Айно Первик Баба-Мора
Среди бурного моря возвышался небольшой островок. Со всех сторон его окружали неприступные скалы и подводные рифы, вокруг пенились и бурлили волны. На острове росли кривые разлапистые сосны, под ними стлалась черника, на открытых местах цвел колючий шиповник.
В прибрежных камнях гнездились морские птицы. А еще на острове жила Баба-Мора.
Баба-Мора была высокая костистая старуха с всклокоченной, как воронье гнездо, головой. Она прожила здесь всю свою жизнь. Питалась шиповником и черникой. Иногда, если бывало настроение, ловила у берега рыбешек, а когда наступала осень, не ленилась нагнуться и за приглянувшимся грибком.
Посреди этого острова стояла высокая сосна. Ее мощные корни уходили глубоко в землю, длинные изогнутые ветви тянулись к небу. В развилине этой сосны Баба-Мора и построила себе дом. Чтобы ветры не унесли ее жилище в море, к трем углам дома она привязала по огромному валуну, а к четвертому приспособила старый-престарый якорь, испещренный непонятными знаками. И все-таки свирепые осенние штормы иногда приподнимали дом высоко в воздух, но валуны и якорь не давали ему улететь. Когда ветер стихал, дом опять опускался на прежнее место. Все стены дома были увешаны букетиками трав, связками грибов, пучками мха. Потому и сам дом, пристроившийся в ветвях сосны, казался большим растрепанным птичьим гнездом. Зато внутри было уютно и красиво. На окнах висели занавески цвета морской волны. На полу лежал мягкий, как морская пена, белый ковер. Полки и шкафы были заставлены разными диковинными вещами, которые прибило к берегу во время штормов. Одни из них когда-то находились на затонувших кораблях, другие всплыли из черных пучин моря.
Но самой замечательной вещью в доме Бабы-Моры был большой очаг: когда все вокруг сковывала стужа, в нем уютно потрескивали сосновые шишки. На этом очаге Баба-Мора варила в медном котле колдовские зелья. Ведь Баба-Мора была колдунья. Своими снадобьями и заговорами она умела не только лечить любые хвори и недуги, но и насылать их на других. Травы для своих снадобий Баба-Мора собирала на Большой земле в борах и дубравах, в болотах и топях. Через море она перебиралась на огромном желтом воздушном шаре. И когда шар летел в поднебесье, казалось, будто на небе взошла полная луна. Только Бабе-Море больше нравилось странствовать безлунными ночами, когда никто не мог ее заметить. Не дело, чтобы колдуньи мозолили людям глаза, считала Баба-Мора. Этак и до беды недалеко.
Как-то непроглядная ночь застала Бабу-Мору в пути. Вся она была обвешана мешками и мешочками со всякими кореньями, почками и стручками и согнута в три погибели, точно буква «с».
На море свирепствовал шторм. Дождь лил как из ведра. Баба-Мора промокла до нитки. Ветер был такой сильный, что выпрямил, разогнул ее, когда она со всем своим багажом добралась до берега. Бабе-Море это понравилось. Она аж захохотала от удовольствия. Баба-Мора очень любила ветер. Когда начиналась буря, у нее всякий раз поднималось настроение, ей хотелось петь. Голос у Бабы-Моры был хриплый, резкий и громкий, и пела она всегда самые веселые песни.
Баба-Мора и на этот раз запела вместе с ветром. Она пела все громче и громче и вскоре уже орала во всю глотку самые что ни на есть хулиганские песни. И даже пустилась впляс.
Настроение у нее было преотличное. Баба-Мора надула свой шар. Ветер попытался было вырвать шар у нее из рук и унести в разбушевавшийся мрак, но Баба-Мора ухватилась за него изо всех сил и со всеми своими мешками и мешочками взвилась под облака.
Ну и заваруха началась над морем! С неба низвергались потоки воды, а волны взлетали так высоко, что доставали до Бабы-Моры. Шар кидало ветром из стороны в сторону, и несколько раз Баба-Мора чуть не свалилась в пенные валы. Но шар она не выпускала из рук и продолжала орать свои песни: очень уж ей нравился этот бешеный полет.
Вот и остров уже остался внизу, а шар стремительно летел все дальше и дальше. Удержать его не было никакой надежды.
— Бедная Морушка, — запричитала Баба-Мора. — Неужто не видать тебе больше своего дома?
Она стала дергать за разные веревки и веревочки, которыми управлялся воздушный шар. Но ветер давно уже спутал и перекрутил их. Шар оказался во власти стихии. Ветер нес его в открытое море.
В отчаянии Баба-Мора вцепилась ногтями в шар и принялась рвать его. Шар тут же лопнул, и она вместе со всем своим имуществом свалилась на камни. Сверху посыпались мешки и мешочки и обрывки воздушного шара. Она шмякнулась так, что на мгновенье потеряла сознание.
Придя в себя, она первым делом пересчитала свои косточки. Как будто все были целы и невредимы.
— С приземлением мне здорово повезло, — обрадовалась Баба-Мора и принялась собирать свое добро.
Шторм бушевал с прежней силой. Волны с ревом разбивались о прибрежные валуны. В водоворотах вместе с мусором кружились доски и щепки — останки разбитого корабля.
— Корабль наскочил на рифы, — разглядывая их, заключила Баба-Мора. — Наконец-то. Я знала, что это случится.
Баба-Мора вошла в бушующие волны и, прокладывая себе путь среди метавшихся вверх-вниз обломков, стала что-то искать. Волны со страшной силой швыряли ее на острые валуны, но Баба-Мора не обращала на это внимания. Ей было не до этого.
Вдруг из рваных облаков кинулась вниз чайка и с криком вцепилась в плечо Бабе-Море.
Ну-ну, — ласково сказала ей Баба-Мора. — Зачем такая прыть, моя милая?
Размахивая крыльями, чайка устроилась на плече Бабы-Моры. Баба-Мора погладила ее.
— Я уж стала беспокоиться, — сказала она. — Где ты пропадала?
В ответ чайка пронзительно крикнула. Баба-Мора с чайкой на плече побрела дальше, в открытое море. Вода уже была ей по грудь, волны то и дело перекатывались через голову. В спутанные волосы Бабы-Моры набились водоросли и мусор. Однако она все еще не могла найти того, что искала.
— Пора бы, — пробормотала она.
Становилось все глубже. Баба-Мора поплыла. Чайка поднялась в воздух и полетела над самой ее головой.
— Ищи, милая, — сказала ей Баба-Мора. Но чайка только пронзительно кричала и хлопала крыльями, сопротивляясь порывам бури.
Неподалеку между камнями волны бушевали особенно яростно, так что в воздухе стояла водяная пыль. Туда и направилась Баба-Мора. Собрав все свои силы, она попыталась влезть на огромный скользкий валун. Несколько раз ее смывало водой, но, в конце концов, ей удалось вскарабкаться на камень, и она выпрямилась в полный рост. Мокрая юбка хлестала ее по ногам, пеной слепило глаза. Баба-Мора поднесла козырьком руку к лицу и осмотрелась.
И тут она увидела, как в воде мелькнуло что-то синее с золотом. Молнией кинулась Баба-Мора в воду и вытянула свои длинные костистые руки, чтобы схватить находку.
— Иди, иди ко мне, мой миленький! — приговаривала она.
Тот, кого искала Баба-Мора, оказался загорелым моряком с погибшего корабля. Она схватила моряка за волосы и поплыла к берегу. До земли было далеко. Баба-Мора совсем выбилась из сил, но расстояние сокращалось очень медленно. Чайка летела над ними, то поднимаясь вверх, то опускаясь пониже. Наконец они добрались до берега, и Баба-Мора вытащила моряка на песок. Потом она кое-как доволокла его до своего дома и поспешно развела в очаге огонь.
Дела моряка были плохи. Он пластом лежал на ковре возле очага. При свете было видно, как страшно покалечила его буря. Голова была разбита, лицо белее мела. Похоже, давно уже пробил его последний час.
Баба-Мора быстро отобрала какие-то травки и цветки и бросила их в котел. Вода с бульканьем закипела. Что-то бормоча, Баба-Мора помешала отвар, попробовала его на вкус, сморщилась и сплюнула прямо в огонь. Дрова зашипели, и пламя окрасилось в зеленый цвет. Затем она наполнила горячим напитком кружку и влила моряку в рот.
Едва волшебное зелье смочило губы моряка, как тот вскочил на ноги.
— Ах ты дьявол! — воскликнул он, подпрыгнув под самый потолок. Опустившись на пол, моряк вспомнил про кораблекрушение и осмотрелся. Он увидел пылающий очаг и сидевшую у огня Бабу-Мору. На ее плечах и всклокоченных волосах все еще висели водоросли, с одежды капало. Огонь озарил помещение зеленоватым светом.
— Никак я попал в ад для моряков? — опасливо спросил он. — Если мне не изменяет память, я как будто утонул?
— Ты и был утопленник, — сказала Баба-Мора. — Я вернула тебя к жизни, а ты заявляешь мне, что мой дом — ад!
Моряку стало стыдно, и он начал извиняться.
— Просто мне не верится, что волны могли вынести меня на берег. Я точно помню, корабль пошел на дно в открытом море, у рифов, до берега было далеко. Команда успела сесть в шлюпку, а меня смыло волной за борт.
— Да, знаю, — сказала Баба-Мора. — Потому я и отправилась искать тебя. Я видела тебя там, у камней, в прошлую пятницу.
— В прошлую пятницу? — удивился моряк. — В прошлую пятницу мы были в Амстердаме. Здесь ты никак не могла меня видеть.
— Ишь ты, не могла, — усмехнулась Баба-Мора, и моряку стало не по себе.
— Скажи хоть, где я сейчас, — спросил он, изо всех сил стараясь казаться спокойным.
— В полумиле от того места, где твой корабль пошел на дно, — ответила Баба-Мора. — На моем острове.
— Не может быть, — возразил моряк. — Здесь поблизости нет ни одного острова, даже такого маленького, чтобы чайка могла свить себе гнездо. Я окончил не одно мореходное училище, объездил все моря и океаны. Уж я-то знаю, никакого острова здесь нет.
— Ну конечно, — заметила Баба-Мора. — Про заграницу все всем известно, а того, что дома, никто не замечает. Еще и прадедушки твоего на свете не было, когда про этот остров все знали, хотя и помалкивали, и не один отчаявшийся бедолага находил здесь приют и утешение.
Баба-Мора повернулась спиной к моряку и занялась своими делами.
Моряк хотел встать, но руки и ноги не слушались его.
— Что со мной? — спросил он испуганно.
— Корабль твой пошел ко дну, — сказала Баба-Мора. — Вот тебе слегка досталось. Кости твои все перебиты, печенки-селезенки перепутаны.
— И голова болит, — пожаловался моряк.
— Ишь ты, болит, — сказала Баба-Мора. — А у самого полголовы не хватает.
С большим трудом моряк поднял руку и прикоснулся к голове. И впрямь осталось только полголовы!
— Выходит, я все-таки умер! От такой раны смерть наступает мгновенно! — с ужасом проговорил он.
— Тсс! — шепнула Баба-Мора. — Ты должен лежать тихо-тихо.
— Позови же хоть доктора! — взмолился моряк.
— На моем острове я сама доктор, — ответила Баба-Мора.
Она уложила моряка в кровать и дала ему капель.
— Разве ты не наложишь лубки на переломанные кости? — спросил моряк.
— Нет, — отрезала Баба-Мора. — Переломы я лечу только каплями.
Моряк испугался, но больше ни о чем спрашивать не решился. Он боялся Бабу-Мору, хотя и пытался скрыть это. Он ведь не знал, что Баба-Мора умеет читать чужие мысли.
— Странный все-таки народ эти люди, — сказала она чайке, поглаживая ее взъерошенные перья. — Если что не по-ихнему, сразу начинают ворчать, что все, мол, неправильно, все плохо.
Чайка ничего не ответила, ведь она была всего-навсего птица.
На другой день моряк чувствовал себя гораздо лучше.
Баба-Мора давала ему три раза в день капли, и вскоре он совсем поправился.
Он встал с постели и принялся ходить по комнате. У зеркала моряк остановился и стал разглядывать себя.
— Ах ты дьявол! У меня же теперь половина головы черная! — воскликнул он, ощупывая голову.
Баба-Мора подошла поближе и внимательно осмотрела его.
— М-да, — сказала она. — Не всегда все идет гладко, как ни осторожничай. Если хочешь, можно покрасить все волосы в черный цвет.
— А в светлый, как были, нельзя? — спросил моряк. Баба-Мора пожала плечами.
— Ну, если тебе так хочется, можно и в светлый. Только, поверь мне, черные волосы тебе куда больше к лицу.
Но моряку все-таки хотелось, чтобы волосы стали прежнего цвета.
Тогда Баба-Мора велела натаскать полный котел воды и вскипятила его. Затем после долгих поисков нашла в шкафу какой-то белый порошок и, приговаривая, кинула горсть этого порошка в воду. Когда вода чуть остыла, она сказала моряку, что он может, если хочет, помыть этой водой голову.
Моряк помыл голову и кинулся к зеркалу. Волосы стали такими же, как раньше. И все-таки что-то было не так: теперь голову моряка венчало нежное сияние.
— Господи! — воскликнул моряк. — Неужели моя голова так и будет сиять, как свеча?
Баба-Мора рассердилась.
— Все не по тебе! В старину люди готовы были не знаю что отдать, лишь бы заполучить такое божественное сияние! — сказала она.
— Так ведь я же не святой чудотворец, — пришел в отчаяние моряк.
— Ах, вот что. Но ведь ты воскрес из мертвых. Разве, по-твоему, это не чудо?
— Куда я пойду с таким чудом? Друзья засмеют меня.
— Ну ладно, — успокоила его Баба-Мора, — Ступай на берег и потри голову песком, уж он-то снимет с тебя это сияние.
Сломя голову выскочил моряк из дому и помчался к берегу. Он набрал полные пригоршни песка и принялся тереть и драить голову, пока не защипало кожу и она не стала красной, как клюква. Тогда он вернулся в дом и посмотрелся в зеркало. Нимб почти исчез. Тот, кто о нем не знал, ничего бы ни не заметил. Моряк остался доволен.
— Если бы не сам я оправился от смертельных увечий, благодаря одним только каплям, никогда бы я этому не поверил. Врачи сделали бы мне не меньше сами сложнейших операций, да и то при условии, если с до этого я не умер, — сказал он.
— Что ж, — презрительно заметила Баба-Мора. — Иные люди собственным глазам не верят. С тобой в общем-то ничего страшного и не случилось, руки и ноги были почти целы. Если бы у тебя не хватало чего-нибудь более важного, то, пожалуй, так гладко бы все не обошлось.
Моряку захотелось немедленно отправиться домой.
— Перевези меня на лодке, — попросил он. — А то мои дома беспокоятся.
Но Баба-Мора ответила, что лодки у нее нет, да никогда и не было.
— На чем же ты добираешься до Большой Земли? — удивился моряк. — Как ты живешь здесь, оторванная от всего мира?
— Не задавай глупых вопросов, — отрезала Баба-Мора. — Здесь мой дом. Я не смогла бы жить в мире, оторванная от своего дома.
— Неужели тебе не хочется иногда прокатиться на автомобиле? — поинтересовался моряк. — Или посмотреть цветной телевизор?
— Не знаю. Во всяком случае, до сих пор мне было как-то не до этого.
— Значит и мне придется теперь остаться здесь? — грустно спросил моряк. — Или я все-таки смогу вернуться домой?
— Там видно будет. Если мне удастся починить воздушный шар, я перевезу тебя, — ответила Баба-Мора и принялась вдевать нитку в иголку.
На шаре, как говорится, живого места не было — сплошные дыры, веревки спутаны, а сам он насквозь мокрый и перевалян в песке.
С шаром пришлось повозиться. Не раз у Бабы-Моры лопалось терпение и она швыряла в угол нитку с иголкой. Но моряк не сдавался и заставлял Бабу-Мору снова браться за работу. Наконец была залатана последняя дыра. Шар теперь походил на пасхальное яйцо — такой он был пестрый от заплат и штопки.
Осталось дождаться темной ночи.
Баба-Мора и моряк уселись перед домом среди кустов шиповника и стали ждать. Ласково светило солнце, сладко пахли цветы шиповника.
— Послушай, Мора, а почему ты все-таки решила спасти меня? — спросил моряк, нежась на солнце.
— Смерть занесла над тобой свою руку, — ответила Баба-Мора. — Мне стало известно об этом. А если я узнаю про такое, то не могу не вырвать у курносой ее жертвы. Тогда и я чувствую, что у меня есть свое место на земле. Если бы я не спасла тебя, это тяжким бременем легло бы мне на сердце, и я не смогла бы найти покоя.
Постепенно тени стали длиннее. Вскоре сгустились сумерки, ветер сменился, и ночью Баба-Мора на воздушном шаре перенесла моряка на Большую землю.
Вернувшись домой, Баба-Мора совсем расклеилась. Она задыхалась от кашля, нос заложило, горло распухло. В поясницу ударил прострел, в животе начались колики. Голова кружилась, ноги подкашивались, ее била жестокая лихорадка.
— Бедная Морушка! Здорово ты простыла в эту бурю! — обрадовалась Баба-Мора.
Она принялась стелить себе постель, болеть она собиралась долго и всласть и потому достала чистые простыни и новое пуховое одеяло. Рядом с кроватью она положила целый ворох носовых платков и кучу градусников. Когда у Бабы-Моры бывала высокая температура, она то и дело ставила себе градусник, и каждый раз новый. В этом-то и заключалась особая прелесть болезни. Градусники с самой высокой температурой она потом убирала в специальный ящик стола и время от времени по вечерам, когда пила чай, любовалась ими.
Сегодня она решила лекарств еще не принимать. У нее имелись очень сильные средства, и если принять их, так к утру от болезни и следа не останется. Приготовила отвар шиповника с медом, но и его пить не стала, чтобы не мешать нормальному течению болезни. Она поставила отвар на столик у кровати — теперь все было как полагается. Нужно сказать, Баба-Мора обожала болеть.
Она легла в постель и сунула под мышку градусник. Температура была за сорок, так что ртутному столбику уже некуда было ползти. Бабу-Мору кидало то в жар, то в холод.
— Бедна Морушка, до чего ж у тебя высокая температура, — произнесла она с радостным огорчением.
Бабе-Море было очень хорошо. Ее сотрясали приступы сильнейшего кашля.
— Бедная Морушка, — хрипела она, задыхаясь, — даты кашляешь, как лошадь!
Кашлять было очень приятно, но в конце концов это надоело Бабе-Море. И хоть ей и было жалко расставаться с таким исключительным кашлем, она не выдержала и приготовила настой из трав. Она решила испробовать одну давно задуманную смесь, которой до сих пор еще не пользовалась. Баба-Мора взяла листьев болотной мяты, шалфея, корень лапчатки, медуницы, зверобоя и полыни и чуть-чуть нераскрывшихся почек тимьяна. Из всего этого она сварила крепкий-прекрепкий и такой горький напиток, что слезы брызнули из глаз, а кашель как рукой сняло. От медуницы она пропотела, а от этого падает температура. Зверобой снял колики в животе, шалфей вылечил горло, а тимьян, как ни мало его было, прогнал прострел.