— Черт! Черт!
Но вот он снова свободен. «Форд» радостно выехал на асфальтированную дорогу и промчался до следующего перекрестка.
Зеленый, зеленый, желтый.
Харри сильнее нажал на газ, одной рукой продолжая сигналить, тщетно надеясь, что звук убогого гудка привлечет в центре Осло в 10.15 семнадцатого мая хоть какое-то внимание. С воплем Харри ударил по тормозам. «Форд» попытался устоять на месте, цепляясь за землю-матушку, — а вперед полетели коробки из-под кассет, пустые сигаретные пачки и Харри Холе собственной персоной. Он ударился головой о ветровое стекло, когда машина уже остановилась. По пешеходному переходу пронеслась кричащая и размахивающая флагами толпа детей. Харри потер шишку на лбу. Он сейчас был рядом с Дворцовым парком, все подходы к Королевскому дворцу забиты людьми. Из открытого кабриолета, стоявшего неподалеку, Харри услышал прямую радиотрансляцию. Каждый год — одно и то же:
«А сейчас члены королевской семьи с балкона машут рукой людям, собравшимся на Дворцовой площади. С особой радостью народ приветствует наследника престола, недавно вернувшегося из поездки по США. Наследник…»
Харри выжал сцепление и, осторожно добавляя газ, медленно поехал по тротуару.
Эпизод 110 Осло, 16 октября 1999 года
Я снова рассмеялся. Конечно, это смеялся Даниель. Я не написал об этом, но первое, что он сделал, когда проснулся, — это позвонил Сигне. Мы позвонили из телефона-автомата в «Скрёдере». И это было настолько потешно, что на глазах выступили слезы.
Сегодня ночью я снова буду обдумывать свой план. Проблема в том, что я не знаю, где раздобыть себе оружие.
Эпизод 111 Осло, 15 ноября 1999 года
…было улажено, когда вдруг появился он — Халлгрим Дале. Неудивительно, что он спился. Я долго надеялся, что он меня не узнает. Наверное, до него доходили слухи, что я погиб во время бомбежки в Гамбурге, потому что он принял меня за привидение. Он понял, что я от чего-то скрываюсь, и хотел, чтобы я ему немного заплатил за молчание. Но этот Дале и за все деньги мира не смог бы держать язык за зубами. И я позаботился о том, чтобы он никому ничего не разболтал. Это не доставило мне никакой радости, но я почувствовал определенную удовлетворенность, убедившись, что не потерял навыка.
Эпизод 112 Осло, 6 февраля 2000 года
Вот уже больше пятидесяти лет мы с Эдвардом регулярно встречаемся в ресторане «Скрёдер». Шесть раз в году: в первый четверг каждого второго месяца. Мы по-прежнему называем это «штабными» встречами, как в те времена, когда ресторан стоял на Юнгсторгет. Я часто думал о том, что же нас связывает. Мы же совершенно друг на друга не похожи. Может, просто общая судьба. Нам пришлось пройти через одно и то же: оба побывали на Восточном фронте, оба потеряли жен, у обоих уже взрослые дети. Не знаю, но почему бы и нет? Самое важное — я ни насколько не сомневаюсь в преданности Эдварда. Разумеется, он никогда не забудет, как я выручил его после войны, но я помогал ему и потом. Например, в конце 60-х, когда он потратил все на выпивку и бега, и на его судьбе можно было бы поставить крест, если б я не заплатил за него долги.
Нет, Мускен уже далеко не тот уверенный в себе боец, которым был под Ленинградом, но в последние годы он понял, что жизнь далеко не такая, какой он ее себе представляет, и старается взять от нее все, что может. Теперь у него есть своя беговая лошадь, он заботится о ней, больше не пьет и не играет и время от времени дает мне советы, на кого ставить на ближайших скачках.
Кстати о советах: именно Мускен рассказал мне, что Эвен Юль как-то спросил его, возможно ли, чтобы Даниель Гюдесон по-прежнему был жив. В тот же вечер я позвонил Эвену и спросил, не начинается ли у него маразм. На это Эвен рассказал мне, как несколько дней назад снял трубку второго телефона в спальне и нечаянно подслушал разговор его испуганной до смерти супруги с человеком, выдающим себя за Даниеля. Этот человек заявил, что позвонит в следующий четверг. Эвен сказал, что слышал на том конце звуки, будто звонили из какого-нибудь кафе, и теперь решил прочесывать по четвергам городские кафе, пока не найдет телефонного террориста. В полицию он обращаться не стал — они такими пустяками заниматься не будут. И Сигне ничего не сказал, чтобы его не остановила. Я закусил кулак, чтобы не расхохотаться, и пожелал этому старому идиоту удачи.
После переезда в Майорстуа я еще не виделся с дочерью, но мы разговариваем по телефону. Кажется, нам обоим уже надоели ссоры. Я устал говорить ей, какое сильное оскорбление она нанесла мне и своей матери, когда вышла замуж за этого русского, сына старых большевиков.
— Знаю, тебе это кажется предательством, — говорит она. — Но это все в прошлом, и хватит об этом.
Нет, это не в прошлом. Ничто не в прошлом.
Олег про меня спрашивает. Он славный мальчик, Олег. Надеюсь только, что он не будет таким же упрямым и своенравным, как его мать. Это у нее от Хелены. Они так друг на друга похожи, что, когда я пишу эти строки, у меня на глаза наворачиваются слезы.
На следующей неделе Эдвард разрешил мне пожить в его дачном домике. Там я и испробую свою винтовку. Даниель радуется.
Загорелся зеленый, Харри нажал на газ. Передние колеса уперлись в край тротуара, «форд» тряхнуло, автомобиль весьма неэлегантно подпрыгнул и оказался на газоне. На тротуаре было слишком много народу, и Харри продолжил движение по траве. «Форд» прополз между прудом и четырьмя подростками, устроившимися на пикник. В зеркале Харри увидел мигание полицейского маячка. Толпы народу были везде-до самой караулки. Харри остановил машину, выпрыгнул из нее и побежал к полицейским заграждениям.
Громко крича: «Полиция!» — Харри прокладывал себе дорогу в людской массе. Тех, кто встал сегодня с рассветом, чтобы занять место поближе к оркестру, приходилось буквально расталкивать. Когда Харри перепрыгивал через заграждения, какой-то гвардеец попытался остановить его, но Харри оттолкнул его в сторону, помахал удостоверением перед носом и неуверенно пошел по свободной от народа площадке. Под ногами хрустел гравий. За спиной под фальшивые звуки мелодии «I’m just a Gigolo» проходили школьные оркестры из Шлемдаля и Волеренги. Королевская семья махала им руками. Харри смотрел на сплошную стену сияющих, улыбающихся лиц и красно-бело-синих флагов, пробегая глазами ряды зрителей: пенсионеры, фотографы, отцы семейств с чадами на плечах, но нигде не было Синдре Фёуке. Гюдбранна Юхансена. Даниеля Гюдесона.
— Черт! Черт!
Харри охватила паника.
Вдруг он увидел у заграждений знакомое лицо. На посту в гражданском, в руках — рация, на глазах — зеркальные очки. Значит, он последовал совету и пошел стоять в заграждении, пожертвовав «Скотсманом».
— Халворсен!
Эпизод 113 Осло, 17 мая 2000 года
Сигне мертва. Три дня назад я казнил ее как изменницу, пуля прошла сквозь ее лживое сердце. Я так долго был уверен в себе, но едва раздался выстрел, как Даниель покинул меня. Он оставил меня в замешательстве, и сомнения начали терзать меня. Той ночью я спал беспокойно. И еще тяжелее было от боли внутри. Я принял три таблетки из тех, что доктор Буер сказал мне принимать по одной, но боль по-прежнему была невыносимой. В конце концов мне удалось заснуть, и когда на следующее утро я проснулся, Даниель опять был со мной, он был полон новых сил. Цель уже близка, и мы бесстрашно сделали к ней еще один шаг.
Он близится, тот день, когда за Великое Предательство последует возмездие. Я не боюсь.
Конечно, самое главное — чтобы о Предательстве узнали люди. Если эти воспоминания попадут не в те руки, их могут уничтожить или скрыть от народа. На всякий случай я постарался оставить нужные улики одному молодому полицейскому из Службы безопасности. Остается надеяться на его сообразительность, но я нутром чувствую, что с мозгами у него все в порядке.
В последние дни было столько переживаний.
Все началось в тот день, когда я решил, что пора расправиться с Сигне. Я позвонил ей и сказал, что приду за ней. Когда я выходил из «Скрёдера», то через стеклянную стену кафе напротив увидел лицо Эвена Юля. Я сделал вид, что не заметил его, и пошел дальше. Но я знал: он сообразит что к чему, если хорошенько подумает.
Вчера ко мне заходил полицейский. Я думал, что улики, которые я ему дал, не настолько явные, чтобы он смог в них разобраться до того, как я исполню задуманное. Но оказалось, что он наткнулся на след Гюдбранна Юхансена в Вене. Я понимал, что мне нужно выиграть время — по крайней мере, сорок восемь часов. И я рассказал ему ту небылицу про Эвена Юля, которую придумал специально для подобного случая. Я сказал, что Эвен был несчастным бедолагой с израненной душой и в него вселился Даниель. Во-первых, эта небылица выставила бы Юля виновником всего происшедшего, в том числе убийства Сигне. А во-вторых, сделала бы инсценированное самоубийство, заготовленное мной для Юля, более правдоподобным.
Как только полицейский ушел, я сразу же приступил к действию. Казалось, Эвен Юль не слишком удивился, когда сегодня открыл дверь и увидел на пороге меня. Может быть, он хорошенько подумал, а может, просто был больше не в силах удивляться. Он уже был похож на мертвеца. Приставив ему нож к горлу, я пообещал: если он дернется, то прирежу его, как прирезал его псину. А чтобы у него не оставалось в этом сомнений, открыл, взятый с собой мешок для мусора и показал труп этой твари. Мы поднялись в спальню, он послушно забрался на табурет и привязал под потолком собачий поводок.
— Не хочу, чтобы полиция раньше времени получила еще какие-нибудь улики, поэтому нужно, чтобы все выглядело как самоубийство, — сказал я. Но он не отвечал. Казалось, ему все равно. Кто знает, может, я даже оказывал ему услугу?
Затем я стер отпечатки пальцев, положил мешок с собакой в холодильник, а ножи — в подвал. Дело было сделано, я в последний раз осмотрел спальню, как вдруг услышал за окном шум и увидел на дороге полицейскую машину. Она остановилась, будто кого-то поджидая, и я понял, что мне грозит опасность. Конечно, Гюдбранна охватил страх, но, по счастью, Даниель взял все в свои руки и не стал медлить с действиями.
Я взял ключи от двух других спален — один из них подошел к той, где висел Эвен. Я положил его на пол за дверью, взял тот ключ, который уже у меня был, и запер дверь снаружи. Потом вынул этот и вставил в замок другой ключ, который не подходил. И наконец, вставил самый первый ключ в замок другой спальни. На все это ушло несколько секунд, затем я спокойно спустился на первый этаж и позвонил на мобильный телефон Харри Холе.
А в следующую секунду он вошел.
Хотя в душе я чуть не лопнул от смеха, думаю, у меня получилось сделать удивленное лицо. Наверное, потому что я и вправду был немного удивлен. Одного из полицейских я видел раньше. Той ночью в Дворцовом парке. Но, думаю, он не узнал меня. Наверное, потому что сегодня он увидел Даниеля. И еще: я не забыл стереть с ключей мои отпечатки.
— Харри! Почему ты здесь? Что-то случилось?
— Слушай, передай нашим по рации, чтобы…
— Что?
Мимо под гремящую музыку прошла очередная колонна детей.
— Я говорю… — крикнул Харри.
— Что? — крикнул Халворсен.
Харри выхватил у него рацию:
— Эй, вы, слушайте там все. Все, я сказал. Разыскивается мужчина, семьдесят девять лет, рост — метр семьдесят пять, глаза голубые, волосы седые. По всей вероятности, вооружен. Повторяю: вооружен и очень опасен. Есть подозрение, что он хочет совершить покушение, так что проверьте все крыши и открытые окна вокруг. Повторяю…
Халворсен в недоумении смотрел на него. Харри повторил сообщение и вернул рацию ему.
— Дальше твоя работа, Халворсен. Останови праздник.
— О чем ты говоришь?
— Ты при исполнении, а у меня сейчас вид, как… у алкоголика. Они меня и слушать не станут.
Халворсен посмотрел на Харри: небритый подбородок, мятая, криво застегнутая рубашка, ботинки на босу ногу.
— Кто «они»?
— Ты что, еще не понял, о чем я говорю? — рявкнул Харри и указал ему трясущимся пальцем.
Эпизод 114 Осло, 17 мая 2000 года
Завтра. Расстояние — четыреста метров. Раньше у меня получалось. Зеленый весенний парк наполнится жизнью, и в нем не останется места для смерти. Но путь для пули теперь свободен. На мертвом дереве не будет листьев. Выстрел раздастся с небес, будто Божья длань покарает потомство предателя, и все увидят, что Он делает с теми, кто не чист сердцем. Предатель говорил, что любит свою страну, а сам предал ее. Он просил нас избавить ее от интервентов с Востока, а сам потом заклеймил нас как предателей.
Халворсен побежал к входу во Дворец, а Харри остался на месте. Он начал ходить кругами, как пьяный. Понятно, что королевская семья покинет балкон не сразу. Нужно, чтобы на это были весомые основания: 17 мая не станут отменять только из-за того, что деревенский следователь услышал что-то от своего коллеги, который и сам ни в чем не уверен. Харри шарил взглядом по толпе вверх-вниз, не сознавая, что ищет.
Выстрел с небес.
Харри поднял глаза. Зеленые деревья. Нет места для смерти. Стволы такие высокие, а листва такая густая, что даже с хорошим прицелом стрелять из соседнего дома невозможно.
Харри закрыл глаза. Помоги мне, Эллен.
Путь для пули свободен.
Почему вчера, когда Харри шел по парку, те двое рабочих, казалось, были чем-то удивлены? Дерево. На нем не было листьев. Он снова открыл глаза и посмотрел на кроны: вот он — коричневый мертвый дуб. Сердце бешено заколотилось. Харри обернулся, дождался, пока пройдет барабанщик, и кинулся к Дворцу. Оказавшись на линии между балконом и мертвым дубом, Харри остановился и посмотрел в сторону дерева. За голыми ветками возвышался синий стеклянный гигант. Отель «Рэдиссон САС». Ну конечно! Так просто. Одна пуля. 17 мая никто не обратит внимания на выстрел. Убийца спокойно спустится в переполненный холл, проскользнет мимо портье, выйдет на улицу и смешается с бесконечной толпой. А дальше? Что потом?
Времени на раздумья не оставалось, нужно было действовать. Нужно действовать. Но он так устал. Больше всего Харри вдруг захотелось уйти отсюда подальше, уйти домой, лечь в кровать и проспать весь день, а наутро узнать, что ничего не произошло, что все ему просто приснилось. Сквозь пелену оркестровой музыки прорезался вой сирены «скорой помощи» на Драмменсвейен, и Харри очнулся.
— Черт! Черт!
Он бросил еще один взгляд на отель и побежал.
Эпизод 115 Гостиница «Рэдиссон САС», 17 мая 2000 года
Старик сидел, прислонившись к оконной раме, поджав ноги под себя и обеими руками сжимая винтовку. Звук сирены на улице становился все тише и дальше. Поздно спохватились, подумал старик. Они все умрут.
Его снова вырвало. Сплошная кровь. Тогда он от боли чуть сознание не потерял, а потом лежал, скорчившись, на полу в ванной и ждал, когда начнут действовать таблетки. Четыре штуки. Постепенно боль улеглась, но ударила напоследок, будто напоминая, что она еще вернется. Ванная снова приобрела обычные очертания. Та ванная, в которой он лежал — с джакузи. Или с сауной? Во всяком случае, там был телевизор, и когда старик включил его, по всем каналам играли гимны и песни в честь короля и нарядные журналисты рассказывали о детской процессии.
Теперь старик снова был в гостиной. Солнце огромным фонарем висело на небе, освещая все вокруг. Старик знал, что ему с его куриной слепотой не стоит смотреть на этот свет, иначе можно не заметить русских снайперов, ползущих по снегу нейтральной полосы.
— Я его вижу, — прошептал Даниель. — Тридцать градусов, на балконе, прямо за мертвым деревом.
За деревом? Но ведь здесь, на изрытой бомбами земле, не было никаких деревьев.
Наследник вышел на балкон, но ничего не говорит.
— Он ушел! — с досадой бросил кто-то. Похоже, Синдре Фёуке.
— Ну уж нет, — ответил Даниель. — Ни один большевистский дьявол не улизнет отсюда.
— Он знает, что мы его увидели, и залег в траншею.
— Ну уж нет, — повторил Даниель.
Старик положил винтовку на край рамы. Чтобы открыть это окно, ему пришлось выкрутить винты — иначе окно полностью не открывалось. Что там говорила ему девушка за стойкой? Что это нужно, чтобы у гостей «не возникло разных глупых мыслей». Старик посмотрел в прицел. Люди внизу казались такими маленькими. Он выставил расстояние. Четыреста метров. Когда стреляешь сверху вниз, надо принимать во внимание, что тяжесть пули меняет траекторию ее полета. Но Даниель это знал. Даниель знал все.
Старик посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Пора. Он прислонился щекой к тяжелому холодному прикладу, левой рукой перехватил ложе винтовки. Снова слегка прищурил левый глаз. Весь прицел заполнила балюстрада балкона. Потом черные фраки и цилиндры. Старик нашел нужное лицо. Как оно было похоже на то, молодое лицо в сорок пятом!
— Ну уж нет, — повторял Даниель все тише и тише, все пытаясь прицелиться. Вскоре слова облачками пара вовсе перестали выходить у него изо рта.
Перед балконом расплывался дуб, тыча в небо черными пальцами. На одну из ветвей села птица. Прямо на линии прицела. Старик занервничал. Ее же там не было. Скоро она опять улетит. Он выпустил из рук винтовку и еще раз набрал воздуху в саднящие легкие.
Хррр… хррр…
Харри ударил по рулю и повернул ключ зажигания снова.
Хррр… хррр…
— Да заводись ты, развалюха старая! А то завтра будешь на свалке!
«Форд» взревел и, выбрасывая из-под колес траву и землю, рванул вперед. Харри круто повернул у пруда. Ребята, спокойно сидевшие на земле, с громкими криками вскочили на ноги, подхватив бутылки с пивом. Харри ехал к гостинице. Заслышав неистовый рев мотора на первой передаче и непрекращающиеся гудки клаксона, людская масса рассыпалась, освобождая Харри путь. Внезапно рядом с детским садом в самом конце парка из-за дерева появилась детская коляска. Харри резко повернул влево и едва не въехал в ограду оранжереи. Автомобиль съехал на Вергеланнсвейен и оказался прямо перед украшенным норвежскими флагами и березовыми листьями такси, — таксист едва успел затормозить, Харри поддал газу и, маневрируя между встречными машинами, помчался на Хольбергсгате.