Небесное испытание - Ольга Погодина-Кузьмина 13 стр.


– Мы скорбим о мудром хане вместе с вами, о доблестные соседи, – почувствовав напряжение, вмешался Эрулен. – Воистину потеря ваша велика.

– Выказав прямо и без промедлений то, зачем джунгары перешли границу, могу теперь и я спросить, все ли спокойно у вас? – Бозой явно давал и косхам, и Чиркену переварить сказанное им раньше.

– Увы, осенью нас тоже посетило большое горе, – ответил Эрулен. – Мы лишились покровительства нашего высокого предка из-за того, что дерзкий раб осквернил его могилу. Шаман Тэмчи утверждает, что гнев духа был настолько силен, что он покинул нас навсегда.

– Тяжко слышать это. – Ему показалось – или Бозой и вправду покосился на него?

Так. Значит, все еще хуже, чем он думал. Мало того, что он, Илуге, беглый раб – так еще и осквернитель могил предков. За такие преступления джунгары могут его и выдать – ведь нет более страшного святотатства для всех живущих в степи племен. Илуге почувствовал, что ему не хватает воздуха.

– Я хотел бы увидеть деда, – неожиданно глухо сказал Чиркен. – Возможно, мой поступок кажется вам глупым, недостойным воина. Но у меня не было другого выхода.

– Пока Темрик жив, он обеспечит твою безопасность, вождь, – ровно сказал Бозой. Однако по его тону чувствовалось, что уважения к сбежавшему мальчишке у него немного.

– Дело не в моей безопасности, – вскинулся парень, а потом, помолчав, добавил: – Хотя и в моей тоже. Джэгэ никогда не признает меня военным вождем. И никогда не понесет наказания за содеянное.

– Темрик сказал свою волю: Джэгэ следует признать ханом только после того, как он произнесет клятву, подтверждающую твое право, – парировал Бозой. – Темрик мудр. Ставить под сомнение свою власть хана Джэгэ не станет. А по поводу вашей ссоры хан сказал свое слово. Виновник ее – отец девушки, и он уже наказан ее гибелью. А у Джэгэ было право защищать то, что, как он считал, уже принадлежит ему.

– Не было у него никакого права! Шонойн была ему не нужна! Он посватался к ней только за тем, чтобы обокрасть меня! И если я вернусь, то только за тем, чтобы воткнуть меч в его змеиное сердце! – выкрикнул Чиркен, его лицо пошло красными пятнами.

– Пока Темрик жив, ты этого не сделаешь… – Бозой явно проглотил вертевшееся у него на языке «щенок». В его голове, словно далекий гром, громыхнула настоящая угроза.

Это значило – разговор заходит в тупик, потому что никто не готов сказать или сделать что-то определенное. Эрулен негромко хлопнул в ладоши. Его жены – молоденькие и весьма симпатичные – быстро и бесшумно обнесли гостей блюдами с позами и гороховой кашей с бараниной. Наступило время поесть.

Илуге подивился мудрости Эрулена. Вождь ловко прервал начинавший становиться бесплодным разговор. Отвлекаясь на застолье, разомлев от сытости и архи, гости не будут склонны хватать Чиркена за шиворот и тащить за собой (а это желание явно написано у Бозоя на лбу). Да и парень утишит свое горе.

За порогом юрты послышался какой-то разговор. Женщина. Спорит с воинами, выставленными у порога, чтобы не пускать посторонних. Илуге уловил в ее речи что-то странное. Голос взлетел в возмущенной скороговорке, а потом вдруг затих. Что-то с бряцаньем упало, и полог юрты откинулся.

Все присутствующие в изумлении уставились на женщину, посмевшую прервать без разрешения важный разговор. Сначала из-за яркого света, бившего в проем, Илуге не разглядел ее, но когда полог захлопнулся и она выпрямилась, он почувствовал, что сходит с ума. Потому что у входа стояла его мать.

Такой он помнил ее – светлые распущенные волосы, струящиеся по спине, белая длинная одежда и тяжелый нагрудник с красно-черной эмблемой на груди. Он вспомнил эту эмблему.

Женщина обвела их всех, одного за другим, пронзительным взглядом, под которым у всех застряли в горле возмущенные слова. Потом обернулась к джунгарам и сделала два быстрых шага, отодвинув с дороги оторопевшего Бозоя. Расширенные темно-серые, как гранит, глаза оказались прямо напротив.

И тут она опустилась на колени. Перед ним.

– Я найти Илуге, – сказала женщина на ломаном косхском и счастливо улыбнулась ему.

В этот момент одновременно заговорили все: Бозой, попытавшийся громко поинтересоваться, что происходит, Эрулен, рявкнувший: «Прекратить!» и еще с десяток людей, завопивших: «Схватить его!». А Илуге был настолько ошеломлен, что просто стоял и молчал, чувствуя, как кружится все перед глазами.

Увидев, что кто-то бросился на него с оружием, женщина обернулась с быстротой кошки и, издав короткий вибрирующий визг, даже отдаленно не отдающий испугом, бросила нападавшему в лицо щепотку какого-то порошка, от которого тот свалился как подкошенный. Остальные попятились. Эрулен встал во весь рост и заорал: «Сто-я-ять!».

Однако в этот момент снаружи послышались звуки схватки, кто-то охнул, раздался отвратительный хруст выламываемых сухожилий, и в юрту резво впрыгнули два невысоких бритоголовых человека.

Дальше все завертелось быстро: косхи кинулись кто на неожиданных гостей, кто на Илуге, женщина – ему на выручку, монахи с резкими воплями – на нападавших, а все остальные и сами не заметили, как оказались участниками драки. Разобрать, кто с кем дерется, в полутьме и тесноте юрты было непросто. Илуге тоже двинул кому-то локтем в зубы, мельком увидел Эрулена, сцепившегося с Бозоем. Орали все дико.

А потом женщина снова завизжала, снова что-то бросила в воздух. На следующем вдохе Илуге ощутил запах мяты и еще чего-то сладкого… и полетел в темноту.

Очнулся он тоже от вдоха, но на этот раз то, что он вдыхал, запахом напоминало конскую мочу. Морщась и отплевываясь, Илуге сел и увидел над собой длинные белые волосы. Женщина. Оглядевшись, он увидел, что вокруг вповалку лежат все, кто находился в юрте – кроме бритоголовых, которые настороженно застыли напротив входа. Он снова перевел взгляд на женщину.

– Ты не моя мать, – выдавил он. – Хоть и так же выглядишь.

– Не твоя мать, – радостно кивнула женщина. – Ургах. Колдун. Я.

– Ургашская колдунья?

– Да. Искать тебя.

– Меня? – тупо спросил Илуге. – Зачем?

– Послать Ицхаль Тумгор тебя. Долго. Увар. Койцаг. Косх. Здесь быть луна. Сказать ты умирать курган. Совсем плохо. Искать… искать… тут… – Женщина указала на голову. Илуге совсем перестал что-либо понимать.

– Зачем я ему нужен… этому Ицхаль Тумгор?

– Не он. Она. Великий колдун Гарда знать. Я выполнять.

– Что выполнять?

– Найти и увезти Каменный Юрта далеко. Ждать там.

– А если я не захочу поехать?

Ему показалось – или глаза ургашки как-то по-особому недобро блеснули?

Из-за стен юрты послышался голос, зовущий Эрулена. Потом топот ног. Снова крики.

– Они боятся, что ты убила их вождя, – попытался объяснить Илуге. – Разбуди их, иначе нас всех убьют.

Ургашка широко, безмятежно улыбнулась.

– Ты не бояться. Я, Ани и Даас защитить тебя, увозить. Теперь я догадаться зачем. Очень похож. Один взгляд.

– Да они сейчас друг друга поубивают! – заорал взбешенный Илуге. – Начнется распря! Немедленно разбуди вождей!

Сквозь тонкие стенки юрты было слышно все, что происходит: возбужденная скороговорка голосов, чей-то возмущенный рев, топот копыт. И боевой клич джунгаров. Судя по резкому свисту вынимаемого из ножен оружия, теперь снаружи завязалась драка.

Ну что, парень, плохо дело? – неожиданно раздался из-за левого плеча голос Орхоя – великого утерянного племенем косхов Предка.

– А что, не видно? – язвительно рявкнул Илуге. – Не знаю теперь, как и ноги-то унести, не говоря о том, что они сейчас друг друга убивать начнут. И потом эта распря на сто лет растянется!

Ну, так пойдем наружу. Уйму я их.

– Как же, уймешь их, – с сомнением процедил Илуге. – Продырявят мне шкуру раньше, чем рот раскроешь…

Ему показалось – или Орхой Великий в его сознании только что изобразил нечто, похожее на заговорщическое подмаргивание?

В следующий момент они шагнули наружу.

– Всем стоять! – взревел Орхой таким звучным басом, что некоторые кони присели на задние ноги. Одним кулаком он двинул по уху чересчур разгоряченного коня, всадник которого явно ничего не замечал в упоении первой битвы – совсем мальчишка. Илуге увидел свою руку, хладнокровно хватающую парня за сапог и выдергивающую из седла. Дальше великий предок проложил себе дорогу между дерущимися, раздавая такие знатные затрещины в обе стороны, что дерущиеся уже и не знали, продолжать ли им, – или всем скопом навалиться на наглеца. Илуге и не подозревал, что его тело способно раздавать удары такой силы.

– Темир, мать твою за ногу! Где, вонючий суслик, джунгарская дисциплина? – напустился Орхой на заместителя Бозоя – молодого парня зим двадцати с небольшим. – Сказано было стоять – какого рожна приперся? Отвечай, когда тебя спрашивают, дерьмо свинячье!

– Ты… это и не ты вроде, – пораженно прошептал Темир. Он узнал Илуге по одежде, но голос и интонации, конечно, ему не принадлежали.

– Ты… это и не ты вроде, – пораженно прошептал Темир. Он узнал Илуге по одежде, но голос и интонации, конечно, ему не принадлежали.

– Разбираться будешь не со мной, а с Бозоем! – продолжал дух распинать Темира. – Надеюсь, ты к этому времени придумаешь достаточно складное объяснение, почему нарушил приказ! А теперь – живо туда, откуда приехали!

– Ну их же… убивают… – нерешительно заметил Темир. – Мы и подумали…

– Думать тебя никто не просил! – снова рявкнул Орхой. – Живо назад, пока еще все вконец не осатанели!

И правда, подумал Илуге, появись они чуть позже… В азарте боя людям все равно, почему они бьются. После какого-то момента.

Неохотно ворча, ряды джунгаров подались назад. Некоторые вроде бормотали себе под нос: «И чего мы его слушаем?», но слова о том, что они нарушили приказ Бозоя, возымели свое действие. Джунгары остыли, отъехали.

Однако Орхой на этом не остановился. Резко развернувшись на пятках, он обернулся к косхам, наблюдавшим за ним с большим, надо сказать, интересом.

– А вы что ухи развесили, что стадо сопливых телков? – К потомкам дух не был хоть столько-нибудь почтительнее. – Чего рты разинули? Вас это не касается? Устроили бузу, как обпившиеся архой сопляки. Куда подевалось ваше гостеприимство, косхи? К вам прибыли люди с миром – а вы бросились с оружием на невиновных? Стыдитесь!

– А ты кто, чтобы нам тут указывать? – крикнул кто-то из задних рядов.

Орхой Великий приложил руку к глазам, словно взглядываясь вдаль.

– Это кто это там такой удалой, что аж с третьего ряду выступает? – насмешливо сказал он. – Ну-тка, иди-ка сюда, поглядим, что за птица.

– Познатней тебя птица, – с этими самодовольными словами вперед выбрался Сати, сын второго по богатству косхского землевладельца и главы рода Буур-Кэ. Илуге узнал его. Сати был на пять зим старше Хурде и в свое время служил тому безоговорочным примером для подражания.

– Да я, никак, вижу перед собой потомка Буур-Кэ? – искренне удивился Орхой, узнав родовой орнамент на халате и сапогах парня. Сати провел рукой по темным усикам.

– Да-а. Рад, что ты достаточно разбираешься в наших родах, джунгар, чтобы не стоять у меня на дороге.

– У тебя? На дороге? – Орхой расхохотался. – Буур-Кэ был моим конюхом, ты, кучка табарганьего навоза! И, между прочим, лупцевать его за нерадивость приходилось куда чаще, чем хвалить.

– Что ты несешь, пес? – надменно выпятил губу Сати. В следующий момент рука Орхоя (и Илуге) ухватила его отнюдь не худой загривок и приподняла так, что парень только вжал плечи и пискнул:

– Помогите!

– Ты бы поинтересовался у своего предка Буур-Кэ, недоносок, откуда у него шрам через всю рожу, – продолжал тем временем Орхой. – Судя по всему, горазд был твой предок сказки внукам рассказывать. А шрам этот он получил от меня, когда перед боем с баяутами коня мне не накормил, да не вытер как подобает. Ясно теперь, чей ты там… потомок?

– Буур-Кэ был конюхом у самого Орхоя! – сквозь закипавшие злые слезы выкрикнул Сати. Пальцы Орхоя отпустили его загривок, но наподдали звучного шлепка, отчего парень кубарем влетел в расступившихся со смешками воинов.

– А я что говорю? – Улыбка получилась поистине широчайшей.

Воцарилась тишина – все переваривали. Потом возбужденно загомонили:

«Лжец!» «Не может быть!» «Ты забываешься, джунгарская крыса!»

– Это кто тут пискнул, что я лжец? – быстро отреагировал Орхой, выхватывая из толпы косха постарше. Илуге не знал его – должно быть, из восточных родов. – А-а, потомок моего сотника Онгоя. Э-эх, потеряли мы его, глупо потеряли. Полез на рожон, не услышал, что мой сигнальщик отходить сигнал подал… Ну да ладно, вон пряжку с твоего ремня с поля привезли. Там у нее посередине зазубрина есть – это Онгоя, стало быть, секирой и приласкали…

– Тебе могли рассказать, – упрямился косх лет сорока, кряжистый и по лицу видно, не слишком сговорчивый. Орхой ухмыльнулся еще шире.

– Ах да, забыл, расчувствовался. Ты ведь, помнится, назвал меня лжецом? – и отнюдь не маленький кулак прочно впечатался косху в челюсть, временно лишив того возможности спорить.

Вперед вышел еще один косх.

– А что скажешь о моем предке Захуре? – спросил он, расставляя ноги покрепче.

– Славный воин, хоть и прижиток от ичелугов, – сказал Орхой. – Довелось биться с ним и на Волчьем урочище, где полно народу тэрэиты выкосили, и на озере Итаган, и то же – с баяутами. А вот умер он плохо.

– Он умер в бою, – набычился воин, однако что-то в его голосе было таким, что Илуге засомневался в его уверенности.

– Да нет, – отмахнулся Орхой. – Уж ты-то знать должен. Коли хочешь, дак скажу при всех. После баяутов взял Захур девку. Пригожую такую, беленьку, таких редко встретишь. Ну а девка его архой напоила, да во сне и зарезала. Извини, сынок, – обратился он к косху, стоявшему и смотревшему на него так, будто у него выросла вторая голова. – Я… это… ну, в общем, не слишком хотел…

– Орхой! Это и вправду дух Орхоя! – с неподдельным испугом произнес потомок Захура. – Никто, кроме моего умершего отца, не знал, как по-настоящему умер мой предок.

– Постойте, – сквозь плотные ряды воинов, кольцом обступивших юрту, протиснулся совсем седой старик. – Я Урт, сын Ичигэя. Мне было шесть зим, когда умер Орхой Великий. Я думаю, что сумею его узнать.

Орхой засмеялся:

– Что ж, людям свойственно стенать об ушедших, но не верить тому, что находится прямо перед носом. Смотри, сын Ичигэя. Твой отец был храбрым мальчиком. Он погиб, защищая моего сына в том бою.

– Сними шлем, – буркнул старик, щуря подслеповатые глаза.

– Обойдешься – чай, не на смотринах, – отрезал Орхой.

– У Орхоя была рыжая борода, – упрямился старик, – и меч. Единственный в своем роде меч. Его выковал мой прадед. Другого такого нет.

– Насчет рыжей это ты спутал, старик, – хмыкнул Орхой. – Вот мои сыновья от жены моей Асуйхан и впрямь были рыжие. А меч – так и быть, смотри.

– Меч Орхоя! – вскричал старик, падая на колени. – Наш предок вернулся к нам!

– Так, – обежав ряды собравшихся, подытожил Орхой, – вот что, Урт, сын Ичигэя. Ты тут горячие головы придержи, пока мы там с этой прелестной ургашской лисичкой разберемся. А там видно будет. – С этими словами дух, а вместе с ним и Илуге повернулся, нимало не опасаясь за свою спину. Сзади бурлило людское море, – слова Орхоя передавались тем, что не смог их расслышать.

– Ну что? – самодовольно усмехнулся дух, адресуя свой вопрос Илуге.

– Снял бы шлем – тут бы нам и конец обоим, – буркнул Илуге, не желая сдаваться.

– Мертвый воин внутри, – сказала неожиданно ургашка, ткнув пальцем в Илуге. – Уходить. Кровь портить. Умирать плохо.

– Заткнись ты… баба. – Илуге почувствовал, как его рот произносит чужие слова. Он возмущенно набрал в грудь воздуха, чтобы дать своему… попутчику отповедь, но не успел.

Потому что огонь в очаге ярко вспыхнул синеватыми огоньками, и сквозь дымовое отверстие в юрту влетели две птицы. Ворон метнулся в свободный угол, неловко подпрыгнул… и обернулся шаманом Тэмчи. Вторая птица – большая серо-бурая сова-неясыть – приземлилась прямо рядом с очагом. Илуге со страхом уставился на то, как из вороха разлетающихся перьев поднимается человек в плаще из птичьих перьев, и причудливая рогатая корона на его голове бросает на Илуге длинную уродливую тень.

Элира закричала, вытягивая вперед руку. Ее губы раскрылись, выдыхая заклинание…

Человек в плаще ткнул посохом в ее сторону. Зазвенели, разлетаясь, амулеты, привязанные к набалдашнику в форме человеческой головы. Ургашка отлетела в угол и осталась лежать. Мертва? Обездвижена?

Одновременно с этим все, кого ее колдовство усыпило, очнулись – на том, с чего начали. Многоголосый вой опять сотряс решетчатые стены юрты. Однако ненадолго – до того момента, как присутствующие умолкали под взглядом человека в совиной маске, с рогатой короной на голове.

– Заарин Боо! Заарин Боо! – раздались почтительные возгласы. Все в юрте – и джунгары, и косхи – преклонили колени.

Заарин Боо – самый сильный шаман Великой степи, принявший девятую степень посвящения, – обитал обычно в землях кхонгов, где принял посвящение, и почти не выезжал. Илуге слышал о нем от Онхотоя – говорят, тот был родом из косхских родов.

Маленький белый зверек с черными бусинками глаз, длинным тельцем и черным хвостом проскользнул в щель над полом. Илуге увидел неуловимое движение, короткий вихрь – и на месте зверька уже выпрямлялся Онхотой.

Илуге завороженно смотрел – первый раз в жизни он видел, как шаманы меняют облик, о чем столько плели баек скучными зимними вечерами.

– Подойди, – услышал он голос человека в совиной маске, и ноги сами сделали шаг навстречу, руки сами сняли шлем с головы.

– Это он, – сказал за спиной Заарин Боо неразличимый Тэмчи, – Илуге. Раб, осквернивший Обитель Духа.

Назад Дальше