Лидия прижала ладони к щекам. Руки были ледяные, а щеки горели, и она во время разговора только и делала, что снова и снова прикладывала ладони к лицу, но они мгновенно нагревались, как от печки, и ей становилось еще хуже. И в голове шумело.
Сюрприз… Что и говорить – славный сюрприз!
– Да вы не волнуйтесь так, Лидия Николаевна! – долетел сквозь гул голос Туманского – участливо-омерзительный. Казалось, ему самому неприятно видеть, какое кошмарное, разрушительное впечатление произвели на Лидию его откровения. – Неужели вы не поняли, что я вовсе не жажду портить вам жизнь? Я искренне привязан к Никите Ильичу и к вам, считаю вас прекрасными людьми. Я благодарен вам, поверьте! Я забочусь о вашем здоровье, о вашем благе…
Лидию так и передернуло.
Ох, какая гнусность – эти намеки на здоровье! Ну да, у нее прошли застарелые, мучительные мигрени с тех пор, как в ее жизни появился Бориска. Впрочем, Туманский о мигренях не знал… а все-таки гнусно, гнусно!
– Единственное, чего я хочу от вас, Лидия Николаевна, так только помощи. Совсем небольшой помощи!
– Что, листовки ваши разбрасывать? Где? В рукодельной школе? Нет, туда, конечно, вы и сами пробрались. На балу в Дворянском собрании? В клубе дам-патронесс Энска и губернии? На приеме в доме губернатора?
Жалкая получилась шутка, но на большее Лидия не способна. Ничего, пусть Туманский знает, что она еще жива, она еще сопротивляется, хоть сопротивление ее и похоже на содрогание умирающей лягушки, через которую учитель пропускает электрический ток, чтобы продемонстрировать его гальванические свойства. Сын рассказывал, что-то такое проделывал их учитель естествознания. Лидию тогда чуть не стошнило от омерзения. А теперь ее затошнило от страха – не только муж, но и дети, ее дети могут узнать о Бориске, если она не послушается Туманского. Стыд, стыд… такого стыда не пережить! А главное, даже если бы она нашла в себе силы расстаться с Бориской (только где ж эти силы взять?!), все равно Туманскому есть о чем рассказать, чем ее опозорить.
Где-то она читала, в какой-то книжке, будто на Украине мажут дегтем ворота того дома, где девку обгуляли или молодуха ведет себя не нравно. Глупости какие! Не дегтем, ох нет, не дегтем мажут те ворота, а дерьмом. И она, Лидия, будет им измазана по злой воле Туманского…
– Какие листовки, что вы глупости говорите? – усмехнулся Туманский. – То, о чем я вас прошу, никакой трудности не составит. Всего-то и нужно, чтобы вы подробнее рассказали мне о вашей племяннице, об Александре.
– А вам зачем? – уставилась на него Лидия. – А, ну да! Она ведь теперь богатая невеста. Жениться задумали? – спросила и выдавила из себя улыбку. Опять эти содрогания лягушки…
– Пожалуй, я для нее староват. Да она и не в моем вкусе, – улыбнулся и Туманский. Повеселей, конечно. – Однако вы почти угадали – я намерен содействовать ее скорейшему браку.
– С кем?
– Ну, с кем… – пожал он плечами. – Она ведь в кого-нибудь влюблена. Все барышни непременно в кого-то влюблены. Ваша племянница, полагаю, не исключение. Вот я и хочу знать, в кого.
Лидия опустила глаза. Аверьянов не только рассказал ей о своем намерении передать Саше деньги – он объяснил, почему захотел сделать это. Какая душевная история с ее любовью к актеру… Довольно пошлая, впрочем! Ну что, сказать об этом Андрею? Саше вреда большого не будет, за актера ее никто не отдаст, да и сам он к ней равнодушен, зато Туманский, глядишь, отстанет от Лидии.
– Честно говоря, я еще не вполне хорошо знаю своих вновь обретенных родственников, – начала она все еще сдавленным голосом. – Мы совершенно чужие люди, если уж быть честной… Однако вот одна весьма прозрачная тайна моей племянницы, известная многим: она до одури влюблена в Игоря Вознесенского.
– А кто это? – нахмурился, вспоминая, Туманский.
– Ну, Вознесенского знает весь город! Все мужчины бешено к нему ревнуют, потому что все дамы и барышни моментально теряют от него головы, стоит им на него только посмотреть.
– Что, такой уж красавец?
– В самом деле красавец. К тому же – актер Николаевского театра. Чуть ли не каждый вечер красоту свою напоказ выставляет.
– И ваша племянница поддалась всеобщему поветрию? – Туманский пожал плечами. – Да ну, это несерьезно. Кто только по младости лет не влюбляется в актеров да актерок! Детская болезнь, которая скоро и бесследно проходит.
– А у вас что, дети есть? – спросила Лидия, изо всех сил стараясь обрести былое высокомерие и больше не выдавать Туманскому своего страха.
– Бог миловал! – презрительно отозвался тот.
– Тогда и не говорите того, чего не знаете. Детские болезни иной раз до старости аукаются. Боюсь, что у Сашеньки тот же случай. Она в Вознесенского влюблена до полной потери разума. Она за ним гоняется с предложениями руки и сердца…
Туманский даже отпрянул:
– Что вы говорите?
– Да то, что слышите! – с торжеством усмехнулась Лидия.
– Но это же… – Он хищно усмехнулся. – Это же просто великолепно! Именно то, что мне нужно! Теперь только и осталось, что узнать о нем побольше. Есть человек, который… – Он не договорил, вскочил: – Я должен ехать.
Лидия вздохнула с облегчением: наконец-то она хоть ненадолго от него избавится! А может быть, и надолго, может быть, навсегда? Может быть, она ему больше не понадобится?
Туманский уже шагнул к двери, как вдруг остановился:
– Ч-черт! Зачем ехать? Я и позабыл о благах цивилизации! Нужно уметь ими пользоваться!
Он подошел к телефонному аппарату, снял трубку. Стукнул по рычагу:
– Алло, барышня? Дайте верхнюю часть, 79—79.
«Какой противный номер! – подумала Лидия. – Интересно, чей это телефон?»
– Добрый день, Яков Климович, – заговорил, как только его соединили, Туманский. – Вас беспокоит один поклонник вашего таланта. Меня зовут Павел.
«Что, – удивилась Лидия, – какой еще Павел?! Ах да, у них же, у всех революционеров, клички какие-нибудь, словно у воров. Конечно, и Бориска – имя не настоящее… Ах, Бориска! Ладно, лучше не буду о нем думать. Все обойдется, непременно обойдется… А кто такой Яков Климович? Поклонник его таланта… Он тоже актер? Ну конечно же! У кого Туманский может навести справки о Вознесенском, как не у актера? – Она попыталась вспомнить афиши. – Яков Грачевский, вот кто это! Боже мой, такой импозантный мужчина… Неужели он в связи с ними? Экая шваль…»
Тут же она сообразила, что тоже в связи с ними , а потому тоже вполне заслуживает названия швали, и покосилась на Туманского с новым приступом ненависти. А тот продолжал разговор:
– Рад, что вы меня узнали. Чем вас так обеспокоил мой звонок, Яков Климович? Что плохого в том, что один человек звонит другому и заводит с ним разговор об искусстве? Уверяю вас, в этом нет ничего ужасного!
«Понятно, – мрачно кивнула Лидия. – Грачевский обеспокоен, что разговор будет подслушан. Боится он товарищей . Да и я боюсь… Эх, как же мы с ним влипли в революционный водоворот!»
– Я не перестаю восхищаться вашей игрой, – как ни в чем не бывало продолжал Туманский, который явно и сам был актер отменный. – Надеюсь, вы и впредь будете радовать ваших поклонников. Вообще труппа ваша чрезвычайно хороша. Вот тот же Игорь Вознесенский… Предмет обожания стольких дам, стольких девиц! Наверное, каждая спит и видит, как бы его под венец увлечь. А он… у него есть дама сердца? Что?!
Лицо Туманского вытянулось. Видимо, тоже получил какой-то сюрприз … Лидия хотела было позлорадствовать, да забыла – ее разобрало любопытство.
– Вы уверены? Кем были? Вы? И когда? Уже шестой год, как… Какое невероятное известие… А почему он это так тщательно скрывает? А, да, конечно… Вот так новость! Что вы, что вы, конечно, я буду молчать. Мне ведь плевать на вашего Вознесенского, сами знаете, я же не влюбленная барышня. Прощайте, Яков Климович. Чувствительно вам признателен!
И Туманский положил трубку.
– Ну что? – едва сдерживая нетерпение, спросила Лидия. – Что он вам сказал?
– Да просто фарс какой-то… – пробормотал Туманский. – Сущий фарс! Вообразите, актеришка, оказывается, женат.
– Женат? Как женат?
– Ну, господи, как люди женятся! – зло глянул Туманский. – В церкви обвенчан, настоящим законным браком. Уже шестой год пошел. Жена его – какая-то помещица, живет в своем имении возле… Богородска, что ли. Грачев… э-э… словом, тот человек, с которым я говорил, был шафером у них на свадьбе, поэтому знает все доподлинно. Живут они врозь, потому что Вознесенский не может расстаться со сценой, а супруга его город терпеть не может. Осведомитель мой уверял, будто репутация ловеласа, которая за Вознесенским укрепилась, – сущая ложь. Он хранит верность супруге. У них даже и дети есть, вообразите!
Андрей чуть не сплюнул – привязалось же к нему любимое словечко Инны Фламандской, это дурацкое «вообразите»!
Андрей чуть не сплюнул – привязалось же к нему любимое словечко Инны Фламандской, это дурацкое «вообразите»!
– Плохи наши дела, Лидия Николаевна. Придется искать другого жениха.
– Ну уж, знаете! – Лидия пожала плечами. – Где я вам его возьму? Из рукава выну?
Андрей уставился подозрительно. Не эти ли самые слова он бросил настойчивой Фламандской, которую сейчас ублажает Бориска?
А вот кстати о Бориске!
– Вам придется подумать хорошенько. Если мы не найдем подходящего человека среди людей, так сказать, приличных, мне придется пускать в ход боевые резервы. Понимаете, о ком я говорю? Вы ведь согласны, что он неотразим?
Ему доставило огромное удовольствие видеть, как вздрогнула Лидия, какое тоскливое выражение появилось в ее прекрасных серых глазах. Господи, да она что, влюблена в Бориску? Ну, женщины, отродье крокодилов… Никогда в жизни не поймет их Андрей Дмитриевич Туманский, он же товарищ Павел, он же Всеволод Юрьевич Юрский. Одна дурища делает предложение руки и сердца женатому актеру, другая предает мужа, семью, бросает псу под хвост свою репутацию ради какого-то сормовского подонка…
Он с трудом подавил искушение рассказать Лидии, с кем и чем сейчас занят ее обожаемый Бориска. Нет, нельзя доставить себе такое удовольствие. Невозможно предсказать, как она поступит. Лидия ему пригодится, и не единожды. Так же как и Бориске, которому она весьма пришлась по нраву.
Однако у нее великолепное самообладание, у этой женщины. Голос звучит ровно, ни намека на предательскую нервозность:
– Неотразим, верно. Однако не ее круга.
– Да и что ж? Многим нравятся мезальянсы. Вы не находите?
Лидия только глаза опустила.
«Думай, думай!» – так и жег ее взглядом Туманский.
Она думала. Сердце ее дрожало.
И вдруг озарило!
В самом деле!
– Кажется, есть еще один человек… – произнесла медленно.
Туманский встрепенулся:
– Ну!
– Вообще-то, я не уверена, что между ними что-то есть… Я всего-то и видела, как они танцевали на пасхальном балу… один танец, вальс. Потом навела справки – это был некий Дмитрий Аксаков, прежде офицер, а теперь в отставке. Уж не знаю, по каким причинам он уволился из армии. Его отец был здесь некогда прокурором, в то время Дмитрий немножко ухаживал за Сашей. Но это была детская привязанность, которая вскоре миновала. До последнего времени Дмитрий считался женихом Вари Савельевой, дочери владельца ресторана «Марсель».
– Какая пошлость… – пробормотал Туманский. – Все эти иноземные произрастания на российском черноземе – такая пошлость! А впрочем, сие к делу не относится. Считался женихом, говорите? Вот так, в прошедшем времени? А сейчас он им что, не считается?
– Якобы между ними какое-то охлаждение. Он, говорят, неугоден отцу невесты. Но это, возможно, всего только разговоры. Во всяком случае, я не заметила ни у Дмитрия особенного интереса к Саше, ни у нее – к Дмитрию. Они просто танцевали вальс!
Лидия зябко передернула плечами. Все это время Туманский смотрел как-то очень уж пристально. Как будто слышал то, чего она недоговаривала!
– А скажите, Лидия Николаевна, вы самим-то Аксаковым отчего интересовались?
Вот!
– Ну… я же говорю, он танцевал с моей племянницей, а она мне не безразлична…
Чем больше она старалась скрыть собственные мысли, тем неестественней звучал ее голос.
– Хм, недавно вы уверяли, что эти вновь обретенные родственники вам совершенно чужие. А тут вдруг… – не преминул отметить Туманский. – А может быть, Лидия Николаевна, дело не в вашей племяннице, а в ее кавалере?
Угадал, мерзавец!
– Вы угадали, ме… – Она проглотила последнее слово. – Вы угадали. Я некоторым образом знала Дмитрия Аксакова прежде – в Петербурге. Очень отдаленно, поверьте, знала только его имя – Митя. Митя приходил навещать одного больного юношу – это был учитель моих детей, он готовил их по математике. Только потом, гораздо позже , – старательно подчеркнула Лидия, – уже после его смерти я узнала, что учитель был марксистом или этим… ну, я не знаю… эсером, большевиком – словом, революционером. Однако если Митя был с ним дружен, значит, он тоже мог быть как-то связан с этими людьми?
– Браво, Лидия Николаевна! – задушевно сказал Туманский. – Вы даете мне шанс взять парня в очень крепкие клещи. Конечно, надо многое уточнить у петербургских товарищей, есть над чем работать, но будем считать, что к Аксакову подход найден. Очень может быть, найден и жених.
– Чужой жених! – напомнила Лидия.
Туманский отмахнулся:
– Ерунда. Теперь главное – чтобы его предложение не встретило препятствий у Русановых.
– Да почему вы уверены, что он захочет сделать предложение Саше? – фыркнула Лидия.
– Вообразите себе, знаю! – настойчиво сказал Туманский. – Я почти уверен. Теперь дело за невестой. Повторяю: предложение Аксакова не должно встретить отказа.
– В этом я не уверена, – покачала головой Лидия. – Насколько я помню Константина Русанова по старым временам, он был очень дружен с Савельевым. Он может воспротивиться…
– Значит, вы должны устроить так, чтобы он не воспротивился, – перебил Туманский. – Вы должны найти средство его убедить!
Лидия отвела глаза.
Вообще-то она знала такое средство… Это было средство ее мести Константину Русанову, ее заветное оружие, которое она начала лелеять еще двадцать лет назад, а завострила за последние семь лет, с тех пор, как узнала… Черт, да неужели придется отдать это оружие, это средство проклятому Туманскому?!
«Да ладно, велика ли беда, – подумала Лидия. – Все равно Косте – проклятый убийца, убийца! – я жизнь испорчу, так или иначе. И какая разница, по приказу Туманского или для собственного удовольствия?»
– Я постараюсь что-нибудь придумать, – уклончиво сказала она, и Туманский удовлетворенно кивнул. Поверил.
– Ну что ж, Лидия Николаевна, думаю, мы друг друга хорошо поняли. Нам надобно сотрудничать, а не ямы на пути друг друга рыть. Будьте со мной пообходительней, вот о чем я только прошу. А я, в свою очередь, приложу все усилия, чтобы вы пребывали в добром здравии.
А, ну да, Лидия же совершенно забыла: он как бы врач, этот мерзавец!
Телефонный звонок стер приклеенные улыбки с их губ. Лидия нервно схватила трубку:
– Да, алло, слушаю вас! Кто говорит? Марина? Какая Марина? Ах, мадемуазель Аверьянова! Извините, я не узнала вас в первую минуту.
Краем глаза она увидела, что Туманский дернулся. Что это с ним?
– Рада слышать вас. Чем могу служить? Кого вы хотите услышать?
Она обратила изумленные глаза на Туманского, но тот энергично замотал головой.
– Андрея Дмитриевича? Вы с ним знакомы, кто бы мог подумать…
Туманский продолжал мотать головой.
– Весьма сожалею, – проговорила Лидия, наблюдая его пантомиму и немало ей дивясь. – Весьма сожалею, но господина Туманского здесь нет. Почему бы вам не телефонировать к нему на квартиру? Не отвечает никто? – Быстрый взгляд, в ответ на который Туманский стал делать прерывистые пассы руками, как бы разрывая что-то. – О, я думаю… думаю, на линии какие-то неполадки, может быть, разрыв провода. У нас в Сормове такое часто бывает, мальчишки, знаете ли, озоруют… Нет, в контору телефонировать бессмысленно, в конторе его сейчас наверняка нет, я туда только что звонила, мой муж жаловался, что он один остался на работе, все, такие разгильдяи, где-то шляются.
Это была любимая жалоба Никиты, которая очень кстати соскочила с языка.
– Если угодно, я сообщу господину Туманскому, что вы его разыскивали, и он вам протелефонирует по возможности, – чрезвычайно вежливо тараторила Лидия, исподтишка наблюдая за мрачным лицом Туманского. – Номер ваш ему известен? Превосходно… Ах нет, не стоит благодарности, Марина Игнатьевна. Прощайте. Желаю и вам всего наилучшего.
Она положила трубку.
– Вы все поняли?
Туманский кивнул. Лидия просто-таки увидела, как он усилием воли прогнал всякое выражение со своего лица, но ведь она успела заметить и злобу, и страх, и раздражение, и… желание немедленно, прямо-таки немедленно смести со своего пути некое препятствие…
Сколь успела узнать Лидия за время своего пребывания в Энске, Марина игрывала в какие-то политические игры… Не с Туманским ли? Даже если так, он явно даже имени ее слышать не хочет. Кажется, боится ее. Ох, нет, пожалуй, это Марине надо его бояться!
Лидия покачала головой.
Нет, Маринины заботы ее мало волновали. Свои бы избыть!
Избыть, избыть…
Избавиться от Туманского! Только так можно обрести свободу жить, как хочешь, спать, с кем хочешь, мстить, кому хочешь!
Избавиться от Туманского… Возможно ли это? Неизвестно. Но попробовать стоит. А для этого необходимо кое-что узнать. Встретиться с одним человеком, с одним старинным знакомым…