И еще несколько страниц перевернула Троянда и прочла: «Послушай, милашка Зуфолина! Вчера твой любовник жаловался, что ты им пренебрегаешь и спешишь поскорее закончить игру. Опомнись! Затягивай извержение как можно больше! Ведь чем долгожданнее, тем сильнее наслаждение, а значит, благодарность… Но и сама не будь неблагодарной. Если ты не получила наслаждения, то непременно получишь мешочек с дукатами, а потому не скупись на слова восторга своему обладателю! Или можешь шепнуть ему что-нибудь в этом роде:
Звезда, с небесной вышины
Упавшая в камыш,
Вся содрогается, как ты,
Когда на мне лежишь…
И, дорогая Зуфолина, я буду не я, если твой любовник не всплакнет в приливе чувств!»
Троянда медленно закрыла книгу и провела пальцем по золотому обрезу страниц.
Да… кажется, напрасно она думала, будто все выгорело у нее в душе и не оставалось там ничего, что чувствует боль. Оставалось… и сейчас в муках умирал этот последний живой росточек. Память об их любви, об их ночах, словах и поцелуях, и слиянии тел и сердец – в том кратком промежутке между прошлым: насилием инкуба – и будущим: появлением Джильи. Последнее, что оставалось у Троянды, это память. Теперь Аретино уничтожил и ее.
Нетрудно угадать, чего хотел он, передавая Троянде эти «Письма» – руководство по обучению начинающих куртизанок. И бесценная «безделушка» – ее начальный капитал и одновременно расчет. Награда за любовь. Роза уходит в отставку, ее место занимает Лилия… уже заняла!
Ах, Джилья! Как понятны стали теперь все ее намеки! А впрочем, она и не намекала, она все называла своими именами, и только в том состоянии общего отупения, в каком пребывала Троянда, можно было их не разгадать. Зато теперь все сделалось ясно.
Ну, спасибо Джилье и Аретино (Троянда криво усмехнулась – а у него, значит, не хватило храбрости снова прийти к отвергнутой любовнице? Что же, так и выпроводит ее из дома, не простившись?) за то, что не просто выставили, но предоставили ей такой широкий выбор будущего, от скромной швейки до богатой куртизанки. Известно, в шести случаях из семи женщина сама не знает, чего хочет, однако Джилья не сомневалась: рано или поздно Троянда все поймет и благоразумно примет свою отставку. А если задумается о мести… что там сделали с этим бедолагой – отрубили руку и кончик языка, да? Ишь, Джилья сперва пригрозила, а потом… потом пошли предложения. Что ж, она права: что может быть хуже позора, увечья, смерти! Интересно, каким будет новое предложение? А что, если замужество? С кем? Да с кем угодно, хоть бы с тем же Луиджи Веньером! Джилья ненавидит его всей душой, как и свою бывшую соперницу. Для содомита и пылкой женщины брак сделается истинной пыткой. Джилья не может этого не понимать!
Троянду затрясло так, словно это воображаемое предложение уже было ей высказано. Впрочем, зная Джилью, она не сомневалась, что рано или поздно дойдет и до этого. А что же Аретино? Он знает о том, как заботится новая любовница о судьбе прежней?
На мгновение дрогнуло в робкой надежде сердце, но тут же Троянда услышала хриплый, циничный смешок и поняла, что сама невольно засмеялась над этим заблуждением.
Уж драгоценности-то не оставляли сомнений: все исходит от Аретино! Он так же жаждет избавиться от Троянды, как Джилья, но если бы все зависело только от Лилии, Роза уже давно была бы выброшена на помойку, в то время как великодушный Аретино всего лишь пытается переставить ее в новую вазу.
В другую! Подальше отсюда!
А что это Джилья так старается вымести ее вон, как опасную заразу? Она ведь спокойно терпит присутствие во дворце доброго десятка, а то и двух десятков прежних отставных Аретинок вместе с их (и Пьетро) многочисленными детьми! Отчего же такая «честь» Троянде? Или впрямь опасается, что в душе Аретино оживут прежние чувства к Троянде?
На миг это предположение заставило вспыхнуть искорку надежды, но тут же Троянда вновь усмехнулась и покачала головой. Нет. Нет… Дело вовсе не в Аретино! Дело в самой Троянде, в ее остывшем сердце, в ее высохшей душе. Аретино охладел к ней, да, но ведь и она разлюбила его! И Джилья, с ее бесовским умением читать в сердцах людей, не могла этого не заметить. Ей бы радоваться, а она беспокоится, места себе не находит. Джилья судит по себе: ее сердце тоже свободно, чувства не туманят голову, а значит, она может хладнокровно вертеть Аретино и извлекать из него наибольшую выгоду. Троянда любящая, растерянная, обезумевшая ей не страшна. А вот Троянда расчетливая, хладнокровная, мечтающая о мести… Кто-кто, а Джилья знает о ее намерениях относительно Марко. Но только ли Марко? Такую Троянду надо обезопасить, засунуть куда-нибудь подальше… замуж, в приют, да куда угодно! Странно, что ей до сих пор не предложили снова уйти в монастырь!
Троянда села на постели.
В монастырь?.. Тишина, покой, клочок голубого неба в узком окне кельи – спокойного неба, обители господа. Потупленные глаза сестер, подавленные желания, мир в душах, покой в сердцах. Стертые ступени каменных лестниц, ведущих в сад, где за каменной оградой небольшое кладбище, а там – плита на могиле Гликерии, единственного человека, который любил Дашеньку… И внезапно Троянде до боли, до слез захотелось оказаться рядом хоть с кем-то… или чем-то, олицетворяющим любовь, заботу, нежность и доброту, – пусть это будет всего лишь каменная плита с надписью!
Она сидела, прижав руки к груди, чувствуя, как слезы подступают к глазам, текут по щекам, как с каждой слезой становится легче дышать, словно с души спадает непроницаемый мрак, в который душа Троянды была окутана с того дня, когда заподозрила, что беременна от дьявола. Кстати, она не уронила ни слезы после этого! Пьетро, плачущий над своим мертвым ребенком, вдруг предстал перед взором ее памяти, и Троянда жалостливо покивала этому печальному образу, прощая его и прощаясь с ним.
Все кончено здесь! За полгода она испытала столько счастья и горя, что другому хватило бы на целую жизнь. Вот и для ее жизни этого достаточно. Конечно, если бы умереть… успокоиться… Но в третий раз попытаться покончить с собой? Да Смерть тогда просто-таки расхохочется! Нет, верно, ее удел жизнь… ну а где в жизни можно найти почти могильный покой? Только в монастыре!
Троянда вскочила с кровати – и замерла, ожидая привычной тупой боли, которая раздирала низ ее живота при каждом неосторожном движении. Но боли не было, и она расценила это как счастливое предзнаменование. Бог благословил ее решение! Конечно, он же все видит, все знает, все понимает. Он одобряет ее – теперь.
Да, надо вернуться. Только в этом спасение. Троянда вообразила себя во власянице; простертую на ледяных каменных плитах под статуей распятого Христа; бичующую свое изможденное от вечного поста тело, которое сквозит в прорехах самого жалкого рубища, – и блаженная улыбка коснулась ее уст.
Не раздумывая, она побежала в гардеробную, удивляясь, что так светло. В приступе религиозного экстаза решила было, что господь озаряет ей путь, но все оказалось проще: солнце уже взошло. Так в раздумьях ночь прошла? Ну что же, раннее утро – самое лучшее время, чтобы уйти незамеченной. В эту пору спят все, от хозяина палаццо до последнего поваренка.
Троянда лихорадочно перебирала многочисленные наряды, частью висящие на особых распялках, частью наваленные кое-как, частью переброшенные через перекладину, протянувшуюся от одной стены до другой. Вдруг вспомнилось: по-русски она называется «грядка». У матушки была такая грядка, и сколько же там висело рубах, летников, сарафанов…
Троянда холодно улыбнулась. И это умерло в ее душе, едва воскреснув. Хорошо же вознаградила ее мать – там, на небесах – за попытку отомстить убийце! Разрушила ее жизнь… Ведь именно тогда и появилась эта ведьма Джилья! А может быть, это господь ее покарал за то, что она вознамерилась прожить другую, не свою жизнь?
Троянда резко замотала головой. Да что толку думать об этом, что толку терзаться? Ничего, ничего, ни Россия, ни мать, ни Джилья с Аретино, ни мертвое, недоношенное дитя не имеют к ней больше отношения!
Наконец-то она нашла то, что искала. В самом дальнем углу валялось ее смятое, грубошерстное, черное платье, и уродливая рубаха, и бесформенный плащ. Троянда поспешно сорвала с тела легкий, почти невесомый шелк и переоделась, с исступленным наслаждением ощущая, как царапают тело грубые швы и жесткая ткань. Даже затхлый монастырский запах вызывал у нее восторг.
Пышные волосы никак не умещались в капюшон. Троянда в порыве смирения решила их остричь и не сделала этого только потому, что не нашла ни ножа, ни ножниц. Не беда, первое, о чем она попросит мать Цецилию, – наголо снять эти золотые нити, из-за которых она была вовлечена во грех.
Троянда неслышно пробежала по коридорам. Дверь, разумеется, была не заперта, терраса пуста, а неподалеку покачивалась на волнах гондола. Вот удача!
Пышные волосы никак не умещались в капюшон. Троянда в порыве смирения решила их остричь и не сделала этого только потому, что не нашла ни ножа, ни ножниц. Не беда, первое, о чем она попросит мать Цецилию, – наголо снять эти золотые нити, из-за которых она была вовлечена во грех.
Троянда неслышно пробежала по коридорам. Дверь, разумеется, была не заперта, терраса пуста, а неподалеку покачивалась на волнах гондола. Вот удача!
Она замахала руками. Баркайоло приблизился, помог ей сойти в лодку, взглянул лукаво:
– О, сестра! Сколько бесов нынче потешили?
Троянда глянула исподлобья. Его бы следовало убить! Он решил что? Что она – распутная монашка, которая бегала на свидание с весельчаком и распутником Аретино? Да как он смел?! Впрочем, он не так уж далек от истины. Другое дело, что это свидание затянулось на полгода…
Троянда погрузилась в мрачное молчание, силясь не показать баркайоло, что ее одолевает страшный зуд: грубая ткань жгла, терзала кожу. А ведь раньше Дария этого не замечала. Ничего, привыкнет. Главное, потерпеть.
И ей удалось сохранить достоинство, однако стоило очутиться в одиночестве под высокими серыми стенами аббатства Мизерикордия, как она задрала юбку, расстегнула ворот и принялась с наслаждением скрести ногтями тело. Эх, зря она, конечно, не оставила себе хотя бы тонкую рубашку… Нет, нет, прочь искушение! Троянда забарабанила в калитку, потом вспомнила про колокольчик и позвонила. Только теперь ей стало тревожно: а вдруг мать Цецилия не захочет принять ее обратно?..
* * *Она совсем забыла, что в монастыре поднимаются с первыми проблесками рассвета, и была изумлена, увидев сестру-привратницу бодрой, без тени сна на чисто вымытом немолодом лице. Сестра-привратница вытаращила глаза, и Троянда в ужасе поняла, что ничего не придумала в объяснение своего появления в такую пору. Еще не впустят…
– Сестра Дария?! – воскликнула привратница изумленно. – Во имя господа, почему ты пошла через ворота, а не через дверь? Неужели эта негодная сестра Агата снова забыла снять засовы?
Троянда растерялась только на миг, пока не сообразила, что по привычке постучалась в ворота не Верхнего, а Нижнего монастыря, где прошла вся ее жизнь. Стало быть, у нее есть отличное оправдание своего отсутствия. Если сестры забывали утром отомкнуть галерею, сообщение между двумя монастырями прерывалось, и, чтобы попасть из одного в другой, приходилось выходить за ворота и обходить улицами.
– Да, – кивнула она. – Похоже, двери забыли открыть. Ну ничего. Я с удовольствием погуляла.
К счастью, простодушная сестра-привратница не была способна оценить всю двусмысленность этой фразы.
– Ну, входи, входи! – Сестра Лютеция (наконец-то Троянда вспомнила ее имя) втащила гостью за рукав. – Зачем опять к нам? Неужто наказали? Вернули на старое место?
Только тут Троянда оценила, каким подарком судьбы было для нее встретить эту простодушную болтушку, которая каждым своим словом давала ответы на свои же вопросы!
– Да, – кивнула Троянда. – Мне велено передать сестре Клаудии, что я возвращаюсь к своим прежним обязанностям.
– Эх, не повезло… – явно сочувствуя, протянула сестра Лютеция. – Да ты вроде не больно-то огорчена?
– Совсем не огорчена, ей-богу! – как могла искренне сказала Троянда. – Tы и не представляешь, насколько здесь спокойнее!
И она быстро прошла через привратницкую, но сестра Лютеция, обрадовавшись неожиданной возможности расширить свой кругозор, схватила ее за руку:
– Погоди минутку! А вот скажи: правду ли говорят, будто в Верхнем монастыре иногда по вечерам играют на спинете и лютне?!
Ее глаза выражали неприкрытый ужас, и Троянда поспешила успокоить ее, вполне искренне признавшись, что ничего такого она не слышала. Так оно и было! И про нечестивых сестер, которые якобы встречаются с любовниками в монастырском саду, она сейчас слышала в первый раз, и про какую-то сестру Симону, которая умерла в неумелых руках повивальной бабки, вытравляя плод…
При последних словах сестры Лютеции ее вдруг начала бить такая дрожь, что болтушка сжалилась над ней и пропустила, приговаривая:
– Ну уж иди, иди. На тебе прямо лица нет. Конечно, клевета! Я тоже думаю, что это клевета на нашу обитель!
Свернув за угол привратницкой и оказавшись вне досягаемости любопытных взоров Лютеции, Троянда наконец-то перевела дух.
«Прекрати немедленно! – сурово приказала она себе. – Недалеко же ты уйдешь, если будешь чуть не в обморок валиться от самого невинного напоминания! Забудь об этом. Ничего этого не было, не было ничего!»
Она стиснула виски, как бы желая задержать в голове здравый смысл. Сейчас и впрямь не до истерик: гораздо важнее закрепиться в монастыре.
Но теперь, после невольной подсказки сестры Лютеции, Троянда знала, как ей следует поступить. Нижний и Верхний монастыри жили как две совершенно разные обители, правда, объединенные под эгидой одной аббатисы. Поэтому было время, когда Дария видела мать Цецилию раз, от силы – два раза в год. Надо просто исхитриться не попадаться ей на глаза, только и всего. Ну кто сможет изобличить ее во лжи – покойная Гликерия? Вряд ли кто-нибудь из сестер явится к аббатисе и спросит: «А это правда, что вы изволили вернуть Дарию в Нижний монастырь? И если да, то соблаговолите объяснить, почему?!» Представить такое столь же немыслимо, как увидеть статую мадонны гуляющей по монастырскому саду. Нет, Троянда запросто всех обведет вокруг пальца. Сестра Клаудиа, ведавшая занятиями, вообще чрезвычайно доверчива; к тому же Дария помнила, как жаль было той отпускать добросовестную воспитанницу в Верхний монастырь. Да она будет так рада возвращению Дарии, что никаких вопросов не станет задавать! А от остальных монахинь Троянда как-нибудь отоврется. И тогда жизнь потечет как прежде – спокойно и безмятежно.
И с улыбкой, разнеженная этой воображаемой картиной будущего, она вошла в полутемный и пустой коридор Нижнего монастыря (все сестры были в трапезной) – чтобы нос к носу столкнуться с какой-то одинокой фигурой. Обе монахини вскрикнули от неожиданности, а Троянде, кроме этого, послышался оглушительный звон. Очевидно, это разбились вдребезги ее блаженные мечты, потому что столкнулась она не с кем иным, как с самой аббатисой.
* * *В первое мгновение обе прямо-таки онемели… Потом Троянда, низко поклонившись, чтобы скрыть лицо, ринулась обогнуть настоятельницу в безумной надежде, что мать Цецилия ее не узнала, однако была схвачена за руку, как давеча в привратницкой, только сразу было ясно – из этих тисков не вырвешься! Троянда и не пыталась – стояла, опустив голову, только пролепетала в качестве приветствия нечто вроде: «А… ма… ва-ше-э пре-э…» – да и умолкла безнадежно.
– Та-ак, – протянула Цецилия, сверля ее взглядом. – Это ты или мне мерещится?
Троянда глубоко вздохнула. Может быть, попытаться изобразить призрак? Неплохая мысль! Но призраку полагается исчезать. Увы, ни таять в воздухе, ни проваливаться сквозь землю она не научилась. А ближняя келья, в которую можно шмыгнуть, далековато. Да и не призраково это дело – шмыгать!
Стайка монахинь высыпала из трапезной, и Троянда робко возмечтала, что они отвлекут аббатису, и тогда ей удастся…
Домечтать не удалось. Цецилия, короткими кивками отвечая на почтительные поклоны сестер, быстрым шагом прокладывала себе путь, не отвечая ни на чьи вопросы и волоча за собой Троянду, которая не то чтобы упиралась, просто ноги от страха заплетались, – пока не добралась до низкой тяжелой двери, с которой начинался сводчатый переход, связывающий Нижний монастырь с Верхним. Che diavolo! [38] Она даже и заперта не была! Зря, стало быть, сестра-привратница поносила сестру Агату…
С такой же скоростью мать Цецилия протащила Троянду по Верхнему монастырю и отпустила ее руку, лишь втолкнув к себе в кабинет. Троянда невидящим взором окинула пышное убранство и уставилась в прищуренные темные глаза аббатисы, лихорадочно придумывая, как объяснить свое поведение. И вдруг…
– Что же он такого сделал, если ты его бросила? – тихо спросила Цецилия.
– Откуда вы знаете? – мрачно глянула Троянда исподлобья, но тут же спохватилась: – Никто никого не бросал, я просто решила сама вернуться…
– …успокоиться в тишине монастыря, – докончила Цецилия с тонкой издевкой в голосе. – Да-да, придумай что-нибудь получше! Eсли бы Аретино тебя выпроводил, ты бы не явилась в изношенном старом платье, с пустыми руками. У тебя была бы немаленькая шкатулка, доверху полная драгоценностей, а то и не одна. И, я знаю точно, ты пришла бы не в обитель Мизерикордия. У тебя был бы свой дворец, или вилла на Лидо, или…
– Хватит! – выдохнула Троянда. – Хватит. Вы правы. Я ушла сама.
– А почему, позволь спросить? – с улыбкой промолвила Цецилия.
Троянда молчала, опустив голову.