— Это вдова и брат погибшего Сейфуллина, — представил их Силов вошедшему к нему в кабинет Саматову.
— Мы знакомы, — кивнул Тура.
— Значит, вы уверены, что одно из этих ружей действительно принадлежало вашему брату… — уточнил Силов.
— Да, — не очень уверенно сказал Сейфуллин-брат.
— И вы его опознали…
— Вот это, — Сейфуллин показал на одно из ружей.
— У вас нет сомнений? Это действительно оно?
— Я его сразу узнал! «Тулка», ремень плетеный… Мне расписаться?
— Да… И вы тоже!
Понятые с опаской поставили свои подписи, осторожно удалились.
Силов продолжал докапываться до сути:
— Он его в магазине купил?
— По-моему, с рук… — Сейфуллин посмотрел на вдову. Та закрыла глаза, откинулась к спинке стула.
— Сейчас я вас отпущу, — сказал Силов. — Давно он его приобрел?
— Года два назад…
— И часто им пользовался?
— Нечасто… — промычал брат Сейфуллина. — Но бывало…
— И все на качкалдаков? Один? Или тоже с Баларгимовым?
Родственники молчали, не зная, что ответить.
— Мы допросили соседей, знакомых… Никто ничего не слышал о нем как об охотнике… Главное, в доме у вас нет боеприпасов…
Сейфуллина показала рукой, что ей плохо. Силов поднялся, налил из графина воды, поставил перед вдовой.
— Похоже, вы тоже впервые слышите об охоте… — Сейфуллин потом помог вдове брата подняться.
— Как же все-таки вы жили? — Силов проводил их до двери. — На вашу зарплату воспитательницы? Муж нигде не работал… Машину приобрел, мотоцикл…
Они уже собирались уходить, когда Силов спросил:
— Он иногда предлагал осетрину соседям… Иногда икру… Он, случайно, не браконьерствовал?
— Нет, нет… — Сейфуллина пошатнулась. — Мне плохо…
Сейфуллины вышли.
Когда дверь за ними закрылась, Силов положил руку на ружье, которое брат Сейфуллина опознал.
— Это, действительно, ружье, поднятое со дна. И из него, действительно, убит Сейфуллин. И по справке, которую дали Буракову, оно ему и принадлежит… Только справка эта липовая. В действительности оно числится за другим охотником. Они все врут! Никакой охоты не было. Ты видел судимости Баларгимова? Начиная с неподчинения патрулю и кончая разбоем. Его дважды подозревали в убийствах и дважды выпускали ввиду недостаточности доказательств. Буракову надо было с самого начала взять его под стражу.
Тура спросил:
— Известно, кому принадлежало раньше ружье?
— Да! Он работает в «Металлоремонте» на базаре. Григорий Макаров… Там у него своя будка.
Тура и Силов шли по скучному, почти пустому базару.
Только в одном месте, где торговали шашлыком и варили плов, толпился народ.
Здесь висели зимние дыни в плетеных корзинах, на прилавках лежала курага, кишмиш.
Продавцы были узбеки. Сбоку стояло несколько рефрижераторов со знакомыми обоим — Туре и Силову — государственными номерами.
— О-о! — удивился Силов. — Мы почти дома!
Один из продавцов увидел Туру, оставил дела, с широко раскрытыми для традиционного объятия руками двинулся навстречу.
— Тура-джан! — Они обменялись привычными по правилам узбекского этикета вопросами о здоровье, о близких.
Силов тоже приблизился:
— Ассолом-алейкум…
— Это наш земляк, мой друг… Силов, — представил его Саматов.
К Силову потянулись с объятиями. Лишь один из приезжих, стоявший поодаль, спросил недоуменно у Туры:
— Какой же он земляк? Он русский…
— Он больше узбек, чем ты, — сказал Тура. — Его отец мальчишкой приехал в Джизак во время войны, он вырос в узбекской махалле…
Силов ничего этого не слышал. Он обнимался с земляками, повторяя традиционные приветствия:
— Яхшими сиз? Болалар, чокалар яхши ми?
И его тоже приветствовали по обычаю:
— Яхшими сиз? Омоми сиз?
К ним подошли другие земляки, кто-то уже вытирал тряпкой стол, пододвигал стулья, обнимал за плечи. Силов вполголоса сказал Туре:
— Пока ты тут с нашими земляками, я зайду к Макарову в «Металлоремонт».
— Хочешь один?
— Вдвоем, может статься, мы даже помешаем друг другу…
Металлоремонтная мастерская находилась тут же, у входа в базар — небольшая, как большинство заведений кустарей: крошечный уголок для заказчиков перед квадратным окошком у входа и тесное помещение за перегородкой с обязательным верстаком, тисками и напильниками.
Макаров — хозяин мастерской немолодой, с капризным брезгливым лицом, в очках, с подвязанными дугами, в кепке и фартуке — что-то насвистывал, нагнувшись над верстаком.
Вокруг в беспорядке были наброшены зонты, портфели, сумки.
За окошком для посетителей было пусто.
Силов появился без стука, сразу тяжело прошел за перегородку.
— Здорово, друг!..
Увидев незнакомого человека, Макаров прекратил насвистывать, снял очки, взглянул вопросительно.
— Уголовный розыск водной милиции, — Силов, не разворачивая удостоверения, чуть приподнял его над верхним карманом. — Макаров?
— Да. Григорий Андреевич.
— Майор Силов, — он подал руку. — Меня интересует двухствольное охотничье ружье № 141917… Вот это, — он показал фотографию. — Ваше?
Макаров повертел в руках фотографию.
— Мое.
— Можете доказать? — спросил Силов.
Макаров выключил горелку, полез в ящик стола, поискал среди каких-то бумаг.
— Вот! — он достал паспорт на ружье, передал Силову.
— Где оно? — Макаров замялся.
— Дали кому-нибудь? — Макаров молчал. — Подарили? Продали?
— Да, если б продал…
— Сам отдал?
— Тут не захочешь, а отдашь… Когда ты один, а их кодло. Вышли из машин, остановили, смеются: «На охоту что ли собрался?»
— Где это было?
— За метеостанцией…
— А дальше?
— Один говорит: «Одолжи, говорит, ружье пострелять. Постреляю — отдам…»
— Ну?
— До сегодняшнего дня все стреляет!
— И сколько уже прошло?
— Полгода…
— Кто он?
— Откуда я знаю? Охотник или рыбак…
— На машине он был?
— Да.
— А какая у него машина? — Макаров пожал плечами.
— Врешь! — Силов сразу понял. — Ты знаешь его…
— Откуда!
— Тут все рыбаки, охотники друг друга знают! Подумаешь, акватория!
— Не знаю.
С улицы кто-то вошел. В окошко потянулась чья-то рука с чайником.
Силов подошел к окошку.
— Перерыв, гражданка, — захлопнул деревянную створку.
Кто-то недовольно зашлепал к выходу.
— Ну-ка, запри дверь! — Силов обернулся к Макарову.
— Зачем?
— Я сказал: закрой! Быстро!
Макаров на заплетающихся ногах подошел к входной двери, запер ее, вернулся к верстаку.
— Садись! — Силов ногой пододвинул ему табурет. Макаров двигался механически. Сел.
— Ты его знаешь, — сказал Силов, — но боишься до смерти! А на милицию ты положил с прибором… Потому что милиция, по-твоему, во… — он похлопал себя по ушам. — Так? — Он не дал ему ответить. — Чего тебе нас бояться? Ты только его боишься! Больше никого… Так? Ну, давай-давай! У страха глаза велики — во какие!
— Какой страх? Какие глаза?.. Когда у меня мастерскую два раза поджигали! Требовали денег!
— И третий раз подожгут! И опять ты от них будешь откупаться… Так и будет, потому что ты — мудак, и не того боишься, кого следует! Если я за тебя возьмусь, ты у меня сразу будешь бедный! Тут же все краденое! Все — ворованное! — Силов показал вокруг себя. — Все это конфискуют. Я еще возьмусь за твой дом! Частный?!
Макаров не ответил.
— Живешь в «Нахалстрое»?
— Да.
— Там же все ворованное! Краденое… Построено без проекта, никем не утверждено… Тебе меня надо бояться, а не их. Завтра я приведу эпидстанцию, райинспектора! Ты у меня полетишь… Что сидишь? Встань! — он ударил ногой по ножке табурета, вроде как целя по ноге. — Я тебя так обую! Ты будешь гол как сокол… Ни в одну мастерскую тебя не возьмут. Тварь… Ты еще не знаешь, против кого пошел… Чем все это грозит… — Силов вдруг замолчал. Сказал, словно отходя: — Садись, ладно… Дети у тебя есть?
— Двое.
— Вот видишь! Тебе о них думать надо! Родители есть?
— Мать…
— Закури, Григорий, — Силов достал сигареты. Макаров еще не отошел от обрушившегося на него натиска.
— У меня есть… — Он полез в карман, достал мятую дешевую пачку.
— Мать пожилая? — Силов так же напористо раскручивал его теперь уже в обратную сторону. — Как у нее со здоровьем?
— Какое уж здоровье? Восемьдесят четыре года…
— Представляешь, что с ней будет, если ты сядешь… Прикури! — Силов достал зажигалку.
Макаров прикурил, на глазах у него показались слезы, он постарался незаметно смахнуть их ладонью. Силов нагнулся к нему, сказал ласково:
— Давай по-хорошему! Ты нам сделаешь раз хорошо, мы тебе сто раз сделаем… Откуда он, тот мужик? На базаре работает?
Макаров поколебался, сказал чуть слышно:
— Рыбак…
— Писать мы не будем! Только ты знаешь и я! Больше никто! Он твой сосед? Тоже из «Нахалстроя»?
Макаров вздохнул:
— Он в Чапаевских тупиках живет.
Макаров поколебался, сказал чуть слышно:
— Рыбак…
— Писать мы не будем! Только ты знаешь и я! Больше никто! Он твой сосед? Тоже из «Нахалстроя»?
Макаров вздохнул:
— Он в Чапаевских тупиках живет.
— А фамилия?
— Не знаю. Больше я ничего не знаю… — Макаров заплакал.
Силов достал из блокнота фотографию Баларгимова:
— Похож?
— Это он.
Силов спрятал фотографию, тронул его за плечо.
— Извини! Из твоего ружья убили человека… У меня не было другого выхода.
Макаров его не слышал: за собственную жизнь он бы не дал теперь и ломаного гроша.
— Их даже милиция боится! Они все вооружены… И по одному не ходят. Им убить человека ничего не стоит! А этот… Он Хозяин Берега! Садык…
Шумел небольшой базарчик. Тянуло дымком шашлычной.
Тура и Силов подошли к телефону-автомату, Саматов поискал в карманах монету.
— Есть? — нетерпеливо спросил Силов.
— Вот…
Тура, однако, не спешил набрать номер. Он что-то увидел за спиной Силова.
— Осторожно оглянись… — сказал Тура. — Там, у будки грамзаписи… Трое!
Прикуривая, Тура, как бы невзначай, поменялся местами с Силовым.
Силов увидел людей, на которых показывал Тура. Тура пояснил:
— Помоложе — это Кадыров, начальник Рыбоинспекции… Рядом — Кулиева. Ее муж — Умар Кулиев, приговорен к расстрелу. В день моего приезда она и убитый Пухов хотели со мной поговорить, но что-то им помешало… Тут есть одна деталь.
— Я внимательно тебя слушаю…
— Умар Кулиев охотился именно на этого Кадырова. А вместо него убил молодого рыбоинспектора Саттара Аббасова и сжег Рыбоинспекцию.
— А третий?
— Похоже, это ее отец… Или отец Умара!
— Интересно, что могло их свести вместе? — заметил Силов.
— Этого я не знаю… — взглянул на часы. — Но я бы не хотел откладывать визит к Баларгимову…
Автобус-катафалк в это время заслонил улицу.
— Фу ты! — сказал Силов. — Хоть и говорят: увидишь похороны — это к счастью…
— Ну, насчет здешних катафалков я тебе все объясню… Я хочу знать, что свело вместе жену Умара Кулиева и рыбоинспектора Пухова перед его гибелью.
Автобус двинулся. Люди у будки звукозаписи в это время закончили разговор: Кадыров направился к своей машине, стоявшей у тротуара, а жена Умара Кулиева подняла глаза и увидела напротив у автомата Туру и Силова.
Тура и Силов увидели, как Кулиева дернула старшего из мужчин за локоть, что-то сказала — оба тут же двинулись к выходу.
— Похоже, на этот раз Кулиева вовсе не расположена с тобой общаться… — тонко подметил Силов.
— Ну, что ж… Отложим до следующего раза! — Саматов набрал номер.
— Алло! — На том конце провода был Хаджинур Орезов.
— Это — Саматов! Удалось что-нибудь?
— Да, есть… — Орезов принялся объяснять. — В «Нахалстрое» несколько «Жигулей» морковного цвета.
— А в Чапаевских тупиках?
— Всего один.
— Владелец?
— Машина записана на женщину. Никто ее никогда за рулем не видел.
— Так…
— По доверенности ездит ее родственник.
— Ты установил его?
— Вы его знаете. Баларгимов Садык!
— Понятно, — Тура отнес трубку от рта. Сказал Силову: — Это Баларгимов…
— Тура! — Силов сжал его руку. — Его надо срочно брать! Он убил Сейфуллина из ружья, которое отобрал у Макарова… А в дело сунули справку, что ружье всегда числилось за Сейфуллиным.
Тура подумал. Потом сказал в трубку:
— Телефон у Баларгимова есть?
— Минуту. Вот: 4-11-16.
— Никуда не уходи. Я сейчас проверю, дома ли он. Дежурному скажи, чтобы весь личный состав был на месте. Будет работа.
— Вас понял, — сказал Орезов.
Тура набрал номер квартиры Баларгимова. 4… 11… 16… Послышались гудки…
Перед гаражом, во дворе у дома Баларгимова, двое школьного возраста мальчиков заканчивали мыть белого цвета «Волгу». Они протирали ее марлей. Постепенно машина принимала вид обихоженной.
В открытые ворота гаража виднелась и вторая машина — морковного цвета «Жигули».
За углом, поодаль, жена Баларгимова — рельефная, полноватая особа — развешивала на веревке стиранное белье — простыни, пододеяльники, наволочки.
Школьники работали шустро.
Баларгимов следил за ними, стоя на крыльце.
Когда ребята освободились, подошли к крыльцу, он вытащил из кармана несколько купюр, дал им. Потрепал каждого по плечу. Потом сказал:
— Возьмите канистру, заправьте…
Один из школьников тут же открутил крышку бака, другой притащил канистру из гаража. Оба принялись заправлять машину.
В эту минуту в доме зазвенел телефон.
Баларгимов выразительно посмотрел на жену — она оставила белье, прошла в дом. Взяла трубку.
— Алло!.. — послушав, она кивнула головой. — Сейчас позову. — Она положила трубку рядом с аппаратом и вышла на крыльцо.
— Тебя спрашивают, — крикнула она мужу.
— А кто?
— Он сказал: «приятель»!
Баларгимов прошел в дом, поднял ожидавшую его трубку.
— Слушаю…
В трубке звучали гудки, Баларгимов опустил ее на рычаг.
Жена тревожно взглянула на него:
— Что там?
— Гудки… — Взгляды их встретились. — Как он спросил? — уточнил Баларгимов.
— «Садыка можно?» Может, он не расслышал?
— Может. А голос какой?
— Голос?.. Мне показалось незнакомый… — она неопределенно пожала плечами.
Баларгимова это озадачило. Он вышел во двор, открыл дверцу машины. Между передними сиденьями, закрытая куском брезента, находилась рация.
Баларгимов включил ее.
Рация донесла свист и сипение эфира, потом послышалась перекличка патрульных машин и дежурных.
Большинство переговоров шло невнятно, через помехи.
— «Пальма», «Пальма»… Я сто сорок пятый. Пусть семнадцатая подъедет к кафе «Фируза». Там пьяный… Прием…
Баларгимов хотел уже отойти, когда внезапно одно из сообщений привлекло его внимание.
— Я «Кипарис-7». Внимание всем постам… — Было хорошо слышно, работала мощная стационарная радиостанция. — В связи с проводимыми мероприятиями срочно очистите эфир для водной милиции… Повторяю: никому не выходить в эфир, кроме водной милиции…
С этой минуты Баларгимов уже не отходил от рации… Там внезапно воцарилась тишина. Она длилась около минуты, и вдруг новый голос — хорошо слышимый, четко произнес:
— «Астрахань»! Я — тринадцатый. Вас не понял. Повторите наше место по дислокации…
Баларгимов буквально приник ухом к аппарату, но в этом не было необходимости.
Незнакомый голос объяснил кому-то:
— Вы перекрываете Второй тупик. Как меня поняли? Прием…
— Второй тупик, — ответил тот. — Вас понял…
Баларгимов стоял у машины. Вид у него был растерянный. Из рации, установленной в машине, донеслось:
— …Повторяю: Второй Чапаевский тупик…
Из рации донеслись хрипы.
Баларгимов взял себя в руки, огляделся. Пацаны уже кончили работу, вопросительно следили за ним.
— Все! Все!
Баларгимов рукой отослал их. Быстро прошел в дом.
Жена встревоженно посмотрела на него, быстро прошла следом.
Баларгимов поднялся на подставленный к шифоньеру стул, быстро провел руками по верхней крышке — там хранился пистолет.
Баларгимов уже зашел за угол передней, шарил где-то внизу, у калошницы, доставая оружие.
— Неси деньги! Быстрее! — крикнул Баларгимов жене.
— Сколько? — Она побежала в комнату.
— Давай сумку. Потом разберемся.
Она появилась из комнаты с хозяйственной сумкой.
— А, может, еще обойдется? — она посмотрела на него. — Начальство ведь не враг себе? Зачем им тебя сажать? А, кроме того, Бураков им передал, что ты сделаешь, если тебя посадят…
— Дура! — в сердцах сказал Баларгимов. — Бураков для них — говно… — Баларгимов был уже с пистолетом Макарова. Он сунул обойму в магазин, передернул затвор. Поставил на предохранитель. — Если он язык высунет, они им первым пожертвуют… Пасут-то не областники! Новый — Саматов. Это битый мент! У него убили жену! Он сам сидел! Сейчас к нему приехал второй такой же! Только этот — мусульманин, а тот — русак. Два идиота… Им ничего не надо… Ладно! Все! У меня нет времени! — Он договаривал уже на крыльце, а потом в машине. — Открывай ворота…
Она отворила ворота. Выезжая, Баларгимов крикнул:
— Мириш все знает…
Баларгимов выехал из тупика, огляделся: на соседних улочках было пусто.
Не снижая скорости, не тормозя на перекрестках, минуя разбегающихся пешеходов, Баларгимов быстро погнал в глубь переулков.
«Нива», в которой находились Тура с сотрудниками милиции, стояла недалеко от парикмахерской Гарегина.
Тура сидел рядом с водителем. Сзади занимали места Орезов и еще два сотрудника.
Тура подкрутил рацию, но из эфира не поступало никаких сигналов, кроме треска и обычных помех.
Рядом с машиной стоял парикмахер Гарегин, он не замечал напряженных взглядов, которыми обменивались сидевшие в машине. По обыкновению, говорил о своем:
— …Я не стригу, я рисую на голове. Вообще, чтобы вы знали, в нашей стране умеют делать настоящую прическу два человека. Один уже умер, второй — мой учитель. Он уже на пенсии. Я третий. Я филирую, шлифую, разделываю, просто точу красоту… Волос на голове должен лежать волной…