...Увидев под куполом штабной базы в Море Москвы примерно такую же, как на «Альфе» картину, Преображенский ничуть не удивился. Вроде бы незаметными, но настойчивыми стараниями Гордеева за последние пять лет «Возрождение» пустило корни во всех частях, даже в тех, где служили преимущественно европейцы или другие «иностранцы». Что же до Луны, то на ней все офицеры, солдаты и техники, естественно, кроме штаба Дюссона, комендантского батальона и двух флотилий АОЗ, находились под влиянием «Возрождения» уже года три. В чем была привлекательность идей Гордеевского клуба, сказать трудно. С офицерами – ладно, все почти понятно: если они не могли откопать под своим генеалогическим древом решительно никаких дворянских корней, у них был шанс заслужить титул в будущем и стать полноправными членами клуба, стать избранными, получить если не привилегии, то уважение товарищей. Мужчине, особенно офицеру, это важно: уважение, награды, почести. Иначе, что он вообще делает в армии? А вот понять мотивацию солдат и сержантов было сложнее. Возможно, личному составу не хватало какого-то особого смысла в жизни и службе? Ведь современный солдат уже не тот тупой, вымуштрованный кусок пушечного мяса, что сражался на полях под Ватерлоо и Бородино. Это вполне прилично образованный и относительно неглупый специалист, у которого, естественно, имеются свои взгляды на жизнь. Очень может быть, что в этом и крылся секрет успеха «Возрождения», как организации дающей надежду на реформы или хотя бы на частичные перемены к лучшему. Преображенский разговаривал с рядовыми и сержантами по душам, и все бойцы как один признавались в том, что полнейшая тактическая бездарность стокгольмского начальства видна даже рядовым. «Вот если б в Генштабе сидели такие, как Гордеев, Овчаренко или Накано...»
Когда конвой, с трудом протолкнувшись по узкому живому коридору из готовых на все «возрожденцев» лунного гарнизона, достиг закрытого сектора базы и остановился перед воротами гауптвахты, Бертье наконец позволил себе снять кепи и утереть лысину платком.
– Майор Дель Марко, оформляйте, – чуть хрипловато приказал он помощнику. – Я пока тут...
Когда майор исчез за дверью караульного помещения, Бертье неожиданно обернулся к Гордееву.
– Мне очень жаль, что так вышло, ваша светлость. Я ведь из старинного рода. До революции мои предки владели поместьем на берегу Марны... баронами были. Э-э... ну то есть бароном... каждый мужчина. Как это правильно сказать? Начиная с Мориса де Бертье, еще в шестнадцатом веке.
– Серьезная родословная, – одобрил Гордеев.
– Если что-то нужно передать. – Полковник скомкал платок. – Я не член «Возрождения», в наших частях нет ваших людей, а в других мне не поверят, черные погоны в армии не слишком уважают, но, хотя я формально и не с вами, я готов сделать все, что в моих силах.
– Лихо подкатил, – усмехнулся Бородач. – И почему мы должны тебе доверять, «барон»?
– Я знал, что вы не поверите. – Бертье спокойно выдержал насмешливый взгляд Бориса. – Поэтому до сих пор и не вступил в вашу партию. Но формальности не имеют отношения к чести, не так ли, князь?
– Ого! – Бородач отвесил короткий офицерский поклон. – Согласен, барон.
– Ничего не нужно, Бертье, – задумчиво взглянув на полковника, сказал Гордеев. – Я вам верю, но «Возрождение» не должно вмешиваться в такие дела. У него иное предназначение, понимаете меня?
– Да, ваша светлость, – полковник состроил понимающую, почти заговорщицкую мину.
– А в клуб мы вас примем, – пообещал Гордеев. – Когда появится возможность.
– Спасибо, господин генерал. – Бертье надел кепи. – Можете на меня рассчитывать в любой ситуации. Даже... ну, вы понимаете?
Он оглянулся по сторонам.
– Нет. – Гордеев улыбнулся. – Не понимаю.
– Я давал присягу народам Федерации, а не палачам, запросто превратившим обитаемую планету и двести миллионов ее жителей в кучку пепла, – прошептал Бертье. – Вот этим народам я и намерен служить далее.
– А мы намерены выполнять приказы командования. – Генерал посерьезнел. – И вам я советую поступать так же. Поспешные, импульсивные решения не приводят ни к чему хорошему, полковник.
– Да, да, я понял. – Бертье кивнул. – Никакой спешки, всему свое время.
Из караулки появился майор, и конвой отправился дальше, разводить арестованных по камерам. Павла, как и ожидалось, поместили в одну камеру с Бородачом.
– Как думаешь, этот барон провокатор? – Борис завалился на нары, покрытые тонким поролоновым матрасом. – Хоромы тут, однако, не то, что на гарнизонной «губе» Гефеста. Шик. И матрас тебе, и нары нормальные, а не откидные шконки.
– Думаю, он просто на грани срыва, вот и выдал все, что накипело, – ответил Преображенский. – Представь, каково это, когда тебя все ненавидят, хотя ты точно знаешь, что это несправедливо и на самом деле они обязаны тебя уважать. Я его отчасти понимаю. Непонятно только, почему он завербовался в АОЗ. С черными погонами уважения не добиться, будь ты хоть кронпринцем.
– Да бог с ним. – Бородач заложил руку за голову. – Ты лучше скажи, что делать будем? Лежать тут и ждать трибунала?
– Именно так. Князь сказал, что нам светит максимум штраф и отправка на передний край.
– Смешно. – Борис хмыкнул. – Будто мы до сих пор в тылу отсиживались.
– О том и речь. Члены «Возрождения» в других бригадах десанта и прочих частях уже получили приказ готовить армию к неожиданностям. Авторитет Гордеева в войсках и так высок, но «возрожденцы» должны поднять его до максимума. Однако сам понимаешь, на все требуется время.
– Понимаю. – Бородач зевнул. – Время, чтобы собрать камни... для пращей.
* * *Трибунал заседал ровно десять минут. Прокурор зачитал обвинения, уместившиеся на одном листе, адвокат согласился по всем пунктам, судья открыл заготовленный файл и прочитал решение: «Лишить наград, званий, денежного довольствия на месяц и отправить бригаду в полном составе на передовую». Если не считать штрафа в размере месячной получки, приговор можно было назвать «последним китайским предупреждением». Гордеев отлично понимал логику Дюссона – пока не выправится ситуация на фронте, на внутренние скандалы нет времени и сил. К тому же еще неизвестно, сколько криминальных эпизодов потребуется повесить на Пятую Штрафную до конца войны. Главное для маршала было зафиксировать факт на бумаге: «Пятая бригада – позор армии». Он это сделал. Теперь же, когда крайние обозначены, следовало решать более насущные проблемы. Такие, как указанная в приказе боевая задача: «Освободить Ганимед». Понятно, что приказ был отдан не одной Пятой бригаде, а всей ударной армии Овчаренко, но отдельным пунктом в нем было прописано, что группа прорыва должна формироваться исключительно из числа опальных «гордеевцев».
На этом шоу и закончилось. Офицеров вернули на «Альфу», где они были встречены восторженными воплями личного состава, а отнятое при аресте оружие им вернул лично Овчаренко. Поскольку начало контрнаступления на Ганимед было назначено на тринадцать часов следующего дня – ровно через сутки, офицеры не стали отмечать свое освобождение, а занялись подготовкой подразделений к новому походу. Идти в первом эшелоне атакующих войск Пятой бригаде было привычно, и офицеры знали, что тщательная подготовка имеет в этом деле огромное значение.
– В общем-то, ничего нового, – усмехнулся Гордеев, когда генерал Овчаренко вызвал его в свой кабинет в секторе «А-3» и за рюмкой коньяка обрисовал ситуацию. – Мы всегда на острие атаки.
– Вы лучшие. – Овчаренко отсалютовал бокалом. – Ты меня знаешь, Иван Иванович, я этого дела так не оставлю. Все вам вернут: и погоны, и награды, и получку, да еще с двойными боевыми. Дюссон висит на волоске, вот и беснуется. Президент хочет спихнуть на него Лидию, а маршал переводит стрелки дальше, по команде.
– По команде, это на вас, – заметил Гордеев. – Получается, что я под раздачей не совсем по воле маршала?
– Поговори еще. – Овчаренко усмехнулся. – Даже любому цивильному пню ясно, что десант не вооружается стратегическими ракетами. Маршал хочет подставить командующего КВСН Богарти, но у того в Стокгольме имеется серьезная поддержка за уши. За ним стоят те, кому очень не нравится нынешняя «русско-японская» армия. Земная Европа страшно боится, что с помощью армии, в которой западных европейцев меньшинство, рано или поздно столица Федерации переедет в Москву. Чтобы договориться с «русофобами» и выкупить у них своего рода «лицензию на отстрел» Богарти, маршал Дюссон должен предложить им достойную плату. А платить ему нечем, кроме ответных услуг вроде подрыва авторитета «евроазиатской колонны» в войсках. Вот тут-то целая бригада «русских дезертиров» будет очень кстати.
– У меня Вяземский, как в воду глядел.
– Это мне надо было в воду заглянуть, да и увести вас в общем строю.
– У меня Вяземский, как в воду глядел.
– Это мне надо было в воду заглянуть, да и увести вас в общем строю.
– И бросить ребят погибать?
– Они все равно погибнут, – жестко парировал Овчаренко.
– Да ну вас. – Гордеев махнул рукой.
– Нечего на командира махать. – Генерал смягчил интонации. – Лучше слушай политинформацию дальше, пригодится.
– Весь внимание. – Гордеев подставил бокал, и генерал долил коньяка.
– Кроме «русофобов» в Стокгольмском Дворце Наций имеется и другая партия – «промарсианская». Ее не волнует будущее армии, да и всей Федерации. Она желает одного: свалить Френо.
– Нормальное желание.
– Не совсем. Они потому и называют себя «промарсианами», что хотят объединения с Альянсом. Поражения, короче, желают.
– Американцы?
– В основном. Думаю, они приложили немало усилий, чтобы двинуть Френо с катушек и заставить его с перепугу врезать по Лидии. Получается, на каком-то отрезке времени их интересы обязательно совпадут с интересами «русофобов» и Дюссона. А политическим интересам только дай совпасть, ты же понимаешь, такое начнется... Вот и гляди, какая картина вырисовывается: президент сошел с ума, в армии развал и дезертирство, от затянувшейся войны экономика трещит по швам. Что нужно? Твердая рука и добрая воля. Известный рецепт. Не только русские испокон веков мечтают о сильном и справедливом царе. Это общечеловеческое заблуждение.
– Политика – хуже войны. – Гордеев покачал головой. – Дрянное дело.
– Зато прибыльное. – Овчаренко налил еще коньяка. – И мы в этом деле всего лишь разменные монеты. Когда Дюссон решит, что пора действовать, он припомнит сегодняшний трибунал, раздует дело и выменяет у «русофобов» Богарти, который, будто якорь, потянет за собой президента, что выгодно «промарсианам», поскольку маршал займет его место и заключит мир с Марсом. То есть в понимании общественности Дюссон остановит войну, а вместе с ней остановит и развал экономики. Всем сестрам по серьгам, а маршал Дюссон – человек с сильной рукой и доброй волей – на коне. Понимаешь?
– Так точно. Мы его оборотный капитал. Но тогда нас надо беречь, а он бросает в прорыв. Нелогично.
– Все логично. Для Генштаба Пятая бригада это не люди, а штатное расписание. Покрошат марсиане вас, кадровики наберут новых, а название оставят. И клеймо тоже. Только новые не будут такими воображалами, как ты и твои князья, поскольку не в курсе дела: не горели на Лидии, о подводных течениях в Генштабе не ведают, армию вредными идеями не заражают. Пушечным мясом будут. Понимаешь?
– Да понимаю я все. – Гордеев поморщился. – Только покрошить нас не так-то просто.
– Ты же видел, что творится. Сколько «беркутов» с Ганимеда вывез?
– Человек сорок.
– А была дивизия! И я бы не сказал, что самая слабая или неумелая. Не будь Дюссон скотиной, я бы даже пожелал ему удачи. Пора все это дело остановить. Потому что эта Пятая Космическая слишком уж круто развернулась, Иван Иванович. Слишком. Это уже не на интерес война, а на уничтожение. Выкосим друг друга подчистую, Ваня, ой, выкосим!
– И что вы предлагаете?
– Ничего пока. Да и вообще, что я могу предложить? Ты сам знаешь, что делать. Ты думаешь, для чего я тут политинформацию устроил? Чтобы сориентировать тебя и твоих дворян. Я знаю, что ты уже лет пять воду мутишь, твое «Возрождение» – реальная сила. Скажу по секрету: и в Стокгольме, и в Генштабе есть люди, которые рассматривают тебя в качестве опоры, а может быть, и главной движущей силы «позитивных перемен», как сами они выражаются. Очень влиятельные люди. Чуешь, к чему клоню? Ганимед для Дюссона – предлог и пауза для перегруппировки. Пока мы будем заняты, он подготовит почву, соберет в Стокгольме своих сторонников и под фиктивным предлогом скинет Френо.
– Каким образом? Огюст – не подарок, конечно, но мы же не гражданские, мы понимаем, что Дюссон еще хуже. И потом, Френо – Верховный Главнокомандующий. Вряд ли войска пойдут за маршалом. Только если... – Гордеев осекся. – Нет, это уже коньяк действует.
– Говори, говори. – Овчаренко снова усмехнулся. – «Только если...» – что?
– Если Френо снова отдаст приказ поднять «Марки», ему точно не жить, но ведь он не совсем чокнутый! – А кто сказал, что этот приказ отдаст именно он? Почему его не может отдать кто-то еще, но из кабинета Френо? Например, тот, кому президент полностью доверяет, не подозревая, что это доверенное лицо плетет заговор.
– Дюссон? – Гордеев залпом допил коньяк. – Черт! И что нам делать? Не ходить к Ганимеду?
– Тебе так дорог Френо?
– Нет, но ведь если Дюссон предатель, он сдаст марсианам всю Федерацию!
– А ты хочешь пирровой победы? – Овчаренко прищурился, внимательно изучая реакцию Гордеева. – Может, лучше худой мир, чем добрая ссора?
– Только не с Дюссоном и марсианами в Стокгольмском дворце! Мы уйдем к Ганимеду, но уйдем все и не будем помогать маршалу. Хочет устроить переворот, пусть берет дворец силами штабных офицеров. Уж я постараюсь, чтобы на фронте работы хватило всем, и на призыв маршала не смогли прилететь ни русские, ни «французские». Я устрою на Ганимеде такие танцы, что мало не покажется никому. И пусть будут еще потери. Худой мир нам не нужен. Нам нужен настоящий мир, «толстый» и прочный, а он возможен, если Федерация и Альянс – как минимум! – вернутся в довоенные границы. Пирровой победы я не хочу, но и везти марсиан в рай на собственном горбу тоже не желаю! И никто в армии этого не захочет, гарантирую!
– В этом случае маршал может позвать на помощь марсиан.
– Тогда ему не стать героем Федерации.
– Зато он станет героем объединенного человечества.
– Нет. – Гордеев отставил пустой бокал. – Он будет предателем для землян и останется чужаком-перебежчиком для марсиан. Доверять ему не будут уже никогда. Так человечество не объединяют.
– Ты знаешь, как это делают?
– Пожалуй, знаю. – Гордеев задумчиво уставился на коньячную этикетку. – Иначе не затевал бы «Возрождение».
– О том я и говорю. Тебе помогут не только снизу, но и сверху. Но чтобы все сложилось правильно, начать должен ты, а иначе станешь пешкой.
– Когда? – Гордеев внимательно взглянул на командующего. – Мои тайные покровители назначили сроки?
– Когда будешь готов. Но учти, что Дюссон может начать свою игру в любую минуту.
– Значит, и мы начнем. Скоро. – Гордеев решительно поднялся. – Очень скоро. Честь имею.
* * *Почти сразу после того, как Гордеев отправился на свой «Уран», в кабинете генерала Овчаренко появился новый посетитель.
– Ну, как? – генерал поставил перед ним чистый бокал и налил коньяку. – Все слышал?
– Да. Вы все сделали верно. Начало положено. Теперь генерал Гордеев всерьез задумается над судьбами человеческих миров. Мои расчеты показывают, что это правильный вариант развития событий.
– Я рад. – Овчаренко сел ровнее и чуть подался вперед. – Теперь ты скажешь мне правду, Ван Ли? Что меня ждет? Что-нибудь изменилось?
– Ответ тот же, мой генерал. – Посетитель развел руками. – Я не знаю. Мои компьютеры не всемогущи. Клянусь, я трижды пытался просчитать на них ваше участие в дальнейших событиях, но у меня не получилось.
– Может быть, потому, что я в них не участвую? – Генерал откинулся на спинку кресла и залпом выпил коньяк. – И правильно! Незачем человеку знать, сколько ему осталось. Глупости это. Я не буду больше донимать тебя расспросами. Не хочешь, не говори. Скажи одно: зачем ты это делаешь? Зачем правишь наши судьбы? Я не вижу выгоды лично для тебя.
– Я не правлю судьбами, я лишь помогаю реализоваться Главной последовательности событий. Верной последовательности. В этом и будет выгода, поверьте. Но очень не скоро и не столько мне, сколько всем людям.
– Ты разве бог, чтобы заботиться о людях, да еще о тех, которые будут жить «очень не скоро»? – Овчаренко окинул гостя скептическим взглядом. – Или ты надеешься жить вечно?
– Нет, когда-нибудь я тоже умру. – Ван Ли взял бокал и пригубил напиток. – И я не бог. Но я знаком кое с кем из его подмастерьев.
2. Июль 2290 г., орбита Ганимеда – Марс.
Шестой флот стоял у Ганимеда несколькими эшелонами, но пробить в обороне марсиан серьезную брешь не составило для Первой ударной армии особого труда. На то она и была ударной. Хватило одной мощной атаки, и вот десантные корабли уже шли на абордаж космических объектов вражеского оперативного тыла. Пятой бригаде выпала почетная и ответственная миссия – штурмовать базовую платформу.
– Давно не виделись, – усмехнулся Бородач, получив приказ. – Стивенсон будет рад.
– Если он окажется на базе, – заметил Преображенский. – К ней пристыкован флагман и еще несколько кораблей. Уйти за Ганимед под прикрытием москитов и спутников орбитальной огневой поддержки ему будет несложно.
– Увидим, – Борис подбросил монетку. – Играем?