Забытое королевство - Петр Гуляр 9 стр.


Чуть дальше, в тибетском квартале, располагался первоклассный бар г-жи Хо, который считался местом для привилегированной публики — в том смысле, что сюда ходили в основном тибетские торговцы. Г-жа Хо владела одним из самых роскошных особняков в тибетской части города. Двое из ее сыновей жили в Лхасе, где заправляли процветающей экспортно-импортной фирмой. Самый младший сын еще учился в школе — это был глуповатый, нахальный юноша, вечно пристававший ко мне с бестактными вопросами. Супруг г-жи Хо, приземистый мужчина средних лет, проводил большую часть времени за курением опиума, так что в лавке его было практически не встретить. В основном хозяйке помогала ее румяная взрослая дочь, которую тоже звали А Ни-ся.

Сама г-жа Хо, дородная матрона средних лет, была полна веселья и любила пикантные шутки. Ее бар выглядел в точности так же, как у г-жи Ли, и держала она его главным образом для того, чтобы избежать скуки, — в дополнение к основному источнику доходов. Дом ее, один из самых больших в городе, включал в себя три раздельных дворика, аккуратно вымощенных каменными плитами и усаженных цветами и кустарниками в огромных фарфоровых горшках, установленных на резные пьедесталы. Весь дом украшала изнутри тончайшей работы резьба; в нем царила идеальная чистота, а интерьер был продуман до малейшей детали. К основному зданию примыкали просторные конюшни. Г-жа Хо взяла меня под свою опеку почти сразу же после моего приезда и впоследствии не раз помогала мне решать проблемы, с которыми я сталкивался. Ее сведениям можно было верить не в меньшей степени, чем словам г-жи Ли, но в отличие от этой почтенной пожилой дамы она обожала обсуждать скандалы и перемежала свои цветистые рассказы емкими комментариями в адрес действующих лиц, из-за чего я всегда покидал ее лавку, держась за разболевшиеся от смеха бока. Она осыпала меня подарками — я получал от нее то кусок ветчины, то кувшин особого вина, то молодую капусту, присланную из Атунцзе. Взамен я давал ее детям бесплатные врачебные советы и приносил ей ростки американских цветов или овощей, в особенности свеклы, хотя наси не любили использовать ее в готовке — по их словам, они предпочитали менее сладкие овощи. Однажды вечером А Ни-ся появилась в лавке с ярко-красными щеками, и я отметил, что она переборщила с румянами. Г-жа Хо объяснила, что это не румяна — А Ни-ся просто нашла новое применение для свекольного сока. Безумная мода распространилась по всему городу, и вскоре А Ни-ся и ее подружки стали выращивать свеклу не для еды, но ради ее косметических свойств.

Ходить к г-же Хо лучше всего было после ужина. В это время бар заполняли тибетские торговцы, останавливавшиеся у нее на постой. Она считала своей обязанностью представлять нас друг другу, и эти весьма приятные знакомства каждый раз выливались в разговоры до глубокой ночи. Время от времени подобострастные тибетские слуги приносили нам разнообразные закуски к вину. Однажды в баре появился лама из Тонгва — он путешествовал с большим караваном и множеством слуг-монахов. Масштабы его грубости соответствовали масштабам власти, которой он был облечен, и к тому же он оказался большим женолюбом. Его манеры повергали в шок даже свободомыслящих, непосредственных жителей Лицзяна, а девушки-паньцзиньмэй с визгом и смехом разбегались в притворном страхе, когда он бросался к ним в парке. Он даже строил глазки г-же Хо, когда мы с ним пили вино, чем вызвал у нее приступ хохота. Впоследствии я решил поддразнить А Ни-ся, предложив ей:

— Отчего бы тебе не выйти за него замуж? Стала бы аббатисой.

— Отчего бы вам не жениться на г-же Ли? — молниеносно отреагировала она.

Множество богатых караванов прибывало в дом г-жи Хо по рекомендации ее сына в Лхасе. Г-жа Хо учтиво и сердечно приветствовала купцов и отводила им просторные, удобные комнаты. Их лошадей и слуг размещали со всеми удобствами в том же здании. Остальные караванщики с лошадьми либо останавливались у соседей, если у тех находилось место, либо разбивали лагерь вдоль дороги, ведущей в нашу деревню. Так размещали и тех, кто прибывал позже, пока дом не заполнялся целиком. Однако никто не позволил бы купцам ютиться в тесноте: тибетцы любят простор, так что двое-трое купцов, как правило, получали в личное пользование сразу несколько комнат. Обилие дорогих предметов декора из серебра и меди, полированные жаровни, множество ценных ковров — все это было необходимо, чтобы тибетский купец не уронил своего достоинства и почувствовал себя как дома. Никак нельзя было обойтись и без вкусной еды, которую доставляли компаниям купцов непосредственно в их апартаменты. Слуги должны были решать вопрос своего пропитания сами.

Время от времени г-жа Хо устраивала для своих постояльцев-купцов настоящие пиры, на которые обычно приглашала и меня. Угощение заказывали на стороне, и оригинальностью оно не отличалось. Однако вскоре после окончания ужина приходили караванщики в сопровождении своих подруг, во дворе разжигали небольшой костер, а по углам расставляли небольшие столики с кувшинами белого вина и чашками. С песнями и хлопаньем в ладоши мужчины и женщины, задирая друг друга, весело пускались в пляс. Время от времени они подбадривали себя чашкой-другой вина. Чем больше танцоры пили, тем быстрее они плясали — до тех пор, пока все не сбивались с ритма, а танцы не переходили в открытый флирт. Подобные пляски устраивались во всех караванных лагерях, и ритмическое пение обрывками долетало до моих окон до самого рассвета.

Помимо караванщиков с их спонтанными танцами, иногда нас посещали и небольшие труппы артистов из народа кампа. В труппу входили две или три женщины и приблизительно столько же мужчин. Характерной их чертой были свисавшие с поясов нитки бус; они играли на однострунных скрипках, пипах (мандолинах), флейтах, тамбуринах и небольших барабанах. Артисты ходили из дома в дом и за небольшую плату — от пятидесяти центов до доллара — устраивали веселое представление, длившееся около получаса: играли, пели и кружились в танце. За более высокую плату они могли, если требовалось, бить в барабаны и танцевать хоть весь день напролет. Они проводили в Лицзяне месяц или два, в зависимости от того, насколько успешными выдавались гастроли, а затем двигались дальше. Их выступления отличались настоящим артистизмом.

Тибетские купцы, останавливавшиеся у г-жи Хо, не платили ни за постой, ни за еду, хотя обычно оставались в Лицзяне на месяц или два. Однако г-жа Хо получала комиссионные с продажи их товара — вероятно, от обеих сторон, — что вполне покрывало расходы на прием гостей. Раз или два в году какой-нибудь из ее сыновей сам приезжал из Лхасы с караваном. Товары либо продавались в Лицзяне, либо отправлялись с караваном в Сягуань. Но г-жа Хо их туда не сопровождала — лицзянские коммерсантши, как правило, не стремились расширять свое дело или ездить в такую даль.

В городе всегда вызывало фурор прибытие представителей одного известного матриархального племени, проживающего к северу от Лицзяна на расстоянии примерно семи дней караванного путешествия. Появление мужчин или женщин из этого племени на рынке или выход за покупками на Главную улицу неизменно сопровождались возмущенным перешептыванием, хихиканьем и воплями оскорбленной невинности со стороны женского населения Лицзяна — и скабрезными комментариями со стороны мужского. Проживало это племя в герцогствах Юннин, по другую сторону высшей точки изгиба Янцзы. Наси называли их лю си, а сами они именовали себя ли син. В их обществе царил полноценный матриархат. Имущество передавалось по наследству от матери к дочери. У каждой женщины имелось по нескольку мужей, а дети всегда жаловались: «У нас есть мама, но нет папы». Мужья матери именовались «дядями»; муж имел право находиться рядом с женой только до тех пор, пока он ее устраивал — в противном случае она могла без лишних церемоний его прогнать. В Юннине практиковалась свободная любовь, и все усилия женщин лю си были направлены на то, чтобы в дополнение к мужьям привлечь к себе как можно больше любовников. Когда через их земли проходил тибетский караван или другая группа путешественников, местные женщины собирались и тайно решали, где должен остановиться каждый из путников. Глава семьи повелевала своим мужьям удалиться и не возвращаться, пока их не позовут. Она и ее дочери готовили пир и развлекали гостя танцами. Затем старшая из женщин предлагала путнику сделать выбор между опытной зрелостью и неразумной молодостью.

Это было красивое племя — высокое, стройное, с хорошо сложенными телами и привлекательной внешностью. Они чем-то напоминали благородных и, но если и с их строгими, орлиными чертами больше походили на римлян, ли син скорее напоминали классический грече— ский тип — теплый, мягкий, с намного менее резкой внешностью и манерами. Подобно женщинам племени и, женщины племени ли син носили длинные пышные синие юбки, красные кушаки и черные жакеты из овчины или плащи, а также шляпы либо тюрбаны. Иногда они ходили и с непокрытой головой, причесанные на манер древних римлянок, с волосами, уложенными в сетку. С ярко накрашенными губами и глазами, они двигались по улице медленным, струящимся шагом, покачивая бедрами и бросая призывные взгляды на окружающих мужчин. Одного этого хватало, чтобы вызвать возмущение у наиболее простосердечных женщин наси. Но когда они прохаживались по улице, повиснув на шее у мужа или любовника, который обнимал их за талию, даже самые искушенные насийки видели в этом верх развязности и плевались либо нервно хихикали им вслед.

Мужчины племени лю си производили впечатление весьма самовлюбленных созданий — они вечно прихорашивались и смотрелись во все зеркала. Они красили губы помадой, пудрили щеки и иногда посещали мой кабинет не столько ради медицинских советов, сколько для того, чтобы узнать, не найдется ли у меня для них каких-нибудь духов, пудры или дешевых украшений. Некоторые из них вертелись передо мной, спрашивая, достаточно ли они хороши. Все это свидетельствовало не столько об их женоподобии, сколько о тщеславии и желании выглядеть в глазах женщин их племени наилучшим и наироскошнейшим образом.

Мужчины народа наси были в общем и целом невосприимчивы к чарам женщин из племени лю си. Их ухищрения и прелести не оставались незамеченными, однако наси были осведомлены о том, что большая часть племени лю си страдает венерическими болезнями, и только страх почти неизбежного заражения вынуждал наси и других здравомыслящих мужчин обходить чаровниц из племени лю си десятой дорогой.

Мне довелось пересекаться с женщинами лю си только дважды, и обе встречи увенчались небольшим скандалом. Однажды днем я проходил мимо лавки г-жи Ян, когда меня окликнула хорошо одетая женщина лю си, сидевшая там за чашкой вина. Она предложила угостить меня. Я сел с ней рядом. Женщина оказалась из Юннина, звали ее Гуай Ша. В Лицзян она приехала по делу — продавать золото и мускус. Она заплатила за мое вино, я поблагодарил ее, ушел и выбросил нашу встречу из головы. Через несколько дней она появилась у меня в приемной и в присутствии всех моих работников заявила мне, что у нее, по всей видимости, сифилис. Я объяснил, что если это и в самом деле так, ей потребуется инъекция пониже спины. Не успели мы и глазом моргнуть, как она задрала юбки и легла в таком виде на большой стол посреди комнаты.

— Мадам, — сказал я, — прошу вас, встаньте и оденьтесь.

После чего объяснил, что инъекции делаются в отдельной комнате и только в присутствии женщин, которых она приведет с собой в качестве сопровождения.

Позднее она вернулась и должным образом получила свой укол. Через некоторое время г-жа Ли рассказала мне, что Гуай Ша пришла к ней в лавку и напилась так, что не стояла на ногах — с большими трудностями, при помощи двух тибетцев, ее удалось выпроводить. Я больше никогда ее не встречал, однако слышал от г-жи Ли, что она связалась с группой тибетцев и в итоге была убита, когда мужчины поссорились из-за права обладать ее прелестями и один из них бросил в нее камень.

Второй раз я столкнулся с женщинами лю си, когда двое из них привели ко мне в кабинет пожилого мужчину.

— Прошу вас, вылечите его, — попросила старшая. — Это наш дядя.

Я осмотрел старика, пораженного отталкивающей болезнью. Он страдал от ихтиоза — редкого и сложного в лечении заболевания, о котором я мало знал и от которого у меня не было эффективных средств. Я объяснил ситуацию женщинам через посредство своего главного секретаря — принца Му. Старшая вышла вперед и заявила:

— Вы обязаны его вылечить! Обязаны! В награду я проведу с вами ночь.

— Мадам, уверяю вас, этот случай вне моей компетенции, — ответил я, проигнорировав ее предложение.

Она, казалось, была вне себя.

— Послушайте, — снова начала она. — Мы обе проведем с вами ночь — я и моя сестра.

Я чувствовал себя как святой Антоний Падуанский. Случайно заглянувшие в кабинет соседи и работники моей конторы с трудом сдерживали смех.

— Мадам, — твердо сказал я, — простите, но ни вылечить старика, ни принять ваше щедрое предложение я не могу. — С этими словами я вышел из кабинета, предоставив своим людям вывести разочарованных женщин.

На рынке и в винных лавках мне еще долго припоминали это происшествие — наси обожали такие скандалы.

Глава IV Дальнейшее знакомство

Обжившись у себя в деревне, я твердо вознамерился побороть предрассудки прочих наси и других племен, с тем чтобы открыть им глаза на важность моей миссии и пользу той работы, которой я занимался, и завоевать их дружбу. В первую очередь меня интересовало не высшее общество богатых лицзянских купцов и лавочников, а сердца крестьян и простых людей из народа, добывавших свой хлеб кустарным производством и мелкой торговлей. Только их дружба и добрая воля, считал я, позволит мне выстроить мою работу и исполнить мои обязанности по отношению к пославшему меня правительству. Я был прав: сейчас, оглядываясь назад на годы, прожитые в Ли— цзяне, я вижу, что дело не просто удалось, но удалось до степени, стократ превзошедшей самые смелые мои ожидания. От Сягуаня до далекого северного королевства Мули, от Лхасы на западе до Юаньпэя на востоке я приобрел сотни, если не тысячи, друзей и доброжелателей.

Я твердо усвоил одно: дружба наси никогда не доставалась даром или по случаю — ее следовало заслужить. Подарками она тоже не покупалась, поскольку их нельзя было оставлять без ответа — чем дороже подарок, тем в более сложном положении оказывался наси, пытаясь во что бы то ни стало отдариться чем-нибудь равноценным. Надо сказать, что вручение и получение подарков было важной составляющей частью дружеских и приятельских отношений в Лицзяне — только уже на следующей стадии знакомства, когда отношения можно было считать утвердившимися. Крестьянин наси особенно радуется, когда собирает хороший урожай, забивает откормленный скот или делает особо удачное вино, и своей радостью он непременно поделится с друзьями — принесет небольшую корзинку картошки, окорок свиньи или дичи, кувшинчик вина. Он не ждет, что взамен тут же получит богатый подарок, но дружеские, товарищеские отношения всегда предоставляют множество возможностей ответить ему чем-нибудь таким, что он по достоинству оценит.

Чтобы добиться дружбы с наси, нужно было неизменно проявлять чистосердечие, душевность и неподдельную теплоту, а также терпение. Этот народ отличался большой чувствительностью. Комплексом неполноценности наси не страдали, но в то же время не переносили демонстрации превосходства с чьей бы то ни было стороны. В них не было ни капли подобострастия — они не угодничали даже перед высокопоставленными чиновниками или богатыми торговцами. В отличие от китайцев в отдельных областях Китая, они не пугались и не дичились иностранцев с другим цветом кожи. Европейцы не вызывали у них ни восторга, ни враждебности или ненависти. Их не воспринимали как «белых дьяволов» или варваров с Запада — к ним относились как к обычным людям и обращались с ними соответственно, не выказывая ни особой предупредительности, ни любопытства. Независимо от того, был ли человек хорош или плох, скуп или щедр, беден или богат, наси судили его по поступкам и поведению и вели себя с ним так, как он того заслуживал. Возможно, такое спокойное отношение к расовым различиям коренилось в необычайном разнообразии народов, населявших эти обширные территории. Наси привыкли жить бок о бок с десятками странных народностей. То, что европеец говорил на наси или китайском, не смешило, а радовало их, поскольку многие другие племена не знали ни одного из этих языков. Если европеец — или кто бы то ни было другой — начинал вести себя покровительственно или надменно, внешне в отношении к нему со стороны наси ничего не менялось. С ним обращались вежливо, но более формально, и вскоре он оказывался совершенно одинок — компанию ему отныне составляли только его слуги, если не считать редких официальных приглашений на званые вечера. Он любовался красотами долины и людного города, словно открыткой, но настоящая местная жизнь проходила мимо него.

Приказного или грубого тона наси не прощали никому, и чужакам в особенности. Слово, сказанное с явным намерением уязвить, немедленно провоцировало либо равноценную ответную реакцию, либо взмах кинжала, который у них всегда был под рукой, на поясе, либо меткий бросок камнем. Я предупредил своего повара, человека крайне вспыльчивого, чтобы он прекратил сыпать направо и налево своими излюбленными шанхайскими ругательствами, особенно в адрес наших местных слуг. Позднее, когда он зажил в довольстве и задрал по этому поводу нос, его длинный язык доставлял ему немало хлопот.

Со слугами в Лицзяне дело обстояло плохо. Свободолюбивые и независимые наси не желали наниматься в услужение. Безработицы в том виде, в котором она существовала в других частях Китая или на Западе, здесь не было. Все наси, и городские, и деревенские, были прежде всего мелкими собственниками и во вторую очередь — торговцами, ремесленниками или работниками: на первом месте для них всегда оставались земли и хозяйство, унаследованное от предков. Городские жители, не хотевшие или не имевшие возможности самостоятельно возделывать свои поля и сады, перепоручали эти заботы дальним родственникам и друзьям. Однако мальчики из бедных крестьянских семей в неплодородных горных районах иногда готовы были наняться на работу в городе — в межсезонье или когда семье требовались дополнительные деньги на конкретную цель: строительство дома, покупку новых лошадей или скота, свадьбу или шаманский обряд. Из числа таких молодых людей мы и нанимали помощников для моего повара.

Назад Дальше