Потому что, как бы ни нравилось мне проводить с ним время и как ни забавно было прикидываться, что я чему-то у него учусь, я твердо знала, что игры – не для меня. Если я пущу его не только в свои трусики, но и в душу, и в сердце, это приведет меня к краху.
Решив, что мне действительно надо на работу, я включила душ и принялась наблюдать за тем, как ванную наполняют клубы пара. Охнув, я шагнула под струю, опустила голову и позволила шуму льющейся воды на время заглушить сумятицу в мыслях. Затем, открыв глаза, я уставилась вниз на свое тело и расплывающуюся чернильную надпись.
«Все исключительное – для исключительных».
Слова, которые он так старательно вывел на моем бедре, теперь слились друг с другом. Там, где чернила запачкали его пальцы, виднелись пятна. Его прикосновения, порой болезненные до синяков, а порой легчайшие, как пух, оставили ожерелье размазанных отпечатков в ложбинке между грудей, на ребрах и ниже.
На секунду я расслабилась, восхищаясь изящным наклонным почерком Уилла и вспоминая решительное выражение его лица во время работы. Брови сведены вместе, прядь волос упала на один глаз. Меня удивило, что Уилл не откинул ее назад – привычка, казавшаяся мне с каждой встречей все более милой, но он был настолько сосредоточен, настолько погружен в работу, что не обратил внимания и продолжил тщательно выводить слова на моей коже. А затем он испортил все, утратив самообладание. И я запаниковала.
Взяв мочалку, я вылила на нее чуть ли не полтюбика жидкого мыла и начала оттирать буквы. Половина уже смылась под струей душа, а остальные, превратившись в пенную массу, соскользнули мне под ноги и в сток.
Когда последние следы Уилла и его татуировки смылись, а вода начала остывать, я вышла из кабинки и поспешно оделась, дрожа от холода.
Открыв дверь в комнату, я обнаружила, что Уилл расхаживает из угла в угол, на ходу одеваясь и натягивая шапочку. Выглядел он так, словно не мог решить, уйти ему прямо сейчас или подождать.
Услышав шаги, Уилл сорвал шапку с головы и повернулся ко мне.
– Ну наконец-то, – проворчал он.
– Прошу прощения? – процедила я, вновь закипая.
– Вообще-то злиться должен я, – заявил он.
Я отвесила челюсть.
– Ты… что?
– Ты ушла! – рявкнул он.
– В соседнюю комнату, – уточнила я.
– И все-таки это был уродский поступок, Ханна.
– Мне нужно было отдышаться, Уилл, – ответила я и, словно наглядно иллюстрируя свои слова, вышла из спальни в коридор.
Уилл потащился за мной.
– Ты опять это делаешь, – продолжал он. – Важное правило: не сходи с ума и не убегай от людей в своем собственном доме. Ты вообще представляешь, как это для меня тяжело?
Я остановилась в кухне.
– Тебе? А ты представляешь, какую свинью мне подкинул? Мне надо было подумать!
– Ты не могла думать здесь?
– Ты был голый.
Он мотнул головой.
– Что?
– Я не могу думать, когда ты голый! – проорала я. – Ты слишком…
Я махнула рукой в его сторону, но быстро решила, что это не самая удачная мысль.
– Просто… я запаниковала, понятно?
– А как, по-твоему, я себя чувствовал?
Уилл смерил меня яростным взглядом, играя желваками. Не дождавшись от меня ответа, он тряхнул головой и уставился под ноги, сунув руки в карманы. Это была плохая идея. Его тренировочные штаны сползли вниз, а подол футболки задрался – и ох! – показавшаяся полоска мускулистого живота и бедро явно не улучшили дело.
Я заставила себя вернуться к разговору.
– Ты совсем недавно заявил мне, что сам не знаешь, чего хочешь. А затем ты говоришь, что испытываешь ко мне глубокие чувства. По-моему, ты и сам запутался. В первый раз, когда мы занялись сексом, ты практически отделался от меня лишь для того, чтобы теперь сказать, что хочешь большего?
– Эй! – крикнул он. – Я от тебя не отделывался. Я же тебе говорил – просто меня покоробило твое небрежное отношение…
– Уилл, – твердо сказала я. – Двенадцать лет я слышала истории про тебя и Дженсена. Я видела последствия твоей интрижки с Лив – она сохла по тебе несколько месяцев, а ты, готова поспорить, и понятия об этом не имел. Я видела, как ты удаляешься в темный уголок с подружками невесты или исчезаешь на семейных торжествах, и с тех пор ничего не изменилось. Большую часть своей взрослой жизни ты вел себя как девятнадцатилетний юнец, а теперь вдруг захотел большего? Ты даже не знаешь, что это значит!
– А ты знаешь? Ты вдруг стала всеведущей? С чего ты решила, что я знал, насколько Лив на меня запала? Не все обсуждают свои чувства, сексуальность и вообще все, что приходит в голову, так открыто, как ты. Такие женщины, как ты, мне пока не встречались.
– Что ж, учитывая богатую выборку, это действительно о чем-то говорит.
Не знаю, что на меня нашло, но, едва выпалив эти слова, я поняла, что зашла слишком далеко.
Запал Уилла мгновенно иссяк. Его плечи поникли, он весь как-то сдулся. Долгую секунду Уилл Самнер смотрел на меня, и пламя гасло в его глазах, пока они не стали просто… безразличными.
А затем он ушел.
Я столько раз прошлась взад и вперед по старому ковру в столовой, что вполне могла протоптать в нем тропинку. В голове была каша, сердце никак не хотело успокаиваться. Я не понимала, что произошло, но все тело застыло и напряглось от страха – возможно, я отпугнула своего лучшего друга и отказалась от лучшего секса в жизни.
Мне нужна была знакомая обстановка. Мне нужна была семья.
В трубке раздалось четыре гудка, прежде чем Лив ответила.
– Зигги! – возопила сестра. – Как поживает моя лабораторная крыска?
Я зажмурилась и прислонилась к дверному косяку между столовой и кухней.
– Неплохо, неплохо. А как там моя мать-героиня? – спросила я, быстро добавив: – Если что, я не о твоей вагине.
В трубке послышался ее смех.
– Похоже, ты так пока и не научилась фильтровать базар. Когда-нибудь это окажется большим сюрпризом для какого-нибудь парня, ты в курсе?
Она даже не знала, насколько права.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, уводя разговор со скользкой почвы.
Лив была теперь замужем и на последних месяцах беременности первым, долгожданным внуком Бергстремов. Странно, что мама решалась отойти от нее хотя бы на десять минут.
Лив вздохнула, и я тут же представила, как она сидит за обеденным столом в своей желтой кухоньке и как ее огромный черный лабрадор укладывается рядышком на пол.
– Я в порядке, – ответила сестра. – Чертовски устала, но в порядке.
– Малыш ведет себя паинькой?
– Всегда, – сказала она с улыбкой в голосе. – Этот ребенок будет само совершенство. Вот увидишь.
– Кто бы сомневался, – хмыкнула я. – Стоит взглянуть на его тетушку.
Лив рассмеялась.
– Ты просто читаешь мои мысли.
– Вы уже выбрали имя?
Лив упорно не хотела выяснять пол ребенка до его появления на свет, что несколько мешало мне в моем стремлении побаловать будущего племянника или племянницу.
– Мы сошлись на нескольких вариантах.
– И? – заинтригованно спросила я.
Список имен, составленный сестрой на пару с мужем и подходящий для обоих полов, вызывал нездоровый смех.
– Тебе ни за что не скажу.
– Что? Почему? – проныла я.
– Потому что ты всегда придираешься к ним.
– Это просто смешно! – возмущенно выдохнула я.
Хотя… она была права. Пока что все выбранные ими имена казались мне просто чудовищными. Почему-то Лив с Робом решили, что названия деревьев и птиц вполне подходят и мальчикам, и девочкам.
– А у тебя что нового? – поинтересовалась она. – Как твои успехи после эпического поединка с боссом, состоявшегося в прошлом месяце?
Я рассмеялась – конечно, она имела в виду Дженсена, а не папу и даже не Лиемаки.
– Я занялась бегом и стала чаще выходить на люди. Мы как бы пришли к… компромиссу.
Лив тут же насторожилась.
– К компромиссу? С Дженсеном?
За последние недели я пару раз говорила с Лив, но ни словом не упомянула о моей крепнущей дружбе, близости или что там у нас было с Уиллом. Но сейчас мне нужно было услышать мнение сестры на этот счет, и живот заранее сводило от страха.
– Ну, ты знаешь, что Дженс предложил мне чаще бывать в обществе…
Я помолчала, водя пальцем по резным завитушкам старинного буфета, украшавшего столовую. Затем зажмурилась и, вздрогнув, продолжила:
– Он предложил мне позвонить Уиллу.
– Уиллу? – переспросила она и замолчала на пару секунд.
Я гадала, вспоминает ли она того же высокого, красивого студента, который запомнился мне.
– Постой, Уиллу Самнеру?
– Ему самому, – ответила я.
Даже от разговоров о нем у меня внутри все скручивалось в тугой комок.
– Уиллу? – переспросила она и замолчала на пару секунд.
Я гадала, вспоминает ли она того же высокого, красивого студента, который запомнился мне.
– Постой, Уиллу Самнеру?
– Ему самому, – ответила я.
Даже от разговоров о нем у меня внутри все скручивалось в тугой комок.
– Ого. Вот уж чего не ожидала.
– Я тоже, – пробормотала я.
– Так ты это сделала?
– Сделала что? – брякнула я, немедленно подумав, что прозвучало это двусмысленно.
– Позвонила ему, – со смехом ответила сестра.
– Ага. В общем, поэтому я и решила поговорить с тобой.
– Звучит зловеще, но многообещающе, – хмыкнула она.
Я понятия не имела, как все ей рассказать, поэтому начала с самой простой и невинной детали.
– Ну, он живет в Нью-Йорке.
– По-моему, я это знала. И? Я не видела его сто лет, и мне не терпится узнать, как он поживает. Как он выглядит?
– Он выглядит, э-э… хорошо, – ответила я как можно более незаинтересованным тоном. – Мы с ним общались.
В нашем разговоре возникла пауза – я почти воочию увидела, как Лив хмурит лоб и прищуривается, пытаясь разгадать истинное значение моей фразы.
– «Общались»? – повторила она.
Застонав, я потерла лицо.
– Боже правый, Зигги! Ты спишь с Уиллом?
Я издала еще один протяжный стон, и трубка взорвалась смехом. Отшатнувшись, я уставилась на сжатый в руке мобильник.
– Это не смешно, Лив.
Она шумно выдохнула.
– Нет, смешно до чертиков.
– Он был твоим… парнем.
– Ох, нет, конечно же нет. Ни в малейшей степени. По-моему, мы тискались не больше десяти минут.
– Но как же женская солидарность?
– Да, но у нее есть что-то вроде срока давности. Или дальности забега. По-моему, мы с ним едва дошли до первой базы, поцелуйчики и все такое. Хотя в то время я была совершенно готова дать ему забить мяч, если ты понимаешь, о чем я.
– Я думала, ты еще долго убивалась после тех каникул.
Она снова захихикала.
– Снизь накал, сестренка. Во-первых, мы никогда не были парой. Просто возились среди маминых садовых инструментов от переизбытка гормонов. Боже, да я едва это помню.
– Но ты была так расстроена, что даже не приехала домой в то лето, когда он работал с папой.
– Я не приехала домой, потому что пинала балду весь год, а летом мне пришлось ходить на пересдачи, – объяснила Лив. – И я не сказала тебе, потому что тогда папа с мамой узнали бы и прикончили меня.
Я прижала руку к лицу.
– Что-то я совсем растерялась.
– Да чего тут теряться?
В ее тоне появились нотки озабоченности.
– Просто скажи мне, что там у вас на самом деле происходит?
– Мы много времени проводили вместе. Он мне очень нравится, Лив. В смысле он, кажется, мой лучший друг в Нью-Йорке. Потом мы переспали, и на следующий день он вел себя странно. Затем он начал говорить о чувствах, и мне показалось, что он просто использует меня как лабораторного зверька в каком-то странном эксперименте по выражению эмоций. И, прямо скажем, Уилл Самнер заработал не лучшую репутацию среди девушек семейства Бергстрем.
– Значит, ты показала ему красную карточку только потому, что в твоих воспоминаниях двенадцатилетней давности он очаровал меня, а затем разбил мне сердце и бросил?
Я вздохнула.
– Отчасти.
– А в чем состоят остальные пункты обвинения?
– В том, что он редкостный бабник. В том, что он не помнит даже малой доли женщин, с которыми успел переспать. В том, что сначала отшивает меня, а меньше чем через сутки заявляет, что хочет чего-то большего, чем секс.
– Ну ладно, – поразмыслив, сказала Лив. – А он правда, хочет? А ты?
Я снова вздохнула.
– Не знаю, Лив. Но даже если он и правда хочет и если я хочу – как я могу ему доверять?
– Мне будет обидно, если ты останешься в дураках, поэтому я поделюсь с тобой кое-какой конфиденциальной информацией. Готова?
– Нет, совершенно не готова.
Но она все равно продолжила:
– До того, как я встретила Роба, он был настоящей шлюхой. Клянусь богом, его член успел побывать повсюду. Но сейчас? Абсолютно другой человек. Он боготворит ту землю, по которой я хожу.
– Да, но он хотел на тебе жениться, – возразила я. – Ты же не просто его трахала.
– Когда мы только познакомились, то, конечно же, просто трахались. Послушай, Зигги, в возрасте от девятнадцати до тридцати одного с человеком очень много чего происходит. Многое меняется.
– В этом я не сомневаюсь, – промямлила я, представляя низкий голос Уилла, его ловкие пальцы и твердую, широкую грудь.
– Я говорю не просто о физическом превращении юноши в мужчину.
Помолчав, она добавила:
– Хотя и об этом тоже. Если подумать, ты просто обязана выслать мне фото Уилла Самнера в тридцать один.
– Лив!
– Я шучу! – с хохотом воскликнула она, но потом затихла и после паузы добавила: – Нет, вообще-то я серьезно. Пошли мне фотку. Но будет действительно глупо отказаться от знакомства с ним только потому, что ты думаешь, будто он всегда будет вести себя как девятнадцатилетний Дон Жуан. Вот скажи честно: неужели ты не чувствуешь, что сильно изменилась с тех пор, как тебе было девятнадцать?
Я ничего не ответила, только продолжила грызть нижнюю губу и водить пальцем по резьбе древнего буфета моей матушки.
– Для тебя это было всего пять лет назад. А теперь подумай, что ощущает он. Ему тридцать один. За двенадцать лет точно можно набраться ума, Зиггс.
– Черт, терпеть не могу, когда ты права.
Лив расхохоталась.
– Полагаю, твой логический рассудок пытался выстроить из этого что-то вроде силового поля против чар Уилла Самнера?
– Судя по всему, не слишком успешно, – сказала я, закрыв глаза и прислоняясь к стене.
– Боже, это просто чудесно. Я так счастлива, что ты сегодня позвонила. Сейчас я такая огромная и беременная, что во мне нет совершенно ничего интересного. А твои новости грандиозны.
– Разве тебя это ничуть не коробит?
Задумчиво помычав, Лив ответила:
– Вообще-то могло бы, но если честно… Мы с Уиллом… Он был первым парнем, к которому я почувствовала влечение, но этим дело в основном и ограничилось. Я забыла о нем через две секунды после того, как Брэндон Хенли проколол язык.
Прижав руку к лицу, я выпалила:
– Какая гадость.
– Да, и я не рассказывала тебе о нем, потому что не хотела тебя портить и не хотела, чтобы ты испортила все мне, начав рассуждать, как пирсинг влияет на сократимость мышц или что-то вроде.
– Боюсь, этот разговор оставит незаживающие раны в моей душе, – буркнула я. – Можно уже идти?
– Да брось.
– Я действительно напортачила, – простонала я, потирая лицо. – Лив, я вела себя с ним совершенно по-свински.
– Похоже, тебе придется целовать чью-то задницу. Он этим сейчас увлекается?
– О боже! – возопила я. – Все, вешаю трубку!
– Ладно, ладно. Послушай, Зиггс. Перестань смотреть на мир глазами двенадцатилетней. Выслушай его. И учти, что у Уилла есть пенис и это иногда превращает его в идиота. Но в милого идиота. Даже ты не можешь отрицать очевидного.
– Прекрати уже быть такой умной.
– Это невозможно. А теперь вспомни о том, что ты уже большая девочка, и беги исправлять ошибки.
Всю дорогу до дома Уилла я пыталась анализировать воспоминания, сохранившиеся о том Рождестве, и примирить их с тем, что рассказала мне Лив.
Мне было двенадцать, и я была очарована Уиллом, очарована идеей о его отношениях с Лив. Но сейчас, услышав версию Лив о событиях той недели и об их последствиях, я задумалась о том, сколько же из этого произошло на самом деле, а сколько породила моя склонная к драматизму фантазия. Сестра была права. Эти воспоминания сильно помогали мне запихнуть Уилла в ящик стола с пометкой «потаскун» и так же сильно мешали его оттуда извлечь. Так хотел ли он большего? Был ли он на это способен? И чего хотела я?
Застонав, я поняла, что мне придется долго извиняться.
Он не открыл дверь на мой стук, не ответил ни на одно из сообщений, которые я отправляла, стоя под дверью.
Поэтому я прибегла к последнему средству и начала закидывать его дурацкими пошлыми шуточками.
«Какая разница между пенисом и зарплатой?» – набрала я.
Когда ответа не последовало, я продолжила:
«Последнюю женщина уж точно высосет до капельки».
Ничего.
«Что одна сиська говорит другой?»
Нет ответа.
«Ты мой самый верный сисадмин».
Боже, ну и тупость.
Я решилась на последнюю попытку.
«Что бывает после шестидесяти девяти?»
К числу 69 он был неравнодушен, и я надеялась, что хотя бы это выманит его наружу.