Сколько стоит моя жизнь - Серова Марина Сергеевна 14 стр.


– Юля, а вы говорили с Павлом Игоревичем об этом?

– Однажды я попыталась вызвать его на откровенность, но он перевел разговор на другую тему. Ой, это муж звонит, – сказала Алферьева, доставая из сумки мобильник. – Да, Леша, я тебя слушаю. Не волнуйся, ничего не случилось. Просто я встретила свою знакомую… Нет, из Тарасова. Мы сидим с ней в сквере, разговариваем… Я постараюсь. Хорошо. Целую.

Убрав мобильник обратно в сумку, Юля не спешила продолжать свой рассказ. Телефонный звонок, прервавший поток ее откровений, явно был некстати. А ведь она практически подошла к самому важному. Я нарушила молчание, сказав:

– Ну что ж, я теперь более или менее представляю себе, что за человек Грибов.

– Разве вы его не знали? – удивилась Алферьева. – Это же он вас ко мне прислал?

– Юля, мы виделись с ним всего один раз, когда он нанимал меня на работу. Павел Игоревич сказал мне, что вы его обокрали…

– Это неправда! – тут же возразила Алферьева. – Разве тот детектив, который два года назад приезжал в Питер, не внес ясность?

– Не знаю, может, Дедикин по каким-то причинам не сказал Грибову об этом, а может, тот попросту не поверил Ивану Кузьмичу.

– Как это не сказал? Почему?

– Юля, я не могу отвечать за действия другого человека. Я веду свое собственное расследование, и у меня есть подозрение, что Павел Игоревич, сознательно или нет, ввел меня в заблуждение. Мне надо знать, что на самом деле произошло, когда он уехал в командировку.

– Да, с моей стороны было большой наивностью поверить в то, что Иван Кузьмич сможет все объяснить Грибову. И вы, Татьяна, тоже работаете на Павла, он платит вам деньги, поэтому вы в любом случае примете его сторону. Какой смысл мне рассказывать вам о том, что тогда произошло, тем более мне крайне неприятно об этом вспоминать, да и для ребеночка это вредно, – Юля погладила свой живот. – Ему нужны положительные эмоции.

– Я – женщина, поэтому мне проще вас понять. Именно то обстоятельство, что вы беременны, заставляет меня действовать по совести, ориентироваться на здравый смысл, а не на материальную выгоду. Но вы, Юля, должны мне помочь. Расскажите, что же все-таки произошло? – во второй раз спросила я.

– Хорошо, я расскажу. Года через полтора нашей совместной жизни Павел заговорил о свадьбе, о детях… Он познакомился с моими родителями, буквально очаровал их… Да это было и несложно, с его-то деньгами… Что касается меня, то я не была уверена, что мне стоит выходить замуж за Грибова. Иногда он меня просто пугал своими приступами гнева, хотя и не на меня направленного. Я несколько раз была свидетельницей того, как резко Павел отчитывал своих подчиненных. Потом те несчастные случаи, о которых я вам уже рассказывала, не давали мне покоя. В мою голову неизбежно приходили мысли о том, что однажды и я могу попасть ему под раздачу. Несмотря на то что за все время нашей совместной жизни Павел ни разу не повысил на меня голоса, не было никакой гарантии, что я ему не надоем. И если уж это случится, то он станет обращаться со мной совсем по-другому, – Алферьева замолчала, оглядываясь по сторонам. – Что-то во рту пересохло…

– Давайте пройдемся, – предложила я, – здесь наверняка продают напитки.

– Да, это там, – Юля махнула рукой в глубину сквера. Мы поднялись со скамейки и пошли по аллее вперед. Утолив жажду, Юля продолжила: – Как-то Грибов уехал в командировку, а на следующий день совершенно неожиданно пришел его двоюродный брат, Сергей Гудков. Ни о чем не подозревая, я впустила его в квартиру, предложила попить чаю. Он развалился в кресле и, сально улыбаясь, стал наблюдать за тем, как я расставляю на столе приборы. Мне было не по себе от его взгляда, от вопросов… Гудков пытался выяснить, люблю ли я Павла или живу с ним из-за его денег. Я как-то совсем не была готова к такому разговору, растерялась, а он… он стал ко мне приставать. Я сопротивлялась как могла, но Гудков оказался сильнее…

– То есть Сергей, двоюродный брат Павла Игоревича, вас изнасиловал? – четко и конкретно поинтересовалась я.

– Да, – подтвердила Юля, покраснев. – Когда это случилось, он натянул на себя брюки и сказал, что пришел по просьбе Павла. Грибов вроде бы хотел проверить, насколько мне можно доверять. А затем, нагло усмехаясь, Гудков заметил, что я не больно-то сопротивлялась… Это была наглая ложь! Я боролась как могла, но он такой сильный… Сергей наговорил мне кучу всяких гадостей и ушел. Я поняла, что моим отношениям с Грибовым пришел конец. По моему твердому убеждению, Павел никогда не простил бы мне того, что произошло. Я рыдала от обиды и бессилия что-либо изменить. Потом пришла соседка, Валентина. Она столкнулась на лестничной площадке с Гудковым. Увидев, что я вся в слезах, Валя стала меня расспрашивать, в чем дело. Мы с ней уже успели сдружиться, поэтому я рассказала ей, что произошло, и попросила совета.

– Да разве ж в таких деликатных вопросах нужны советчики? – не удержалась я от такого высказывания.

– Валя старше меня на десять лет, у нее больше жизненного опыта, поэтому ее мнение казалось мне очень важным. Она долго не думала, а сразу сказала мне, что дожидаться Грибова не стоит. Ей было известно, что у него очень крутой нрав, измены уж он мне точно бы не простил. В доказательство она привела мне одну историю, которую в том многоквартирном доме помнили старожилы. – Мы дошли до свободной скамейки и присели. – Павел был один раз официально женат, причем очень давно и совсем недолго. Вскоре после свадьбы он застал свою жену дома с каким-то парнем, причем не в постели, нет. Они просто сидели на кухне и разговаривали. Грибов избил его и выставил за дверь. Тот обратился в милицию, и Павла едва не посадили за нанесение тяжких телесных повреждений. Но дело в суде развалилось. А с женой Грибов сразу же разошелся. Потом у него, конечно, были женщины, но он не регистрировал с ними своих отношений. А со мной он собирался идти в загс. Услышав все это, я вдруг поняла, что Павел на самом деле мог устроить мне такое испытание, а я его не выдержала. Да у меня чисто физически не было сил противостоять Гудкову!

– И вы решили уехать из Тарасова еще до возвращения Грибова, компенсировав моральный ущерб? – уточнила я.

– Какая там компенсация! – отмахнулась Алферьева. – Я даже не все свои вещи взяла. Шубу норковую оставила, колье с бриллиантами тоже…

– Павел Игоревич утверждает, что, вернувшись из командировки, он не застал вас дома, но зато увидел в своей квартире страшный кавардак. Все, что было там ценного, исчезло, в том числе и из сейфа. А то, что нельзя было унести: мебель, бытовую технику, – было приведено в негодность. Кроме того, его автомобиль тоже был разбит.

– Это сделала не я, – тихонько возразила Юля, и я подумала, что при воспроизведении диктофонной записи эта фраза может и вовсе потеряться в уличном шуме.

– Извините, я задумалась и вас не расслышала.

– Это сделал кто-то другой, не я, – достаточно четко повторила Юля, – если вообще сделал. Грибов мог все это и придумать.

– Придумать? Зачем?

– Ну, может быть, ему показалось, что никто не станет искать женщину, которая ушла от него, но если она его к тому же обокрала, то это уже серьезный повод для расследования, – робко высказалась Алферьева.

– Нет, здесь явно что-то не то. – Немного подумав, я высказала свое предположение: – Кража и порча имущества действительно имели место, но уже после вашего отъезда. Скорее всего, это тоже дело рук Сергея.

– Так Грибов ему еще и кражу заказал? – вопросила Юля, удивляя меня своей недальновидностью. – Но страховки у него не было. К чему тогда этот спектакль?

– Вы что же, действительно думаете, что Павел Игоревич просил своего двоюродного брата затащить вас в постель?

– С его стороны это, конечно, хамский поступок, но Грибов еще и не на такое способен. Он проучил Засыпкина, не сам, разумеется, а послал в Митрофановку кого-нибудь из своих рабочих. Его счастье, что Кирилл не очень-то серьезную травму получил… А ДТП, в которое попал его более удачливый конкурент? А пожар, случившийся в доме сотрудника «Бригадира», который нанес ущерб этой фирме?

– Участкового он действительно мог проучить, а вот причастность Грибова к другим случаям под сомнением. Или у вас есть доказательства?

– Откуда? – Алферьева развела руками и призадумалась: – Хотя, знаете, на что я обратила внимание?

– На что?

– Павел собирал в папочку материалы на людей, которые так или иначе перешли ему дорогу, а держал он ее в домашнем сейфе. Я помню, что, рассказывая о своем снабженце, он держал в руках копию платежного поручения на перевод неустойки заказчику и еще какие-то бумаги. Потом, чему-то таинственно ухмыляясь, он убрал эти документы в сейф.

Услышав это, я поняла, о каком компромате говорил мне Павел Игоревич.

– Юля, а вы знали, где хранится ключ от того сейфа?

– Замок был кодовым, и шифр был мне неизвестен, – сказала Алферьева. – Из моих вещей там хранилось только колье, которое Павел подарил мне на день рождения. Оно стоило как половина машины. Я не понимала, зачем он так потратился, в нем ведь без охранников ходить нельзя. Я и надевала то украшение всего только раз, на одну корпоративную вечеринку. Нет, еще пару раз дома, на тот самый день рождения и Новый год. Павел сам доставал его из сейфа и надевал мне на шею…

– На что?

– Павел собирал в папочку материалы на людей, которые так или иначе перешли ему дорогу, а держал он ее в домашнем сейфе. Я помню, что, рассказывая о своем снабженце, он держал в руках копию платежного поручения на перевод неустойки заказчику и еще какие-то бумаги. Потом, чему-то таинственно ухмыляясь, он убрал эти документы в сейф.

Услышав это, я поняла, о каком компромате говорил мне Павел Игоревич.

– Юля, а вы знали, где хранится ключ от того сейфа?

– Замок был кодовым, и шифр был мне неизвестен, – сказала Алферьева. – Из моих вещей там хранилось только колье, которое Павел подарил мне на день рождения. Оно стоило как половина машины. Я не понимала, зачем он так потратился, в нем ведь без охранников ходить нельзя. Я и надевала то украшение всего только раз, на одну корпоративную вечеринку. Нет, еще пару раз дома, на тот самый день рождения и Новый год. Павел сам доставал его из сейфа и надевал мне на шею…

Я продолжила опрос:

– А Сергей или кто-то другой мог знать шифр от сейфа?

– Понятия не имею, – пожала плечами Юля. – Может быть, Галина? Это та женщина, с которой Грибов жил до меня.

– Вы знаете, как ее фамилия, где она живет?

– Валентина называла мне ее фамилию, но она вылетела у меня из головы. Зачем мне лишняя информация? Я вот еще что вспомнила. Как-то Павел приболел и остался дома. На работе потребовались какие-то бумаги, и за ними приехал Владимир, помощник Грибова. Мне никогда не нравился этот человек. Он так неестественно лебезил перед Павлом, а в душе, чувствовалось, его ненавидел, – подметила Алферьева, и я была с ней солидарна. – Так вот, я обратила внимание, что Владимир слишком уж откровенно приглядывался к тому, как Грибов открывал сейф. Перехватив мой взгляд, он сразу же отошел в сторону.

– Значит, Сергей, Галина и Владимир, – перечисляла я вслух имена возможных подозреваемых.

– Гудков, конечно, еще та сволочь, но мне кажется, что кража – это не его рук дело. Он ведь все-таки близкий родственник Павла.

– Однако это обстоятельство не помешало ему перешагнуть через этическую черту. Если Грибов и просил его провести тот тест, – с большой натяжкой я все-таки это допускала, – то наверняка он не рассчитывал, что дело зайдет настолько далеко. Интересно, как бы Сергей запел, если бы вы, Юля, не сбежали, а рассказали Павлу о том, что произошло?

– Знаете, Гудков, оказывается, записывал все, что происходило в гостиной на камеру своего мобильника. Он сказал, что смонтирует из всего этого фильм, из которого Павлу будет ясно, что вся инициатива исходила от меня, а он, бедняжка, не смог передо мной устоять. Сволочь! Он не оставил мне выбора. Я уехала к тетке в Питер, думая, что там меня Грибов уж точно не найдет. Но вскоре ей позвонил мой отец и предупредил, что у них, в Митрофановке, был частный детектив, которого нанял Павел. Папа хоть и не знал наверняка, что я поехала к тете Наташе, но по пьяни выболтал, что мне больше податься некуда, кроме как в Северную столицу. Я временно съехала от тетки к ее подруге. Через несколько дней к тете Наташе пришел сыщик. Его звали Иван Кузьмич. Он показался моей родственнице вполне адекватным, и она сочла возможным рассказать ему, как все было на самом деле. Тот ей вроде бы поверил и выразил сожаление, что нет никаких доказательств. Уходя, сыщик даже пообещал сам их найти.

– Даже так? – удивилась я.

– Да, и только я подумала, что опасность миновала, как поняла, что беременна. И самое ужасное состояло в том, что я не знала, чей это ребенок, Павла или Сергея, поэтому решилась на аборт, – упавшим голосом произнесла Алферьева. – Видать, судьба у меня такая – постоянно попадать в какие-то передряги. Несмотря на то что срок был маленький и клиника хорошая, без осложнений не обошлось. Мне сказали, что я, скорее всего, не смогу больше иметь детей. Узнав это, я поняла, что для меня апокалипсис уже наступил. Я впала в жуткую депрессию. Моя жизнь потеряла всякий смысл. Тетка как могла утешала, поддерживала меня, нашла мне интересную работу, и я мало-помалу стала приходить в себя. А потом из дальнего рейса вернулся ее муж, и я поняла, что мне нет места в его квартире. Я собиралась снять какую-то комнатку, но тут подвернулся случай поехать в Киев…

– И что это за случай? – спросила я, понимая, раз уж Юля начала изливать свою душу, то не остановится, пока не расскажет все.

– С тетей Наташей работает одна женщина, она родом из Киева. Так вот ее мать серьезно заболела, ей нужен был ежедневный уход. Работу по специальности Марина бросать не хотела, понимая, что ей больше такую не найти, а нанять постороннюю сиделку было боязно. Уж не знаю, кому в голову пришла идея отправить меня в Киев, тете Наташе или Марине, но мне это предложение сразу не понравилось. Но потом, от безысходности, я все же согласилась и поехала. Больная оказалась очень капризной. Я как страшный сон вспоминаю те полгода, которые я за ней ухаживала, и это притом, что платила она мне очень мало. Чтобы как-то продержаться, я продала все золото, которое дарил мне Павел… А потом я встретила Лешу, – Юлино лицо осветила улыбка. – Я зазевалась на дороге и едва не попала под машину. Водитель вышел из нее, накричал на меня, а когда увидел слезы на моих глазах, то стал просить прощения. Мы познакомились, он довез меня до дома, попросил номер моего телефона. Мы стали встречаться. Я как-то сразу почувствовала в Леше родственную душу. Он рассказал мне о своей трагедии (десять лет назад убили его беременную жену), я ему – о своей. Впрочем, кое о чем я умолчала. У меня просто язык не повернулся рассказать ему про беременность, аборт и последующий неутешительный диагноз.

– Наверное, на вашем месте я поступила бы точно так же, – вставила я в образовавшуюся паузу.

– Мы с Лешей быстро поняли, что не можем жить друг без друга. Я позвонила в Питер и сказала Марине, что ей надо искать для матери другую сиделку. Она взяла отпуск и приехала в Киев заниматься этим вопросом, а я стала жить у Леши. У него было кафе «Вересень», но в последнее время дела там шли неважно. Причин тому было много – высокая арендная плата, жесткая конкуренция, мировой кризис, наконец… Мы с Лешей стали думать, как наладить дела. Я тоже кое-что предлагала, недаром ведь два курса института агробизнеса закончила, да и жила несколько лет с бизнесменом, у которого зубы акулы и хватка крокодила. Так что Грибов меня кое-чему научил. В итоге мы с Лешей решили, что «Вересень» надо закрыть и открыть сразу целую сеть предприятий быстрого питания, но не в Киеве, где бистро и так хватает, а в другом городе. Выбор пал на Харьков – здесь ниша, которую мы собирались занять, была не полностью заполнена. Спрос на кафе именно быстрого питания тут очень большой, потому что студентов много. К тому же арендная плата в этом городе значительно ниже столичной. Я помогла составить бизнес-план, и вот мы оказались здесь… Ой, Леша, наверное, меня уже заждался! – спохватилась вдруг Алферьева. – Вы знаете, Таня, я, пожалуй, поеду домой.

Я не стала ее задерживать, но поинтересовалась:

– Юля, мы можем с вами завтра встретиться?

– Но я вроде бы все вам рассказала.

– Я чувствую, что-то очень важное осталось в тени. Мне надо все осмыслить, разложить по полочкам, чтобы распознать и восполнить пробелы.

– Ну, я не знаю, – замялась Алферьева. – Вообще-то мне завтра снова надо будет зайти в медцентр, чтобы сдать анализы.

– Во сколько вы там будете? – уточнила я.

– С утра, но меня Леша привезет туда на машине. Он старается не оставлять меня одну. Разве что сегодня не смог меня сопровождать, потому что в бистро должны были привезти мебель… Вы знаете, для меня новость о беременности была настоящим чудом, – говорила Юля, пока мы шли с ней к метро. – Я как раз в Ялте об этом узнала. К счастью, врачи тогда ошиблись… И хорошо, что я Леше ничего не сказала о том, какой мне раньше ставили диагноз! Мы вернулись с ним в Киев и зарегистрировались – заявление было подано еще до поездки в Ялту. Никакого пышного торжества не было, Алексей этого не хотел, наверное, потому, что для него это второй брак. Я и не стала ни на чем настаивать. Тем более все деньги были вложены в бизнес. После регистрации брака мы стали торопиться с переездом, потому что на более поздних сроках мне это было бы уже тяжело перенести…

– Ну да, ну да, – многозначительно произнесла я.

Скорее всего, Юля была не в курсе насчет угроз Ткачука десятилетней давности. Зинченко промолчал об этом, желая оградить ее от переживаний. В свою очередь Алферьева тоже не была до конца откровенной с Алексеем – она не сказала ему, что ее выследил частный детектив, нанятый Грибовым. Юля, не особо задумываясь, наплела ему по телефону, что случайно встретила свою тарасовскую знакомую. Так что врать эта девушка умела. Вопрос о том, можно ли верить всему тому, что она мне сегодня рассказала, и насколько, не давал мне покоя. Алферьева-Зинченко ничем не подтвердила свои слова, и это заставляло меня подозревать ее в неискренности. Я не исключала, что, прикинувшись жертвой обстоятельств, она бесстыдно пыталась водить меня за нос.

Назад Дальше