комната. Много книг и игрушек.
— Но где ты находишься, дорогая?
— Мне не разрешают говорить о том, где я нахожусь. Где-то в Лондоне. Как себя чувствует Елена?
Прежде чем Рэгби смог ответить, голос ребенка изменился. Она стала плакать.
— Нет, не делайте этого опять. Пожалуйста! Не это! Уберите это! О-о! — кричала она пронзительно.
Постепенно голос Люси стих. Мужчина заговорил вновь:
— Вы слышите, профессор? Люси жива. Но жизнь может стать для нее мучением, и она будет становиться все хуже из-за вашего упрямства. Будьте готовы получить дальнейшие указания. До свидания.
Рэгби уронил телефонную трубку на стол. Елена, сидевшая рядом с ним и слышавшая весь разговор, кусала пальцы, когда Найджел вернулся в комнату.
— Это уже чуть больше, чем я могу вынести, — промолвил наконец профессор. Его лицо было мертвенно-бледным. Спотыкаясь и плача, Елена вышла из комнаты.
— Это была Люси?
— Да. Бедная малышка. Так она в Лондоне! — печально произнес Рэгби.
— Сомневаюсь.
— Что вы имеете в виду? Звонок же был из Лондона.