— Елизавета, — не обращая внимания на слова Мышильды, печалился Евгений, — я в шесть часов встал, как всегда, а его не было. На дворе дождь. Если бы он подался на речку, чтоб, значит, спеть, как Марья Семеновна предполагает, так уж пора бы и вернуться. Холода он не любит, а тут дождь… и для горла это вредно.
— Может, за бутылкой махнул? — задумалась я.
— Так ведь не с чем, — развел Евгений руками.
— Мог пойти к Иннокентию Павловичу, у них общее горе, — высказала предположение Мышильда.
— Так уж я был там, решился обеспокоить. Иннокентий сказал, с вечера не виделись.
Мы переглянулись, сестрица махнула рукой и добавила:
— Придет… — и тоже была не права. Михаил Степанович не пришел. Мы завтракали в напряженной тишине, время от времени с тоской поглядывали на пустующее место под образами. Сестрица треснула по столу ложкой и спросила:
— Да где же его нелегкая носит?
Я поднялась.
— Идем на пустырь…
Мы пошли, оставив Евгения в доме. В случае появления Михаила Степановича он должен был нам сигнализировать.
— Он про кровь говорил, — вводила я сестрицу по дороге в курс дела. — Видел ее в пять утра.
— Где?
— Где-то на фундаменте.
— А чего он в пять утра сюда полез?
— Любопытство одолело. Кто-то из-под земли стучал.
— Совсем спятил твой бывший.
— Слушай, а может, была кровь? Может, это кровь троюродного после прямого попадания в капкан? Он сидел в своем подземном ходе и стучал чем-то, себя освобождая.
— Хорошая мысль, — заметила сестрица, почесав нос. Ни капли крови обнаружить не удалось, дождь все смыл. — Чудеса, — сказала Мышильда, щуря глазки, точно видела фундамент в первый раз. Тут пришла мне в голову некая мысль и серьезно обеспокоила.
— Идем-ка к соседям, — нахмурилась я и первой полезла в дыру.
Дверь нам открыл Максим. Мышильда томно потупила глазки, а я спросила:
— Сашка где?
— Уехал.
— Куда это?
— К брату. Дела у них.
— А Коля?
— И Коля с ним. А зачем тебе Коля? Ты же честная девушка?
— Ладно, и ты сгодишься, если никого другого нет, — кивнула я, не обращая внимания на ядовитость его речей, и вошла в дом, сестрица шмыгнула следом.
На веранде мы заприметили кое-что интересное — на столе во множестве были разложены карты и планы, судя по всему, Макс их внимательно изучал. Мышильда юркнула к столу, а я обратилась к Максу:
— Я хотела узнать, вы, часом, ночью никого не убили?
— Как это? — немного растерялся Максим.
— Ну уж не знаю… У меня муж пропал, а перед этим кровь на фундаменте видел. Вот я и подумала: может, вы кого убили, да труп в ходе спрятали, а потом и мужа моего тоже укокошили, потому что он вас застукал, Ты мне скажи как есть, чтоб я себя не изводила, к тому же ты знать должен, что врать нехорошо, хоть ты парень, конечно, непутевый и правды от тебя не дождешься. Потому и хотела с Сашкой поговорить или с Колей.
— Да ты сдурела совсем? — разозлился Макс. — Чего ты городишь?
Он наливался краской и гневался, а я к нему приглядывалась.
— Правда никого не убивали? — спросила я через минуту.
— Чтоб мне пропасть…
— Куда ж он тогда делся? — запечалилась я.
— Найдется, — заявила Мышильда, грызя ноготь и сунув нос в планы. — Откуда у тебя это? — спросила она, с хитрецой поглядывая на Макса.
— От верблюда, — ответил он и из вредности стал складывать бумаги.
— Ага, — сказала Мышь и кивнула.
Мы покинули Макса и устроились на своем крыльце. Евгений, выглянув из дома в состоянии крайней тоски, сообщил, что Степаныч не появился. Заметив наше томление, на свое крыльцо вышел Иннокентий и громко спросил:
— Пришел?
— Нет, — грустно ответили мы, и я прошипела:
— Вернется, я ему уши оторву.
— Лучше в угол поставь, — посоветовала Мышильда, но тоже переживала.
Ближе к обеду мы прошлись по улице и близлежащим переулкам и даже поспрашивали отдыхающих на крылечках бабулек, не встречался ли им предпоследний. Тревога нарастала. На поиски был отправлен Иннокентий Павлович, а мы вернулись в дом и, чтобы хоть как-то приободрить печального Евгения, послали его в магазин. Если горечь и сошла с его лица, так только самую малость, а я попеременно то грозилась, то беспокойно поглядывала в окно.
* * *Мы выпили по первой, и тут в окно я увидела участкового и позвала:
— Иваныч, зайди на минуту.
Тот вошел, поздоровался и охотно принял приглашение к столу, после чего я сообщила:
— Беда у нас. Михаил Степанович пропал. Последний раз видели в пять утра. На улице дождь, а у него голос.
— У соседей спрашивали?
— А как же. По всей улице пробежались. Совершенно негде ему быть.
— Подождем, — сурово нахмурился участковый. — Может, объявится. А в больницы звонили?
— Иннокентия Павловича на розыски отправили.
— Это дело. Я тоже со своей стороны приму меры, — заверил он и, выпив на дорожку, удалился.
— Что будем делать? — спросила я Мышильду. — Заявим в милицию?
Она махнула рукой.
— Много от них толку. Это ж самый ленивый народ на свете. Путного все равно ничего не сделают. К тому же искать начнут только через три дня.
— А человек пропал, — вздохнул Евгений и, посмотрев на лик Спасителя, перекрестился, чем окончательно запугал меня.
— Нет, я с ума сойду, — пожаловалась я. В этот момент на крыльцо кто-то вошел, мы замерли, ожидая появления Михаила Степановича, но на пороге возник Максим. Мы разочарованно вздохнули, а он спросил:
— Не появился?
— Нет, — ответила Мышильда, а я добавила:
— Мы уже все участковому рассказали, так что если есть на тебе грех, так колись сейчас.
— Нет на мне греха, — потряс головой Максим. — Я честный парень, просто по первому разу тебе не приглянулся и ты решила по-другому.
Мы вторично вздохнули, а Макс сказал:
— Пойдем к пустырю прогуляемся. Вдруг найдем что-нибудь интересное?
— Мы сегодня только Михаила Степановича ищем, — запечалилась я.
— Кровь он заметил на фундаменте… — сказал Макс.
— Мог и соврать, — буркнула Мышильда. Однако мы обе встали и молча взглянули на Евгения.
— Я здесь покараулю, — кивнул он, и мы пошли.
Дождь вдруг полил как из ведра. Мы вынуждены были вернуться в дом, но устроились не в кухне, а на терраске, потому что я сильно разволновалась из-за пропажи мужа и решила прилечь, чтобы хоть немного успокоить нервы.
— Подземный ход уже нашел? — поинтересовалась сестрица у Максима.
— Нет, но найду.
— Разумеется, у тебя же план.
— Ага, — улыбнулся Макс и сел на кровать рядом с сестрицей, но через минуту вскочил как ошпаренный и привалился к стене. — Здесь три хода, сходящиеся в одной точке. Правда, их должны были засыпать еще в прошлом веке.
— Засыпали, а братец шастает, — хмыкнула я. — Ты ж ночью сам видел.
— Видел, — согласился Максим. — Точнее, слышал. Мы его найдем.
— И капкан внутри поставим, — злорадно добавила Мышильда, а потом спросила задумчиво:
— Ты заметила? Ночью он не копал.
— С одной ногой много не накопаешь, — пожала я плечами.
— С рукой, — покачала головой сестрица. — Если была кровь, значит, в капкан он рукой угодил. На ноге ботинок, не босиком же он ходит.
— Кто его знает.
Мышильда, глядя за окно, добавила:
— Ночью он не рыл либо потому, что был временно нетрудоспособным, либо искал воровской общак. Я правильно выражаюсь? — съязвила она, повернувшись к Максиму.
— Не ожидал от вас, Марья Семеновна, — запечалился он.
В этот момент на кухне что-то упало, и я прислушалась. Евгений Борисович вроде бы с кем-то негромко разговаривал. Потом хлопнуло кухонное окно, и все стихло. «Неужто Евгений так тоскует, что сам с собой разговаривает?» — подумала я и мыслями вернулась к словам сестрицы.
— А ведь точно, — приподнявшись на локтях, сказала я. — Братец на баксы переключился, бродил подземным ходом, искал и чем-то там стучал. Этот стук Михаил Степанович и услышал. И кровь, должно быть, братца. Я Михаила Степановича утром отругала, а он мужчина настойчивый и любопытный, пошел еще раз на пустырь свои подозрения проверить и что-то там углядел.
— А вредитель заманил его и… — закончила Мышильда. Мы разом вскочили. — Идем скорее, может, жив еще…
Я влетела в кухню за Евгением, потому что в таком деле каждый боец на счету, и растерянно замерла: хозяин отсутствовал. Окно было распахнуто настежь, и никаких признаков наличия Евгения Борисовича в доме и на улице не наблюдалось. Самым пугающим было то, что на столе осталась стоять недопитая бутылка водки. Что-то чрезвычайное заставило Евгения бросить ее и кинуться в окно.
— Его похитили, — мрачно предположила я. — Кто-то подошел к окну, Евгений высунулся и был схвачен.
— Точно, — скривился Максим. — Как петух. — И запел дурным голосом:
— «Несет меня лиса за синие леса…»
— Замолчи, — пристыдила Мышильда и ткнула пальцем в бутылку. — Видишь? Разве ж он по своей воле ее бросит?
— Замолчи, — пристыдила Мышильда и ткнула пальцем в бутылку. — Видишь? Разве ж он по своей воле ее бросит?
Это произвело впечатление. Макс подошел к окну и все тщательно осмотрел, потом, сказав нам: «Стойте здесь», — вышел на улицу и вскоре уже обследовал траву под окнами. Она была заметно примята.
— К окну кто-то подходил, — кивнул он. — Стоял вот здесь, в этом месте в земле след отпечатался. Видите? Мужской ботинок, примерно сороковой размер.
— Видим, — дружно кивнули мы.
— А казачок-то засланный, — шепнула сестрица, наблюдая за тем, как Максим ползает на четвереньках в поисках следов похищения.
— С чего ты взяла? — ахнула я.
— Ну… рыбак рыбака видит издалека.
— Что ж это делается? — возмутилась я, но тут голова Макса вновь возникла в окне, и мне пришлось заткнуться.
— Давайте прикинем, что мы имеем, — предложил он. — Евгений был на кухне, выйти на улицу, минуя нас, не мог. Поллитровка на столе, а окно открыто. И след указывает на то, что здесь был мужчина.
— Причем Евгений его хорошо знал, потому что подошел к окну, с ним разговаривая, — закончила я и подумала: «А не упасть ли мне в обморок?»
— Кто бы это мог быть? — нахмурилась сестрица.
— Да кто угодно, — пожал плечами Макс. — Здесь вся улица хорошо друг друга знает.
— Ты забыл про водку, — напомнила я, и мы задумались.
Через полчаса я была уже твердо уверена, что Евгений похищен потому, что пропал Михаил, а тот, в свою очередь, стал свидетелем чудовищного убийства (просто мы еще не знаем, кого убили. А покойник наверняка уже имеется и ждет не дождется, когда его отыщут).
— Идем в милицию, — заявила я. Тут милиция сама пожаловала, то есть не вся милиция, а один участковый. — Иваныч, — бросилась я к нему со слезами. — Беда у нас. Евгений пропал.
— А Михаил нашелся?
— Нет. Обоих как корова языком слизнула.
— Может, на пару ушли? — философски предположил он.
— Чует мое сердце, тут преступление, — держась за левую грудь, сказала я. Все посмотрели в этом направлении, а Иваныч сказал:
— Будем искать, — и пошел с крыльца.
— Куда ты? — догадалась спросить Мышильда, а он ответил:
— Пойду взгляну на фундамент. Говоришь, Михаил там кровь видел?
Только мы собрались последовать за участковым, как к дому подъехала машина Иннокентия Павловича и появился он сам.
— Ну что? — тревожно спросила я. Тот развел руками.
— Нигде ничего.
— А в морг звонил?
— Звонил и даже ездил. Михаила нигде нет.
— Просто не знаю, что и делать, горевать или радоваться, — растерялась я, в самом деле совершенно не зная, что делать, когда люди исчезают прямо из-под носа. — Макс, — сурово спросила я, поразмышляв некоторое время. — Вы точно к этому руку не приложили?
— Как на духу, — сказал он и перекрестился.
Тут я вспомнила, что Иннокентию Павловичу известны далеко не все несчастья, обрушившиеся на нас, и, уронив слезу, сообщила:
— Евгений пропал.
— Евгений? — вытаращил глаза Иннокентий. — Что, оба пропали?
— Оба, — в три голоса ответили мы.
— Это черт знает что такое, — возмутился Иннокентий Павлович и твердо заявил:
— Елизавета, вам лучше переехать в мой дом, я имею в виду дом напротив. Здесь оставаться, безусловно, опасно.
— Может, и переедем, — вздохнула я. — Как же жить без хозяина?
— Идемте на пустырь, — сказал Максим. — Участковый ждет.
Однако Иваныч нас не ждал. Более того, на пустыре его не было. На мокрой земле отчетливо виднелись следы ботинок, надо признать, выглядевшие очень замысловато, точно человек ходил по кругу. Мы долго на них пялились, а потом позвали:
— Иваныч…
Нам никто не ответил. Дождь кончился минут двадцать назад, но сидеть в мокрой траве было неприятно. Мы вернулись в дом, удивляясь тому, что участковый ушел, не сообщив нам об этом. К тому же как-то не верилось, что в такую сырость он пробирался задами с неведомой нам целью, потому что на улицу он точно не выходил. Встретив Иннокентия Павловича, мы разговаривали с ним у палисадника и участкового непременно заметили бы.
— Просто мистика какая-то, — покачала головой сестрица. — Народ исчезает, как деньги перед праздником.
— Никуда он не исчез, — отмахнулся Максим. — Пошел к соседям разузнать, не видел ли кто пропавших. Побродит и вернется.
Участковый не вернулся, зато появилась его жена. Мы все еще терялись в догадках и пили чай в кухне, ожидая, когда на улице немного подсохнет и можно будет приступить к поискам подземного хода, и тут, стуча каблуками по ступеням, пришла Настасья Филипповна, супруга исчезнувшего участкового, и крикнула:
— Хозяева, есть кто дома?
— Есть, — ответила Мышильда, а Настасья Филипповна, улыбаясь и озорно на нас поглядывая, поздоровалась и спросила:
— Мой-то у вас?
Мы переглянулись, потому что с половиной Иваныча до сего момента не были знакомы.
— Простите, вы кого спрашиваете? — поинтересовалась я, чувствуя, что и в самом деле могу упасть в обморок.
— Иваныча, участкового нашего. Я его жена.
— Очень приятно, — брякнула Мышильда, а Максим подвинул даме стул.
— Присаживайтесь, — пролепетала я. Настасья Филипповна, все еще улыбаясь, ответила:
— Спасибо, времени нет. В театр собрались. Иванычу билеты дали, на оперетту. Где он?
— Ушел, — ответила я и вздохнула.
— Куда? — не поняла супруга участкового и стала гневаться:
— Куда ж его черти уволокли? Ведь русским же языком говорила… Давно ушел?
— Давно, — сознались мы. Она задумалась и плечами пожала:
— Сказал, до вас дойдет, спросит, как супруг ваш, и сразу домой… А супруг-то нашелся?
— Нет, — ответила я.
— А хозяин где? — нахмурилась Настасья Филипповна, не обнаружив такового за столом.
— Тоже пропал, — брякнула Мышильда, вытаращив глаза. — И ваш следом… то есть он пошел на пустырь, и мы за ним, а там уже никого…
Женщина начала бледнеть и села на стул.
Следующие два часа мы метались по улице в поисках участкового. Следует сказать, что проживал он неподалеку, на этой же улице, в доме номер сорок три, и вскоре поиски приняли общенародный характер. Искали и стар и млад, больше, конечно, млад, создавая много шума и неожиданно выскакивая из-под ног. К поискам подключили всех дворняг в округе и одного добермана, который во всеобщей суматохе так разволновался, что залез под чужое крыльцо и громко выл.
Кто-то вспомнил, что Олимпиада Самсоновна, бывшая актриса местного театра, проживающая в доме номер пятьдесят, хорошо гадает на кофейной гуще и может указать, где лежит пропавшая вещь. Мы кинулись в пятидесятый дом. Хозяйка сидела в кресле и раскладывала пасьянс. Взглянув на нее, я поняла, что она вполне могла знать моего прадеда Дормидонта, и уж совсем было собралась спросить ее об этом, но тут вмешалась Мышильда и напомнила, что мы здесь не просто так, а по делу. Помочь Олимпиада Самсоновна не отказалась, но кофе у нее был только растворимый, как, впрочем, и у нас, и у девяти ближайших соседей. С гущей ничего не вышло, но, чтобы не отпускать нас просто так, с пустыми руками, Олимпиада Самсоновна погадала на картах и пообещала мне дальнюю дорогу, казенный дом и бубнового короля в придачу.
Все испортила сестрица, истолковав гадание по-своему:
— Будет нам дорога в КПЗ и душка-следователь…
— За что? — перепугалась я.
— Так ни за что и будет.
Жена Иваныча безутешно рыдала на соседском крыльце, доберман все еще выл, а никто из троих пропавших так и не появился. Кто-то догадался позвонить в милицию, но там к исчезновению людей, в том числе к пропаже участкового, отнеслись без должного уважения и посоветовали ждать — авось и вернутся. Востроносая бабка Анна, бывшая хозяйка троюродного, утешая Настасью Филипповну, к случаю вспомнила, как пропал Митька Хорев. Его тоже долго искали, а обнаружили, когда сошел снег. Мышильда рассвирепела и грозно рыкнула:
— Где сейчас снег?
— Так выпадет, — съязвила бабка, — а потом растает. Помяните мое слово, тогда и найдем.
К этому моменту Настасья Филипповна уже лежала на ступеньках без чувств. Бабка взвизгнула:
— Ох, сердешная… — И добавила с глубоким удовлетворением:
— Как переживает…
— Идем ход искать, — решительно заявила сестрица. — У меня предчувствие, что все в него упирается. Трава успела уже подсохнуть.
Максим ее поддержал — и насчет «упирается», и насчет травы, — и мы пошли.
На первый взгляд фундамент выглядел как обычно, и все-таки чувствовалось в нем что-то зловещее.
— Звук шел отсюда, — сам с собой разговаривал Макс, развернувший бурную деятельность. — А когда я посветил фонарем, он, должно быть, побежал сюда. Значит, в этой стене.
Стена казалась монолитной. Где тут может быть потайная дверь, просто в голову не лезло. Мы прощупали каждый камень по несколько раз и уже начали нервничать.
— Но ведь где-то он есть, раз вредитель ходит, — бушевала Мышильда. Именно ее гневу мы и были обязаны своей находкой. Сестрица заехала по стене пяткой и взвыла, а потом наклонилась посмотреть, во что ее угораздило влететь этой самой пяткой, и заметила металлический штырь. Он торчал между двух камней у самой земли и был почти не виден, но сестрица его нашла и стала дергать во все стороны. После чего раздался долгожданный скрежет и отодвинулась часть фундамента, образовав небольшой лаз. Максим сунул туда голову и заявил: