— Но ведь где-то он есть, раз вредитель ходит, — бушевала Мышильда. Именно ее гневу мы и были обязаны своей находкой. Сестрица заехала по стене пяткой и взвыла, а потом наклонилась посмотреть, во что ее угораздило влететь этой самой пяткой, и заметила металлический штырь. Он торчал между двух камней у самой земли и был почти не виден, но сестрица его нашла и стала дергать во все стороны. После чего раздался долгожданный скрежет и отодвинулась часть фундамента, образовав небольшой лаз. Максим сунул туда голову и заявил:
— Темно. У кого-нибудь есть спички?
— Фонарь есть, — вспомнила я и бросилась к подземному ходу, где мы обнаружили мумию. Наш рюкзак все еще находился там, если, конечно, Сашка не свистнул его вместе с покойником. Правда, Макс сказал, что не свистнул, и я побежала. Конечно, про ступеньку вспомнила в последний момент, когда начала грациозно оседать на пол, но изловчилась удержаться на ногах и ничего не сломала.
Рюкзак был там, где мы его оставили, а вот сам ход изменился. В том месте, где раньше лежала мумия, зияла основательная дыра, а по всему полу валялись куски битого кирпича.
— Чудеса, — сказала я, достала фонарь и сунула его в пролом в стене, однако ничего интересного не увидела. В полутора метрах находилась еще одна стена, сложенная из огромных валунов. Я покачала головой, вздохнула и бросилась к ожидавшим меня Мышильде и Максу.
— Ты чего так долго? — проворчала сестрица.
— Там стена обвалилась, — сообщила я.
— И что? — заинтересовалась Мышильда.
— По-моему, за ней древний фундамент, возможно, двенадцатого века.
— Надо бы посмотреть, — воодушевилась сестрица, которую опять потянуло на археологию.
— Потом посмотришь, — проворчал Макс. — Давайте с этой дырой разберемся.
Он сунул в лаз голову вместе с фонарем и через пару минут сказал:
— Мама моя… — из чего мы заключили, что видит он нечто чрезвычайно интересное, и разволновались. Попасть внутрь можно было только ползком, и Макс пополз, а мы вслед за ним. Однако ход почти сразу расширился, и вскоре мы могли уже стоять, Мышильда в полный рост, а мы с Максимом согнувшись в три погибели. Как видно, предки высоким ростом не отличались. Из каменного мешка, в котором мы сейчас стояли, лучами расходились три узких прохода. Мы вошли в первый и заорали в три голоса, со стены прямо на нас смотрел пустыми глазницами череп и вроде бы ухмылялся.
— Кто это? — пролепетала Мышильда с некоторым удивлением, а я подумала, что череп на вид довольно старый и не может принадлежать никому из пропавших. Об этом я и сказала. Мышильда, вяло ответив: «Да?» — стала приглядываться к черепу, мы подошли ближе и выяснили следующее: череп вовсе не был на стене, а лежал на какой-то каменной плите в нише, и не один, а в компании таких же черепов, Мышильда торопливо их пересчитала и выяснила, что их ровно пятнадцать, после чего мы заинтересовались плитой. На ней имелась выбитая надпись, вроде бы на старославянском, но буквы были так затейливо начертаны, к тому же стерлись от времени, и разобрать удалось только слово «днесь», хотя, может, и не «днесь» вовсе.
— Точно, двенадцатый век, — ахнула Мышильда, закатила глазки и прошептала:
— Находка века. Эх, пошла бы на исторический, защитила бы докторскую.
— Может, не двенадцатый, — усомнилась я, чтобы Мышильда не очень переживала из-за ошибок молодости.
— Вот увидишь, двенадцатый, — горестно покачала она головой. — Если б я была археологом, тогда бы, конечно, оказалось, что это городское кладбище, закрытое пятьдесят лет назад, а теперь точно будет двенадцатый и открытие века, только нам с того ни копейки.
— Нехорошо быть такой меркантильной, — укорил Макс, все еще пытаясь прочитать надпись. — Здесь стоял храм, а в храме чья-то гробница. Может, и не одна. Идем дальше.
Однако через несколько метров ход обрывался, может, произошел обвал, а может быть, ходы действительно пытались засыпать. Мы вернулись в каменный мешок, а потом пошли вторым коридором. Он оказался гораздо длиннее первого.
Мы шли уже минут пятнадцать, вдруг Максим остановился и стал внимательно рассматривать стены. Они того стоили, потому что это были уже не стены, а какая-то труба, и мы находились в ней. Прошли еще немного, впереди забрезжил свет, а вскоре фонарь стал вовсе не нужен. Труба заканчивалась крепкой решеткой, запертой на личину. Ключа у нас не было, потому мы довольствовались тем, что сквозь прутья поглядели на зеленую травку и вроде бы какой-то ручеек впереди. Зато звуки сюда доносились самые разные: шум транспорта, журчание ручейка и детские голоса. Максим крутился на коленях возле решетки, пытаясь что-то там разглядеть, и наконец заявил:
— Я понял, где мы. Прямо возле собора, под мостом.
— Если братец здесь шастает, значит, у него есть ключ, — заметила я, и все со мной согласились. Правильно, если нет ключа, то как же сюда войдешь?
Третий ход через несколько метров закончился земляной стеной.
— Их точно засыпали, — заметила сестрица, — а со стороны нашего дома они каким-то образом остались целы. Как думаешь, прадед о них знал?
— Он в них картошку хранил, — разозлилась я. — Если троюродному о ходах известно, значит, о них ему сообщили отец и бабка. — Логика моих умозаключений не произвела впечатления.
— Вовсе не обязательно, — скривилась сестрица. — Он мог узнать как-то иначе.
— Я бы на месте вашего деда спрятал сокровища здесь, — заявил Максим, тыча пальцем куда-то за мою спину. — Романтично, и вообще…
— Дурак он, что ли? — обиделась я за родственника. — Обвалится здесь все к чертям собачьим, и собственные бриллианты целый век не найдешь. То ли дело зарыть в родном подполе. И дом сгорит, так подпол все равно останется.
— А чего ж вы до сих пор не нашли свои сокровища?
— Как же, найдешь с вами, — рассвирепела Мышильда. — То бандиты понаедут, то мужья пропадают.
— Это кто же тут бандиты? — возмутился Макс, а сестрица сурово одернула:
— Молчи лучше.
Все три подземных хода мы обследовали, но никаких следов пропавших не обнаружили. Тут я вспомнила о неожиданно возникшей дыре в другом подземном ходе. Мышильда вроде бы заинтересовалась, но Максим только рукой махнул.
— Зря время потратим.
— Это почему? — обиделась я. — Дыры не было, потом появилась, кому-то она понадобилась?
— Сереге, — вздохнул Макс. — У этого придурка граната была, очень ему хотелось ее испробовать. Вот и рванул.
— Точно придурок, — согласились мы и потеряли к дыре интерес. А зря, если бы мы тогда догадались в нее заглянуть, то избавились бы от многих волнений.
* * *Мы вернулись в каменный мешок. Тут надо сказать, что лаз мы оставили открытым, понятия не имея, каким образом он закрывается с этой стороны, а главное, как открывается. Я опустилась на четвереньки с намерением выбраться на свет Божий и дико заорала: в дыре торчала чья-то голова, мерцая в темноте глазищами. После пятнадцати черепов это было слишком, и я твердо решила упасть в обморок, но голова заговорила Сашкиным голосом, и падать стало уже неинтересно.
— Елизавета, — звал Сашка, — Макс, вы здесь?
— Здесь мы, — проворчала я. — Напугал до смерти.
Я первой выбралась на поверхность, за мной сестрица и следом Макс.
— Ну, чего там? — с нетерпением спросил возлюбленный, помогая мне подняться.
— Ничего, — вместо меня ответил Макс. — Голые стены и пятнадцать черепов.
— Врешь? — ахнул Сашка.
— Не врет, — засвидетельствовала я. — Там гробница двенадцатого века и черепа. Надо археологам звонить. Открытие века.
— Позвоним археологам, — согласился Сашка. — Только сначала брату, а то он мне по шеям надает за самодеятельность.
Я взглянула на Мышильду, та согласно кивнула, Сашка обрадовался и предложил:
— Идемте к нам. Я конфет купил, целую коробку.
— Неужто их как-то по-другому продают? — съязвила сестрица, но я ее урезонила.
— Не стыдно тебе, человек старался. — И начала Сашке жаловаться:
— А у меня муж пропал. А еще Евгений и местный участковый. — Новость не произвела на него должного впечатления.
— Найдутся, — утешил Сашка. К себе домой мы все-таки решили зайти: может, повезет, и Михаил Степанович с Евгением уже в кухне допивают обеденную поллитровку? Поллитровка сиротливо стояла на подоконнике, а дом был пуст, мамаша с портрета в спальне сурово взглянула и вроде погрозила пальцем.
— Брехня, — не веря глазам своим, возвестила я и отправилась к Сашке.
Поставили самовар и устроились на веранде. Сашка звонил брату, а мы поведали Коле о новостях — об исчезновении людей и о подземных ходах с гробницей. Коля, переведя взгляд с пупка на коленки, заявил:
— Это инопланетяне. Они для опытов людей воруют. Я сам в газете читал.
Мы задумались, потому что тоже читали, но особо ценной Колина мысль нам все-таки не показалась. По здравом размышлении у инопланетян был странный вкус, хотя, конечно, нам неизвестно, что им там нужно для опытов.
— Он сейчас приедет, — заявил Сашка. Мы не сразу поняли, кого он имеет в виду, а поняв, насторожились, все-таки предстояла встреча с человеком непростым, и как все для нас обернется, неизвестно. А вдруг разом лишишься и гробницы, и черепов, и глупой головы в придачу?
— Может, мы пойдем? — предложила я, но исключительно любопытная Мышильда скорчила лицо, а Александр Сергеевич заявил:
— С братом познакомишься.
Тут я подумала, что родню знать всегда неплохо, и осталась.
Мы ждали появления Мотыля почти в молчании. Коля интенсивно раскачивался в кресле, Мышильда пялилась в окно и дважды начинала петь «Летят утки», но далее второй строчки текст не знала и умолкала, Макс развлекался художественным свистом, чем очень действовал мне на нервы. Я устроилась за столом, положила голову на локоть и ласково смотрела на Сашку, а он на меня. Макс время от времени на нас поглядывал и хмурился, а один раз даже фыркнул, но я на него не обращала внимания и на его фырканье тоже.
Наконец возле дома остановилась машина, и на веранду поднялся толстый коротышка в светлом костюме. Совсем-то коротышкой он не был, но даже Сашка оказался выше его сантиметров на семь, правда, вот веса в Мотыле было раза в два больше, чем в младшем брате. Мотыль оказался не только толстым, но еще мордастым и красноносым, и как возможный родственник по душе мне не пришелся. Глазки его смотрели маслено, но с ехидством, а пухлые губы кривила неприятная ухмылка.
— Дрянь, а не человек, — шепнула мне Мышильда, и я с ней согласилась. Мотыль устремился к Максу, а тот к нему, они пожали друг другу руки, Коле он кивнул, а братца пихнул кулаком в живот, и это мне сразу не понравилось. Как ни странно, меня Мотыль сначала не заметил, то есть ничего странного в этом не было, ведь он пробежал до середины веранды, ни разу не обернувшись, а ято сидела за столом как раз рядом с дверью, в которую он вошел, точнее, не сидела, а как бы полулежала. Тут Мотыль натолкнулся взглядом на Мышильду и спросил растерянно:
— Это кто?
Она вскочила и сказала, радостно тыча в меня пальцем:
— Марья Семеновна я, вот ихняя сестрица.
Мотыль повернулся ко мне, а Сашка сообщил:
— Это Елизавета. Я тебе рассказывал…
Не знаю, что там Сашка рассказывал, но к встрече со мной брат был явно не подготовлен, шагнул ко мне с дрянной улыбкой и, вылупившись на мой бюст, пропел:
— Какая девочка…
Чтобы разом прекратить все это, я поднялась, протянула руку и сказала:
— Здравствуйте, товарищ.
«Товарищ» закатил глазки, охнул, хрюкнул, ухватился рукой за стол и пролепетал, по-дурацки улыбаясь:
— Вот это да…
Сашка развел руками, точно хотел сказать: «Что есть, то есть», а Макс заявил с ехидством:
— Она честная девушка. И никогда не врет.
— Никогда, — сказал Сашка, а Коля, выйдя из транса, кивнул. Мотыль все еще стоял, задрав голову, и пялился на меня. Я же стоять устала, да и толку в этом не видела, и опустилась на стул.
— Может, выпьешь? — предложил Макс, пытаясь привести Мотыля в чувство.
— Ага, — ответил тот, хлебнул коньячку, крякнул и спросил не очень вежливо:
— Братик, ты где ж ее нашел?
— Познакомились, — ответил братик, глядя на меня с испугом, и даже зачем-то подмигнул. Но я, усмотрев в словах родственника неуважение, вмешалась:
— Я вам не гриб какой-нибудь, чтоб меня искать. А если вы Сашкин брат, то могли бы быть повежливее, познакомиться и поговорить со мной: откуда я, чем занимаюсь, и вообще… И про себя рассказать, чтоб все было по-честному.
В этом месте Макс ахнул и зашипел:
— Все, завелась, теперь опять что-нибудь свистнет.
Сашка подошел ко мне, взял за руку и даже встал боком, точно пытался загородить меня от брата. Как он это хотел проделать, раз я тоже встала и голова моя над ним зависала, ума не приложу. Хотя, может, он Мотыля от меня загораживал? Тут сестрица, шмыгнув к нам, подергала главного бандита за рукав пиджака и заявила со счастливой улыбкой:
— Дядечка, а мы вам ходы нашли, целых три. Сашка докладывал?
Сашка припал к моему плечу, Макс громко икнул, а Коля свалился со своей качалки. Мотыль обвел всех взглядом и сказал:
— А у вас тут весело…
— Ага, — поддержала разговор сестрица. — Инопланетяне завелись, людей крадут для опытов. Троих уже свистнули. Вот ждем, кто следующий… Нервничаем.
Мотыль внимательно посмотрел на Мышильду. Она повела носиком, скосила глазки и грустно вздохнула.
— Ну, ничего, ничего… — вздохнул Мотыль и перевел взгляд на Макса. Тот подошел ближе и стал рассказывать о гробнице и черепах. Мышильда, конечно, тут же влезла со своим двенадцатым веком и познаниями в археологии.
— Денег нет, — закончил Максим. — Конечно, может, он их в стену замуровал, но лично я в этом сомневаюсь.
— Ясно, — кивнул Мотыль. Его вроде ничуть не раздосадовало то, что деньги не отыскались и даже наоборот, а вот гробница и черепа необыкновенно заинтересовали.
— Сколько, говоришь, их там? — спросил он Макса.
— Пятнадцать, — повторил он, а Мотыль довольно засмеялся и даже пропел:
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца…
Мне все эти разговоры интересными не казались. Я все ждала, когда нас Сашка по-настоящему познакомит. Не могу же я называть родственника дурацкой кличкой Мотыль и при этом вести светскую беседу. Но Сашка начисто забыл обо всех правилах приличия. Вспомнив о том, что я леди, я обиделась и сказала:
— Всего доброго, — и пошла домой. Мышильда потрусила следом.
— Ну чего ты? — спросила она смиренно. — Интересные ведь были разговоры.
— До разговоров ли мне сейчас, когда Михаил Степанович пропал, и Евгений, и даже участковый.
В нашем доме стояла зловещая тишина, а под окном сидела Настасья Филипповна и вытирала глаза платком.
— Не появились? — со вздохом спросила она. Мы покачали головой, потом обежали весь дом, сад, пустырь и опять головой покачали. Безутешная женщина побрела по улице, а мы смотрели ей вслед и думали, куда могли подеваться три здоровенных мужика?
— Тут точно преступление, — заявила я, а Мышильда в ответ подергала себя за ухо.
Сидя в кухне, мы попробовали ждать известий о пропавших или их возвращения. Через несколько минут это сделалось совершенно невыносимым, и я, поднявшись, решительно заявила:
— Идем копать.
Сестрица возражать не стала, и мы отправились на пустырь.
— Думаешь, Макс мент? — спросила я по дороге.
— Не думаю, а вижу.
— А чего ж он с этими?
— Надо полагать, задание выполняет.
— Придушить бы стервеца, — в сердцах сказала я.
— Никак не можно, — покачала головой сестрица. — И даже наоборот — должны и обязаны содействовать в меру сил и возможностей.
От этого разговора я ужас как разнервничалась и землю швыряла так, точно в том месте, куда она падала, стоял мой злейший враг, как-то незаметно приобретший черты Максима. Мышильда сопела рядом, не сказав за все это время ни слова, и только когда мы уперлись носами в фундамент напротив, заявила:
— Вот и все.
И в самом деле: кухни кончились, все три. Мы перекопали все три возможные площади, где они могли находиться, и ничегошеньки не обнаружили — не только тридцати золотых червонцев, но даже самого завалящего кольца. Я сурово осмотрела перекопанное пространство и вздохнула: знала ведь, что чепуха все это, и пошла на поводу. Только мужа лишилась из-за дурацких сокровищ.
— Лизавета, — робко начала Мышильда, — мы как хотели: если на метр ничего не найдем, будем копать на два.
— Чтоб кто-нибудь из наших мужиков выкопал двухметровую яму? Да ни за что на свете. И зачем ему такая яма в родном подполе?
Мои слова произвели впечатление.
— Да уж, — сказала сестрица. — Вряд ли прадед так расстарался… И яму рыть совершенно необязательно, когда вокруг ходов полно.
— Не говори мне о них, — разозлилась я и полезла из ямы. Мышильде ничего не оставалось, как выбираться следом. — Прямо бы сию минуту уехала, — заявила я, шагая к дому. — Да вот душа болит о пропавших.
— Три дня придется выждать, — согласилась Мышь.
Солнце садилось за горизонтом, на землю пала мгла, а бриллиантовый дым растаял в тумане.
Хотя потрудились мы на славу, аппетита не было, и спать мы легли без ужина. Уснуть никак не получалось, я думала о несчастном Михаиле Степановиче и босом Евгении, а также об участковом Иваныче, о сокровищах прадеда, которые не пожелали найтись, и о черепах двенадцатого века. Где-то около полуночи под окнами послышались шаги, и Сашка неуверенно позвал:
— Елизавета.
Мышильда подняла голову и воззрилась на меня, а я махнула рукой. Сестрица полезла в окно.
— Чего тебе? — спросила она досадливо.
— Елизавету позови.
— Спит она и на тебя шибко осерчала. Говорит, брат у тебя невоспитанный.
— Он уехал, — сообщил Сашка. — Может, разбудишь ее, а?
— Не-е, я на себя такую ответственность взять не могу. Она в гневе больно дерется. Хочешь, сам буди.