— От кого я должен скрываться?! — Мазут, за неимением платка, вытер окровавленное лицо меховой опушкой ушанки. — От тебя?!
— Оделся по погоде, тварь?! — Кадыров готов был снова броситься на него и едва сдерживался. — А когда в Пухова стрелял, тоже в этом был?
— Мне в Рыжего нечего было стрелять! Пухов мне первый друг был…
— Выходит, он к тебе шел в ту ночь?
— Может быть…
У Мазута погасла сигарета, он вытащил спички.
— Припекло! — не отставал Кадыров. — Лодка и та полна окурков! Смотри, спалишь!.. Опять без лодки будешь!
— Если ты не спалишь! — Мазут деланно рассмеялся, чиркнул спичкой. Лицо его пылало. — Никто не спалит!..
— Бесхозные орудия лова разрешено уничтожать!
Тура прервал их, спросил Касумова:
— Где ты был ночью три дня назад? Хаджинур, записывай…
Касумов сказал:
— Не знаю. Забыл. Кто убил Пухова, тоже не знаю.
Хаджинур записал, протянул бумагу Касумову.
— Теперь распишись, — сказал Тура.
— Расписался.
— А теперь снимай моторы с лодки, — вскочил со стула Кадыров. — Они тебе больше не понадобятся. Сейчас поедем в Восточнокаспийск! — Они стояли друг против друга. — И там потолкуем!
— Все! Он свободен, — сказал Тура. — Можешь идти. Когда понадобишься, мы тебя вызовем.
Орезов и Кадыров стояли в недоумении — никто не ждал такого поворота событий и, в первую очередь, сам Мазут.
— Могу ехать прямо сейчас? — Мазут на секунду окунул лицо в ушанку, убрал ее, взглянул на Саматова.
— Можешь.
— Спасибо.
Ни на кого не глядя, браконьер прошел к дверям. Через минуту раздался гул спаренных моторов. Едва Мазут уплыл в помещение вошли Миша Русаков и Керим, они слышали весь разговор.
Русаков принес с судна завернутые в скатерть хлеб, консервы и другие продукты, сложил на стол.
— Это вам, отец…
Прокаженный поблагодарил, сел отдельно. У него оказалась массивная даже для его крупной головы — тяжелая нижняя челюсть. Он что-то жевал, по-стариковски, задумчиво, глядя куда-то в стену.
— Зря вы его отпустили, — сказал Кадыров. — Они теперь договорятся, кому какие дать показания. Вы их еще не знаете…
— Если хотят человека допросить, то ему нельзя перед этим бить морду… Потому что это уже не допрос, а нечто другое! И все показания после этого лишены, фактически, силы!
Представитель частного капитала на восточном побережье — хозяин «Парикмахерской Гарегина» — стоял у дверей своего заведения на фоне выведенной краской надписи во всю стену соседнего дома: «Смерть убийце Умару Кулиеву!..» Гарегин стоял в той же позе, исполненной величия и трагизма, что и накануне.
— Так проходит слава мира… — грустно сказал он, глядя куда-то поверх головы Саматова.
Тура хотел обернуться, но парикмахер неверно истолковал его движение, взял под руку со словами:
— Входите, входите… У вас нет выбора. Надо же искать убийцу Пухова! А ищут обычно или поздно вечером, или ночью, или на рассвете… Ведь так?
— Гарегин Согомоныч, может быть, вы перейдете к нам на работу? Такие детективные способности… — заметил Тура.
Наемник капитала был не склонен шутить.
— Нет-нет-нет! Мое призвание — работать здесь. А вы, спасибо вам, первый человек, который называет меня здесь правильно. Все остальные дикари зовут меня Георгин Самогоныч…
Тура посмотрел на часы, провел рукой по лицу. Мелкая колючая щетина покрывала подбородок.
Они зашли в его белую мазанку. Гарегин усадил Туру в кресло, обвязал хрустящей, чистой белой салфеткой, намылил лицо горячей душистой пеной и начал колдовать бритвой.
— …Кроме того, я бы, например, не мог работать в обычной милиции. Но в водной?! Пожалуйста. В рыбоинспекторы я бы никогда не пошел! — клубился над Турой голос Самогоныча. — Саттара Аббасова убили и сожгли. — Он кивнул на видневшиеся на стене строчки. — Теперь вот Пухова… А в водную милицию я пошел бы… Там, слава Богу, пока никого не убивали. Но у них свои проблемы… Операция «Невод»! Ловить браконьеров! Такое тут скоро начнется! Как на войне… Автоматы, вертолеты, катера… Самое главное, что все равно никого не поймают. А если и поймают, то только мелкую сошку. Я не знаю, как это там у них выходит, но крупная никогда не попадается… Может быть, с вашим приходом… Не знаю! Хотя на ваш счет ходят слухи… Конечно, вы меня извините. Я все хочу спросить — кто вас стриг? Какой парикмахер?
Тура вспомнил:
— Был один. Большой мастер!..
Орезов крикнул:
— Выходите! Серегу Пухова везут…
Все высыпали на балюстраду, на соседних балконах появились жильцы. Внизу хлопнула дверца машины — это под руководством Буракова в «газон» садилось несколько милиционеров с карабинами. Бураков был в форме.
За забором, на улице, протяжно запела труба. К первой трубе присоединилась вторая.
Тура садился в «Ниву», когда в милицейский двор въехала черная «Волга», в которой сидел полковник Агаев.
Агаев позвал:
— Тура Саматович…
Тура пересел в «Волгу».
Похороны Пухова были многолюдными. Милиция, в том числе и Мириш Баларгимов, инспектора рыбнадзора. Много женщин в трауре. Мурадова тоже была здесь. Особняком стояла группа хорошо одетых мужчин в стандартных костюмах-тройках, с депутатскими значками. Руководители области.
Агаев и Тура направились к ним. Увидев приближающихся милицейских, один из стоявших — крупный мужчина с депутатским значком и Золотой Звездой Героя — демонстративно отошел.
— Кто это? — шепотом спросил Тура у Агаева.
— Кудреватых. Директор Сажевого комбината… — Объяснил Агаев. — Он злится на тебя из-за своего снабженца. Не обращай внимания. Сейчас я представлю тебя Митрохину… Первому…
Первый — сухощавый, с жестким энергичным лицом, в очках с металлической блестящей оправой и чистейшей воды линзами — увидел их, сделал движение навстречу. На нем был строгий костюм с депутатским значком.
Подполковник Агаев представил своего друга:
— Подполковник Саматов, начальник отделения водной милиции.
Митрохин протянул руку.
— Значит, не успел ты приехать, а уже серьезное дельце тебе подкинули?
— Да, есть…
— Хороший был парень! За год второй рыбоинспектор погибает! Перед этим был зверски убит и сожжен Саттар Аббасов… А почему? — Первый заговорил убежденно и резко, словно у себя, на бюро обкома, среди секретарей, принимавших любое его слово. — Потому что нет у этих людей защиты! Ни правовой, ни социальной. Ни прав, ни оружия! А суда? Да на судах по регистру вообще нельзя выходить в море. Я-то знаю! А против них флотилия быстроходных пиратских лодок, оснащенных японскими современными моторами «судзуки». Спаренными, а то и учетверенными… Море перегородили огромным частоколом калад. Десятки тысяч крючков. Катера рыбнадзора встречают с автоматами…
Стоявший рядом прокурор области Довиденко — высокий, властный, с пепельным от долгого сидения за бумагами, недовольным лицом, словно сделанным из папье-маше, вставил:
— Недавно они обстреляли вертолет Рыбоинспекции… Как бороться?
Митрохин не дал себя отвлечь. Продолжил:
— Сверху одни обещания! Народ устал ждать, устал бояться… Дело это — об убийстве Пухова — политическое! Убийцу надо найти во что бы то ни стало…
Тихая траурная музыка оркестра стихла и чей-то звонкий голос прокричал:
— Траурный митинг разрешите считать открытым…
Митрохин прервал себя:
— Мы еще поговорим… — Вместе с другими руководителями области направился к могиле.
— Слово имеет начальник Восточнокаспийской морской инспекции Рыбоохраны Кадыров… — прокричал тот же срывающийся голос. Замолчал.
На холмик у могилы поднялся Кадыров:
— Я не умею говорить на похоронах… Пусть земля горит под ногами у этих подлых нарушителей закона, поднявших теперь еще и руку на человека… Только за первый квартал этого года коллектив районной инспекции, душой которой был Сергей, изъял десятки километров красноловных сетей, калад — этих варварских средств пиратского лова… Пятьсот сорок рыб осетровых пород на сумму свыше ста тысяч рублей… Спи спокойно, дорогой Сережа! Дело, за которое ты отдал свою жизнь, мы доведем до конца…
Туру кто-то окликнул сзади:
— Саматов…
Начальственного вида мужчина — лысый, с профессорской бородой «клинышком» — снисходительно протянул мясистую руку.
— Зампредисполкома Шалаев… Ты Советскую власть уважаешь, дорогой?
— Конечно, — Тура развел руками.
— Что-то не заметно. Облисполком без рыбы сидит. С осетринкой… Что?.. Никого в последнее время не задержали? Уже недели две не было в заказе.
— Нет, по-моему, — сказал Тура. — Не слыхал.
— Видимо, мимо тебя проплывает, — посетовал он. — И икорка, и красная рыбка… Я знаю: в восьмой магазин сдали вчера на Шаумяна… Ты смотри, не давай им тебя отстранить от кормушки…
— А кто сдал? — спросил Саматов.
— Это ты должен знать, — зампред засмеялся. — Кто у нас начальник водной милиции? Ты или я? Ты отвечаешь за борьбу с браконьерами — ты и смотри! — Шалаев двинулся сквозь толпу.
— Видимо, мимо тебя проплывает, — посетовал он. — И икорка, и красная рыбка… Я знаю: в восьмой магазин сдали вчера на Шаумяна… Ты смотри, не давай им тебя отстранить от кормушки…
— А кто сдал? — спросил Саматов.
— Это ты должен знать, — зампред засмеялся. — Кто у нас начальник водной милиции? Ты или я? Ты отвечаешь за борьбу с браконьерами — ты и смотри! — Шалаев двинулся сквозь толпу.
На холмик у могилы поднялся следующий оратор — странный бородатый человек:
— …Он любил все живое, не только рыб. Он любил повторять: «Каждая нация перед лицом мира несет ответственность за сохранение природы…» Прощай, Сережа… — В конце он расплакался.
Жена Пухова — русая, в черном плаще с черной косынкой, маленькая женщина тихо всхлипывала, по обеим сторонам ее стояли похожие друг на друга, такие же рыжеволосые, как убитый Пухов, мальчики лет восьми — чисто и скромно одетые. На лицах детей было полное непонимание происходящего, а еще желание делать все, как хотят старшие.
В толпе провожавших в последний путь убитого инспектора было много вдов. Саматов увидел еще вдову только что погибшего Сейфуллина, она стояла рядом с Анной Мурадовой.
Анна и Тура обменялись кивками. Потом Бураков негромко отдал команду.
Сухой треск выстрелов согнал несколько птиц с окрестных памятников.
Оркестр сразу перешел на бодрый марш.
Ритуал похорон был давно отлажен.
Мужчины забросали могилу землей. Вдова Пухова, его дети, другие женщины в черном бросили по нескольку комьев земли.
Впереди, за памятниками, Тура увидел браконьера Мазута, тот стоял рядом с женщиной в черном. Лицо ее Туре не было видно. Браконьер что-то говорил женщине. Она обернулась. Касумов указывал женщине на Туру. Тура узнал ее: это была та женщина, которую он видел вместе с убитым Пуховым.
Тура обернулся к стоявшему позади него Орезову:
— Кто это? Впереди, рядом с Мазутом?
— Та? Это Верка. Жена Умара Кулиева, которого приговорили к расстрелу… Я, пожалуй, посмотрю за ними…
У маленькой проходной висела вывеска: «Учреждение МВД № 1/25».
По забору, надставленному рядами колючей проволоки, по «автозаку», стоявшему рядом с воротами, по зеленой форме охраны безошибочно угадывалась местная тюрьма, или иначе — «следственный изолятор».
Вышедший из проходной человек в зеленой форме с потрепанным портфелем отдал честь вахтеру и быстро двинулся по тротуару в сторону ближайшего перекрестка, где шумел небольшой восточный базарчик.
У базарчика человека в зеленой форме ждал Мазут. Он стоял напротив ларька, торговавшего магнитофонными записями. Рядом был припаркован мотоцикл браконьера.
По другую сторону перекрестка, у магазина «Ткани», волновалась и беспокойно оглядывалась Верка — жена приговоренного к расстрелу Умара Кулиева.
Человек в зеленой форме, не глядя по сторонам, двинулся между рядами продавцов, торговавших сухофруктами.
Заметив его, Мазут оставил мотоцикл, направился в тот же ряд, навстречу.
Они поравнялись где-то посредине, где было больше всего покупателей.
Мазут спросил:
— У вас закурить найдется?
Человек незаметно огляделся, достал портсигар, открыл его, протянул Мазуту.
В одной половине портсигара лежали несколько сигарет, в другой — две отдельно.
— Я возьму эти две? — спросил Мазут.
— Конечно.
Он кивнул головой.
Мазут сунул сигареты в верхний карман и сразу прошел дальше. Человек в зеленой форме, как ни в чем не бывало, повернулся к прилавку с курагой.
Верка у магазина «Ткани», увидев Мазута, углубилась в ближайшую от нее улицу, Мазут уже хотел следовать за ней, но внезапно заметил Мириша Баларгимова. Тот что-то говорил по рации, показывая в сторону Мазута.
Не дожидаясь других действий со стороны Мириша, Мазут бросился назад, к мотоциклу. Включил зажигание, вскочил в седло, дал газ…
Тура был у себя в кабинете, когда ему неожиданно позвонил полковник Агаев.
— Можешь сейчас заехать? Мне не хотелось бы говорить по телефону.
— Сейчас буду.
Тура сложил бумаги в сейф, закрыл его, вышел в приемную.
Его образцовый секретарь Гезель поправляла в это время цветы на столе.
— Что мне отвечать, товарищ подполковник, если вас будут спрашивать?
— Я в областном управлении, у Агаева…
— Хорошо.
— Да! Вот еще что… Гезель! У меня к тебе просьба… Ты знакома с женой Умара Кулиева, осужденного браконьера…
— Конечно! Я училась с ней!
— Ты можешь меня связать с нею так, чтобы об этом никто не знал?
— Это очень легко! Она недавно приходила ко мне. Вас не было… Долго сидела, рассказывала про Умара… Она ведь и Умар еще с пятого класса… Гезель покраснела. — Как муж и жена…
— Мне надо с ней поговорить!
— Не знаю. У нее билет в Москву. Едут хлопотать в Верховный суд… Как раз сегодня…
— Тогда, как только она вернется…
Машину Тура припарковал у областного управления. Быстро взбежал по ступеням.
Друзья сидели в просторном светлом кабинете Агаева в уголке за журнальным столиком — Агаев и Тура.
Объясняя ситуацию, Агаев был максимально предупредителен и ровен, как всегда, в отношении Туры — человека, спасшего когда-то самое дорогое и близкое ему существо — двухлетнюю дочь.
— Задержан Мазут… Прокурор области настоял… — объяснил Агаев. — В тайнике, рядом с его «козлятником», вблизи метеостанции, обнаружили пистолет и патроны… Там же нашли бинокль и фотоаппарат Пухова… Такие дела. Я решил, что лучше будет, если ты узнаешь обо всем непосредственно от меня…
— Разрешите? — секретарь внесла на подносе чай, печенье, сахар, постелила перед каждым салфетку, поставила чашки с блюдцами.
— Спасибо, Тамара… Кудреватых — директор Сажевого комбината… У нас ведь все мнят себя крупными специалистами по борьбе с уголовной преступностью… Уже звонил Первому, катит на тебя бочку. Но ты не бери в голову. Ты новый человек тут! Мало ли что случается… Пей! — Агаев разлил по чашкам чай.
— И где сейчас Мазут? — Тура осторожно взял свои чашку и блюдце.
Все в кабинете Агаева было утонченное, подобранное со вкусом. Вот и эта посуда… Часть дорогого сервиза…
— В Красноводске. В следственном изоляторе. Довиденко решил отправить его отсюда подальше.
— Он арестовал его?
— На четырнадцать суток…
— Интересно, откуда к Довиденко поступили сведения? — спросил Тура.
— Я с ним не разговаривала. Вообще, мы не очень ладим. Ему бы только подмять нас под себя… Скорее всего, был анонимный звонок…
Саматов допил чай и рывком поднялся.
— Я еду в прокуратуру.
— Ничего, Тура, — Агаев проводил его в приемную. Офицеры, ждавшие в приемной, сразу поднялись при их появлении.
— Скоро тебе будет легче. По моим сведениям, тебе дали зама. Он уже едет.
— Зама? — переспросил Тура. — И кто он?
— Твой земляк напросился. Силов. Майор Силов. Знаешь? Как он?
— Силов? — На душе у Туры потеплело. — Хороший мужик…
К прокурору области Саматова в кабинет не впустили — попросили подождать.
Тура с минуту хмуро ходил из угла в угол, потом решительно направился к двери.
— Туда нельзя! — пискнул помощник за столом. Но Тура был уже у областного прокурора.
Как и перед тем, на кладбище, Довиденко выглядел недовольным, весьма высокомерным.
Прокурор находился в кабинете один. Он хмуро взглянул на вошедшего.
— У меня нет сейчас времени разговаривать… Зайдите к кому-нибудь из замов. — Подумав, он добавил: — экспертиза подтвердила: Пухов убит из пистолета, который изъяли в тайнике у Мазута. Скажи спасибо. Сейчас бы вы бегали, как бобики…
— Меня интересует только: от кого был сигнал?
— Аноним позвонил. Из автомата, — он поднялся, позвонил секретарю — тот сразу вошел. — Я в обком…
Довиденко вышел, оставив Туру в кабинете.
Машину Тура вел сам, рядом сидел Хаджинур.
Серое, затянутое низкими облаками небо неслось им навстречу. Степь вокруг проживала свой самый счастливый — медовый месяц, вся она была темно-зеленой, покрытой фиолетовым цветом верблюжей колючки.
Впереди показалась метеостанция.
— Вон козлятник Мазута, — показал Хаджинур.
Они подъехали. Прибитые «заподлицо» доски образовывали глухой забор, достаточно высокий. На калитке висел замок. От метеостанции к «козлятнику» тянулись электропровода.
— Сделано фундаментально, — заметил Тура.
Их успели заметить. От метеостанции потянулась делегация: жена Мазута, малюсенький, смуглый до черноты человек — Бокасса, которого Тура уже видел во время осмотра трупа Пухова, знакомый тоже казах в галифе — Адыл, он и сейчас был выпивши. А, может, так и не протрезвел с того дня… Мальчик в коротких шортах с маленьким магнитофоном на шее и еще много детей — мал-мала-меньше.
— Начальник, ну, как там он? — спросил Бокасса, крохотный «мальчик-дедушка». Он вел рядом велосипед. — Живой? — На лице его плавала та же, что и в прошлый раз, когда Тура увидел его впервые, странная гримаса — то ли печальная улыбка, то ли счастливый плач. — Как? Как? — он наступал с беспечной опасной шуткой сумасшедшего, и Хаджинур принужден был ответить ему: