Бен Али негодовал. Его ожидания не оправдались. Смерть русского мента сплотила город. Муллу хоронили в присутствии властей, а мента, которому присвоили посмертно звание Героя, – в присутствии высшего исламского духовенства. Погромы сошли на нет. И что самое страшное, от него отвернулись мюриды. Они предали его.
Шейх предчувствовал, что к нему придут. Интуиция не подвела. В его дверь постучались:
– Откройте, ФСБ…
Эта грозная аббревиатура. Они упрячут его. Надолго закроют. Если не навсегда… Глуховатый привратник пошел открывать дверь. Муршид приказал слуге задержать нежданных визитеров, намереваясь немедленно бежать. У черного выхода с ночи ждала машина. А в аэропорту – частный самолет, принадлежащий его высоким покровителям, почтенным суфиям их неистребимого братства, филиалы которого разбросаны по всему миру, тем, кто относится к нему с почтением и называет эмиром и, главное, снабжает деньгами.
Бен Али вышел на задний дворик своего убежища, о котором до сегодняшнего дня никто в органах не знал. С одним небольшим чемоданчиком. В дорогу не надо брать ничего лишнего. Томик Корана, что держал он в своей руке, полетел в мусорный контейнер вместе с нефритовыми четками.
– Решили убежать? – остановил его чей-то голос…
– Вы кто? – спросил шейх, пытаясь угадать, кто перед ним: обиженный ученик, сторонник убитого муллы или настигший его сотрудник спецслужб. Когда ты нажил много врагов, остается молиться, чтобы они были тебя достойны. Никому не хочется пасть от руки слабейшего из них.
– Я друг мента, прикрывшего своим телом вашего шахида. Я делаю кинжалы.
– Какие кинжалы?
– Острые… – Этот эпитет изготовитель холодного оружия подтвердил действием, воткнув лезвие клинка в сердце шейха и оставив муршида умирать у мусорного контейнера, пристанища серых питерских крыс.
Спустя несколько дней город зажил прежней жизнью, спокойной и умиротворенной. Будто и не было ничего, не пролилась кровь невинных, героев и злодеев, не растоптано было мимоходом чужое счастье и не попраны наивные надежды, не прерван детский смех… И не остановлена музыка. Зазвучали аккорды в соседних квартирах, заиграли струны от прикосновения других детских пальцев, родились новые хиты, попавшие в ротацию без проплат и лобби. Их мотив, сопряженный с грустью о невозвратном, и их текст, навеянный мечтой о всеобщем счастье, наверняка стал бы любимой песней тех, кто обязательно оценил бы новый трек Фронтмена, но кого уже не было на грешной земле.
Мама, прости дочку, не грусти и отпусти меня в горы…
Он такой хороший, я его не брошу, и не слушай, мама, наговоры…
Убежим мы с нею в горы, туда, где вольные просторы,
Где леса и снег не тает и цветок любви скрывает…
На вершину поднимусь и с горы я не сорвусь,
Бога в помощь позову, от тебя цветок приму!
Алло, есть проблема, брат,
Ее мать против, и отец не рад!
Семья ее со мной не отпускает,
О последствиях предупреждает.
Предрекают, что не будет у нас с ней счастья…
Сгущаются тучи – предвестники ненастья.
Ее отец не желает быть моим тестем,
Он вообще не хочет, чтоб мы были вместе.
Все только и ждут скорой размолвки,
Неродившегося ребенка назвали полукровкой!
Говорят, что ждет его суровая доля,
Но на все, брат, есть Божья воля!
Я ее люблю, оба мы счастья достойны.
Я не верю, что в России начинается бойня!
Алло, у меня проблема, брат,
Наш отец тоже против, к белокурой не пойдет сват,
Говорит, из другого она теста,
И ждет меня дома кареглазая невеста,
Красавица неписаная, говорит, понравится,
Из хорошей семьи, добродетелью славится.
Видно, не получить нам благословения,
Как растянуть на жизнь счастья мгновения?
Она любит меня такого, какой есть, я не вельможа,
Ей все равно, что у меня смуглая кожа!
Я ее люблю, оба мы счастья достойны.
Я не верю, что в России начинается бойня!
Глава 21. Локэйшн – Поклонка
Во времена смут и Лжедмитриев судьбы России решались у стен Московского Кремля. В послепетровский период восстания и революции, менявшие ход истории, вершились в Северной Пальмире. Сегодня авантюристы, жаждущие власти, отдают себе отчет – пошатнуть устои государства так, чтобы рухнула система, снова возможно только в Москве. Ибо любое региональное выступление, местечковое недовольство или стихийный погром не принесут результата, способного спровоцировать всеобщий и необратимый хаос и свергнуть режим. События в Санкт-Петербурге никак не повлияли на подготовку полковника Дугина к реализации своего плана. Наоборот, подстегнули его решимость.
Первой его мишенью стал протеже Энерджайзера мистер Невольный. Дуга не мог потерпеть одновременного существования двух активных фигур, популярность которых была неравнозначной. Своей фигуры и персоны Невольного. Раздутый медийщиками либералов и националистическим подпольем образ блогера-героя оказался востребованным. Страна устала от бесхребетных марионеток и ждала мессию. Вытравленный из сознания сакральный дух нашел джинна в Интернете и откупорил крышку ноутбука, выпустив джинна наружу. Перекрестный пиар раскрутил джинна так, что он мог призвать бурю и накликать беду. Телевизор, вещающий в худших традициях брежневского застоя, показывая помпезные съезды, где номенклатура консолидировалась с олигархией и еще более отдалялась от народа, не мог теперь тягаться с социальной базой блогера. Невольный превратился в символ неподкупной, невзирая на очевидную ангажированность, борьбы с коррупцией и избирательным правосудием.
Образ псевдомессии бесил полковника. Этого чувства хватило на приговор. Дуга решил, что Невольного просто обязаны застрелить националисты. Причем с подчеркнутым кремлевским следом, то есть после выборов президента, когда недовольные и несогласные объединялись под самыми радикальными лозунгами…
Интермедия о Йеле, пешке и ферзе– Мы так и останемся маргиналами. И будем выводить на улицу сто человек, которые рады попасть в кутузку ради пиара и грантов. Они не обрекают себя на мученичество, это, и только это их единственная цель. Им не хочется никого свергать! – свою позицию соратникам страстно доказывал чемпион мира по шахматам. – Еще в конце восьмидесятых он призывал отдать Монголию Китаю, а Россию разделить на клетки.
– Что вы предлагаете? – намекнула на вопрос известная журналистка, которая утверждала, что не стоит на штате Госдепа США, то есть не получает зарплату, так как премии из США нельзя считать заработной платой. С ней соглашался присутствующей на этой беседе господин по прозвищу Энерджайзер. Ведь он тоже не получал зарплату, он получал гонорар за книги, что не является заработной платой.
– Я предлагаю русского, этнически русского вождя! Ведь в России народ шовинистический, великодержавие в крови, они не пойдут за евреем, за полукровкой. Ни за кем, кроме русского! – горячо спорил чемпион. – Ему надо просто подучиться. В Йеле.
– То есть мы дадим ему рекомендации на Йельский университет. Туда, где готовят оппозиционных лидеров для всех авторитарных стран, и вы думаете, Кремль не раструбит на всю страну, что он наш ставленник?
– А вот здесь мы придумали комбинацию. Беспроигрышный гамбит. Он будет всегда стоять на своем!
– Насколько я знаю, гамбит – это шахматный термин. И он означает жертву фигуры в начале игры для получения выгодного положения в ее процессе. В Йеле мы будем готовить жертву? – внедрился в разговор Энерджайзер.
– Или вождя. Нас устроят оба варианта. Ферзя. В случае если враг не сглотнет наживку. Они могут опоздать с реакцией, а наша пешка станет неуязвимой фигурой. У нее появится опора. Социальная. За ним будут такие же пешки, которые будут видеть в нем народного вождя, – вдохновенно изрек шахматист.
– А наш проект устроит роль жертвы? – недоверчиво прищурила глаз журналистка.
– У тех, кто избирает своим бизнесом политику, нет выбора. Они раскручивают свое имя, как дело. Люди кладут жизни за дело, политики за имена! – аргументировал игрок.
– Да, но все узнают, что я отправил его в Йель, я и ваши рекомендации, – добавил Энерджайзер.
– И хорошо. Значит, если он станет жертвой, нелогично будет сваливать вину за гибель героя на нас! А если он превратится в вождя, мы напомним ему, чей он проект, – улыбнулся чемпион.
– А что нам выгоднее? – хитро сморщилась дама.
– Убийство одного нераскрученного фаната вывело на Манежку десять тысяч. За три месяца мы сделаем из нашего героя суперзвезду. Медийный ресурс есть. Не так ли?
– Джин Шарп? Цветные революции… Я угадал? – поинтересовался Энерджайзер. – В Йеле из нашего парня сделают оратора, только если он одаренный.
– А что нам выгоднее? – хитро сморщилась дама.
– Убийство одного нераскрученного фаната вывело на Манежку десять тысяч. За три месяца мы сделаем из нашего героя суперзвезду. Медийный ресурс есть. Не так ли?
– Джин Шарп? Цветные революции… Я угадал? – поинтересовался Энерджайзер. – В Йеле из нашего парня сделают оратора, только если он одаренный.
– Вы покажете нам своего протеже, Гарри? – поддержала любопытство леди.
– Покажу, но Джин Шарп с его ненасильственными методами свержения диктатур должен быть адаптирован к нашим реалиям, – уточнил шахматист. – Хотя и он не исключал мятеж как метод борьбы.
– На Украине мятежа не было. Немцов там был во время оранжевой революции… – вспомнил Энерджайзер.
– Да, только мы поступим еще правильнее. В России силен великодержавный национализм. И только у него массовая поддержка. Мы должны выпустить зверя, натравить его на другого и пожинать плоды их свары. Это как трехсторонние шахматы с их временными союзами.
– Ок! Зовите своего парня, – выразил нетерпение Энерджайзер. – Посмотрим.
– Смотреть мало, надо принимать решение. При всем моем уважении к Боре Немцову, он замазался властью. И он еврей. Выслушайте меня еще раз, пока я не пригласил Алексея. Я напомню вам Украину. Там все случилось после выборов. Нелигитимных, естественно. В 12-м, весной, ну а если не выйдет, то максимум в 13-м году мы должны сокрушить режим! Власть отдалилась от населения безвозвратно. И от реальности. Они ожирели и ничего не видят. Телевидение у них. Но оно неинтересное и в нем полно рекламы. Интернет – это наше оружие. И журналисты. Их не купить за их деньги, потому что они не возьмут деньги у тех, кто их не уважает. У пишущей братии есть амбиции. Они хотят славы. Не так ли? – шахматист посмотрел на леди, но она не шелохнулась.
– Так вот, – продолжил он свою партию, – революцию можно трактовать как смену объекта организованной любви, ведь государство является организатором не только насилия, но и любви. Революция сознания поменяет с нашей помощью направленность этой любви с Черного короля на Белого короля! При этом промежуточный этап акцентирует в качестве объекта любви сам народ. Революция пройдет в три этапа: первый – народ любит Черного короля; второй – народ любит народ и третий – народ любит Белого короля!
– У нас есть шанс? – воодушевился Энерджайзер. – Я найду финансы, если это так.
– Я подобрал вам вас, – ответил Чемпион. – Вас молодого и еще более энергичного.
– Мне не терпится его увидеть, – заволновался Энерджайзер.
– Мы имеем Медиа, – вдруг сказала дама. – Но мы должны объединиться.
– Причем вокруг того, кого поддержат и массы! – твердо отрезал Чемпион. – Массы! Мы должны сплотиться вокруг единого лидера, вождя! Подчинить свои амбиции общему делу. Это командная игра, это новые шахматы. Трехсторонние! И как насчет психологического единства? Вокруг цвета. Как вам белый цвет?! Ведь мы за Белого короля! – эту фразу чемпион выпалил во все горло.
«Белый король» вошел после кодовой фразы и скромно представился:
– Меня зовут Алексей Невольный.
– Он несуразный, и у него длинные руки, как у обезьяны, – не удержалась от комментария вслух язвительная журналистка.
– Зато у меня обезоруживающая улыбка, и я не обезьяна. А русский! – сохранил самообладание высокий блондин с голубыми глазами.
– Он мне нравится, – признался Энерджайзер. Это означало, что с деньгами проблем не будет. – И он мне действительно кого-то напоминает…
* * *…После циничного расстрела по приказу полковника Невольного закутали двумя флагами – имперским желто-черно-белым и бело-голубым израильским с надписью: «Сперва разберись, за кого ты!»
«Наномальчик» был так похож на своего идейного вдохновителя, так же высок и статен, как Энерджайзер, что Дугин возненавидел его смазливый вид всей душой, как только увидел. Он был уверен, что внешность Невольного сыграла не последнюю роль в его финансировании. И не только потому, что это мужественное нордическое лицо бесспорно нравилось националистам, гораздо больше его хоть и брутальной и шрамированной, но все же некрасивой помятой физиономии. Просто у мальчика было одно лицо с «папочкой» – отцом нанотехнологий и популяризатором кощунственного наногимна, только молодое! Позаигрывали с наци, и будет! Миссию свою выполнили. Над страной поглумились! Разбудили зверя, чтобы он убил Россию… Пора за дело приниматься. Плодом чудовищного замысла предначертано воспользоваться ему. И итог зловещего плана корректировать будет Дугин, и только он! Он считал, что его идея и алгоритм Энерджайзера базировались на одном механизме, но имели разный конец, хоть и держались на зыбком фундаменте хаоса…
Слух о убийстве Невольного, популярность которого в Интернете и соцсетях после митингов на Болотной набережной и на площади Сахарова невероятно выросла, вывел на улицы сотни тысяч людей. Снайперы мятежников ждали на крышах высоток по обе стороны от Триумфальной арки на площади Победы. Открывать огонь на поражение разрешалось только по отдельным, отставшим «объектам», дабы не навредить поступательному развитию событий, гарантированной накалом страстей бойне. Задача была поставлена четкая – подливать масла в огонь, но не светиться лишний раз.
Знаменитый холм, где в 1812 году Наполеон ожидал символические ключи от Кремля и ставший ныне излюбленным местом летних гуляний москвичей, тот самый, что превратился из места поклона иноземным послам и завоевателям в площадь благодарности народам, поразившим нацизм, назначили местом «стрелки». Наци собирались у храма Георгия Победоносца, стекаясь со стороны метро «Славянский бульвар» и «Парк Победы». Толпы шли к стеле стройными рядами, сжимая в руках имперские черно-желто-белые флаги. Язычники из адептов древнеславянских культов, сжигавшие на кострах Писание, маршировали рядом с хоругвеносцами, объединенные ненавистью к общему врагу – Лицу кавказской национальности. Флагов футбольных клубов не было вовсе. Здесь разворачивалась иная битва. Демагогия, профанация, искажение мотива – всего этого больше не требовалось. Жаждущие крови получили проходной билет в свою реально желаемую стихию, на поле брани, а не на футбольный стадион. Они тут же порвали вожделенные некогда билеты, чтобы не засорять ими карманы, в которых было оружие.
Толпа прибывала. Зажглись факелы. Менты выглядели беспомощно, невзирая на полную амуницию. Людское море поглотило бы эти жалкие волнорезы, что выставила власть в надежде на русское «авось», обернувшееся русским бунтом.
– Ермолову слава! – скандировала воодушевленная предстоящей битвой масса, видя табличку с названием улицы, названной в честь прославленного генерала, грозы имама Шамиля. – Русские, вперед! На мечеть!
Три года назад двое язычников уже пытались ее взорвать, сразу после того, как подложили бомбу в православный приход, считая православие вредным для русских учением. Мусульманская община мемориальной мечети на Поклонной горе хорошо это помнила и знала, что мечеть надо защищать. От погромщиков в том числе. Зеленые знамена наводнили Минскую улицу. Защитники исламской веры стекались к мечети со стороны Мосфильмовской. Масса увеличивалась так же быстро. Увещевания имамов уже не действовали. Провокаторы раздавали оружие и… венки.
– Мы пойдем к стеле поклониться дедам! Возложить венки! Мы идем с миром! Но мы не дадим в обиду нашу веру! Аллаху Акбар!
– Фургон на месте Локэйшн… – доложили Дугину по телефону. – Ждем команды «Батл»…
Максим лежал связанный. Он ничего не видел. На его голову водрузили черный мешок. Дышалось с трудом. Думалось так же. Мысли снова блуждали, пребывая в параллельных мирах и непроходимых лабиринтах, где легко ориентировалась крыса, но попадал в тупик человек.
«Пик эффективности препарата наступает через две-три минуты после приема». Дугин запомнил слова профессора. Он запустит «машинку Функеля», как только «Рэт» окажется в самой сердцевине бойни, в эпицентре исторического сражения. Его люди должны четко следовать разработанному плану и провести «крысу» сквозь людские дебри на площадь возмездия, пространство его личной вендетты. Там биокиллер, выбритый под скинхеда, с фашистской тату на затылке, уничтожит всех, кто подвернется ему под руку. Чтоб не валили потом все на «каких-то снайперов»! Тем более что Дугин практически не сомневался, что его людей на крыше спецслужбы обнаружат быстро. И, конечно же, обезвредят. А вот «крысу» в толпе искать – все равно что иголку в стоге сена.
Это его собственная живая бомба, изготовленная далеко не кустарным способом на основе селитры и аммиака… Его преданный бездушный воин соткан человеческим гением из плоти и крови. «Рэт» так же страшен для врагов. Несокрушимый мифический Голем, слепленный из глины руками не праведного пражского раввина, а усилием воли полковника Дугина, был теперь эксклюзивным. Невольного-конкурента больше не было на пути полковника. Голем-человек был управляем Энерджайзером. А Голем-крыса подвластен только ему. А значит, его изобретение так же бесследно исчезнет, когда в нем отпадет надобность. Оно превратится в прах, выполнив задание на благо хозяина.