Машина взяла с места в карьер, вжав их в кресла.
– Опять драл ту шалашовку?
Аннус обиделся.
– Никого не драть. Следить за домом Гороха.
– Ха-ха, – нервно оскалился Сергей.
– Что твой злость? Я стажер. Я хочу писать репортаж.
– Да, да, в ньюспейпа!
– Ес! А ты пользовался мной свои дела. Я не есть сыщик-секьюрити. Я все рассказать редактор Калашникову.
– Ты акцент свой умерь, нечего мне лапшу вешать. Надо – говоришь хорошо, а тут язык ломаешь… Ты угрожаешь мне? А я скажу Гороху, что ты трахал его жену.
– Что есть трахал? – продолжал разыгрывать дурачка Аннус.
– Издеваешься? – стал выходить из себя Бянко. Роль придурка Аннусу удавалась прекрасно – он дул пухлые губы и тупо смотрел прямо в глаза. – До сих пор не знаешь второго значения слова «трахнуть»? Ты же живешь в студенческой общаге! Там это слово раздается раз в десять секунд. Секс! Я говорю о сексе! Когда говорю слово «трахал», я имею в виду слово «секс»!
– В общаге секс говорят другим словом.
– Надеюсь, не будешь произносить его вслух? Ты имел секс (о, боже, я говорю, как американец из голливудского фильма!), имел секс с женой Горохова, и если ты посмеешь мне перечить, я сдам тебя и Горохову, и Калашникову! И напишу твоим родителям в Африку!
Анисим рассмеялся. Угрозы его не испугали. Он мечтательно закатил глаза.
– Жена Гороха… О-о-у-у-у, – физиономия его вновь выражала полнейшее удовлетворение жизнью.
Сергей решил не насиловать свои нервы. Аннус таков, какой он есть: увидит деньги – украдет, будет женщина – он с ней совокупится, на него нападут – он убьет. Бянко помрачнел. Кто же тот тип, пытавшийся убить их в переулке? Если бы не Аннус…
Сергей посмотрел на Анисима. Стажер слушал музыку – в его ушах удобно сидели микронаушники, а на коленях покоился МР3-плеер. Анисим смотрел на свои тонкие пальцы, на плеер, на приборную панель машины. Его взгляд плавно переместился на хмурое лицо Сергея.
– Что смотреть? – спросил он.
– Ты помнишь, нас чуть не убили?
– А… подворотня. Бандит. Я говориль тебе тот раз – не кричи, что знаешь о гибель Маранкова!
Сергей поморщился.
– Это не из-за моих криков.
– Твой крики слышаль разные люди. Они боялся, нас хотель убить.
– Почему один раз хотели? Почему после не пытались снова убить?
– Мы убиль бандита. Думают на нас – крутые…
– Господи, куда круче! – Сергей скривился, как от зубной боли, стал внимательно следить за дорогой. Анисим плохой советчик. Ему душу не раскроешь. Его только ругать хорошо, и то без толку!
Бянко знал адрес проживания тещи Навокова, где обитал артист-неудачник, – не раз бывал у него в гостях; потому вел машину коротким путем, через проходные дворы. Остановив авто у серого дома старинной постройки, выключил зажигание.
– Приехали.
– Где мы?
– У Навокова. Помнишь?
– Помню. Толстый и наглый.
– Вот, вот. Надо задать ему пару вопросов, поэтому сходи за водкой; там, за домом продуктовый магазин. Держи деньги.
Анисим повертел в руках тысячную купюру, затем спрятал плеер в карман и спросил:
– Сдача мой?
– На сдачу купишь колбасы, нарезку из копчушек. Закуску.
– А мне что за работа?
– Себе купи бананов!
– Я не любить бананы!
– Купи ананас. Иди. Найдешь меня в квартире номер семьдесят четыре. Вот этот подъезд. Дверь я оставлю приоткрытой, чтобы ты смог войти. Или наберешь номер квартиры на домофоне.
– Понятно, босс.
– Впервые за сегодня слышу разумную фразу!
Проводив взглядом тающего в темноте Аннуса, Сергей включил центральный замок в машине и направился в подъезд. Поднявшись на четвертый этаж, он забарабанил в дверь без номера. Звонить в звонок было бесполезно – из-за двери громыхала ритмичная музыка. Сергей поразился – как теща Навокова позволяла зятю вытворять такие финты!
Бить кулаком в дверь пришлось больше минуты.
Музыка смолкла. Раздался гул шагов, щелкнули два замка, и в возникшем узком промежутке между дверью и косяком из темноты воззрился человеческий глаз. Глаз дважды моргнул редкими ресницами.
– Сережа! – бас принадлежал Навокову.
Щелкнул выключатель – в прихожей загорелся свет. Стало видно все лицо артиста. Он отворил дверь нараспашку и, выражая гостеприимство, указал в глубь квартиры.
– Входи!
Навоков был в белой майке и черном трико с отвислыми коленями. Обшарив взглядом наружность Сергея, Навоков набычился.
– Водка где?
– Не волнуйся. Водку сейчас Анисим принесет. Побежал в ваш магазин.
– Твой негр?
– Мой стажер. Веди к столу.
– Прошу. Лизавета Павловна, Сережа приехал.
У стола хлопотала пожилая дама, повидавшая жизнь, но еще довольно тугая. Как выражался о ней сам Навоков: «Спелая». Теща Навокова (она же его любовница) уже не раз общалась с Сергеем, считала его приятным молодым человеком и к визитам его относилась спокойно.
Пир у Навоковых шел уже не один час; теща, порядочно «подшофе», убирала со стола грязные тарелки и «подновляла» салаты, собирая их вилкой из неряшливых развороченных куч в красивые горки. Она указала на стул с гнутой спинкой:
– Садись, Сережа, сейчас помидоров нарежу, рюмку тебе принесу.
– Спасибо, Елизавета Павловна. По какому поводу праздник?
Журналист уселся за стол на указанный стул. Навоков, пьяно щуря глаза, отмахнулся.
– Гонорар за мультфильм получил.
– Про жука? – усмехнулся Сергей.
Навоков, не уточняя, взял почти пустую бутылку и налил водку в стоявшие на столе рюмки.
– Давай, Серега, выпьем. Эх, водка кончилась. Где негр твой?
– Сейчас придет. Ты садись, поговорим, пока никто не мешает.
Навоков нехотя плюхнулся на диван.
– А… что говорить, видишь, я пьяный.
– Выпьем, еще пьянее будешь. Помнишь, Паша, наш последний разговор?
– На мультстудии?
– А говоришь, пьяный. Мы о Мулатове говорили.
– Я тебе тогда все рассказал.
– Не все.
– Что же?
– У Мулатова был любовник.
– Контенко, сын поэта.
– Нет, Паша, был кто-то другой.
– А-а… Он педик был, петухов менял, как мы перчатки не меняем. Я знал только Контенко.
– Точно?
Навоков пьяно повел рукой перед собой.
– Это мое заднее слово!
– Плохо. Мне уже и водку пить с тобой расхотелось.
– Э… Ты не крути, Серега. Давай, доставай питье. Посидим, поговорим. Может, что вспомню. Дело такое… Сам понимаешь.
Но Сергею не верилось, что Навоков что-то вспомнит.
Пришел Аннус. Стали пить и есть.
Теща Навокова сперва долго удивлялась, что Аннус африканский абориген, потом повела его танцевать, обнимала и говорила одно и то же: «Я никогда не была знакома с представителями вашей расы!» Навоков очень потешался, наблюдая за пьяной тещей и кривляющимся в ее объятиях Анисимом.
Сергей мрачно пил, рассуждая про себя, что найти любовника Мулатова можно будет только через фээсбэшника Волкашина. А он так рассчитывал, что Навоков раскроет ему «инкогнито» человека «икс», ибо Волкашин просто пошлет Сергея на три буквы, и тогда Азаров расправится с Сергеем похлеще первого раза.
С какой стати Волкашину раскрывать душу перед ним, обычным журналистом? Скажет: «Я профессиональный сыскарь, суперсотрудник спецслужбы, а кто ты такой, сявка газетная, чтобы я тебе сдавал свои наработки? Я не могу пока их вычислить, а ты сможешь?!» И ссылки на задание Азарова не помогут. «Азаров тебе велел, ты и крутись! А я в тебя не верю! Я помогу своим друзьям, а не ты!» Еще и гадость какую-нибудь сделает.
Журналист сам налил себе в высокий стакан.
Из соседней комнаты раздались вопли – Сергей и не заметил, что Аннус и теща Навокова удалились. Он еще не допил, а к крикам тещи и Аннуса присоединился бас Навокова. Бянко выдержал до конца – только допив и отерев губы, он, покачиваясь, направился на звук непрерывных воплей. Толкнув дверь комнаты, остолбенел.
На дощатом полу, на спине лежала уважаемая теща Навокова, в платье и кофте, а обнаженные ноги пожилой леди были широко разведены в стороны. Она смотрела снизу на Сергея и орала: «А-а-а-а-а-а!!!» Почему она так голосила, было понятно – сверху на ней возлежал пьяный возбужденный Анисим и пользовал тещу Навокова своим длинным упругим хозяйством. Почему орал Аннус (он тоже голосил: «А-а-а-а-а-а!!!»), тоже было ясно – сзади к Анисиму пристроился красный от ярости Навоков и пронзал Аннуса в самый анус. Почему орал артист («А-а-а-а-а!!!»), было не ясно. Видимо, от злости. Навоков тоже пришел в эту комнату на крики и застал соитие тещи и Аннуса во всем его нескрываемом великолепии. Ничего лучше не придумав, он стал «наказывать» стажера, не отрывая последнего от сладостного процесса.
– С ума сошли, – сделал заключение Сергей.
Захлопнув дверь, он вернулся к заставленному бутылками столу.
После Аннус и Навоков подрались – стажер попытался потребовать объяснений, за что его так опустили, но двумя хлесткими оплеухами был отправлен в нокаут.
Навоков вошел в зал, набулькал себе в стакан водки и, делая большие глотки, жадно выпил. Отрыгнув, гневно взлаял:
Навоков вошел в зал, набулькал себе в стакан водки и, делая большие глотки, жадно выпил. Отрыгнув, гневно взлаял:
– Я пустил тебя как друга, а твой Аннус…
– Мой анус спокоен.
– Лежит в углу в отключке.
– Мой анус – на моей заднице, в моих штанах. А стажера зовут Анисим.
– Какого хрена он мою тещу трахнул? – зверея, надвинулся на Сергея артист. Только драки с толстым Навоковым не хватало.
Журналист проявил выдержку.
– Я уверен, твоя уважаемая теща сама дала повод…
– Ты послушай…
– Послушай ты. Ты ее растлил, и теперь она кидается на молодых мужиков.
– Это мое дело! Это моя теща!
Появился прихрамывающий, морщащийся стажер. Он визгливо спросил Навокова:
– Зачем сделал мне так?! Зад горит, как перец натерли!
– Ты мою тещу трахнул! – опять полез на Аннуса Навоков.
Сергей наблюдал за разборками, ковыряясь вилкой в салате. После сегодняшнего происшествия удивить его не могло ничто.
– Я не трахнул твой теща! – от волнения Аннус стал пританцовывать. – Это ты трахнул меня в лицо!
– Я тебя ударил в лицо, – басом прорычал Навоков и потряс перед физиономией стажера толстым пальцем. – А трахнул я тебя в ж…у!
Анисим сквасил губы, собираясь заплакать.
– Ты гей… – Он обернулся к Сергею, вспоминая, как русские называют геев. – Так делают геи. Петух.
Навоков вдруг расхохотался, сотрясаясь всем грузным телом.
– Нет, дорогой, петух теперь ты! Давай, выпьем мировую!
– Навоков, мы пить не будем, – поднялся из-за стола Бянко. – Надо идти. Ты человек опасный, когда выпьешь. Сейчас ты веселый, а через минуту можешь и в задницу оттрахать.
– Ха-ха-ха-ха!!! – продолжал смеяться артист.
Усаживаясь в машину, Сергей раздраженно спросил Анисима:
– Почему ты такой урод? Ты трахнул всех красивых баб, которые мне нравились. Теперь взобрался на старуху. Ты извращенец? Тебе все равно: молодая, старая, юная? Ни приличий, ни совести.
– Извращенец – это который любит всех женщин? – как ни в чем не бывало, спросил Аннус. – Я знаю еще другие слова: мужчина, самец.
– Точно, Аннус, ты не извращенец, ты – самец. Если бы пожилую тетку трахнул я, русский мужик, я был бы извращенец. Если бы ее оприходовал кавказец – про него соплеменники сказали бы: «Вай, ты мужчина, любую женщину имеешь!» А ты, Аннус, просто самец… Без комментариев.
* * *Наутро Калашников послал Сергея к Фруеву домой. Главный редактор «прощал» шутника и велел немедленно приступать к выполнению служебных обязанностей.
Бянко понятия не имел, что Фруев проживал в собственном частном доме, а не в квартире. Получив в отделе кадров листок с адресом, он нашел по компьютеру улицу и дом на карте города и поехал объявлять милость на собственной машине. Дом Фруева он нашел быстро. Оставив машину у покосившегося, серого от времени забора, Сергей смело толкнул калитку и вошел во двор. Только здесь он подумал, что во дворе могла быть злая собака. Будку он заметил сразу, но она была пустая. Выждав минуту, журналист попытался привлечь к себе внимание:
– Эй, хозяева!
Никто не отозвался.
– Хозяева!
Ни хозяев, ни собаки. Делать нечего. Сергей пошел мимо будки к дверям веранды. Дверь оказалась запертой.
Бянко как можно громче застучал. Тихо. Хмыкнув, он решил поискать хозяев во внутреннем дворе. Миновал дом. Отворив калитку в заборе, огораживающем хозяйственные постройки, оказался перед птичником. Тут Бянко столкнулся нос к носу с виновником его визита. Тот, покуривая папироску, задумчиво смотрел внутрь сарая. Появлению Сергея в своем болоте хозяин дома удивился и обрадовался.
– Серега!
– Здорово, Фруев. Живой?
– Живой. Скучаю вот. Ты чего?
– Шеф за тобой прислал, велел выходить на работу – его гнев прошел.
– А-а, – Фруев безвольно пожевал губами папироску, выплюнул ее в песок и раздавил носком кирзового сапога. – Пойдем.
Бянко хотел было попятиться к калитке, но Фруев звал его не в дом, а в курятник. Войдя в дурнопахнущий сарай, он остановился у просторного вольера, устроенного из стальной крупноячеистой сетки от земляного пола до самого потолка. Фруев присел перед вольером на корточки. Сергей последовал его примеру.
– Петухов сюда отсадил. Молодежь. У курей оставил двух, а эту шваль отделил. Зону им устроил. Смотри, что творят…
Молодые, задиристые петухи бились друг с другом ежеминутно без всякой причины, причем проигравшего победитель «топтал», словно курицу. Не успевал он слезть с поверженного, как новый впрыгивал и тоже делал грязное дело.
– Гомосеки, мля, – гадливо улыбаясь, пояснил Фруев. – Интересно за ними наблюдать.
– Калашников сказал, чтобы ты подготовил материал об отце Боуне. Развернутую статью.
– А ты что? Ты же с ним беседовал в прошлый раз.
– Достал он меня, этот Боун. Все время впихивал мне текст какой-то молодежной песни: «Сотвори со мной мужеложество!», наскакивал на ночные клубы, Интернет, джи-пи-эс навигацию… Средневековье какое-то. И вообще, странный он. Вроде борется с гомосеками этими, чтобы они молодежь не развращали, чтобы наркотики не распространяли; а поговоришь с ним, задумаешься о его сексуальной ориентации… Короче, не понравились мы друг другу. Ну, и Калашников открытым текстом сказал: «У Фруева есть какие-то сведения».
– Не ахти какие скандальные, но высосать лабуду можно. Я, когда первую статью про Боуна писал, подошел к ней основательно, хотя не хотел лишнего ворошить – ты ведь с Боуном общался, – потому статью пресноватую состряпал.
– Пресноватая! Такого навпихивал… Мы с Боуном недобро расстались, а после твоей тарабарщины, подписанной моим именем, он, если встретит меня в темном переулке, – не пожалеет.
– Не спорь – пресноватая. Тебя пожалел. Я выяснил, что Боун сначала в Москве проповедовал, только его пути пересеклись с Толей.
– Каким?
– Танцором. Голубая лагуна.
– А-а. Понял. Он что, Толю хотел отучить?
– Не знаю, чего он хотел, но Боуна из Москвы прогнали после скандальных разборок. Был у него один паренек в послушниках, а потом ушел в подтанцовку к Толе.
– Ого. Тут целый конфликт интересов. А зачем Калашникову здесь, в Питере, поднимать московскую историю?
– У него спроси. Я солдат.
– Солдат! Солдафон ты, Фруев. Что, едешь в редакцию?
– Попозже. Сейчас кое-что достукаю на компьютере, чтобы материал был полностью готов, и скину его по электронной почте на редакционный сайт.
– Рассуждаешь, как торговец.
– А кто мы, журналисты? Мы – торгаши. Создаем сенсации, чтобы их выгодно продать!
– Циничный.
– О… Снова порются, смотри.
– Не хочу я на петухов смотреть.
– Чай будешь?
– Нет, поеду. Дела.
– Ну, бывай.
Покинув обиталище Фруева, Сергей уселся за руль и сразу позвонил на сотовый Аннусу. Абонент временно недоступен. Чертыхнувшись, Бянко прервал соединение. Гаденыш этот Анисим. Зачем Сергей ему сотовый покупал, если тот его всегда держит отключенным? И вообще, он занимается порученным делом, ведет наблюдение, пусть и ненужное, – или, вредитель, специально отключил связь, чтобы Сергей не мог его проконтролировать? Сидит, поди, козел, в кафе, мороженое жрет, кофе пьет или в гостях у кого-нибудь прохлаждается, только не выполняет задание. А скорее всего, этот павиан, бросив пост, опять у Нелли! Не тварь ли?
Бянко поехал к дому Горохова.
Аннуса на посту не было. Сомнений у Сергея не осталось – козлина снова с порочной миллионершей. Как он не понимает, что нельзя шутить такими вещами с «такими» людьми! Был бы муж Нелли простолюдин, тогда не так страшно – ну, застал бы их, избил бы Аннуса, прогнал жену, а так ведь всех жизни лишат: Нелли, Аннуса (его не жалко), лакеев – и его, Сергея, который совершенно ни при чем.
Журналист направился к подъезду. Сидевший на вахте сержант, узнав Сергея, замахал рукой – дверь в подъезд он не откроет.
Бянко попытался кричать:
– Мне очень надо!
Сержант показал ему от локтя.
– Что ты как ребенок? У меня черный там. Забрать надо.
Сержант замотал головой.
– Что? – не понял Сергей. – Не откроешь или черный не входил?
Сержант заорал, и Бянко услышал сквозь разделяющее их окно:
– Пошел вон!
Делать было нечего. Отвернувшись, Сергей в бессилье потоптался на крыльце и пошел к машине. Прямо как специально все – везде проблемы и неудачи. Может, его сглазили? Так бывает. Вроде делаешь все необходимое, а результат не получаешь, словно бабочка в прозрачное стекло бьешься.
И что теперь? Надо ехать к Азарову. Надо просить свидания с Волкашиным. Ни того, ни другого не видать бы никогда!
Усевшись в машину, Сергей извлек из кармана ай-фон, помедлив секунду, набрал на экране номер Азарова. Будь, что будет.
– Алло… Кто это? – Вениамин был недоволен.
Как говорят – перед смертью не надышишься. Откладывать разговор с Азаровым тоже нельзя. Если сегодня у Сергея нет никакой новой информации – это еще может сойти с рук, а завтра-послезавтра уже будет разнос. Хотя разнос мог быть и сегодня.