Она пришла и отомстила.
Эрик Калыньш по прозвищу Палач отнёсся к этому равнодушно, он и не такое видел.
А теперь она думала, что между ними возникало какое-то напряжение. Он-то так не думал, вовсе нет.
Плохо было то, что Американец это заметил, и ему было не всё равно. Но Эрику было это интересно только с той точки зрения, не начнётся ли у них взаимная истерика. Истерика может помешать, а дуться они могут сколько угодно.
Американец, который заснул ненадолго, после того как перестал думать о кровососах, проснулся и понял, что жена ушла. Он пролежал без сна два часа, а потом жена скрипнула дверью и долго принимала душ. Он спросил её, где она была, хотя сам уже догадался. Жена ответила, что выходила покурить. «Ну и подышать воздухом», добавила она.
— Тебе не кажется, что это бессмысленное сочетание? — спросил Американец.
— А что я должна сказать, милый?
— Шлюха! Шлюха! Шлюха! — и голос его сорвался.
— А ты — трус. Вот так-то.
Это был мощный аргумент, жена попала в самое яблочко, так что они начали ругаться. У них давно было всё плохо, и насчёт семейного психиатра Эрик был прав. Они ругались, и Американка говорила, что хочет спать, а потом Американец говорил, что хочет спать и завтра тяжёлый день, но они не могли остановиться и обменивались репликами ещё час.
А Эрик Калыньш по прозвищу Палач спал спокойно, вовсе не думая о женщине, что была у него. Если будешь думать о таких мелочах, то на работу останется мало времени. Он думал о кровососе, который сейчас тоже не спит в своём убежище, а может, и спит, чтобы утром выйти и искать себе подругу — если не врут те из учёных, кто считает, что им нужны подруги. Кровосос, до которого он хотел добраться, сидел в развалинах, а днём должен выйти на большой луг перед ними. Лучше всего, конечно, было выманить кровососа на открытое пространство, где Американец, вероятно, смог бы пострелять по нему с меньшим риском.
Ему не хотелось охотиться с Американцем ни на кровососов, ни на какого другого монстра, но он был профессионал, и контракт, пусть и устный, был для него законом. Эрику еще не с такими типами приходилось иметь дело.
Если они завтра найдут кровососа, то сделают своё дело быстро, и даст бог, всё обойдётся. А вот если они будут искать кровососа долго, то может произойти невесть что. Этот трусливый бедняга закончит свою опасную забаву, и, может быть, все обойдется. С этой женщиной он больше не будет связываться, а вчерашнее Американец тоже переварит. Ему, надо полагать, не впервой. Бедняга. Он, наверно, уже научился переваривать такие вещи. Сам виноват.
Плохо только одно — она переспала с ним до основного дела, а не после. После — это часто бывало, когда туристы возвращались обратно, но их ещё трепал адреналиновый шторм. Они тут же напивались, и мужчины часто напивались сильнее своих женщин.
Эрик знал свою клиентуру — веселящиеся светские львы и львицы, спортсмены-любители из всех стран, их женщины, которым кажется, что им недодали чего-то за их деньги, если они не переспят на этой койке со сталкером. Он презирал их, когда они были далеко, но пока он был с ними, многие из них ему очень нравились. И этих своих клиентов, как ему казалось, он вычислил. Это такой очень стабильный союз, который он не раз видел. Союз, в котором мужчина и женщина похожи на зомби и наперегонки выедают мозг друг другу. Красота жены была залогом того, что муж никогда с ней не разведется; а богатство мужа было залогом того, что жена никогда его не бросит.
Так или иначе, они давали ему кусок хлеба, и пока он был нанят, их мерки были его мерками.
Они были его мерками во всем, кроме самой охоты на Зоне. Тут у него были свои мерки, и этим людям оставалось либо подчиняться ему, либо нанимать себе другого проводника. Он знал, что все они уважают его за это.
И он перестал думать об этой супружеской паре и принялся думать о гипножабе. Он всегда думал перед сном о гипножабе, то есть о Чернобыльском Земноводном Контролёре, потому что поймать Земноводного Контролёра было главной мечтой его жизни.
Они позавтракали до рассвета.
Супружеская пара смотрела в разные стороны, и американцы не разговаривали друг с другом. Всё оказалось хуже, чем он думал. «Значит, она его разбудила, когда вернулась, — подумал Эрик Калыньш по прозвищу Палач, поглядывая на обоих своими равнодушными, холодными глазами. — Плохо, но он сам виноват. Ну и следил бы за женой получше, ведь видно же, что она ни в грош его не ставит. Следил бы за ней получше, а не катался на опасное сафари». Женщина, кстати, показалась ему более красивой, чем ночью — в ней была поутру какая-то особая свежесть, прелесть невинности. Ночью она показала, что умеет очень много, даже слишком много. И говорила такое, что даже Эрику было внове. «Нет, этот Американец сам виноват, что женился на такой. Только как бы он на маршруте не закатал бы разрывную пулю не в кровососа, а мне в затылок».
— Как вы думаете, найдем мы кровососа? — спросила американка, отодвигая тарелку с консервированной спаржей.
— Вероятно, — сказал Эрик Калыньш и улыбнулся ей. — Только вам лучше остаться в посёлке.
— Ни за что, — ответила она. — Вы же помните про контракт?
— Прикажите ей остаться в гостинице, — сказал Эрик Американцу.
— Сами прикажите, — ответил Американец холодно. Сталкер даже удивился, как твёрдо и непреклонно он это бросил.
— Давайте лучше без приказаний! — сказала она, а потом, повернувшись к своему мужу, добавила: — И без глупостей с нравоучениями.
Вышло у неё это даже как-то весело.
— Так пошли? — спросил Американец, а сам подумал, что вот это и есть дрянь, и он тоже виноват, он должен был это предчувствовать. А теперь они все в дерьме.
— Может, вы сами останетесь с ней в гостинице и предоставите мне поохотиться на кровососа одному? То есть, с вашей командой, ведь там ещё два человека? — спросил Американец.
— Не имею права, — сказал сталкер-проводник Эрик Калыньш по прозвищу Палач. — Бросьте вы вздор болтать.
Перед выходом супруги опять обменялись негодующими репликами, и Эрик стал думать, не покружить ли с ними в течении дня по ближним тропинкам, и не привести ли обратно, пока ничего не случилось.
Ещё до того, как окончательно стало светло, Эрик вывел группу в Зону.
Они шли довольно долго, чтобы успеть миновать место, где через долину обычно ходили сталкеры с хабаром на нелегальную скупку. Многих из них Эрик знал, они знали его, но всё равно, лучше было не светиться. Тут он заметил, что Американец нервничает.
Когда клиент отстал и Эрик подошёл к нему, чтобы понять, что случилось, тот поднял на него полные страха глаза.
— Я не хочу туда идти, — сказал Американец. Слова вырвались раньше, чем он успел подумать, что говорит.
— Я тоже, — сказал Эрик бодро. — Но ничего не поделаешь.
Потом, словно вспомнив что-то, он взглянул на Американца и вдруг увидел, как тот дрожит и какое у него несчастное лицо.
— Вы, конечно, можете не ходить, — сказал он. — Для этого меня и нанимают. Поэтому я и стою так дорого. Боюсь, правда, скидки не будет.
— То есть вы хотите пойти один?
— Ну нет, мы вернёмся все. Но ведь кто узнает? А с женой вы как-нибудь договоритесь. Фотографий мы всё равно наделаем красивых, ну и купим сувениров — они уж точно будут настоящие.
Эрик до сих пор был занят исключительно кровососом и прикидками, как дойти до его логова вовремя, и вовсе не думал, что Американец может так трусить. Он скорее боялся, что тот будет в бешенстве и неровен час затеет драку, и что тогда делать — непонятно. А теперь Эрик почувствовал себя так, словно подсмотрел что-то неприличное. Уж лучше б он пошёл в маршрут с тем москвичем из группы Гольцева, который предлагал ему отправиться на поиски экзотических артефактов.
Это было, правда, за зарплату, на официальных выходах много не заработаешь. Но уж точно, что такого дерьма, как тут, не огребёшь. Москвич был с виду нормальный, хоть и тоже жил в Америке.
Он точно был не турист. Нормальный мужик с нормальным для учёных фанатичным блеском в глазах. Но удерживать зелёных непрофессионалов было всё же легче, чем толкать вперёд эту размазню.
Проходя через холмы и миновав заросшее мочалой колхозное поле, они подняли стадо тушканчиков.
Это не были, конечно, обычные тушканчики — просто тварь, которую проще так называть. Непонятно вообще, от кого они произошли — может, от зайцев, а может от крысы или иного грызуна, почуявшего силу Зоны. Причём они двигаются также быстро, но подпрыгивая на длинных лапках — прыг-прыг, и вот они собрались в стаю — и не дай бог оказаться у них на пути в одиночку. Тушканчик зоны чем-то похож на помесь крысы с собакой — не больше полуметра высотой.
Палач этих тварей не любил, хотя Абдулла, усмехаясь, говорил, что он просто не умеет их готовить. Их ели, да — кажется, только лапки — лузгали эти жареные лапки, как семечки.
Палач этих тварей не любил, хотя Абдулла, усмехаясь, говорил, что он просто не умеет их готовить. Их ели, да — кажется, только лапки — лузгали эти жареные лапки, как семечки.
Но Палачу было это не интересно — мало ли причуд, годных для залётных гостей.
Тварь была зряшная и сейчас не опасная. Но Американец вскинул снайперскую винтовку и, тщательно прицелившись, убил его очень метким выстрелом, который свалил тушканчика на расстоянии метров двухсот. Двести метров, и очень быстро движущаяся цель, по которой стрелять приходилось с упреждением, да и то — тушканчик ежеминутно меняет направление прыжков. Нет, таким выстрелом можно было определённо похвалиться. Остальные тушканчики в испуге умчались, отчаянно подскакивая и даже перепрыгивая друг через друга, поджимая лапы, длинными скачками, такими же плавными и немыслимыми, как те, что делаешь иногда во сне.
— Хороший выстрел, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач. — В них попасть нелегко.
— Правда? — самолюбиво спросил Американец, и Эрик понял, что он пытается изжить в себе страх.
— Правда-правда, — ответил Эрик. — Всегда так стреляйте, и все будет хорошо.
— А как вы думаете, найдем мы завтра кровососа?
— По всей вероятности, найдем. Он выйдет рано утром, у них сейчас брачный период. Всё-таки весна, понимаете. Если посчастливится, мы застанем его рядом с «Корпорацией монстров», когда он вылезет из подвала.
— Мне хотелось бы как-то загладить эту историю с моим страхом, — сказал Американец. — Перед женой стыдно.
— Отношусь с пониманием, — сказал Эрик себе, подумав, что это все равно, видит вас жена или нет, и уж совсем глупо говорить об этом.
Из леса вышел кабан.
Он помотал головой и остановился. Кабан стоял, встали и охотники, ожидая, не двинется ли кабан вперёд.
Когда они увидели кабана, то американца вновь захлестнул страх. Палач видел, как побелели пальцы Американца, лежавшие на цевье его винтовки. Видно было, что страх его не кончился, ничего не кончилось и не начиналось. Он был испуган и, что хуже, Американец ощущал стыд.
Стыд и страх — очень страшное сочетание, это как гранаты без чеки в ящике со взрывчаткой. Страх, смешанный со стыдом, заставляет людей совершать необдуманные поступки. А то и совершать разные поступки, которые должны хорошо выглядеть в глазах кого-то другого.
Мужчина считает, что он должен хорошо выглядеть, он хочет хорошо выглядеть — вот он и совершает всякую глупую мальчишескую дребедень.
И Эрик Калыньш по прозвищу Палач очень хорошо знал, как опасно стоять рядом с человеком, совершающим необдуманные мальчишеские поступки. Сейчас Эрик видел, как холодный сосущий страх наполняет Американца.
Страх был налит в него, как вода бывает налита во фляжку. Страх плескался в нём, как вода во фляжке.
Это была холодная вязкая жидкость внутри человека, с которой не было сладу. И Эрик видел, как Американца трясло. Ствол его винтовки ходил из стороны в сторону. Страх был в нём и не покидал его.
Началось это в тот самый момент, когда специально нанятый вертолёт подлетал к Зоне.
Не было ещё ничего в его жизни, ни самой Зоны, ни аномалий-ловушек, ни этих тварей — только тщеславная мечта убить кровососа.
Но страх уже покорил Американца.
Не зная этих подробностей, Эрик сказал:
— Вы знаете, есть такая сталкерская поговорка: храбрый человек три раза в жизни пугается кровососа: когда впервые увидит его след, когда впервые услышит его тяжёлое, с присвистом, дыхание и когда впервые встретится с ним. Ничего удивительного, всё у вас получится.
Про себя он подумал: «Странно, отчего он не спросил, почему у кабана четыре уха». Они всегда спрашивают. Кабанов Эрик не очень опасался — сейчас в отряде достаточно людей, а кабан, как правило, не умён, разогнавшись, он не может маневрировать, и, сместившись, мы его уделаем с нескольких стволов. А вышел оглядеться вожак. Завалим вожака, и всё стадо разбежится. Да что там, просто не выйдет из кустов.
В этот момент Американец, чтобы отвлечься от грызущего душу страха, сказал:
— А почему у кабанов четыре уха?
Через три часа они вышли к роще, состоявшей из очень странных, плотно растущих деревьев. Ветви деревьев сплетались и проникали друг в друга. Тут по ложбине тёк ручей, который Эрик давно приметил. Вода в нём был горячая, но совсем не радиоактивная. Нормальная, чистая вода, что было редкостью в Зоне.
Они расположились на отдых.
Эрик снял ботинки и тщательно помыл уставшие ноги в ручье.
Сзади к нему подошла американка, он ощутил её присутствие раньше, чем под её ногой треснул первый сучок.
— Не все ли равно, трус мой муж или нет? Он не сталкер. Он совсем не сталкер и больше никогда не поедет в Зону. Это не его профессия. Сталкер — профессия господина Эрика… не помню фамилию… по прозвищу Палач. Господин сталкер Эрик, тот действительно интересен, когда выбирает маршрут, ведёт группу и, наконец, убивает. Ведь вы всегда убиваете, правда?
— Нет, не очень часто, — сказал сталкер по фамилии Калыньш. — Вовсе не всегда, и даже не очень часто. И уж точно не всё, что угодно.
Ему было неприятно. «Такие вот суки, — думал он. — Если живут с мужчиной, то быстро становятся самыми бездушными на свете. Они могут отдавать тысячи долларов на „Гринпис“ и при этом усыплять своих собак одну за другой, потому что надоели. Они самые жестокие, самые хищные и самые обольстительные — им нравится причинять боль своим мужьям, а если любовник привяжется к ним по-настоящему, то и любовнику. Любой мужчина рядом с ними становится неврастеником. Или он изначально — трус и у него просто не хватило сил даже на то, чтобы убежать. Может быть, они нарочно с самого начала выбирают таких мужчин, с которыми могут сладить? Или всё-таки самое главное — деньги? Но в прошлом году были другие туристы, а расклад — тот же. Там жена вышла замуж за бедного юношу, и только потом он разбогател. Откуда ей было знать? А не сумевшие разбогатеть тут не бывают — Зона им не по карману».
Но эта была очень красива.
— Думаете, я вас презираю? Ошибаетесь, — сказала американка, по-прежнему стоя над ним, бережно вытирающим ноги. — Я хочу еще полюбоваться вами. Сегодня утром вы были очень милы. А теперь вы разнесёте в клочья какого-нибудь монстра, если мой муж замешкается.
— Выпьете кофе? Там в термосе много, — сказал Эрик, будто не услышав её слов. И прибавил: — Вам, кажется, очень весело?
— А почему бы и нет? Я не за тем сюда приехала, чтобы скучать.
— Да, скучать пока не приходилось, — сказал Эрик.
Он посмотрел на камни в ручье, на край поля, на деревья в этом месте. И он вспомнил, как прямо здесь, там, где стоит американка, снорки напали на рыжего сталкера Толика по кличке Чубайс и мигом освежевали его до состояния скелета. У мясников, кажется, это называется «обваловали».
— Нам пора, — сказал он, встав и закинув автомат за спину.
Они вышли к развалинам и остановились в тени деревьев. Развалины завода были прямо пред ними.
— Я чувствую кровососа, — сказал Эрик. — Похоже, что старый.
— Он очень близко отсюда?
— С километр, наверное.
— Мы увидим его?
— Постараемся.
— Разве его всегда так далеко слышно?
— Слышно очень далеко, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач. — Но только тем, кто его может слышать. Это чутьё странного рода, и когда будете рассказывать о ваших приключениях друзьям, то можете добавить в этом месте поэтический рассказ о чутье старых сталкеров, вызванном радиацией. Что-нибудь в духе Хемингуэя — «Снега Килиманджаро» и всё такое. Это всегда пользуется спросом, даже удивительно. Будем надеяться, что кровосос даст себя застрелить.
— Ещё раз расскажите, если придется стрелять, куда нужно целиться, чтобы остановить его? — спросил Американец. Эрик рассказывал ему это раза три, но сейчас терпеливо стал повторять. Он понимал, что этот рассказ своего рода психотерапия.
— Стреляйте куда хотите. Это не важно, всё равно мы будем вас страховать, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач. — Если сможете, в шею. Но, главное, не ломайте строй. Старайтесь убить наповал.
— Надеюсь, что я попаду, — сказал Американец.
— Вы прекрасно стреляете, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач. — Не торопитесь. Стреляйте и всё.
— С какого расстояния надо стрелять?
— Трудно сказать. На этот счет у кровососа может быть свое мнение. Если будет слишком далеко, не стреляйте, надо бить наверняка. А мы всё равно поддержим.
— Ближе чем пятьдесят метров? — спросил Американец.
Эрик Калыньш по прозвищу Палач бросил на него быстрый взгляд.
— Они разные. Везде они разные. Я их видел у «Агропрома» и на юге Тёмной долины, на Дикой территории и у радара. Я видел их на цементном заводе и у армейских складов. Они везде разные. Я видел одного кровососа, что съел зомби, что по определению быть не может. Я видел, как в двух концах одного коридора сидели зомби и контролёр, не обращая внимания друг на друга. Мы с вами скорее всего встретимся с обычным или сухопутным кровососом. Он как правило сидит где-нибудь в развалинах, лишь изредка выходя на открытое пространство. Если бы вы хотели взять подземного, то это требовало бы особой группы, гораздо большего времени, возни в канализации, где плохой запах и гораздо больше опасностей, и обошлось вам в три раза дороже.