Закат империй - Александр Лайк 11 стр.


— Идемте, консар, — с облегчением сказал Син. — Все готово.

Он отстал от короля на несколько шагов и шепнул Хурру на ухо:

— Надо почаще вытаскивать беднягу из дворца. С каждым разом он сбрасывает эту накипь все труднее.

— А то, — хмыкнул ректор. — Судя по нескольким фразам, он вчера еще и нортенийского посла принимал. Одно это… деяние… требует недельной релаксации. Про негодяев спроси, Син. Самое время.

Син догнал короля и конфиденциально нагнулся к его правому уху.

— Консар, — сказал он, — если вы не против, я возьму с собой аспирантов, обеспечивших ту часть моего опыта, которая исполнялась в нашем мире. Им тоже необходимо послушать, а мне бы не хотелось повторять рассказ дважды.

— Конечно! — безапелляционно сказал Каэнтор. — Конечно, Деррик. Ох, да!.. Забыл! Это ведь я должен был тебя просить, Деррик. Напрочь забыл! Прокляни, господь мой, этих придворных, ибо я не вправе проклясть малых, отдавших себя под руку и защиту мою. Прокляни, а затем прости в великом милосердии своем: и не казни сурово, но мощно вразуми не морочить голову своему королю!

— Не могу, — твердо сказал Син.

— А это я и не тебе, это я Эртайсу, — Каэнтор мстительно посмотрел в потолок. — Да-да, господь мой, нечего там, понимаешь, прятаться! Ты сотворил этот мир таким, каким он есть — вот и объясни мне, неразумному помазаннику твоему, на кой хрен тебе, старому солдату, понадобилась эта неудобосказуемая вычурность?!

— Это как раз понятно, — сказал Син. — Старому солдату осто… надоел мат-перемат и словарный запас в триста боевых единиц. Что вы хотели спросить, консар?

— Спросить, — король остановился. — Да, спросить! То есть, просить, и вот о чем: Деррик, со мной пришла дочь. Ты пустишь ее посидеть с аспирантами, послушать? Она будет вести себя очень тихо.

— Королю нет нужды просить, — Син пожал плечами. — Король велит.

— Деррик! — с досадой поморщился Каэнтор. — Я приказываю там, где уверен в своих приказах. Она не помешает?

— Нет, — лаконично ответил Син.

— Ей можно это услышать?

— Консар, — устало сказал Син, — если вы решите пересказать принцессе мой доклад, ну, скажем, завтра — я смогу вам запретить? Или вы имеете в виду, не повредит ли ей это слышать? Не берусь судить. Описания извращенных соитий, во всяком случае, не предполагается.

— Ясно, — сказал король через паузу. — Извини, Деррик. Безвылазно проведя неделю во дворце, я сильно тупею. Вчера еще посол Нортении приходил, с этой… как она называется… неофициальный комментарий к меморандуму…

— Никогда не знал, — честно сказал Син. — Есть специальное название?

— Есть, — обреченно сказал Каэнтор. — И я его еще час назад помнил, когда накручивал хвост министру внешней политики. Ладно. Нам вверх или вниз, Деррик?

— Вниз, консар, — Син начал спускаться первый, пошатнулся и взялся за перила. — Ох ты! Голова, оказывается, кружится. И заметная ригидность.

— Что заметное? — Каэнтор подхватил Сина под левый локоть и пошел рядом, поддерживая августала.

— Ригидность, ну, потеря гибкости членов. Мышцы закоченели.

— У всех свои слова, — философски заключил король. — И всегда трудные, и всегда непонятные, и всегда забываются.

— Это точно, — вздохнул Син. — Ой, консар, чуть медленнее…

— А я тебе говорил — выпей отвара жалейки, — сказал идущий сзади Хурру. — Говорил?

— Да говорил, — неохотно сказал Син.

— Что ж ты не выпил, урод?

— Да вот не выпил как-то, — просто сказал Син, взъерошивая волосы. Волосы были очень светлые, с заметной рыжинкой, и сильно вьющиеся. — То ли забыл, то ли не захотел. Наверное, не захотел.

— Ну и урод, — возмущенно сказал Хурру и тоже провел рукой по волосам. — Будешь теперь до утра маяться.

— Шиш тебе, — браво сказал Син. — Я пива выпью и спать лягу. Мы пришли, консар. Прошу.

В аудиториуме было тихо и уютно. Леттем ходил вдоль стен, зажигая факельцы. Десяток тяжелых стульев вокруг овального стола в центре ожидал гостей. На столе было пусто. Даже подсвечника не было.

Король остановился на пороге.

— Надо кого-то послать за Лайме, — озабоченно сказал он. — Эх, не догадался я графу велеть быть рядом…

— Овальд, найди мейрифей Каатль и проводи сюда, — сказал Хурру. — Не тревожьтесь, консар, это недолго.

— Да-а, — с доброй завистью сказал Каэнтор. — Молодым лестница — не забор. Не то, что нам, старым тюфякам.

— Молодым и забор не очень-то вредит, — глубокомысленно сказал Син, потирая небритую щеку. — Да вы-то чего жалуетесь, консар? Вы ж на пятьдесят лет меня моложе, вам самое время через заборы прыгать!

Каэнтор скептически поглядел на Сина. Потом на Хурру. Потом перевел взгляд на свой живот.

— Укусил, — признал он. — Уел короля мой добрый Деррик. Да, саны, чего-то я толстеть начал. Может, отвара этой вашей жалейки попить? Для вящей гибкости членов?

— Сама по себе жалейка не поможет, — сказал Хурру. — Даже вообще не подействует. Она помогает расслабиться после больших нагрузок. Помогает снять судорогу. Еще, говорят, некроманты ею снимают трупное окоченение, но это вряд ли нам подходит. Может, консар, вам лучше на охоту почаще выбираться?

Каэнтор махнул рукой.

— Времени нет, — сказал он недовольно. — Гедемах требует пересмотра Кодекса Конфедерации. И в этом году я куратор Севера, так что придется еще их делами заниматься. Какая уж тут охота…

— Здоровье важнее, — категорически сказал Син. — Вы на себя в зеркало посмотрите, консар. Мы с вами ровесниками смотримся.

По правде говоря, из всех троих, стоящих у стола, Каэнтор выглядел самым старшим. Две недели тому назад королю исполнилось шестьдесят семь, и невзирая на магические эликсиры, меньше сорока пяти ему никак нельзя было дать. Сину было сто восемнадцать. Но сверкающий лен был куда стройнее и подтянутей короля, радовал взор белоснежной улыбкой и упругой кожей, так что любой несведущий наблюдатель определил бы его возраст лет в сорок, не больше. Или даже тридцать пять. А почтенный сан Хурру и вовсе до сих пор сохранил детскую хрупкость фигуры и свежее юношеское лицо. Правда, тонкие светлые волосы сана в последние двадцать лет значительно поредели, что сильно его огорчало. Но тем не менее, он выглядел даже моложе Сина, хотя чуть больше века назад высокие августалы писали в один горшок, и горшок этот выносил Хурру. Как старший. На целых два месяца.

Аспиранты разошлись вокруг стола, но сесть не решались. Пока стоит король. Леттем зажег последний светильник и тоже подошел к столу. И тут в дверном проеме появился Овальд и торжественно вскинул голову. Потом раскрыл рот. Потом снова его закрыл и умоляюще посмотрел на Тийми.

Тот сразу понял безмолвную просьбу и быстро подошел к двери. Овальд с облегчением освободил ему место и незаметно утек вдоль стены.

— Светлая принцесса Тлаомичтитлайне Аасте Каатль Морейг-и-Суатаоми! — легко возгласил Тийми и отступил на шаг. — Прошу вас, мейрифей.

Принцесса вошла быстро и беззаботно, оглядела аудиториум широко раскрытыми глазами и сразу направилась к отцу.

— Я вас потеряла, консар, — чуть удивленно сказала она. — И даже не сразу заметила. Здравствуйте, сан Хурру. Здравствуйте, лен. Спасибо, что разрешили послушать вас. А сан Кайбалу еще не вернулся?

— Должен быть завтра утром, — добродушно ответил Хурру. — Очень рад вас видеть в добром здравии, мейрифей.

— И я рада, — принцесса вежливо склонила голову. — Жаль, что сана Кайбалу нет. Я надеялась услышать вести о матери.

— Если вам угодно, мейрифей Лайме, — галантно сказал Син, — я могу направить к вам человека с вестью, тотчас же по прибытии Мирти.

— О да, сделайте так, д'Эльмон! — обрадовалась принцесса. — Вы так любезны, как… как всегда, вот!

— Консар, мейрифей, прошу садиться, — пригласил Хурру. — Давайте начнем поскорее, пока благородный дан Син не распустил лепестки любезности на стебельках заигрываний.

— Эх!.. — благородный Син дернул себя за то место, где небритость обретала статус уса. — Нет признания для цветоводов!

— Замри, садовник, — проворчал Хурру. — С тебя плод познания. Цветы в другой раз.

— А плоды без цветов не заводятся, — упрямо сказал Син. — Хорошо, понял. Овальд… то есть, Тийми, закрой дверь. Начнем.

Син уселся прямо напротив короля, слева от него устроился Хурру, принцесса же заняла место справа от отца. Между ней и ректором оставалось всего два свободных места, и одно из них — то, что ближе к Хурру — быстро захватил Леттем. Четыре стула вдоль второй стороны овала заняли Фардж — по правую руку Сина, затем трусовато поглядывающий на принцессу Овальд, затем Жювер, и наконец, слева от Каэнтора — сильно волнующийся и оттого неестественно серьезный Эстас. Для вернувшегося от двери Тийми оставалось только одно место, на стуле рядом с принцессой, и он шлепнулся на него с законной гордостью.

— Я позволю себе краткую… уж простите за выражение, консар, пролегомену, — сказал Хурру. — В первую очередь — для вас и мейрифей Лайме. Итак, сегодня впервые в истории нашего мастерства дух человека проник в иные плоскости мироздания. Светлейший сан Деррик в сложном комплексном ритуале, выполненном группой мистов Башни в четком взаимодействии с группой аспирантов Академии, не только покинул тело, переместившись на ментальный план бытия, но и разорвал цепи притяжения бренной плоти, выйдя за пределы сущностей, в межмировое Ничто. Однако в этом еще не было бы ничего уникального, так как подобные эксперименты уже неоднократно проводились с начала прошлого века. Я позволю себе напомнить важнейшие вехи большого пути, на котором сегодня был сделан еще один шаг. Итак, в семьсот четвертом Глейвз эмпирически доказывает существование непространственных границ для астрального и ментального планов мироздания. В семьсот семнадцатом трагический опыт Себерна обнаруживает эти границы, одновременно показывая их тесное соотношение с законом сохранения энергии, равно как и постулатами о великих запретах. В память о выдающемся мастере Искусства границы получают название предела Себерна. В семьсот двадцать третьем крупнейший ротонский теоретик Моллинаард объясняет существование предела Себерна в рамках релятивистской гиперпространственной геометрии. В двадцать седьмом — семьсот двадцать седьмом, естественно — ученик Глейвза Дорт Миамар показывает возможность прохождения предела Себерна, меняя плоскость поляризации стихийных составляющих сознания. В тридцать пятом на хигонском военном полигоне в Реагге впервые удается поляризовать линию Огня. С этого дня изучение пространства между планами получает поддержку и щедрое финансирование от подавляющего большинства правителей.

— Естественно, — проворчал Каэнтор. — Дед на слова «астральный десант» до конца дней своих дергался…

— Следующие этапы удается пройти достаточно быстро, — продолжил Хурру. — Тридцать седьмой — Гельрих Женеро на Островах и Котовир Око в Хигоне практически одновременно прорывают предел Себерна из ментального плана. Тридцать восьмой — гениальный дилетант Аревит в Сенейе в одиночку преодолевает его из астрала. Тридцать девятый — тот же Аревит, посетив Ротону и получив необходимую ему информацию от исследователей Пяастиэ, с использованием ротонской аппаратуры выходит в виртуальный план и демонстрирует блестящий пример интуитивной поляризации в виртуале. Сорок первый — Женеро решает теорему о точке опоры в Ничто. Только что помянутый консаром Каэнтором «астральный десант» получает все шансы быть реализованным на практике. Сорок второй — Венсан Бельер, подтверждая свою славу лучшего ментал-мастера школы Ло, проходит предел Себерна, стартовав из своего тела в лаборатории в Клер-Денуа, использует принцип Женеро для перемещения вне планов; затем второй раз форсирует предел Себерна — на этот раз изнутри, и финиширует в теле ассистента Аревита, в крепости Паге на южной границе Сенейи. Два месяца спустя Бельер повторяет свой опыт, с тем только отличием, что на этот раз Аревит не подготавливает тело ассистента заранее. Наконец, в самом начале сорок третьего, в памятный многим шестой день месяца шефим, Бельер стартует при поддержке двух мистов-ускорителей и финиширует все в той же крепости Паге, овладев телом ничего не подозревающего, случайно выбранного гарнизонного гвардейца…

— Я одного не пойму, зачем ты все это рассказываешь, — сказал Каэнтор. — Прости, Хурру, я очень внимательно слушаю, но очень хочется поскорее перейти к новостям. А ты о военной истории столетней давности — ее-то ведь все и так знают!

— А ее, кстати, уже забыли, консар, — задорно сказал Син. — Эти вот, он обвел рукой аспирантов, заодно прихватив принцессу, — еще знают кое-что, хотя их больше интересует научно-техническая сторона. А все остальные — что им до какого-там «прецедента Паге»? Хотя ты все-таки подожмись, сан. Консар безусловно прав в одном: если я засну, мало что вы сегодня услышите.

— Ох, — с видимым сожалением сказал Хурру, — я только разошелся. Такой обзор получался, ломать жалко.

— Обзор, сан, ты напиши и в учебники вставь, — посоветовал Син. — А сейчас давай, как со взрослыми — раз, раз, и все. Что ты еще сказать хотел, давай быстренько!

Хурру махнул рукой.

— У меня коротко не получится, — сказал он. — Мне по привычке две полупары нужны. Син, скажи сам. Объясни, что ты нового сделал — и рассказывай. Ты что, думаешь, мне тебя не чешется послушать?

— А что тут объяснять? — удивился Син. — Ладно, если коротко… До сих пор любители приключений духа перемещались между планами нашего мира, или, самое большее — добирались до эквивалентных планов иных миров, например, широко известных демонических. И даже преимущественно двигались между реальным или ментальным планами. Мы уже давно знали о возможности перемещения еще по одному… ну, скажем, измерению, но исполнить этого практически до сих пор не удавалось никому. Сегодня же я для начала вышел в пятое измерение — то, которое чаще всего и зовется «пространство иных планов», там сместился в ментал, потом вообще покинул Пять Измерений, преодолев барьер, у которого погиб Себерн, а вот потом впервые в истории совершил перемещение по шестому измерению. И в этом измерении я выполнил поворот в иную… плоскость? Для простоты назовем это плоскостью. А потом последовательно вернулся в обычное пятимерное пространство, а в нем — на ментальный план. А поскольку в первых трех измерениях я при этом практически не двигался, а в четвертом выполнял только инерционное движение вслед за потоком времени, то я оказался на ментальном плане нашего мира, но… э-э… с другой точки зрения, что ли? Мы называем это «аспектом». Итак, сегодня человек впервые посмотрел на иной аспект нашей земли. Вот и все. А, ну да, потом я еще исполнил все в обратном порядке, чтобы вернуться на реальный план нашего аспекта. Вот он я, уже здесь, но уставший, как подзаборный пес. Вопросы по вступлению есть?

— Один, — принцесса честно подняла руку, как на уроке. — Можно ли как-нибудь определить физический смысл этого нового аспекта?

— Можно, хотя и с оговорками, — охотно сказал Син. — Это аспект высоких идеальных энергий, своего рода пространство сущностей нашего мира. Да, пожалуй, именно так — идеальная составляющая того мира, в грубой материальной составляющей которого мы живем.

— Значит, вы видели, — принцесса едва сдерживала детский восторг, идеальный облик мироздания?

— Именно так, — улыбнулся Син. — Я бы даже сказал — самую сущность нашей вселенной.

— Тогда рассказывайте, рассказывайте! — Лайме все-таки не удержалась и захлопала в ладоши.

— Да, пожалуйста, — поддержал ее Каэнтор. — Нам все равно вряд ли удастся как следует понять технические особенности твоего путешествия, мой добрый Деррик.

— Тогда я начинаю, — Син опустил лицо в сложенные горстью ладони и сосредоточился. — А начну я с того момента, когда оказался за пределами мира, в великом Ничто между его проекциями на ткань бытия, и начал движение по шестой оси пространства.

Было страшновато. В Ничто нет пищи для чувств, поэтому я не мог твердо сказать, двигаюсь я куда-то, или нет. Оставалось просто верить в то, что мы все верно рассчитали, и значит, через сколько-то там ударов моего сердца — того, которое вместе с телом осталось на земле — надо выполнять намеченный поворот плоскости, в которой сейчас было сориентировано мое «я». Ничего, кроме «я», у меня не оставалось.

Потом до меня дошел сигнал из Башни. Слабый, слабее, чем я предполагал, но вполне четкий. Оставшиеся здесь сообщали, что все в норме, и судя по времени, мне следует поворачивать. И я повернул себя по этой самой шестой оси — повернул ровно на четверть круга. И сразу снова увидел свет. А это означало, что я опять нахожусь на пресловутом пределе Себерна, и следующим шагом могу вернуться из Ничто в настоящий мир, мир, где можно чувствовать и действовать, а не только существовать, двигаться и мыслить. И я прошел предел, и оказался здесь. Почти здесь. Чуть выше, там, где проходил эксперимент. Именно тогда я и понял, что опыт удался полностью. Потому что Башни не было.

— Как не было? — вскричал Хурру. — Разве суть Башни не получила воплощения на идеальном аспекте?

— Может быть, не получила, — сказал Син. — Может быть, это оказался не в точности тот аспект, который мы предполагали увидеть. Я знаю одно: Башни не было. Тогда я понял, что передо мной воистину иной аспект.

Первая неожиданность встретила меня сразу. Она выскользнула изнутри, она таилась в моих ощущениях. Всякий, кто переходил на иной план, знает, что в ментале человек чувствует себя легче, невесомей и нереальней, чем на физическом плане. В астрале — нереальней, чем в ментале. В виртуале — нереальным до небытия. Я ожидал, что на идеальном аспекте я буду ощущать себя зыбким и непрочным, еще прозрачнее, чем в виртуальном пространстве.

Назад Дальше