— У кого-нибудь есть медицинские программы? — бросил я, не ожидая услышать «да».
— У меня, — робко отозвалась Элис. — Так и не выгрузила после…
Девушка осеклась. Я понял недосказанное: чтобы убить Ноя Релера, ей требовалось досконально знать анатомию.
Мой взгляд упал на разъемы Эрика.
— Сможете?.. — Мне не потребовалось объяснять, что я имею в виду.
Мы с Элис поспешно вставили шнуры обратно в разъемы колониальщика. Подсоединившись к аугментам мозга, можно временно снять хотя бы худшие эффекты информационного шока — процесс, практически аналогичный гипнургии, но менее стойкий. Один световод Эрик вогнал себе за ухо, и застыл, принимая от Элис — через локалку — многотерабайтную медпрограмму.
— Позвони Маркосу! — бросил я групарю из Джотто. — Пусть прикроет нас еще ненадолго!
Благодарение всем богам, групарь не стал спрашивать, зачем. Похоже, он, как и я, чувствовал опасность бессознательно. Хиль Лара встал у двери с бластером наготове. Я полоснул по щеке колониальщика уголком валявшейся под ногами пластиковой карточки, торопливо лепил мушки поверх царапины, чтобы препараты поскорее попали в кровь.
Эрик закрыл глаза. По шнурам потекли едва заметные струйки света. Взгляд Меррилла стал почти осмысленным.
— Кто ты? — задал я пробный вопрос.
— Роберт Меррилл, — прозвучало слабо.
— Зачем ты здесь?
— Меня заставили… скрываться…
Вот-так-так. Значит, это действительно берлога. Хорошо выбранная — попытайся мы ворваться, когда Меррилл находился в сознании, он бы поджарил нас пятерых. Или мозги гаузером вышиб.
— Кто?
— Они… — Меррилл схватил воздух ртом, как карп в бассейне. Глаза его закатились.
Эрик болезненно застонал. Я поспешно вырвал шнуры из меррилловых разъемов. Не хватало еще, чтобы и мой друг пострадал.
— Что там? — спросил я, едва Эрик пришел в себя настолько, чтобы самому выдернуть оптонный кабель из гнезда.
Эрик покачал головой.
— Полный разнос, — сообщил он. — Кажется, у него логическое перенапряжение.
Я вспомнил досье на колониальщика. «Склонен к эмоциональной неустойчивости с возможным впадением в апатическую активность». Так, наверное, и случилось, когда взлетел на воздух (очаровательный архаизм) Отстойник.
— А черный ящик?
Эрик прерывисто вздохнул.
— Я не сумел до него добраться. Не удивлюсь, если помимо всех аугментов этого парня выменивали изрядно. Извилины аж в клубок завязаны.
Судя по личному делу — выменивали. Но настолько?
Ловушка. Ловушка.
Проклятье.
Свет внезапно замерцал, потом опять стал ровным. Похоже было, что щит вот-вот рухнет под ударами из загранья. Значит, у нас остались считанные минуты до того, как нас настигнет реаль-нападение.
— Быстрее! — приказал я. — Хиль, Эрик, помогите мне!
Я схватил Меррилла за плечи, намереваясь унести колониальщика на руках. Что бы не случилось, эту дичь я просто так не оставлю!
И вдруг что-то неуловимо изменилось. Я еще не понял что то ли по-иному упали тени, то ли недобрый взгляд бесцеремонно уперся мне между лопаток, — а сердце уже заныло предчувствием поражения…
— Вот и отлично, — раздался за моей спиной уверенный, хорошо поставленный голос, которого я прежде никогда не слышал. — А теперь взять их. Всех.
Я попытался обернуться, но взгляд мой затуманило нечто непроглядно-черное.
Глава 12. Сдвиг
Что я потерял сознание, мне пришло в голову, естественно, уже когда я очнулся. Кто-то выстрелил из гаузера на самой малой мощности мне в затылок. Пульсирующая боль под теменем навязчиво напоминала, что нейроны не восстанавливаются, а потому стоит повнимательнее относиться к собственным мозгам. И не подставлять их под удар. К другим частям тела это тоже относится.
Не открывая глаз, я провел, если можно так выразиться, инвентаризацию. Кобуры, само собой, пусты; о бластерах и вспоминать не стоит. По карманам шорт, судя по всему, шарили старательно, но почему-то содержимое оставили. Сняли только инфор; вполне объяснимо, учитывая, что только желание его заполучить помешало Кире Деннен пристрелить меня. Бить не били; я попытался убедить себя, что это хороший признак, но не смог. То, что противнику я нужен целый, не значит, что нужен живой. Стою, принайтовленный к стенке, не то к поворотной доске — упругие ленты перетягивают лоб, грудь и лодыжки, упираются в холодный металл лопатки. Руки свободны. Большой палец левой руки дергает мучительная боль, причину которой я распознаю сразу — кто-то выжег мне биткарту. Сосредотачиваюсь; боль концентрируется в крохотный светящийся шарик и гаснет.
А теперь, пока я не открыл глаз — три секунды на раздумие. Кто? Дэвро? Еринцев? Карелы? Некто, нанятый Мерриллом для подстраховки — хотя эта версия шита не нитками, а скорее спейс-канатом? Скорее всего, кин Карела. Раз они начали работать на голубца, то станут поддерживать его до той поры, пока с противниками не будет покончено. Жаль, что последующей разборки я, скорее всего, не увижу.
А вот теперь и оглядеться можно. Я осторожно приподнял правое веко — так, чтобы движение не привлекло внимания небрежного охранника. Хотя если за мной наблюдает сьюд, он уже знает, что я очнулся. Потом — левое. Взору моему предстал матово-серый плавленый базальт. Конечно, я же в пол смотрю. Но и камень кое о чем говорил мне — это не жилой рег. Служебный, производственный, но не жилой. Даже в Глюколовне почитается непристойной нищетой обходиться без мягкого покрытия, по которому удобно ходить босиком, как принято у нас, лунарей. По голому камню не разгуляешься. И звуки… если бы я только мог отключиться от звона в ушах… Тогда я смог бы, наверное, распознать, куда меня занесло. И где сейчас остальные… где Элис?!
— Ну голову-то поднимите, Макферсон, — услышал я. — Мне известно, что вы в сознании.
Вот и все в пользу маскировки. Я поднял голову и посмотрел на своего врага.
Почему-то в вифильмах преступников вечно изображают грязными, обносившимися, опустившимися, нарканутыми, сошедшими с линии и так далее — некоторые постановщики добавляют для эффекта халитоз, если сенсорный уровень позволяет, но это, по-моему, уже перебор. В жизни же такие отбросы общества если и встречаются, то противоправных действий, как правило, не совершают по недостатку интеллекта и физической возможности. Самый обычный преступник-одиночка — примерный гражданин, на которого берк наехал. Групари же и вовсе повадками напоминают аристократию.
Карел из Карелов не составлял исключения — чистенький до скрипа, блестящий до боли в глазах, жуткий до оцепенения. Не могу объяснить, почему. Я не удивился бы, если он специально обрызгивался феромонами страха, хотя как ему в таком случае удавалось обороняться от непереносимой слабости пополам с тошнотой и холодом в груди — Бог знает. Может, он просто лишен обоняния. Бывает. Но остальные групари — я насчитал шестерых, и еще кто-то стоял у меня за спиной — старались держаться от него подальше.
— И что мы имеем? — спросил он абсолютно спокойно. Я заметил, что он начесывает волосы на разъем — стесняется, что ли? Или просто придерживается земных условностей? Я знал, что в метрополии не принято демонстрировать аугментацию, хотя интербрейн — обычная штука в кругах имущих.
На вопрос я не ответил. Как ни пытался я направить мысли в разумное русло, они упорно возвращались к Элис. Где она? Что с ней? Почему-то ее судьба волновала меня куда больше собственной — возможно, потому, что мне надеяться было уже не на что, кроме удачи.
Мы находились, как я и ожидал, в служебных туннелях — или в нелегальной отводке к ним, потому что, хотя по потолку тянулись многочисленные шины и кабели, я не видел характерных цветовых меток и бугрящихся хабов. Вообще никаких признаков того, что это место находится в зоне проникновения вездесущей, как мне мнилось, ирреальности. Голый пол и голые стены, за которыми, я знал — тонкая прослойка холодного кислорода и промерзший за миллионы лет шлак, на сотни метров в глубину покрывающий лунную поверхность. Все очень аскетично. Очень реально. Неизбежно.
Я повернул голову, царапая лоб краем фиксатора. Да, все верно. Мои товарищи, замершие в нарколепсии, были прикованы рядом, к таким же щитам наподобие хирургических. На вид опоры щитов хлипкие, толкни — повалятся… но я не могу дотянуться до земли даже пальцами ног, да и сумей я свалить шаткую конструкцию, выпутаться из креплений у меня не выйдет.
— Мне представляется странным и почти невероятным, — Карел изъяснялся медленно, с длинными паузами, и в то же время каждое слово проговаривал за долю секунды. Общий эффект создавался непередаваемый, — что один из Домов мог опуститься до того, чтобы активно сотрудничать с полицией. Подобное поведение я назвал бы… — Особенно длинная пауза, — …аморальным.
Бедняга Хиль. Понятия не имею, что делают групари с теми, кто перешел им дорогу; подозреваю, что пыток ждать не стоит — слишком милосердно.
— Впрочем вам, офицер, как человеку, хорошо знакомому с ситуацией, должна быть понятна логика наших действий. — Карел едва заметно улыбнулся. Знать бы, на что он намекает! — И вы не будете в обиде на то, что мы используем вас для достижения нашей цели. — Говорили мы на книжном английском, и слово «используем» стояло отчетливо в будущем времени. — Не ожидайте снисхождения большего, чем проявили бы ко мне. — Тут он прав. Попадись этот мерзавец мне в руки — душу бы вынул. — Некоторые мои родичи предлагали репрограммировать вас, или даже предложить место у очага… но я отказался. Вы не тот человек, которого легко выменять… и подчиняетесь только своим законам.
И опять он прав. Я поаплодировал бы его логике, если бы она не требовала моего уничтожения. Как я буду смотреться морковкой в пищебаке? Привет, любимая, я в миске с салатом?
— Первоначально мы намеревались просто уничтожить вас. — По мере того, как Карел входил во вкус, паузы становились все короче. — Однако ситуация несколько изменилась с тех пор. Вы послужите нам своей смертью. Вы станете преступниками в глазах общества, а мы — спасителями. Люди не меняются, они готовы отдать свою свободу любому, кто им ее обещает.
— Полагаю, майор Меррилл обещал вам поделиться властью? — Я нашел в себе силы поиронизировать. — Вряд ли он сдержит слово.
— Меррилл? — Брови Карела дернулись вверх, потом медленно, точно стесняясь своей пугливости, опустились на прежнее место. — Вы неправильно оцениваете ситуацию, офицер. На это мы и рассчитывали.
— Мы?
— Да. — Карел неопределенно махнул рукой. — Видите ли… майор, как вы выразились, Меррилл является преданнейшим работником Службы. Качество само по себе похвальное, но… неудобное. В то же время не все его коллеги разделяют подобный энтузиазм…
— Дэвро, — с мрачной убежденностью произнес я.
Теперь все складывалось.
Хитроумный заговор, который я так долго пытался разгадать, оказался обыкновенной подковерной драчкой. Старый служака Меррилл, видимо, с обычной дотошностью выполнял приказы сверху… а Дэвро хотел власти. Надо полагать, для себя, а попутно — и для карелов. Чтобы воспользоваться моментом, ему нужны были подручные. А Карелу нужны были пароли Службы, чтобы разделаться с остальными Домами. Очень логичная картина. И убедительная — зная человеческую натуру, я поверил объяснениям Карела безоговорочно.
Теперь много становилось понятно. Дом Карела ставил репрограммы уикканцам Лаланда. Очевидно, уже тогда, два года назад, их намеревались использовать как орудия — сам ли Карел собирался, или только что прибывший с Земли Дэвро его надоумил, теперь не узнать. Поэтому в репрограммы был введен код тотального подчинения. Вот так и удалось заставить Сиграма пройтись по главным куполам с гаузером в руках. Но стрелял не он, а кто-то из людей Карела… или Еринцев — сам Дэвро на такое не пойдет — нет, Еринцев не промахнулся бы.
Прав был Банко: надо мной действительно сошлись две противоборствующие силы. Мерриллу я мешал не более, чем назойливая муха. Дэвро же, узнав о моих действиях, попросту испугался, что я раскрою его замысел раньше, чем тот созреет для выполнения. Даже то, что стреляли в меня вскоре после того, как я влез в нейраугмент Меррилла, можно было объяснить — проникновение засекли оба голубца, но Меррилл не принял всерьез.
Одно только не сходится совершенно. Борьба началась еще до взрыва в Отстойнике, давшего и возможность, и повод захватить власть. Одно дело — подозревать голубцов во всех смертных грехах, и совсем другое — убедиться в этом. Значит, взрыв действительно был организован… Но как мог Дэвро всерьез рассчитывать, что метрополия позволит существовать у себя под боком независимой колонии, или хотя бы скрытой диктатуре? Ведь меньше, чем через год, лифт-связь будет восстановлена… Или не будет. Если Яго Лаура прав.
Вот теперь я испугался. До тошноты перепугался. Катастрофа подобного масштаба, тщательно скрываемая всемогущей Службой… Попахивало политикой худшего пошиба.
Если бы я мог выбраться отсюда… И если бы я мог проходить сквозь стены… И мечтать нечего.
— Совершенно правильно, — ответил Карел на мою тоскливую реплику. — Майор Дэвро очень помог нашему Дому. Полагаю, что вскоре мне не понадобится уточнять, какой Дом я имею в виду.
Карел явно говорил о том, что других Домов просто не останется. Боги лунные и земные, никак эта парочка собралась править тут долго? Воображение немедленно принялось рисовать апокалиптические картины: выжженная Земля… медленный распад Доминиона… диктатура на Луне… Тьфу, чего только не примерещится.
— Думаю, — продолжил Карел, вдоволь налюбовавшись моим испугом, — что виновниками в глазах населения Города окажетесь вы с Мерриллом. Я позабочусь об этом. А также о том, чтобы ваша вина, а также трусость, ни у кого не вызвали сомнений.
Я собрал остатки мужества, стремительно таявшие в ацетилхолиновом море.
— Вечное позерство всех злодеев, — пошутил я. — Вместо того, чтобы сразу избавиться от противника, они начинают хвастаться своими планами.
Лучше бы я молчал. Тогда Карел мог бы, разговорившись, выболтать мне все сразу. А так лицо его из глумливого стало холодно-жестким.
— В таком случае ограничусь кратким описанием вашей дальнейшей судьбы, — произнес он. — Вы будете умирать достаточно долго, чтобы вдосталь помучиться, но недостаточно долго, чтобы спастись. До свидания на том свете.
Лучше бы я молчал!
— Эттин! — окликнул Карел.
Я услышал шаги… слева, чуть позади… горячие мокрые пальцы налепили мне на лоб мушку. Я сжал зубы, ожидая эффекта. Ну, чем меня накачают — снотворным?
Обезволивающий наркотик. Веки тяжелели, смыкались; так хорошо было бы просто обмякнуть, позволить теплым волнам лени нести себя, не шевелить ни единой мышцей, замедлить ход сердца, чтобы его стук не нарушал абсолютного покоя…
— Можете отпускать, — прозвучал вдалеке властный приказ. — Действуйте.
Бросив на меня последний, ледяной взгляд, Карел, не оборачиваясь, двинулся прочь.
— Сразу приступим? — поинтересовался кто-то над самым моим ухом.
— Да не, — скучно откликнулся немоложеный старикан, облитый белой асептической краской. — Разберемся сначала с этим.
— Ну ладно, — покладисто согласился первый. — Куда он от нас убежит, в самом-то деле?
Карел хохотнул над собственной немудрящей шуткой.
Старик подволок к щиту, на котором болтался групарь из Джотто, каталку с инструментарием, как мне показалось вначале, для наркодопроса.
— По полной? — невнятно полюбопытствовал он у невидимого мне собеседника.
— Мгм, — подтвердил тот. — Но без излишеств.
Старикан фыркнул.
Меня в это время терзало мучительное расхождение между стремлениями и возможностями. Разум искал путей к выходу, требовал биться в оковах, рвать сталь, отковыривать, в конце концов, проклятую мушку — но все эти побуждения гасли где-то на уровне ретикулума, оставаясь приятной абстракцией. Куда приятнее было висеть в объятиях холодных лент, пускай режущих кожу и впивающихся под ребра, зато не шевеля и пальцем, словно мяклый пакет…
— Без излишеств… — пробурчал старик, передразнивая напарника. — Дурачье… Тут же простым аканом не обойдешься, тут глаз да глаз нужен… это значит, мониторы поставить, а ну как он у меня на столе копыта откинет… меня же на его место в два счета…
С этими словами он проворно вгонял катетеры — в правую подключичную вену, в левую локтевую, лепил датчики биомонитора, превращая распятую на щите фигуру в подобие манекена для студентов-медиков.
— Руки, руки ему зафиксируй, — прикрикнул старикан. — А то биться начнет… Вот так.
Тонкие трубки, наполнившиеся было кровью, промыл прозрачный физраствор.
— Ну, и главное…
Групарь замычал даже в наркотическом сне, когда тонкое сверло пронизало череп. Поглядывая на биомонитор, старик аккуратно вогнал под кость последние микротрубочки — для взятия проб ликвора, и для подачи препаратов, и залепил подтекающую кровью и прозрачной, словно слезы, жидкостью дырочку наспех пережеванной резинкой.
— Вот так, — удовлетворенно пробормотал карел. — И стандартный набор…
Он проворно отковырнул мушку с яремной вены групаря и, не дожидаясь, покуда тот очухается, пробежал пальцами по сенсорной панели универсального инфузора, заряженного целой батареей ампул с какими-то препаратами — в большинстве неотличимо-прозрачными; лишь некоторые выделялись темным пластиком, или блеклой желтизной раствора.
Групарь закричал.
Это было так неожиданно, что я вздрогнул, несмотря на охвативший меня блаженный паралич. Старик с неудовольствием мотнул лысой белой башкой.