«А они все-таки патриоты, – расслабленно думал Ефим Аркадьевич. – Выдали деньги не в декларированных евро, а в родных российских».
Завтра предстояло объяснение с Надеждой Владимировной. Но она женщина умная, и гениальный план профессора вряд ли оставит ее равнодушной.
А пока что Береславский орлиным взором высматривал сквозь ночь неоновую вывеску круглосуточного кафе. Недавний узник, выпорхнувший из темницы, хотел немедленно восполнить хотя бы часть упущенных за день плотских удовольствий.
Глава 14 Береславский и Надежда 7 декабря 2010 года. Москва – Старая Купавна
Как следует выспавшись – и, конечно, плотно позавтракав, – Береславский созвонился с Надеждой Владимировной. Бизнесвумен была птичка ранняя, и то, что для профессора было утром, для Надежды было разгаром рабочего дня.
Ефим рассказал про результаты командировки: без деталей, скорее обозначая темы, чем их раскрывая. Он не думал, что Муравьиный Папка прослушивает его телефон. Но уж если влез в такой бизнес, то следует соблюдать правила «деловой гигиены». Мы же моем руки перед едой, не зная, какая бактерия села на ладонь: вредная или полезная. Просто моем руки перед едой.
Семенова выслушала без комментариев, хотя даже по молчанию Ефим понял, что ей не понравилась идея покинуть тендер. Но та же самая «деловая гигиена» заставила ее перенести подробную беседу на вечер. Встретиться договорились на даче Надежды Владимировны. Дачу только что отстоял от обледенения дружок Вички, но Надежде хотелось своими глазами убедиться, что там все в порядке. Да и перед Бориской было неудобно: он побывал там за время стихийного бедствия раз десять, а она, хозяйка, – ни одного.
Береславскому же было без разницы, куда ехать. По вечерней Москве так даже хуже: любой километр по времени его преодоления мог внезапно увеличиться и в десять, и в сто раз. Уж лучше за город. Там сорок километров почти всегда остаются сорока километрами.
До выезда, даже с большим запасом, времени оставалось достаточно, и потому Ефим Аркадьевич неторопливо занялся весьма приятным делом: подсчетом заработанных денег.
Он выгрузил из карманов пиджака столь радующее его сердце содержимое и положил на журнальный столик. Четыре пачки пятитысячных очень хорошо смотрелись на его поверхности: красно-коричневое сочетание в данном контексте не вызывало у профессора никаких отрицательных ассоциаций. Затем он отодвинул две пачки в сторону – все должно быть по-честному: это доля Надежды Владимировны. А «беоровские» две пачки снова разделил пополам.
«Каждому – по пачке», – немедленно родился приятный слоган.
Одну – себе, вторую – Сашке Орлову. И из этих денег – ни копейки никому не дадут. Сами все потратят, уничтожая в душе и мозгу зловещие следы затянувшегося финансового кризиса. Их жены уже и так ворчат: фирма – есть, зарплаты у сотрудников – есть, а денег в карманах ее учредителей – нет.
Нет, поездку определенно можно считать удачной. Дополнительно грело то обстоятельство, что высокопоставленное жулье должно было подогнать ему еще столько же сразу после отзыва тендерной заявки.
В комнату зашла Наталья.
– Откуда у тебя столько денег? – ужаснулась она вместо того, чтобы обрадоваться.
– Банк ограбил, – стандартно ответил обиженный профессор.
– Я серьезно, – не отставала жена.
– А что, банк ограбить – несерьезно? – не кололся Ефим. Но, увидев, что Наташка и в самом деле переживает, объяснил ей то, что считал возможным объяснить: – Я уговорил свою клиентку выйти из тендера. Это – отступные. Половина Семеновой, и по четверти нам с Сашкой.
– Слава богу! – сразу успокоилась Наташка. – Я так боялась этой твоей затеи. Никаких денег не нужно, лишь бы подальше от таких людей.
– Хорошо, – легко согласился Ефим. – Не нужно так не нужно. Значит, твоя шубка отменяется, а я куплю себе цифровую «лейку» со сменным объективом.
Наташка сделала вид, что ей без разницы. Но, конечно, ей было не без разницы: фотоаппарат или шубка. Да Ефиму и самому в кайф тратить деньги на свою женщину. Так что «лейка» подождет, тем более что снимает Береславский сейчас гораздо реже, чем раньше.
– Ладно, вернусь от Семеновой – съездим за шубой. А хочешь – сама возьми деньги и купи.
– Нет уж, лучше с тобой, – отказалась Наталья. Ее шопинг действительно становился гораздо приятнее и результативнее, если рядом был Ефим. Наталья с трудом принимала решения, стараясь тратить деньги максимально рационально. Ефиму же все было по фигу. Более того, ему нравилось тратить широко и щедро. Он так честно и говорил: «Деньги жгут мне ляжку».
Так что если Береславский тратил деньги бесконтрольно, то, как правило, его покупки были не самые продуманные. Зато торговая сессия никогда не длилась долго.
Время еще оставалось, поэтому Ефим заскочил в «Беор». Там все шло как обычно. Еcли честно, рекламный бизнес давно уже не вызывал у Береславского прежнего энтузиазма. По большому счету, ему нравилось лишь общаться с людьми и придумывать бизнес-схемы. Нравилось создавать новые рекламные продукты. Ну и деньги зарабатывать, конечно. А все эти балансы, налоги, аренды, трудовые кодексы и прочие атрибуты частного бизнеса только напрягали и раздражали профессора. Он вдруг подумал, что дела типа сегодняшнего – напоминающие разовые, пусть и тщательно подготовленные, спецоперации – гораздо более привлекают его деятельную натуру, чем спокойный «линейный» бизнес.
«Может, бюро открыть? – уже всерьез подумал Ефим Аркадьевич. – По решению стандартных проблем нестандартными методами». И интересно, и денежно. Миллион, который они с Сашкой сейчас огребли, «Беор» даже до кризиса зарабатывал бы месяца два.
Правда, за все годы существования их рекламного агентства его директор ни разу не сидел в милицейском «обезьяннике». Хотя бухгалтер сидел, некстати вспомнил Ефим кошмарную историю десятилетней давности. И не в «обезьяннике», а в Лефортово.
Тем более если риск сесть все равно остается, то лучше заниматься тем, что интересней и прибыльней.
Кроме того, профессору было приятно чувствовать себя немножко Робинном Гудом. Он ведь не просто собирался – с риском для собственного здоровья, между прочим, – изъять серьезные деньги у объективно неприятных персон. Он при этом еще рассчитывал втрое, если не вчетверо, увеличить толику денег, реально истраченных на здоровье соотечественников. Так что моральные и материальные стимулы в новом бизнесе удачно аккумулировались «в одном флаконе».
Сашка деньгам обрадовался, но не удивился, чем сильно уязвил Береславского.
– Наконец-то до тебя дошло, что кризис – это надолго, – еще и укорил Орлов витающего в облаках партнера.
Но когда партнер узнал, откуда деньжата, то неожиданно повел себя наподобие Натальи.
– Не надо было с ними связываться, – сказал он. – Прорвемся и без этих денег, внешних долгов у нас нет.
– Испугался? – улыбнулся Ефим.
– Ты меня тогда вытащил, – гнул свое Сашка. – А как я тебя буду вытаскивать? Думаешь, простят? Ты же у них деньги тыришь.
– Это не их деньги, – подвел итог Береславский. – И я не тырю, а слегка восстанавливаю справедливость.
Разошлись оба недовольные: Береславский – тем, что его финансовый вклад в «Беор» не встречен аплодисментами; Сашка – потому, что радость от прихода неожиданного бабла сильно омрачалась неприятными предчувствиями.
Ефим спустился на улицу, к своему «Ягуару». С удовольствием оглядел зеленого, с металликом, красавца. Новая резина и блестящая кошка на капоте были не просто частью красивого авто – они были зримыми следами его замечательной победы в битве с сильными и нехорошими людьми.
Тут профессор подумал, что это только начало битвы. А он уже и пинков получил, и в кутузке посидел. Это наводило на неприятные размышления.
А кому они нужны, неприятные размышления?
Посему Ефим быстро залез на водительское место, с удовольствием потрогал честно заработанную пачку денег в нагрудном кармане и завел почти бесшумный, но очень мощный двигатель.
Кутузки-мутузки-пинки – это все, конечно, бытует в нашем несправедливом мире. Однако в данный момент не стоит думать о плохом: ведь он сидит в замечательном, пусть и не новом, авто, трогает пачку пятитысячных купюр и собирается до поездки к Семеновой посетить вкуснющий итальянский ресторан.
Ну и зачем в такой ситуации вспоминать о нехорошем?
В ресторане решил не объедаться: наверняка у Семеновой тоже будет что поесть. Заказал себе греческий салатик – здесь его делали фантастически вкусно – и пиццу «Маргариту». Никакого мяса, никакой кока-колы с ее сахаром и газами.
Потом заказал кока-колу. Но не пол-литра, а только ноль четыре.
Все принесли одновременно.
Вот ничего ж нет суперспециального в греческом салате! Но в иных ресторациях – это просто набор овощей и брынзы. А здесь – чудо, медленно, по мере разжевывания, тающее на языке. И Ефиму вовсе не хочется разбираться в физической основе чуда: что входит в соус, откуда привезены помидоры и тому подобное. Это все равно как объяснить суть фокуса: загадка исчезает вместе с вызванными ею впечатлениями.
Потом заказал кока-колу. Но не пол-литра, а только ноль четыре.
Все принесли одновременно.
Вот ничего ж нет суперспециального в греческом салате! Но в иных ресторациях – это просто набор овощей и брынзы. А здесь – чудо, медленно, по мере разжевывания, тающее на языке. И Ефиму вовсе не хочется разбираться в физической основе чуда: что входит в соус, откуда привезены помидоры и тому подобное. Это все равно как объяснить суть фокуса: загадка исчезает вместе с вызванными ею впечатлениями.
Зато чудо становится еще чудеснее, если этот салатик заедать только что испеченной, чудовищно горячей «Маргаритой». О ней можно сказать то же, что и о салате. Тесто – обычное, разве что очень тонкое. Сыр – такой же в магазине продается, не говоря о томатной пасте. А все вместе – шикарная оправа к брильянту вышеописанного греческого салата.
И, наконец, хороший глоток сладкой и жгучей кока-колы делает картину гурманского улета Ефима Аркадьевича органолептически законченной и эстетически завершенной.
В общем, Береславский не остановился на одной порции, потребовав продолжения банкета, и отправился за город только через полтора часа, морально и физически переполненный.
Еще через полчаса его потянуло ко сну.
Он попытался подергать веками, пошлепать себя по щекам – желание вздремнуть не уходило. Опытный автопутешественник, профессор не стал искушать судьбу: нашел широкий заезд к автобусной остановке, проехал вперед как можно дальше, чтобы не мешать автобусным пассажирам, остановился и опустил до конца спинку водительского сиденья.
Двигатель выключать не стал. Климат-контроль тоже оставил – не лето все-таки. Зато запер центральным замком двери и стекла. В таком положении он чувствовал себя в полной безопасности: если даже злоумышленники покусятся на его жизнь и кошелек – для мощного старта ему понадобятся доли секунды.
Перед тем как погрузиться в сладкий сон, Ефим вдруг понял, что краем мозга все равно ждет гостей от Муравьиного Папки.
Ну и черт с ним. Будь что будет. А сейчас ему ужасно хочется спать.
Проснулся профессор лишь через полтора часа – свежий и бодрый, не то что по утрам. На встречу с Семеновой он уже опаздывал. Ну да ничего, подождет клиент. В конце концов, защищая ее интересы, Береславский почти что рисковал жизнью.
Он перезвонил Надежде Владимировне и легко соврал, сказав ей, что попал в чудовищную пробку. Вообще, пробки стали отличным оправданием для необязательных людей. И правильно: хоть что-то хорошее можно извлечь из совсем плохого.
Еще через полчаса он подъезжал к даче Семеновой. Был он здесь впервые, поэтому перед каждым поворотом сверялся с «легендой» – листочком бумажки с описанием дороги, который лишь чудом не потерял.
Вот и приехали.
Домик у Надежды Владимировны был явно неплохим, но и не слишком навороченным. Видимо заметив свет его фар, дама уже вышла открыть ворота – автоматики предусмотрено не было. Ефим заехал на крошечную стоянку, выключил двигатель и, повинуясь приглашающему жесту, зашел в дом.
Дача была рубленной из больших бревен. Добротная, но уже не очень современная. Изнутри – вагонка по моде девяностых, однако выбеленная специальной краской, оставляющей видимой фактуру дерева. Поэтому в большой комнате, куда, раздевшись в прихожей, попал профессор, было по-праздничному светло.
Надежда Владимировна, похоже, специально к встрече не готовилась – мягкий спортивный костюм, минимум макияжа, тапочки-чуни на ногах. Но выглядела все равно очень женственно: и фигуру сохранила в свои «за сорок», и лицо оставалось свежим. Хотя, как безжалостно отметил наблюдательный профессор, возраст маскировали лампы накаливания: дневной свет выделил бы начинающиеся изменения четче.
Он, пожалуй, впервые за время знакомства вдруг взглянул на нее как на женщину. Это было явно неправильно: Ефим Аркадьевич традиционно сильно отвлекался на такого рода эмоции, что, несомненно, мешало как производительности его труда, так и безмятежности его семейной жизни. Да и совесть потом давала о себе знать. Хотя с чем, с чем, а с собственной совестью в подобных случаях профессор договариваться научился.
Надежда Владимировна поймала его взгляд и улыбнулась. Но не одобрительно, а скорее сочувственно-понимающе. Она, в общем-то, предполагала, что ее новый соратник увлекается не только научными и бизнес-идеями – жизненный опыт подсказывал и излишне живой блеск Ефимовых глаз.
– Ну что, обсудим наши дела? – спросила Семенова, усаживаясь с ногами в широкое кресло.
Береславский усилием воли отвел взгляд от ее красиво округлившихся частей тела и приступил к докладу.
– Непубличную часть моих действий они, по-моему, прозевали, – начал он.
– А что вы там наделали? – поинтересовалась Надежда. – Вы не очень-то посвящаете меня в свои планы.
Ефим, не реагируя на упрек – он и не обещал посвящать ее во все свои планы, – пояснил: главное – пообщался с Шевелевым, получил обещание поучаствовать в составлении нового тендерного листа.
– Какого еще нового? – удивилась Семенова. – А со старым что?
– Это для всех большая тайна. Старый тендер будет отменен в связи с тем, что бюджет закупок увеличен на сто пятьдесят миллионов рублей.
– Ого, – оценила бизнесвумен. – Раньше была драчка, а теперь будет смертоубийство. А почему вы без моего ведома приняли решение выйти из тендера?
– Я же сказал, он все равно будет отменен. Значит, мы бы из него по-любому вышли. Только через неделю – бесплатно, а сейчас – за два миллиона, – самодовольно улыбнулся профессор. – И это только аванс.
Он выложил на стол две пачки пятитысячных купюр и, как герой плохого гангстерского фильма, произнес:
– Ваша доля.
– Та-ак, – сказала Семенова. До нее кое-что дошло, и, похоже, она стремительно переоценивала бизнес-способности своего партнера. – А наши друзья-соперники знают, что вы, то есть мы, выходим только из старого тендера?
– Откуда ж они это знают? – искренне удивился Ефим. – Вот когда подадим вторую заявку – тогда узнают.
– Ох-хо-хо, – только и произнесла Надежда Владимировна. – Не ожидала я от вас.
– Я сам не ожидал, – не стал скрывать Береславский. – Идея пришла в ходе беседы с Виктором Петровичем. И стала решением после отсидки в их ментовке. И еще – после порции пинков.
– Вас били? – ужаснулась Семенова.
– Не-а, – довольно улыбнулся профессор. – Только пару раз пнули. И погрозили кулаком, – добавил он, вспомнив здоровенного блондина-старлея.
– Давайте пока дальше, – сказала Ефимова работодательница. – К деньгам вернемся чуть позже. – Щедро вброшенные Береславским две пачки денег она так и оставила на столике.
– Дальше был Скоробогатов, – продолжил Ефим.
– Пиар-департамент, – уточнила Надежда, отлично знавшая диспозицию на поле боя.
– Точно, – подтвердил профессор. – Он не против нас и не очень труслив. Богат, относительно независим. Маму его, кстати, эти ворюги сильно обидели. Я рассчитывал на Павла, хотел через него задействовать местные СМИ, но, похоже, он не располагает ресурсом. Или почти не располагает.
Семенова молча кивнула, подтверждая расклад.
– Дальше был один мужичок, который, я надеюсь, поможет нам снять видео с губернатором в главной роли. В сауне.
– Вы не слишком усердствуете? – осторожно спросила Надежда Владимировна. – Вот с этим, – она показала на деньги, – мы уже вышли из стандартного бизнес-процесса. За скандал в СМИ или личный компромат к нам просто подошлют убийц. Вы это понимаете? – она внимательно смотрела в глаза Ефима Аркадьевича.
Но не увидела в них ни испуга, ни раскаяния.
– Надежда Владимировна, если б не наше усердие, – скромно заметил он (усердствовали-то лично Береславский и его друзья), – вы бы сейчас сидели в тюрьме, ваши сотрудники искали бы работу, а вашу фирму внесли бы в список банкротов. Вы это называете стандартным бизнес-процессом?
– Хорошо, давайте дальше. – Вот теперь обозначились морщинки в углах рта, впрочем, недостаточно явные, чтобы Ефим Аркадьевич перестал замечать другие части тела Надежды.
– Дальше были чисто технические действия, – скромно подытожил профессор.
– А откуда у вас все эти контакты, возможности, люди? – спросила Семенова. – Может, вы еще на какие-нибудь службы работаете?
Первую часть вопроса Береславский проигнорировал. На вторую ответил:
– Я работаю на себя, на свою семью и на своих друзей. На вас вот работаю, пока вы платите. На Родину тоже стараюсь, по мере сил – я ж не краду деньги у страны. Я ей их возвращаю. Еще вопросы будут?
Вопросов не было.
В комнате повисло молчание.
Надежда Владимировна о чем-то сосредоточенно думала. А Ефим просто расползся в кресле, получая кайф от тепла, покоя и запаха деревянного дома.
– Похоже, после вашего визита обратной дороги нет, – сказала наконец Семенова.