Кроме того, в Нижний Утун пришла летняя жара, и становилось невероятно душно. Воздух вечерами звенел, напоенный запахом цветов и пением цикад, но уже за час до полудня из дому лучше было не выходить. Обычно летом жизнь Нижнего Утуна становилась сонной и непримечательной, все словно застывало в этом липком, звенящем воздухе. А теперь он вынужден в такую жару заниматься бурной деятельностью, которая вовсе не благотворно может сказаться на его здоровье, и без того изрядно подорванном заботой о благе империи. Господин Хаги становился все раздражительнее. Он теперь перестал посещать Дом Приказов, ограничиваясь коротким докладом, который ему давали его заместители, и диктуя ответы на самые неотложные письма прилежному Ито.
Поэтому он пришел в полное неистовство, когда в одно особенно жаркое утро его заместитель Лю пришел к нему с совершенно нелепым сообщением о том, что на северной дороге хозяйничают лисы и погубили с десяток человек. Господин Хаги в сердцах грохнул о стол кулаком:
– Неужели в такой момент ты вздумал меня беспокоить этими крестьянскими сказками! – бушевал господин Хаги, в то время как Лю, пухленький коротышка с круглым, вечно как будто удивленным лицом, в испуге кланялся разгневанному начальнику. – У тебя что, совсем нет собственных мозгов?
– Крестьяне принесли жалобу о падеже скота, – пролепетал всерьез перепуганный Лю, – и убэй Ла свидетельствует о смерти восьми человек приблизительно две луны назад.
– При чем здесь лисы? – досадливо поморщился господин Хаги, все же несколько сбавив тон. – На дорогах во все времена грабили и убивали…
– Убэй Ла прислал доклад, что тела были найдены в самом странном виде. – Коротышка Лю испуганно округлил рот и понизил голос для пущего драматического эффекта: – Они будто сдулись и при прикосновении рассыпались, словно песок!
– Идиот, он что, сам это видел? – взорвался господин Хаги. – Ему эти вонючие холопы чего хочешь нарассказывают! Скотину свою, поди, сами же и зарезали, чтобы подать не платить, а теперь рассказывают ему, лопоухому ослу, детские сказки! А ты мне тут что… головой думать поставлен или задом? Почему не проверил достоверность доклада?
– Д-да, конечно, как я об этом не подумал? – лепетал окончательно уничтоженный Лю, пятясь задом. – Я немедленно пошлю в деревню, пускай устроят допрос!
– Я слышать не хочу ни о каких лисах, – велел господин Хаги. – Если пошалили разбойники – найти, доставить и на кол на центральной площади. Если сами крестьяне заврались – по сто розог каждому и на оловянные копи. Все. Больше чтоб я тебя с такими заявлениями тут не видел. Понял?
– Понял, понял, – в полном ужасе Лю выполз из приемного покоя.
– Лисы, – фыркнул господин Хаги, глядя ему вслед. – Тоже мне – лисы!
– Это не лисы. Это гули, – неожиданно раздался у него за спиной голос господина Ито, немого свидетеля разыгравшейся сцены. – Сведения о гулях содержатся в комментариях к «Хроникам Сынь» у известного придворного историка Лу Дуя, и он утверждает, что эти существа были полностью истреблены с помощью секретных заклинаний Желтого Монаха великим придворным магом Жуй Дэмином в правление императора Камму – больше пятисот лет назад.
– Да какая разница? Вполне допускаю, что лисов – или даже, как ты говоришь, этих гулей – приплел к делу убэй Ла, чтобы оправдать смерть восьми человек в подвластном ему уезде, – холодно процедил господин Хаги. Ему не понравилось вмешательство маленького секретаря.
– Это очень редкий комментарий, – пояснил господин Ито. – Мне довелось видеть его всего один раз двенадцать лет назад, когда я сдавал на очередную степень, и у нас вышел ученый спор с преподавателем по поводу некоторых аспектов правления императора Камму. Манускрипт Лу Дуя хранится в оригинале в императорской библиотеке, и с него имеются всего три копии.
– К чему мне все эти подробности, писарь? – поморщился господин Хаги.
– Убэй Ла если и слышал о гулях, то вряд ли мог сообщить такие подробности о них, как, например, то, что высосанное гулем тело убиенного рассыпается подобно песку, – возразил господин Ито, сверкая глазами. – О лисах или прочих мелких бесах, которыми обычно пугают крестьян, рассказывают совсем другие истории…
– Да ну? – заинтересовался господин Хаги. Его злость потихоньку улетучивалась. – Что ж, тогда расскажи мне о гулях, Ито.
– Гули являются порождениями Огня и Ветра. Поскольку все в мире имеет двойственную природу, сотворив мужчину из сухого, светлого, теплого начала, боги вдохнули в его душу благородство, мужество и почтительность. А плохую, оборотную сторону – жадность, жестокость и непотребство – собрали в огненный комок и отбросили. Из этого-то комка и появились гули. По крайней мере так пишет Лу Дуй. В его времена эти гули расплодились в таком количестве, что их стало ничуть не меньше, чем людей, и никогда нельзя было узнать, с гулем ты встретился или нет, с женой ты лег в постель или с гулем.
– Как такое возможно? – изумился господин Хаги.
– Потому что, по свидетельству Лу Дуя, гули – существа бесплотные, однако могут принимать любой облик, в том числе облик человека.
– Любого? – Господина Хаги мысленно передернуло, по спине пробежал холод.
– Нет, не любого, – уверенно ответил господин Ито, отирая рот рукавом. – Гуль какое-то время находится рядом с выбранной жертвой, потихоньку высасывая ее жизненные силы и привыкая к ее окружению. А потом убивает жертву и занимает ее место, да так, что окружающие ни о чем не могут догадаться. Лу Дуй упоминает, что глава восстания краснобровых Ики Тэно был гулем.
– Нда, действительно странно, – пробормотал господин Хаги, – так что, ты говоришь…
– Господин Хаги! Господин Хаги! – В приемный покой в большом возбуждении вбежал смотритель голубятни, и господин Хаги враз забыл о том, что собирался спросить. Он сделал Ито жест, приказывающий немедленно удалиться, и взял из рук смотрителя свернутый в трубочку лист тончайшей бумаги, испещренный шифрованными значками, – система, которую для передачи секретных сведений разработал он сам и которую, кроме него, знали всего два человека. От нетерпения у него задрожали пальцы. Отослав и смотрителя, он быстро вынул из потайного ящичка своего письменного стола плоскую коробку и аккуратно развернул свиток. На первый взгляд он был заполнен беспорядочно расположенными знаками, прочитать которые представлялось совершенно невозможным. Единственное, что имело какой-то смысл, был рисунок змеи внизу, под письменами. Господин Хаги открыл коробку. В ней лежали листы плотной бумаги с вырезанными в ней в причудливом порядке отверстиями. Господин Хаги отыскал ту, на которой была нарисована змея, – отверстия в ней располагались волнообразно, подобно движениям змеи, и наложил трафарет на полученное послание. Оно гласило:
«Уважаемый человек. Из западных Лянов. Осторожен. Богат. Имеет дом и земли в Сяо Линь. Ничего порочащего. Связан с партией Восьми Тигров. К нему прислушиваются. Хорошая партия».
Господин Хаги повернулся на юг и аккуратно трижды поклонился. Согласно новому учению кань юй, приверженцем которого он втайне являлся, юг был благоприятным направлением для тех, чьи помыслы устремлены к славе. А он, Хаги, с этого момента мог справедливо считать, что его звезды восходят. Несмотря на все опасения, продолжающие грызть душу, словно червяк. Это все пустое – так бывает, когда удача столь велика, что и сам не в силах в нее поверить, все чудится какой-нибудь подвох. Но вот письмо от доверенного человека, который по его просьбе навел о судье Гань Хэ справки. И человечек тот был дотошнейший, господин Хаги это прекрасно знал.
Господин Хаги еще раз перечитал письмо, затем аккуратно сжег его и прошел на женскую половину. Там его появление вызвало целую бурю притворного смущения – Ы-ни примеряла свадебное платье. Уважаемому отцу, однако, дозволили взглянуть на это великолепное творение из нескольких слоев тончайших шелков, и верхнего одеяния традиционного для невесты персикового цвета, которое, правда, было настолько густо заткано золотым шитьем и жемчугом, что и впрямь казалось золотым. Еще вчера Хаги приходил в ужас от его стоимости.
Но сегодня все изменилось. Он благодушно наблюдал, как Ы-ни с восторгом разглядывает себя в огромном бронзовом зеркале, гладит руками сверкающую ткань.
– Прорицатели известили, что благоприятные дни для жениха и невесты наступают в первый день месяца Хризантем. – Господин Хаги специально припасал эту новость до того момента, как получит ожидаемые известия из столицы. Женщины, как им и полагалось, издали радостный визг, на который он снисходительно покивал: – Не слишком ли это рано, моя уважаемая жена?
– Это будет для нас настоящим испытанием! – в притворном негодовании воскликнула У-цы. – Но если так приказывает наш повелитель и господин, мы просто обязаны справиться!
– Конечно, мы справимся. – Ы-ни решительно дернула плечиком. – Нам ведь нужно еще успеть в столицу до дождей.
Глава 9. Долина царей
Проводник, которого ему дал господин Бастэ, оказался монахом – сухоньким суетливым человечком с головой лысой и слегка заостренной кверху, словно утиное яйцо. Он был из народности вань – подданных Срединной, живших по границе реки Лусань. Так что, как это ни казалось удивительно, он, будучи подданным, изъясняться со своими мог с очень большим трудом. Впрочем, иначе зачем в Срединной был бы нужен официальный язык цзи, если не за тем, чтобы входившие в нее племена, говорящие на разных наречиях, могли понимать друга друга. Правда, как оказалось, крестьян в этих глухих углах цзи никто не обучал. Поэтому единственным способом общения оставался бьетский.
Ему было велено молчать о своем новом задании, и он молчал. Своим сказал только, что его вызывают в ставку. Несмотря на радостные известия об отпуске, которые он принес с собой, его люди опечалились, расстрогав Юэ более, чем он сам от себя ожидал. Сказать им о своих надеждах тоже было никак невозможно, и Юэ пришлось отделаться какими-то совсем невнятно звучащими обещаниями.
Его возвращение было обставлено с удивительной секретностью. Господин Бастэ не вызвал его к себе, как этого в принципе следовало ожидать. Нет, он, несмотря на свою тучность и высокий ранг, явился к нему в палатку сам. Да еще ночью. Юэ, привыкший к ощущению постоянной угрозы и приноровившийся спать вполглаза, встретил своего главнокомандующего с обнаженным мечом и, узнав, повалился на колени. Однако Бастэ только одобрительно хмыкнул.
– Выйдешь завтра, – без предисловий начал Бастэ. – Вот карта, самая подробная, какую мне удалось найти. И еще, сотник. Я пришел сказать тебе одну вещь абсолютно наедине. У тебя в отряде будет предатель.
Юэ беззвучно открыл рот.
– Да, я знаю, ты хочешь спросить, зачем я посылаю тебя на такое опасное дело, да еще опасаясь удара в спину, – кивнул Бастэ на его невысказанный вопрос. – И я отвечу тебе. Потому что у этого предателя есть тот, кому он доносит. И этот кто-то находится совсем близко ко мне.
Юэ понял.
– Поэтому будь очень осторожен. Я не знаю, кто это. Я даже не знаю, так ли это, – тихо сказал главнокомандующий. – Но не так давно у меня зародилось подозрение, что командование Мядэ-го… Не было таким уж глупым, как мне представлялось ранее. Едва я занял эту должность, как ощутил… сопротивление. По крайней мере я знаю точно, что карта, на основании которой Мядэ-го отправил нас гнить в мангровых джунглях Лусань, была подложной. А он этой карте всецело доверял. Я не хочу повторить его судьбу. Я стоял и смотрел, как они его убивают. Это очень мучительная смерть, мой мальчик.
– Могу ли я доверять той карте, которую вы мне дали сейчас? – спросил Юэ.
– Я не знаю, – честно ответил Бастэ. – Но эту карту я получил сам, после того как мы выкурили бьетов из одной норы. Пять человек погибли, пытаясь ее уничтожить. Я, конечно, допускаю, что интрига в игре, где ставки столь высоки, может быть и такой сложной, но все-таки… я не могу не попытаться. Поэтому-то я и посылаю только вас, а не целое войско. И приготовься к тому, что карту могут искать.
– Я буду осторожен, – пообещал Юэ, хотя вовсе никакой уверенности в этом не чувствовал.
– Выедешь завтра ночью, – приказал Бастэ. – Карту никому не показывай. Пусть думают, что она у проводника. И проверяй, туда ли он вас ведет. Это еще одна страховка. Последняя. Единственная, которую я могу тебе дать.
– Почему вы доверили все это именно мне? – вырвалось у Юэ.
– Умение разбираться в людях – обязанность полководца. – Бастэ пожал плечами. – Не подведи меня.
Юэ сглотнул, чувствуя, что после этого готов добыть луну с неба.
– Я сделаю все возможное, мой господин, – прошептал он.
– Сделать все возможное будет мало, – невесело пошутил Бастэ. – Я прошу тебя сделать невозможное, сотник.
…Если и раньше эта безумная вылазка казалась Юэ самоубийственной, то теперь он был в этом уверен. Но и сомнения, которые его мучили, почему-то отпали сами собой. Теперь он просто понимал, что у него нет другого выхода, кроме как сунуть голову в пасть тигра… и остаться в живых. В тот последний день он никого не захотел видеть. Аккуратно собрался, словно завтра ему предстоял опаснейший бой. Особенно тщательно уложил мешочки и баночки с мазями, которые прислал лекарь Бастэ, видимо, проинструктированный господином, – потому, что среди кровоостанавливающих и обеззараживающих средств оказались противоядия с короткой запиской по распознаванию симптомов. После их прочтения Юэ уже начало подташнивать, хотя он с утра ничего не ел. Наточив и смазав свое оружие, сменив сапоги и одежду, – все прислал господин Бастэ и все оказалось лучшего качества, – простое, удобное, неброское и надежное, – Юэ приготовился ждать.
Света он зажигать не стал и долго сидел в темноте, сосредотачиваясь и размышляя. То, что сказал ему господин Бастэ, требовало обдумывания. Начиная уже с того факта, что он вообще ему это сказал. Поразмыслив, Юэ признал логику главнокомандуюшего: в такой ситуации более разумно довериться человеку менее приближенному, и из тех, кому пришлось претерпеть за последнее время. А над Юэ открыто потешались не только в его, но и в других хайбэ. Но, так или иначе, Бастэ ему доверился, и от этого у юноши кружилась голова. Если ему удастся выжить, он станет очень молодым хайбэ. Не таким молодым, как великий полководец Ду И, ставший командующим в восемнадцать лет (но он ведь был братом императора), или как легендарный Этенну, объединитель Срединной, но все-таки…
Что у него за привычка размечтаться раньше, чем что-то хотя бы началось, одернул себя Юэ. Сидя в теплой палатке, где тебе ничего не угрожает, легко планировать свое будущее…
С задней стены палатки потянуло холодным воздухом. Юэ обернулся – ровно настолько, чтобы увидеть чью-то руку, быстро исчезающую за вновь опущенным пологом. Сердце словно провалилось в желудок. Стараясь двигаться бесшумно, Юэ осторожно попятился к выходу. Ему показалось, что из дальнего угла слышится какой-то сухой треск. Он резко вывалился из палатки и буквально наткнулся на бьетского проводника, который пришел за ним. Юэ объяснил ему, что видел только что, – не без умысла. Монах, однако, не выказал никаких признаков страха. Он взял бумажный фонарь, который принес с собой, и всунул его в палатку, а следом вполз сам. И через минуту появился наружу, с торжествующей улыбкой сжимая в руке метровую змею ядовито-желтого цвета.
– Моя любить суккутта, – торжествующе сказал он. – Суккутта трещит, ее слышать. Ядовитая, очень. Я уметь ловить суккутта. Я сделать господин амулет из суккутта. Сильно-сильно помогать. Отводить зло, разрушать зло, возвращать зло.
– Моя благодарить. – Юэ поклонился и обнаружил, что с проводником – его звали Цой – ему легче разговаривать, чем с Нгу, – та всегда говорила слишком быстро, да и бьетский язык с его немыслимыми тонами выучить было не так просто.
Он почувствовал прилив искренней благодарности к монаху и тут же заставил себя притушить все свои эмоции: кто гарантирует, что монах сначала не всунул ему в палатку змею, а затем не убил ее за тем, чтобы втереться ему в доверие? В конце концов, он оказался рядом с палаткой подозрительно быстро и расправился со змеей подозрительно умело…
…И вот теперь они – двадцать человек с упакованным сухим пайком, налегке гуськом пробираются по ночному лесу в сторону предгорий. Юэ старается запомнить имена вверенных ему людей, внимательно смотрит в глаза каждому, выискивая на лицах тень сомнения или замешательства. Ничего. Это обычные солдаты. Некоторые даже слышали о нем, и вовсе не рады, что отправлены вместе с ним на какое-то малопонятное тайное задание в горы.
Проводник сказал, что по лесу придется пробираться еще четыре дня. Затем лес кончится, и дорога пойдет вверх. Если честно, горы Юэ не слишком пугали, а вот с джунглями он был готов расстаться без малейшего сожаления.
Уже к вечеру этого же дня Юэ обнаружил, что главнокомандующий дал ему не простых людей, – это стало видно по тому, как умело, без лишней спешки и лишней медлительности они двигались, как без лишних напоминаний разделили между собой линию обзора, как с неослабевающим вниманием следили за малейшим движением в лесу. Эти люди были опытными. Конечно, ему бы было сейчас спокойнее с кем-то из своих, но теперь Юэ сам ни за что бы не позвал за собой никого из них. Видят предки, каждый из тех, кто в его сотне остался в живых, заслужил месячный отпуск. Если не амнистию.
Так или иначе, напряжение чуть-чуть отпустило Юэ. Правда, взамен появилось некоторое самолюбивое стремление доказать своим подчиненным, что он вовсе не набитый соломой юнец, незаслуженный любимчик господина Бастэ, которым они его, судя по всему, считают. Но это, пожалуй, позже. Один из солдат представился как его заместитель и протянул короткую записку без подписи, но с печатью Бастэ. Его звали Синтай. Надо сказать, выбор господина Бастэ и здесь понравился Юэ – Синтай, которому было около сорока, обладал спокойной сдержанностью и силой, присущей вождю. Приказы, которые он отдавал, были четкими и умелыми. Под его руководством отряд разбил лагерь на ночлег практически без участия Юэ – Синтай только спросил позволения выслать вперед разведчиков, и от Юэ потребовалось кивнуть. Разведчики вернулись с хорошими новостями и присмотрели достаточно сносное место у ручья.