Постояв, Тура открыл квартиру, зажег в прихожей свет. Еще он снял пиджак, повесил на «плечики». Вошел в комнату.
Географическая карта, оставленная Анной, валялась на полу под окном, Тура машинально поднял ее, сложил, бросил на стул. Так же машинально включил чайник.
В конце улицы остановились две машины. Из них вышло несколько человек в милицейской форме и в штатском, быстро направились к дому Туры. Группу возглавлял Смирнов, на этот раз в форме майора милиции.
За ними, то и дело оглядываясь по сторонам, шел уголовного вида немолодой человек; впечатление было такое, что группа милицейских получила его под расписку из следственного изолятора для проведения каких-то процессуальных, необходимых по делу мероприятий. Еще дальше двигались Согомоныч и какая-то женщина. Не могло быть сомнений в том, что их пригласили в качестве понятых.
Вновь прибывшие прошли к дому Саматова через двор, минуя окна.
Тура услышал звук открывающейся двери, оглянулся.
В комнату вошел уголовного вида мужик, он блудливо улыбнулся. И в ту же минуту квартира Туры наполнилась входящими людьми. Их возглавлял майор Смирнов.
Он представился:
— Майор Смирнов… А это… — он подтолкнул вперед Согомоныча и женщину, пришедшую вместе с ним. — Понятые…
Парикмахер потупился: он не представлял себе, что идет на обыск к начальнику водной милиции.
Не давая Туре опомниться, Смирнов продолжил:
— Мы располагаем данными, что вы сейчас, у себя дома, получили взятку от этого человека, — он показал на уголовника, которого они привели с собой. — Прошу вас добровольно выдать деньги. Иначе будет произведен обыск.
Тура взглянул на «взяткодателя» — тот не испытывал ни малейшего смущения и вроде даже был доволен оттого, что может «подложить свинью» работнику милиции.
— … Гражданин сообщил, что вы вымогали у него взятку за то, что будете опекать его во время браконьерского лова. Деньги, которые он нес вам, были предварительно показаны понятым, уважаемым в городе людям, ударникам комтруда… — он сделал жест в сторону Согомоныча и его спутницы.
Двое сотрудников вроде случайно оказались по обе стороны Саматова, ограничивая его возможности к активным действиям.
Саматов напряженно следил за находившимися в квартире людьми: кто-то из них должен был незаметно подложить деньги…
Один из офицеров — капитан — показался ему подозрительнее других — то и дело двигался по комнате. Тура не спускал с него глаз.
— Все купюры помечены невидимым карандашом. На каждой имеется слово «взятка» и подписи понятых…
Тура прервал его:
— Оставь эту херню, Смирнов. Я хочу посмотреть, кто из вас их мне подбросит. Ты? Он? — Тура показал на капитана. Смирнов кивнул участникам опергруппы:
— Приступайте!
Милицейские разошлись по квартире. На пол полетели сорочки, форменные галстуки, белье.
Тура следил за капитаном.
Тот вышел в переднюю, и сразу оттуда раздался торжествующий крик:
— Вот они! — В дверях показался капитан, в руке у него была увесистая пачка сторублевок. — В кителе лежали…
— Что и требовалось доказать… — майор Смирнов испытующе глянул на Саматова.
— Вот именно, — Тура стоял, держа руки в карманах и раскачиваясь.
Эксперт-криминалист уже выдернул из розетки вилку электрочайника, подключил переносной микроизлучатель, навел на купюры.
— Ну, вот… — констатировал он. — Хорошо видно слово «взятка» и подписи понятых…
— Покажи, пусть понятые убедятся, — сказал майор. Эксперт показал деньги понятым. Они молча смотрели.
— Они?
Согомоныч заметил:
— Что мы знаем? Нам сказали расписаться — мы расписались…
— Ну как же! — прикрикнул на него майор, подойдя вплотную.
Тура спросил уголовного вида «взяткодателя:
— Где же ты дал мне эти деньги, страдалец? В комнате?
— Да!
— Где именно?
— Здесь, — тот огляделся, ткнул в первый попавшийся угол.
Тура обернулся к Смирнову.
— И тут вы сразу ворвались! Я здесь! А деньги оказались в прихожей, в кителе…
— Это уж кто как ухитрится… — нагло рассмеялся капитан, кладя деньги на стол. — Надо тебя спросить…
Тура хотел рвануться, но с обеих сторон его уже держали.
— Ты зла не держи, подполковник! — Капитан подошел совсем близко. — Умей проигрывать. Вчера ты долбал, сегодня тебя. Давай петушка, чтоб все по-хорошему…
— Давай! — Тура подался на полшага назад, сцепил кулаки снизу вверх, словно цепом, врезал смаху ему в подбородок — голова капитана мгновенно запрокинулась.
Сплетенные маховики Туры взлетели вверх и снова с силой обрушились, на этот раз уже вниз.
— Держи!
Капитан упал.
Тура расставленными локтями успел врезать под ребра стоявшим по бокам, а ногой тем временем достал подбородок стоявшего впереди майора Смирнова…
Развить успех Туре не удалось — все находившиеся в квартире, мешая друг другу, разом бросились на него.
В дежурке Буракова уже ждал конвой, приехавший с автозаком. Машину поставили в нескольких метрах от входа, во дворе.
Солдаты замкнули на руках у Буракова наручники, стали выводить из дежурки.
Коллеги Буракова образовали живой коридор — несмотря на обвинение в предательстве, Бураков вызывал у многих сочувствие.
Когда Буракова уводили, он обернулся к Силову, с которым перед этим разговаривал в его кабинете, наверху, старший опер выглядел растерянным. На нем, была форменная сорочка без погон, серые милицейские брюки с выпоротым из них кантом.
— Пусть мне дадут в камеру бумаги, карандаш… Я обо всем напишу! — крикнул он.
Старший конвоя грубо толкнул его в спину, но Бураков упирался, продолжал говорить. Он словно боялся опоздать.
Из окон соседних домов смотрели, как его арестовывают, как заталкивают в автозак.
— …Если работать в милиции, — крикнул он Силову, — быть честным нельзя, надо было объявить нам при приеме на службу!
В последний раз он обернулся уже в дверце автозака, крикнул Силову:
— Постарайся переправить меня на другой берег…
Конвой втолкнул его внутрь. Автозак отъехал. Силов, наблюдавший за происходящим, словно очнулся от сна, он обернулся к дежурному.
— Саматов говорил, куда едет?
— Ему позвонил какой-то человек — сказал, что там у него дома гость…
— Гость?
— Да. И он уехал, — объяснил дежурный.
— Давно?
Дежурный посмотрел на часы.
— С полчаса… Сам не пойму! Ему скоро в обком! К Первому! Меня еще раз предупредили.
Силов уже принял решение.
— Орезов! — позвал он. — В машину! Едем…
У дома Туры Силов и Орезов выскочили из машины, бросились во двор.
Несколько людей пенсионного вида — мужчин и женщин — прислушивались к шуму в квартире. Оттуда доносился треск ломаемой мебели, звон бьющейся посуды.
Рядом со входом стоял милиционер.
— Туда нельзя! — он перегородил дорогу Силову. Тот молча отстранил его рукой.
Дверь в квартиру Туры была закрыта изнутри. Силов на секунду задумался, отошел, затем с разбега плечом ударил в дверь.
Силов влетел в квартиру вместе со сломанной дверью.
За ним вбежал Орезов.
В центре комнаты несколько человек, мешая друг другу, заламывали Туре руки, пытались держать за ноги. Саматов извивался; ему удавалось то освободить руку, то достать ногой кого-то из нападавших.
Уголовного вида «взяткодатель», Согомоныч и женщина-понятая сгрудились в дальнем углу комнаты, боясь попасть под случайный удар дерущихся.
Орезов бросился на помощь Туре, в то время как Силов, работая одновременно ногами и руками, проложил себе путь к майору Смирнову.
Майор Смирнов непосредственно не принимал участия в скручивании Туры — в руках он держал пачки сотенных — «вещественное доказательство» получения взятки.
Силов прихватил его обеими руками за горло.
— Все, майор! Спектакль закончен. Уводи людей.
Смирнов что-то прохрипел в ответ. Силову пришлось слегка разжать пальцы. Майор Смирнов — багровый от натуги — прохрипел:
— Отставить!
Туру отпустили не сразу. Сначала одну руку, потом вторую, затем ноги — чтобы он сгоряча не врезал кому-то из державших.
Азарт борьбы постепенно угас. Нападавшие возвращались к своему обычному состоянию. Поправляли выбившиеся из брюк во время драки сорочки, приводили себя в порядок, причесывались.
Никто ни о чем больше не говорил, не напоминал. Только Тура нашел взглядом капитана, подбросившего ему в квартиру деньги.
— Подонок…
Капитан первый оценил угрозу, суетливо направился к двери. Сказал только:
— Приказ есть приказ! Тебе бы приказали — и ты бы сделал!
— Мразь…
Тура, как мог, навел порядок в квартире в то время, пока понятые и уголовного вида заявитель под присмотром Силова писали объяснения.
«Взяткодатель» спросил:
— Так и писать, что майор сказал: «Не будешь с нами сотрудничать — посажу…»?
Теперь в заявителе ничего не было от самодовольного наглеца, смеявшегося в лицо Туре.
— Так и пиши…
— Я так и хотел…
— А деньги где ты взял? — спросил Силов,
— Они дали. Под расписку.
— Ясно.
Согомоныч первый закончил писать. Расписался. Подал бумагу Силову. Пока Силов читал, парикмахер спросил:
— А вы не боитесь, что за это вам будет? Невыполнение распоряжений представителей власти…
Силов оторвался от бумаги:
— Выполняются не всякие распоряжения представителей власти! А только законные… — Он вытер лоб. — Ну и денек сегодня…
Понятые и «взяткодатель» кончили писать, как школьники после диктанта, сдали Силову свои собственноручные В работы. Стали собираться.
— Вас подвезти? — спросил Силов у парикмахера. — Мимо едем…
Тот в свойственной ему манере отстраняюще поднял руки:
— Боже упаси! Я сам!
Силов обернулся к Туре:
— Куда мы сейчас? В обком?
— Нет, — Тура взглянул на часы. — Мне еще надо на Морской вокзал. Но, кажется, мы опоздали…
Силов заинтересовался:
— К отходу парома?
— Да…
Силов хотел о чем-то спросить, но промолчал.
На набережной слышалась музыка.
Вечерний паром уже отправлялся — огромный, похожий на утюг.
На всех его палубах стояли люди. Они махали руками, что-то кричали. Музыка заглушала слова.
Силов еще возился у машины, а Тура уже прошел к причалу, пробился между провожающими.
Анна стояла на корме, среди других пассажиров. Взгляд ее скользил по толпе провожающих.
Паром медленно разворачивался, одновременно все больше удаляясь от берега.
Проревел гудок. Где-то сбоку, под горой, словно в ответ парому, надрывно закричал маневровый паровозик, тащивший игрушечные платформы с контейнерами.
Возвращались молча.
У парикмахерской Гарегина Тура затормозил, они вышли из машины. Согомоныч стоял на своем традиционном месте, только на этот раз он смотрел внутрь заведения, словно не решаясь войти. Гарегин слышал шум подъезжавшей машины, но даже не глянул в ее сторону.
Тура и Силов подошли ближе. Им открылась картина варварски уничтоженной парикмахерской.
Дверь была высажена, окна разбиты. Неизвестные злоумышленники воспользовались взрывным устройством.
Из разбитого радиоприемника звучал знакомый голос диктора:
«…Большая работа по патриотическому воспитанию трудящихся проводится в коллективах области… Прогрессивные силы планеты видят в счастливой судьбе советских людей пример для единственно возможного решения национального вопроса…»
— Надо вызвать милицию… — Тура тронул Согомоныча за плечо.
— Нет, — он отвел глаза. — У нас так не делается. Нужно делать вид, что ничего не случилось, — он взглянул на Туру. — Жаль только, что я не могу теперь по-прежнему заниматься вашей головой…
У обкома Силов поставил машину, втроем — вместе с находившимся с ними Орезовым — вошли в вестибюль. Милиционер у входа отдал честь, сказал Туре:
— Товарищ подполковник, вас ждут на втором этаже. Комната 201.
— Мы с ним, — небрежно объяснил Силов.
Они поднимались по лестнице, когда к обкому подошла еще машина. Из нее вышел человек в прокурорской форме, взбежал в вестибюль. Это был Фурман.
На втором этаже он догнал Туру и его сопровождающих.
— Привет! — он вел себя так, словно между ними ничего не произошло. — Хотите новость? В этом здании еще никто не знает… Бураков повесился! В камере…
— В нашем следственном изоляторе? — удивился Тура.
— Слава Богу, не в нашем! А то бы нам головы не сносить. В следственном изоляторе КГБ…
— А туда-то как он попал? Как шпион? — спросил Силов. — Интересно, чей?
— У него обнаружили геморрой. Ну, решили подлечить. Консервативно, разумеется. А в нашем изоляторе условий нет…
Тура спросил недоверчиво:
— Что же там не следят за этим?
— Кого-то в это время водили в туалет, не досмотрели. Слышат хрип. А он уже готов. Висит.
— А где взял веревку? — спросил Силов.
— Проволокой воспользовался. Там у них кровати с панцирной сеткой, одна была закручена проволокой. Вас удивляет?
— Нас уже трудно чем-нибудь удивить, Фурман, — ответил Тура.
— Да! Между прочим… — вспомнил прокурор. — Пришла какая-то бумага на вас… Вымогательство взятки. Еще что-то. Генерал Амиров просил прокуратуру взять от вас обоих объяснения…
Тура ничего не сказал, двинулся дальше. Силов отреагировал по-своему — положил ладонь на ширинку брюк:
— Объяснения? А этого он не хочет?
Вместе с Орезовым он остановился у лестницы, рядом со стоявшей тут шеренгой стульев. Еще он крикнул вслед удалявшемуся Саматову:
— Мы ждем тебя тут, Тура!
Саматов не обернулся. Он двигался сквозь аэродромное величие коридоров. Вошел в приемную. Секретарь показала ему на обитую дерматином дверь:
— Прошу…
От дверей к огромному столу секретаря обкома в конце кабинета вела ковровая дорожка, и она еще более усугубляла ощущение взлетной полосы.
Митрохин поднялся из-за стола, подал Туре руку. Он выглядел относительно молодым, современным, респектабельным человеком в хорошо скроенном костюме. У него было приятное интеллигентное лицо.
— Присаживайся, — Митрохин показал на длинный полированный стол для совещаний.
Тура сел за стол. Митрохин тоже пересел, устроился напротив Туры. Под рукой у него лежало несколько бумаг. Чуть сбоку от Туры, в центре стола стояла бутылка с минеральной водой.
— Что там с этим делом Умара Кулиева? — начал Митрохин.
Он поднял лежавшую рядом открывалку, снял крышку с бутылки минеральной, налил в стаканы Туре и себе.
— Я по поводу твоих телеграмм! Хочу разобраться! Ну мало ли, что преступник сочинит, чтобы выкрутиться? Стоит ли сразу бить в самые большие колокола? Громыко, Рекунков…
Тура взял стакан с водой, подержал в руках. Ему хотелось пить, но он поставил стакан на место.
— Кулиев действительно не виновен… У меня доказательства. — Он положил перед Митрохиным папку, которую до этого держал в руках.
— Мне докладывали совсем другое…
Открылась дверь.
В кабинете появились прокурор Довиденко и генерал Амиров. Они сели чуть поодаль.
С лица Амирова не сходило злое капризное выражение. Он по-прежнему не замечал Саматова.
— …Поэтому нам и удалось поднять принципиальные вопросы борьбы с браконьерством! — закончил Митрохин.
Тура немедленно опроверг его аргументы. Никакой компромисс в оценке виновности Умара Кулиева был невозможен.
— О чем вы говорите? — спросил он. — О каких принципиальных вопросах? Когда осужден на смерть невиновный! Понимаете?
— Кому вы, извините, мораль читаете? — Вошел в разговор Амиров. — На него самого было заведено уголовное дело в Узбекистане… Отпустили — не удалось доказать! Восстановили в органах. Он снова за старое… Вся страна перестраивается. Идет ломка прежней административной системы… А он ничего не понял… И такую же команду себе подобрал. Силов — прожженный авантюрист, на котором пробы негде ставить, и наши необстрелянные, вроде Орезова…
— Только не надо вешать ярлыки, Амиров! — громко прервал его Митрохин. — дай ему сказать! Многие наши ошибки от того, что мы до конца людей не выслушиваем. Человек только начал говорить. А мы сразу затыкаем ему рот… Вернемся к делу, — обернулся он к Туре. — Смерть молодого парня, воина-интернационалиста, в мирное время, не на фронте, не в Афганистане, потрясла всех!. Я лично выступил в республиканской газете… Поддержал общественность. А теперь? Что мы ей скажем? «Ошиблись. Извините! Милиция взяла не того! Прокурор наш… — Митрохин, не глядя, ткнул в Довиденко, — тот сидел, не поднимая головы, — дурак! Не разобрался! Судьи : — безголовые! Не того осудили!..»
Тура посмотрел на стоявший перед ним стакан — он хотел пить и в то же время именно теперь нельзя было ни в коем случае отвлечься: Митрохин был опытный демагог и трудно было сказать, куда он гнет.
На всякий случай Тура четко определил главную линию всего последующего:
— Давать задний ход все равно придется. Телеграммы в Москве. От этого никуда не денешься…
Молчавший до этого прокурор области сказал странно:
— Ну, знаешь ли… В Москве они или нет — разбираться все равно придется здесь…
— О чем ты? — спросил Тура и вдруг догадался: — Телеграммы — что? Не ушли?!
Тура поднялся, посмотрел на графин — он просто умирал от жажды.
— Видишь ли… — объяснил Митрохин. — Довиденко попридержал их. Он решил, что ты все-таки обязан посоветоваться. Показать бюро обкома… — Митрохин вынул бумаги из папки, которая лежала перед ним. — Вот они…
Это были телеграммы.
Довиденко и Амиров молча следили за Саматовым.
Тура поднял стакан и долгим неудержимым швырком выплеснул содержимое им в лица. У него было такое чувство, словно он окропил их кровью невинно казненного.
Довиденко и Амиров мгновенно вскочили, готовые броситься на Туру.
Митрохин с силой ударил кулаком по столу:
— Прекратите немедленно! Забыли, где находитесь? С делом Кулиева надо детально разобраться! Сегодня же…