В звездном свете мои глаза адаптируются, и я вижу дым, поднимающийся от маленьких огоньков, как сигареты вокруг нас на ковре.
Глава 20
МЕХАНИК ИЗ БОЙЦОВСКОГО КЛУБА ЖМЁТ НА ГАЗ, ВЕДЁТ машину в своём тихом яростном стиле. И нам всё ещё нужно сделать кое-что важное сегодня ночью.
Одна из вещей, которым я должен научиться до конца цивилизации — это как определять направление по звёздам.
Вокруг так тихо, как если бы «Cadillac» летел в космосе. Трое парней на заднем сиденье то ли в обмороке, то ли спят.
Мы были на волосок от жизни, говорит механик.
Он снимает одну руку с руля и прикасается к длинному шраму, там, где моя голова ударилась о рулевое колесо. Лоб опух так, что глаза почти закрыты, и он пробегает холодными кончиками пальцев по опухоли. «Corniche» подскакивает в яме, и боль заволакивает темнотой глаза как тень от полей шляпы. Помятые задние рессоры и бампер скрипят в тишине вокруг нас, несущихся по дороге.
Механик говорит, что задний бампер «Corniche» висит на соплях, что он был почти оторван, когда зацепился за передний бампер грузовика.
Я спрашиваю: сегодняшняя ночь — это часть его домашнего задания из Проекта «Увечье»?
Часть его, говорит он. Я должен принести четыре человеческие жертвы. И я должен привезти жир.
Жир?
Для мыла.
Что планирует Тайлер?
Механик начинает говорить, и это чистый Тайлер Дёрден.
Я вижу самых сильных и самых умных мужчин из когдалибо живших, говорит он, его лицо чернеет на фоне звёзд в окне водителя. И эти люди качают бензин и обслуживают столики.
Линия его лба, брови, изгиб носа, впадины глазниц, глаза, меняющийся профиль его разговаривающих губ — всё это вырисовывается чёрным на фоне звёзд.
Если бы мы могли собрать этих мужчин в тренировочные лагери и завершить их возмужание.
Всё, что делает пистолет — это фокусирует взрыв в нужном направлении.
У тебя есть класс сильных мужчин и женщин, и они хотят отдать свои жизни за что-то. Реклама заставляет этих людей гоняться за машинами и одеждой. Поколения работают на работах, которые ненавидят, чтобы покупать вещи, которые им не нужны.
В нашем поколении нет великой войны, или великой депрессии, но — да, у нас есть великая духовная война. У нас есть великая революция против культуры. Великая депрессия наших жизней. У нас духовная депрессия.
Мы покажем этим мужчинам и женщинам свободу, порабощая их, и покажем им смелость, запугивая их.
Наполеон утверждал, что может научить людей отдавать свои жизни за полоску ленты.
Представь, что мы объявим забастовку, и все откажутся работать, пока не будет перераспределено богатство мира. Представь, как ты выслеживаешь лося во влажных лесах руин «Rockefeller Center».
То, что вы сказали о вашей работе, говорит механик, вы действительно имели это в виду?
Да, я имел это в виду.
Вот, почему мы в дороге сегодня, говорит он.
Мы — поисковая партия. Мы ищем жир.
Мы едем на свалку медицинских отходов.
Мы едем на станцию уничтожения медицинских отходов. И там, среди использованных бинтов и пластырей, среди десятилетней давности опухолей, использованных капельниц и игл, среди анализов крови и ампутированных органов, среди страшных, действительно страшных вещей мы найдём больше денег, чем сможем увезти за одну ночь, даже если подгоним мусоровоз.
Мы найдём деньги, чтобы заполнить этот «Corniche» так, что он просядет на рессорах до земли.
Жир, говорит механик. Жир после липосакции, жир, отсосанный из богатейших задниц Америки. Богатейших, жирнейших задниц мира.
Наша цель — большие красные сумки жира, который мы привезём обратно на Paper Street и выварим, и смешаем со щёлочью и розмарином, и продадим обратно тем же людям, которые заплатили, чтобы его у них удалили. По двадцать долларов за кусок мыла, только они могут себе его позволить.
Самый хороший, самый лучший жир в мире. Сливки общества, соль земли, говорит он. Это превращает нашу поездку в вылазку Робин Гуда.
Маленькие восковые огоньки потрескивают на ковре.
Ну, и пока мы там, говорит он, мы можем заодно поискать эти вирусы гепатита.
Глава 21
ТЕПЕРЬ СЛЁЗЫ ПОТЕКЛИ УЖЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ, И ОДНА дорожка побежала по стволу моего пистолета, вниз по скобе вокруг курка, чтобы растечься по моему указательному пальцу. Рэймонд Хэссел закрыл глаза, так что я с силой прижимаю пистолет к его виску, чтобы он всё время чувствовал, что это пистолет, что я стою позади него, что это его жизнь и в любой момент он может умереть.
Это не дешёвый пистолет. Интересно, не испортится ли он от соли.
Всё было так легко, что даже удивительно. Я сделал всё, что сказал механик.
Вот, зачем мы должны были купить пистолеты.
Это было домашнее задание. Каждый из нас должен был принести Тайлеру двенадцать водительских прав. Это докажет, что мы принесли двенадцать человеческих жертв.
Я припарковался и подождал за углом, пока Рэймонд Хэссел не закончит смену в круглосуточном магазине «Korner Mart». Около полуночи он ждал ночного автобуса, когда я наконец-то подошёл и сказал: привет.
Рэймонд Хэссел. Рэймонд ничего не сказал. Наверное, он думал, что мне нужны его деньги. Его минимальная зарплата, четырнадцать долларов в его бумажнике. О, Рэймонд Хэссел, все твои двадцать три года. Когда ты начал плакать, слёзы текли по стволу пистолета, прижатого к твоему виску. Нет, дело не в твоих деньгах. Не всегда дело в деньгах.
Ты даже не здороваешься.
Ты — не твой жалкий бумажник.
Я говорю, хорошая ночь, холодно, зато ясно.
Ты даже не здороваешься.
Я говорю, не беги, а то мне придётся выстрелить тебе в спину. Я вытер пистолет, и я в перчатке. Так что даже если пистолет и станет вещественным доказательством номер один, на нём не будет ничего, кроме высохших слёз человека по имени Рэймонд Хэссел, белый, двадцать три, без особых примет.
Тогда я привлек твоё внимание. Твои глаза стали такими большими, что даже в свете фонарей я увидел, что они зелёные как антифриз.
Ты пятился назад понемногу каждый раз, когда пистолет касался твоего лица, как будто он был очень холодным или очень горячим. Пока я не сказал, остановись, и тогда ты дал пистолету прикоснуться к себе, и даже тогда откинул голову вверх и в сторону от пистолета.
Ты дал мне бумажник, как я и сказал.
Тебя зовут Рэймонд К. Хэссел, так сказано в водительских правах. Ты живёшь по адресу 1320 SE Benning, квартира А. Это, должно быть, квартира в полуподвале. Они обычно нумеруют их буквами вместо цифр.
Рэймонд К-К-К-К-К. Хэссел, я с тобой говорю.
Твоя голова откинута вверх и в сторону от пистолета, и ты говоришь, да. Ты говоришь, да, ты живёшь в полуподвале.
У тебя несколько фотографий в бумажнике. Это твоя мать.
Это для тебя было трудным, тебе пришлось открыть глаза и посмотреть на фотографию улыбающихся мамы и папы, и в то же время видеть пистолет. Но ты сделал это, а потом закрыл глаза и начал плакать.
Ты приближался к потрясающему, восхитительному чуду смерти. В одно мгновение ты — личность, в следующее ты — предмет. Мама с папой будут вынуждены позвонить доктору как-его-там, чтобы опознать тебя по зубам, потому что от лица у тебя не много останется. Мама с папой, они всегда ожидали от тебя большего, и — нет, жизнь несправедлива, а теперь вот дошло и до этого.
Четырнадцать долларов.
Это, говорю я, твоя мама?
Да. Ты плачешь, шморгаешь носом, плачешь. Сглатываешь. Да.
У тебя есть карточка библиотеки. Карточка проката видеокассет. Карточка социального страхования. Четырнадцать долларов наличными. Я хотел забрать автобусный проездной, но механик сказал — брать только водительские удостоверения. Просроченная карточка студента муниципального колледжа.
Ты что-то изучал.
Ты плачешь к тому времени уже довольно громко, так что я прижимаю пистолет немного сильнее к твоей щеке, и ты начинаешь отходить назад, пока я не говорю, не двигайся, или умрёшь прямо сейчас. Теперь — что ты изучал?
Где?
В колледже, говорю я. У тебя карточка студента.
О, ты не знаешь, всхлипываешь, сглатываешь, шморг, шморг, биологию.
Слушай, ты сейчас умрёшь, Рэймонд К-К-К. Хэссел, сегодня. Ты можешь умереть через секунду или через час, решай сам. Так что солги мне. Скажи первое, что приходит тебе в голову. Придумай что-нибудь. Мне всё равно. У меня пистолет.
Наконец-то ты стал прислушиваться, и отвлекся от маленькой трагедии в собственной голове.
Заполни анкету. Кем Рэймонд Хэссел хотел стать, когда вырастет?
Домой, говоришь ты, ты просто хочешь домой, пожалуйста.
Да нет, говорю я. Как ты хотел провести свою жизнь? Если бы ты мог делать всё, что угодно?
Придумай что-нибудь.
Ты не знаешь.
Тогда ты сейчас умрёшь, говорю я. Я говорю, поверни-ка голову.
Ты не знаешь.
Тогда ты сейчас умрёшь, говорю я. Я говорю, поверни-ка голову.
Смерть произойдет через десять, девять, восемь.
Ветеринаром, говоришь ты. Ты хотел быть ветеринаром.
Это значит — животные. Тебе нужно было учиться для этого.
Слишком много учиться, говоришь ты.
Ты можешь учиться в школе, Рэймонд Хэссел, или можешь быть мёртв. Выбирай сам.
Я засовываю твой бумажник обратно в карман твоих джинсов. Так ты на самом деле хочешь быть ветеринаром? Я убираю солёное дуло пистолета от одной щеки и прижимаю его к другой. Ты им хотел стать, доктор Рэймонд К-К-К-К. Хэссел, ветеринаром?
Да?
Не врёшь?
Да. Да, то есть, нет, не вру. Не вру.
Хорошо, говорю я. И прижимаю мокрое дуло пистолета к кончику твоего подбородка, потом к кончику носа, и где бы я ни прикасался дулом, остается блестящее колечко твоих слёз.
Тогда, говорю я, возвращайся в школу. Когда проснёшься завтра утром, то обнаружишь себя на пути обратно в колледж.
Я прижимаю мокрое дуло пистолета к каждой щеке, потом к подбородку, а потом к центру лба и оставляю ствол прижатым ко лбу.
Ты всё ещё можешь умереть прямо сейчас, говорю я. У меня твои права. Я знаю, кто ты. Я знаю, где ты живёшь. Я оставлю себе твои права, и проверю, мистер Рэймонд К. Хэссел. Через три месяца, потом через полгода, потом через год. И если ты не вернёшься обратно в колледж, и не будешь учиться на ветеринара, то ты умрёшь.
Ты ничего не говоришь.
Убирайся отсюда, возвращайся к своей жизни, но помни — я наблюдаю за тобой, Рэймонд Хэссел. И я скорее убью тебя, чем увижу работающим на дерьмовой работе ради денег, которых едва хватит на сыр и телевизор.
Теперь я уйду. Так что не поворачивайся.
Это то, что Тайлер велел мне сделать.
Это слова Тайлера слетают с моих губ.
Я — губы Тайлера.
Я — руки Тайлера.
Все в Проекте «Увечье» — часть Тайлера Дёрдена, и vice versa[80].
Рэймонд К-К. Хэссел, твой ужин будет вкуснее, чем всё, что ты когда-либо ел.
Завтра будет самый прекрасный день всей твоей жизни.
Глава 22
ТЫ ПРОСЫПАЕШЬСЯ В МЕЖДУНАРОДНОМ АЭРОПОРТУ Феникса.
Переведи часы на два часа назад.
Я добираюсь до центра Феникса и в каждом баре, в который я захожу, сидят парни со шрамами на скулах и на бровях, где сильный удар рассёк кожу об острый угол кости. Парни со сломанными носами. Они смотрят на меня с дырой в щеке — и мы сразу становимся одной семьей.
Тайлера не было дома какое-то время. Я делаю свою маленькую работу. Я передвигаюсь от аэропорта к аэропорту, чтобы смотреть на машины, в которых погибли люди. Очарование путешествий. Маленькая жизнь. Маленькие брусочки мыла. Маленькие сиденья самолета.
Где бы я ни был, я спрашиваю о Тайлере.
На случай, если я найду его, в моём кармане лежат водительские удостоверения моих двенадцати человеческих жертв.
В каждом баре, куда я прихожу, в каждом баре я вижу избитых людей. В каждом баре они обнимают меня и хотят купить мне пива. Как будто я заранее знаю, какие бары — это бары бойцовских клубов.
Я спрашиваю, видели ли они человека по имени Тайлер Дёрден.
Глупо спрашивать, знают ли они о бойцовском клубе. Первое правило бойцовского клуба: ты не говоришь о бойцовском клубе.
Но — видели ли они Тайлера Дёрдена?
Они говорят: никогда не слышали о таком, сэр. Но вы можете найти его в Чикаго, сэр.
Наверное, из-за дыры в моей щеке все они называют меня «сэр».
И подмигивают.
Ты просыпаешься в аэропорту Чикаго.
Переведи часы на час вперёд.
Если ты можешь проснуться в другом месте. Если ты можешь проснуться в другое время. Почему ты не можешь проснуться другим человеком?
В каждом баре, куда ты приходишь, избитые люди хотят купить тебе пива. И — нет, сэр, они никогда не встречали этого Тайлера Дёрдена.
И они подмигивают.
Они даже не слышали этого имени раньше.
Сэр.
Я спрашиваю о бойцовском клубе. Сегодня ночью где-нибудь поблизости есть бойцовский клуб?
Нет, сэр.
Второе правило бойцовского клуба: ты не говоришь о бойцовском клубе.
Избитые люди в баре качают головами. Даже никогда не слышали о таком.
Сэр.
Но вы можете найти этот бойцовский клуб в Сиэтле, сэр.
Ты просыпаешься в Сан-Диего.
Ты звонишь Марле, чтобы узнать, что происходит на Paper Street. Марла говорит, что теперь все космические мартышки бреют головы. Их электробритва разогревается, и теперь весь дом воняет палёной шерстью. Космические мартышки используют щёлочь, чтобы выжечь отпечатки пальцев.
Просыпаешься в Сиэтле.
Переведи часы на два часа назад.
Ты доезжаешь до центра Сиэтла. В первом же баре, куда ты заходишь, бармен носит бандаж на шее, который заставляет его запрокидывать голову так высоко, что он должен коситься на тебя из-за расплющенного сломанного носа.
Бар пуст.
И бармен говорит: добро пожаловать назад, сэр.
Я не был раньше в этом баре, никогда, никогда раньше.
Я спрашиваю, знает ли он имя «Тайлер Дёрден».
Бармен ухмыляется из-за бандажа на шее и спрашивает: это что, проверка?
Да, говоришь ты, это проверка. Он встречал когда-нибудь Тайлера Дёрдена?
Вы приезжали на прошлой неделе, мистер Дёрден, говорит он. Разве вы не помните?
Тайлер был здесь.
Вы были здесь, сэр.
Я никогда здесь не был.
Как скажете, сэр, говорит бармен. Но в четверг вечером вы приезжали, чтобы узнать, как скоро полиция собирается закрыть нас.
В прошлый четверг я всю ночь маялся бессонницей, не зная, то ли я сплю, то ли нет. Я проснулся поздно утром в пятницу, ужасно уставший, как будто и глаз не сомкнул.
Да, сэр, говорит бармен. В четверг вечером вы стояли на этом самом месте, где сейчас, и спрашивали меня о полицейской облаве. И вы спрашивали меня, как много человек мы не пустили в бойцовский клуб в среду вечером.
Бармен поворачивается всем корпусом, чтобы оглядеть пустой бар и говорит: никто не услышит, мистер Дёрден, сэр. Мы отослали двадцать семь человек прошлой ночью. Здесь всегда пусто на следующий день после бойцовского клуба.
Во всех барах, куда я приходил на этой неделе, меня называли «сэр».
Во всех барах, куда я приходил, все избитые парни из бойцовского клуба начинали вести себя одинаково.
Как может незнакомец знать, кто я?
У вас есть родимое пятно, мистер Дёрден, говорит бармен. На ноге, сэр. В форме тёмно-красной Австралии с Новой Зеландией рядом.
Только Марла знает это. Марла и мой отец. Даже Тайлер не знает этого. Когда я иду на пляж, я поджимаю эту ногу под себя.
Рак, которого у меня нет, теперь повсюду.
Все в Проекте «Увечье» знают это, мистер Дёрден.
Бармен поднимает руку, поворачивает её тыльной стороной ко мне. Я вижу поцелуй, выжженный на его руке.
Мой поцелуй?
Поцелуй Тайлера.
Все знают о родимом пятне, сэр, говорит бармен. Это часть легенды. Вы становитесь настоящей легендой, сэр.
Я звоню Марле из гостиничного номера в Сиэтле, чтобы спросить, делали ли мы это. Ну, ты знаешь.
По межгороду Марла говорит: что?
Спали вместе.
Что?!
Занимался ли я с ней, ну это, занимался ли с ней сексом.
Господи!
Ну?
Ну?!
Мы занимались сексом?
Какое же ты дерьмо!
Мы занимались сексом?
Я бы убила тебя.
Это «да» или «нет»?
Я знала, что так будет, говорит Марла. Ты просто псих. Ты меня любишь — ты меня не замечаешь. Ты спасаешь меня — ты варишь из моей мамы мыло.
Я должен ущипнуть себя.
Я спрашиваю Марлу, как мы встретились.
В группе рака яичек, говорит Марла. А потом ты спас мне жизнь.
Я спас ей жизнь?
Ты спас мне жизнь.
Тайлер спас ей жизнь.
Ты спас мне жизнь.
Я засовываю палец в дыру в щеке и проворачиваю. От такой боли я точно должен проснуться.
Марла говорит: ты спас мне жизнь. В отеле «Regent». Я пыталась покончить с собой. Помнишь?
О.
В ту ночь, говорит Марла. Я ещё сказала, что хочу от тебя аборт.
Мы теряем давление в салоне.
Я спрашиваю Марлу, как меня зовут.
Мы все умрём.
Марла говорит: Тайлер Дёрден. Тайлер Подтирка Для Жопы Дёрден. Ты живёшь по адресу 5123 NE Paper Street, где сейчас кишат твои апостолы с бритыми головами, которые выжигают кожу щёлочью.
Я должен поспать.
Ты должен поднять задницу и ехать обратно, кричит Марла в телефон, пока эти чудовища не сварили мыло из меня.
Мне нужно найти Тайлера.
Шрам на руке, спрашиваю я Марлу, откуда он у неё.
Ты, говорит Марла. Ты поцеловал мою руку.
Я должен найти Тайлера.
Я должен поспать.
Я должен поспать немного.
Я должен поспать.
Я говорю Марле, спокойной ночи. И крики Марлы становятся всё дальше, дальше и дальше, пока я тянусь, чтобы положить трубку.