– А это не жемчужина? – предположила она дрогнувшим голосом.
– А ты не дура? – ответил вопросом ее муж. – Из раковины величиной с городскую ратушу Ллангольвкоса?
Он снова засунул пальцы в опилки, но множественное число «яйца» служило, очевидно, просто стандартным оборотом: там не было больше ни одного такого яйца, да и поместиться ему было бы негде.
Бронвен насыпала опилок на одно из своих лучших блюд и осторожно водрузила сверху яйцо. Потом они стали читать письмо от сына:
Пароход «Тюдор Мэйд», Кобе.
Дорогие мама и папа, я думаю вы удивитесь тому что там есть. Я тоже удивился. Очень забавная штука думаю у них там в Китае очень странные птицы водятся. Есть же у них Панды так почему бы и нет. Мы этот сампан увидели в ста милях от Китайского берега, у них мачта сломалась и они даже не пытались и все кроме двух уже умерли, а теперь и все. Но тот один который еще не умер держал эту вроде яйца штуку всю завернутую в стеганое пальто как ребенок. Через два дня я узнал, что это было яйцо, а тогда не знал но я ему хотел помочь и очень старался. Но из нас никто по-китайски не говорил и мне его было жалко, он хороший был парень и очень ему было одиноко потому что он знал что умирает. И когда он увидел что уже пора он мне дал это яйцо и уже очень тихо говорил но я все равно ничего не понял, я мог только взять это яйцо и держать как он его держал осторожно. И я ему обещал за этой штукой смотреть но он тоже не понял. А потом он что-то еще сказал и помер бедняга.
Вот так это было а я знал что это яйцо потому что однажды показал ему вареное яйцо и он мне показал на одно и на другое но на пароходе никто не знал что это за яйцо. Но я пообещал ему что буду его хранить осторожно и посылаю вам потому что на пароходе негде.
Надеюсь это письмо застанет вас в добром здравии в каком я нахожусь чего и вам желаю.
Дэй.
– А оно все равно чудное, – сказала миссис Хеджес, прочитав письмо. – На яйцо похоже – по форме, – заключила она. – Но цвета не такие. Вот смотри, какие они красивые. Как бензиновые пятна на лужах. Такого яйца я никогда в жизни не видела. Они все одноцветные и не сияют.
Хвил все задумчиво смотрел на яйцо.
– И вправду красиво, – наконец согласился он. – А что в нем толку?
– Толку, сказал тоже! – отозвалась его супруга. – Оно, небось, для их религии священно. Тот-то, бедняга, помирал, и наш сын дал ему слово. И мы теперь его сохраним, пока он не приедет!
Они вдвоем еще некоторое время созерцали яйцо.
– Далеко это – Китай, – заметила Бронвен, непонятно к чему.
Но прошло несколько дней, пока яйцо убрали со всеобщего обозрения на кухонном шкафу. Слух о нем прошел по всей долине, и если визитерам не удавалось его увидеть, они чувствовали себя обойденными. Бронвен поняла, что без конца доставать яйцо на свет Божий и прятать обратно гораздо опаснее, чем оставить его у всех на виду.
Почти никто из соседей не был разочарован видом яйца. Лишь Идрис Боуэн, живший за три дома от них, разошелся во мнениях с остальными.
– Форма как у яйца, это точно, – признал он. – Но вы поосторожнее, миссис Хеджес. Я так думаю, что это символ плодородия. Да еще и краденый.
– Мистер Боуэн! – возмутилась Бронвен.
– Да нет, это тот, в лодке, – миссис Хеджес. – Беглецы из Китая, наверное. Предатели своего народа. Бегут из страны и тащат все, что гвоздями не прибито, пока их доблестная рабоче-крестьянская армия не взяла к ногтю. Всегда и всюду одно и то же – вот будет революция у нас в Уэльсе, сами увидите.
– О Господи Боже ты мой! До чего ж вы забавный человек, мистер Боуэн: даже старую калошу и ту сможете использовать для пропаганды, не в обиду вам будь сказано, – засмеялась Бронвен.
Идрис Боуэн скривился.
– Я вам не забавный, миссис Хеджес. А правду обзывать пропагандой не обязательно, – заявил он и удалился, не теряя достоинства.
К концу недели в доме перебывала уже вся деревня. Все оглядели яйцо и узнали: нет, миссис Хеджес не известно, что за тварь его снесла, и пора его уже положить куда-нибудь в безопасное место и подождать, пока вернется Дэйфидд.
В доме было не так уж много мест, которые можно было безоговорочно считать безопасными, и среди них воздушный сушильный шкаф для посуды был признан ничем не хуже других. Бронвен собрала в жестянку оставшиеся опилки, положила сверху яйцо и засунула это на верхнюю полку шкафа.
Там оно оставалось около месяца, вдали от глаз и почти позабытое до того самого дня, когда Хвил, вернувшись с работы, обнаружил, что его жена сидит за столом с обескураженным видом, а на пальце у нее бинт. На мужа она взглянула с облегчением.
– Этот-то вылупился!
Непонимающее выражение на лице Хвила слегка разозлило Бронвен, все мысли которой были в течение всего дня заняты только одним.
– Ну этот, из яйца, что Дэй прислал, – объяснила она. – Он вылупился, говорю тебе.
– А, теперь понял, – кивнул Хвил. – Ну и как, симпатичный цыпленочек?
– Вовсе и не цыпленок! Какое-то чудище, да еще и меня цапнуло. – Она показала бинт.
Этим утром, рассказывала Бронвен, она подошла к сушильному шкафу взять чистое полотенце, засунула туда руку, и ее что-то ухватило за палец, причем больно. Сначала она подумала, что это крыса со двора как-то пролезла в шкаф, а потом заметила, что с жестянки сорвана крышка, а рядом валяются осколки скорлупы.
– А как оно выглядит? – спросил Хвил.
Бронвен признала, что толком его и не разглядела. Заметила только что-то вроде мелькнувшего зелено-синего длинного хвоста, показавшегося над стопкой скатертей, а когда она заглянула за эту стопку, увидела блеск глядящих на нее красных глаз. Возиться с такой тварью – дело мужское, так что она закрыла дверь и пошла перевязать палец.
– Выходит, оно еще там? – спросил Хвил.
Бронвен кивнула.
– Давай-ка на него поглядим, – решительно сказал Хвил и направился вон из комнаты, но в последний момент вернулся за парой брезентовых рукавиц. Бронвен осталась на месте.
Хвил вернулся, захлопнув за собой дверь ногой, посадил зверюшку на стол, и несколько секунд она сидела там, съежившись и не двигаясь, только хлопая глазами.
– Он, я думаю, напуган. – заметил Хвил.
Телом зверушка была похожа на большую ящерицу – около фута длиной. Только чешуйки у нее на шкуре были крупнее, некоторые из них закручивались и кое-где отставали на манер плавников. А вот голова была совсем не как у ящерицы – гораздо круглее, с широкой пастью, расставленными ноздрями, и в довершение всего – с двумя большими впадинами, в которых ворочались горящие красным глаза. А вокруг шеи гривой росло что-то вроде вымпела из склеенных волос. Цвета зверь был зеленого, с добавками кое-где металлического синего, а вокруг головы и на концах локонов – сияющие красные пятна. Красным были отмечены и места, где ноги соединялись с туловищем, и основания острых желтых когтей на лапах. А все вместе – неожиданно яркое и экзотическое создание.
Оно оглядело Бронвен Хеджес, бросило искоса недобрый взгляд на Хвила и начало рыскать по столу, стараясь найти путь к бегству. Хеджесы смотрели на него минуту другую, а потом одновременно взглянули друг на друга.
– Он на тебя злой, – заметила Бронвен.
– Злой, верно. Зато красивый. – ответил Хвил.
– Морда у него противная, – сказала Бронвен.
– Это да, верно. Зато смотри, какие цвета!
Тварь уже наполовину собралась прыгнуть со стола. Хвил рванулся вперед и перехватил ее. Та задергалась, извиваясь, и пыталась цапнуть Хвила за руку, но он держал ее слишком близко к шее. Тварь перестала биться и вдруг фыркнула. Из ноздрей рванулись две струи пламени и клуб дыма. Хвил резко отдернул руки, отчасти от испуга, но в основном – от изумления. Бронвен взвизгнула и вспрыгнула на стул.
Сама тварь тоже, похоже, несколько удивилась. Несколько секунд она недоуменно вертела головой и помахивала извилистым хвостом, который был не короче тела. Потом перепрыгнула к камину и свернулась перед огнем.
– Вот это да! Это штука, скажу я вам! – вскричал Хвил, несколько выбитый из колеи. – Там у него внутри – огонь! Хотел бы я разобраться, как это получается.
– Огонь, точно. Да еще и дым, – подтвердила Бронвен. – Просто непонятно. И неестественно.
Она неуверенно посмотрела на зверя. Тот так явно устроился подремать, что она рискнула слезть со стула, но глаз не сводила с твари, готовая вспрыгнуть обратно при первом ее движении. Потом произнесла:
– Никогда не думала, что мне доведется увидеть одного из них. И я не знаю, стоит ли держать такого в доме.
– Ты это о чем? – спросил озадаченный Хвил.
– О драконе, конечно, – ответила Бронвен.
Хвил вытаращился на жену:
– Дракон? Ну уж и в самом деле! Это просто глу… – Он осекся. Снова посмотрел на животное, а потом на то место, где пламя лизнуло рукавицу. – Черт побери! Ты права. И вправду дракон.
– О драконе, конечно, – ответила Бронвен.
Хвил вытаращился на жену:
– Дракон? Ну уж и в самом деле! Это просто глу… – Он осекся. Снова посмотрел на животное, а потом на то место, где пламя лизнуло рукавицу. – Черт побери! Ты права. И вправду дракон.
Они посмотрели на зверя с некоторой опаской, и Бронвен заметила:
– А хорошо, что мы не в Китае живем.
Те, кому повезло в следующие два дня увидеть зверя, почти все поддержали гипотезу о том, что это дракон. Это они проверяли, просовывая палки в проволочную клетку, сделанную для чудища Хвилом, до тех пор пока не добивались заметного пламени. И даже мистер Джонс, священник, не усомнился в его аутентичности, хотя по поводу правомерности присутствия дракона в общине предпочел пока суждения не высказывать.
Но через некоторое время Бронвен Хеджес прекратила эти опыты с просовыванием в клетку палок. С одной стороны, она чувствовала ответственность перед Дэем за сохранность его имущества. С другой стороны, зверь начал становиться раздражительным и фыркать пламенем без всякого повода. А с третьей стороны, хотя мистер Джонс не высказался окончательно, можно ли подобную тварь рассматривать как одно из Божиих созданий, Бронвен посчитала, что этому существу следует гарантировать равные права с другими бессловесными тварями. Она прицепила на клетку табличку с надписью «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ДРАЗНИТЬ» и большую часть времени проводила рядом с этой табличкой, следя за тем, чтобы правило соблюдалось.
Почти весь Ллинллон и уйма народу из Ллангольвкоса приходили на него посмотреть. Иногда они оставались по часу или больше, надеясь посмотреть, как чудище злится. Если это происходило, они шли домой довольные, что видели дракона. Но если зверь оставался спокойным и не имел желания дышать огнем, то они уходили и рассказывали своим друзьям, что это просто старая ящерица, только, понимаешь, очень большая.
Идрис Боуэн был исключением из обеих категорий до своего третьего посещения, когда ему посчастливилось увидеть фыркающего зверя, хотя и это его не убедило.
– Да, верно, он не совсем обыкновенный, – признал Идрис Боуэн. – Но это не дракон. Вы посмотрите на Уэльского дракона, на дракона святого Георгия. Дышать огнем – уже кое-что, не спорю, но дракон должен иметь крылья, а если нет – то какой же из него дракон?
От Идриса Боуэна только и можно было ожидать таких придирок, и потому на них не обратили внимания.
Однако после того как народ дней десять потолпился у Хеджесов, интерес стал спадать. Каждый хоть однажды видел дракона, полюбовался игрой цветов на его чешуе, и добавить к этому было уже мало что, кроме радостного чувства от того, что дракон живет у Хеджесов, а не у тебя, да еще и поинтересоваться, каким же он в конце концов вырастет. Потому что на самом-то деле сидеть и ждать, мигая, пока он полыхнет маленьким язычком огня, было неинтересно. Так что через несколько дней в доме Хеджесов снова воцарился покой.
А дракон, которого перестали беспокоить гости, стал проявлять более уравновешенный нрав. Он никогда не фыркал огнем на Бронвен и очень редко – на Хвила. Первая отрицательная реакция Бронвен быстро прошла, уступив место растущей привязанности. Она кормила дракона, приглядывала за ним, и нашла, что на диете из собачьих бисквитов и рубленой конины ее питомец на удивление быстро набирает рост. Большую часть времени он свободно носился по комнате. Опасения гостей Бронвен обычно старалась рассеять такими объяснениями:
– Он вообще-то дружелюбный и очень забавный, если его не дразнить. Мне его жалко, потому что плохо быть единственным дитятей, а сиротой – так еще хуже. Он же ни с кем из своей породы водиться не может, здесь даже никого похожего на него нету.
Но в конце концов наступил вечер, когда пришедший с работы Хвил посмотрел на дракона и сказал:
– Давай-ка, сынок, во двор. Ты уж слишком большой, чтобы дома тебя держать – сам видишь.
Бронвен даже удивилась тому, как ей не понравились эти слова.
– Ты посмотри, какой он хороший и тихий! – воскликнула она. – И ты посмотри, какая он умница, как он всегда убирает хвост с дороги, чтобы на него не наступили. И в доме не пачкает, аккуратный. Всегда регулярно выходит во двор, хоть часы по нему проверяй.
– Ведет-то он себя хорошо, это верно, – согласился Хвил. – Да растет очень уж быстро. И места ему нужно больше. А там, во дворе, отличная для него клетка. И есть где побегать.
Своевременность этих слов проявилась через неделю, когда Бронвен, спустившись вниз, обнаружила, что деревянная клетка превратилась в кучку углей, ковер и дорожка обгорели, а дракон комфортабельно устроился в любимом кресле Хвила.
– Все, решено. Еще повезло, что он не подпалил нашу кровать. Давай отсюда, – сказал Хвил дракону. – Хорошо это ты придумал – спалить человеку дом, только не похвалят тебя за это. Стыдно должно быть, понял?
И страховой агент, пришедший осмотреть повреждения, думал точно так же:
– Вас предупреждали, миссис Хеджес. Он у вас пожароопасен.
Бронвен возразила, что в страховом полисе ничего о драконах не говорится.
– Нет, конечно, – согласился агент, – но нельзя ведь сказать, что он не представляет повышенной опасности. Я сообщу, как решит руководство, но вам лучше бы его отключить, пока он еще бед не наделал.
И потому через пару дней дракона водворили в большую клетку из асбестовых листов, во дворе. Перед клеткой было огороженное проволочной сеткой пространство, где дракон мог размяться, хотя Бронвен по большей части держала ворота на запоре, а заднюю дверь дома – открытой, и дракон мог входить в дом и выходить, когда захочется. Утром он прибегал рысью и помогал хозяйке разжечь огонь в очаге, но вообще научился в других случаях дома огнем не дышать. Только однажды он всполошил народ, подпалив ночью свою соломенную подстилку, так что соседи побежали смотреть, не дом ли это горит, а на следующий День были как-то не очень этим довольны.
Хвил вел аккуратный учет стоимости корма для дракона и надеялся, что Дэйфидд согласится возместить расходы. Кроме этого, единственной трудностью было найти какой-нибудь негорючий материал на подстилку, да еще Хвил часто гадал, насколько он успеет вырасти, пока вернется сын и возьмет дракона в свои руки.
И все могло бы идти до этого времени гладко, если бы не Идрис Боуэн.
Хвил только что поужинал и с наслаждением вкушал вечерний отдых возле своих дверей, когда появился Идрис со своей гончей на поводке.
– А, Идрис, привет! – дружелюбно приветствовал его хозяин.
– И тебе привет, Хвил. Как поживает твой фальшивый дракон?
– Почему это фальшивый? – возмутился Хвил.
– У дракона должны быть крылья, – твердо заявил Идрис.
– К черту тебя с твоими крыльями! Пойди посмотри на него, а потом скажи мне, что это такое, если не дракон!
Хвил махнул рукой, приглашая Идриса следовать за собой, и повел гостя через двор. Дракон за своей проволочной загородкой открыл один глаз, взглянул на них и снова его закрыл.
Идрис не видал дракона с тех самых пор, как тот едва вылупился из яйца. Рост дракона произвел на него впечатление.
– Он теперь большой, да, – согласился Идрис. – И цвета у него хороши, такие переливистые. Но он без крыльев – значит, это не дракон.
– А что же он тогда такое? – требовал ответа Хвил. – Скажи, что это такое?
Никто никогда уже не узнает, как собирался Идрис ответить на этот вопрос, потому что в тот самый момент гончая рванулась, выдернув у Идриса поводок, и стала с лаем бросаться на проволочную сетку. Дракон вышел из своего дремотного состояния, сел и вдруг неожиданно фыркнул. Раздался душераздирающий вопль, пес подпрыгнул вверх и стал носиться кругами по двору, не утихая ни на миг. Наконец Идрис сумел загнать его в угол и схватить за ошейник. На правом боку пса вся шерсть выгорела.
– Хочешь неприятностей, да? Ну так ты их получишь, Бог свидетель! – крикнул Идрис, снова бросил поводок и начал снимать пальто.
Было неясно, к кому он обращается и с кем хочет драться – с Хвилом или с драконом, но каково бы ни было намерение, его решительно пресекла вышедшая на шум миссис Хеджес.
– Ага! Дразнил дракона! И тебе не стыдно? Это же не дракон, а ягненок, всем известно, если только его не дразнить. Безнравственный ты тип, Идрис Боуэн, и драка тебя не исправит. Вон отсюда убирайся, немедленно!
Идрис начал было протестовать, но Бронвен качнула головой и сжала губы.
– Слушать тебя не желаю, Идрис Боуэн. Нечего сказать, смельчак – дразнить беспомощного дракона! Он уже больше месяца огнем не плевался.
Идрис раскалился так, что, казалось, сам вот-вот плюнет огнем. Он заколебался, потом снова надел пальто, подхватил собаку на руки, бросил последний взгляд на дракона и повернулся к воротам. Уже выходя, обернулся и зловеще произнес: