– Нет, не возражал бы.
– Джонни! – Лили засмеялась, высоко и принужденно, скрывая смущение, скрывая что-то еще, какой-то план, от которого, понимал Гримстер, она не отступит. – Что же с вами случилось?
– Не знаю. Просто провел прекрасное утро и поймал рыбу.
– Вы поймали что-то другое – больше, чем рыбу. Что-то, что вас согрело. Думаете, женщина этого не заметит? Я вижу, что с вами мне нужно отныне быть осторожнее. – Лили посмотрела ему в лицо чуть нахмурившись. – Я знаю, что это.
– Да?
– Вы приняли какое-то решение?
– Возможно.
С проницательностью, не удивившей Гримстера, она продолжала:
– О чем-то в прошлом? О жизни… то есть что она должна продолжаться?
Гримстер протянул руку, почти коснувшись ее плеча, и спросил:
– Вы верите мне?
– Вы знаете, что да.
– Так, как верили Гарри?
– Что вы имеете в виду? – Лили действительно была озадачена. – Вы сегодня утром в игривом настроении?
– Вот что я имею в виду: если я попрошу вас что-то сделать – ну, конечно, не прыгнуть с обрыва, – потому что это для вашего блага, вы сделаете, не задавая вопросов?
Лили чуть помедлила:
– Да, думаю, да. Но я не понимаю, Джонни. Что вдруг вам в голову взбрело?
– Я пока и сам не уверен. У меня какое-то чувство… Я только хочу знать, что вы со мной.
– Ну, конечно, с вами. Что-то не так?
Гримстер улыбнулся, уже не профессиональной улыбкой. Лили ему нравилась, и он хотел ей помочь. Более того, теперь Гримстер хотел дать Лили все то, что обещал Диллинг. Он хотел найти то, что спрятал Диллинг, и завершить сделку за мертвого. Но только не на условиях Департамента. Холодный расчет сэра Джона должен был предать энергию, красоту и простоту Лили забвению. А она должна жить, тучнеть, выйти замуж; ее должен возделывать в постели благодарный мужчина; она должна рожать детей, давать им подзатыльники за шалости, любить и пестовать их; должна получить деньги, которые дал бы ей Диллинг, быть щедрой или расточительной; должна прожить все то время, какое отмерит ей Господь. Господь, а не сэр Джон Мэзерфилд. Теперь Гримстер действительно ощущал тепло и терпение, каких прежде и не знал. С сэром Джоном торопиться не нужно. Он никуда не денется, подождет. Сначала необходимо обеспечить Лили то, что намеревался дать ей Диллинг. Это Гримстер обязан сделать, это его долг – ведь если бы Диллинг не умер, если бы Лили не оказалась здесь, он не узнал бы правду о Вальде. Гарантировать Лили безопасность и счастье – долг чести, и только тогда можно быть свободным от всех обязательств, кроме последнего – долга перед Вальдой, убитой из-за него.
– Все хорошо. Все очень хорошо.
– Но остается пропавший день, – ответила практичная Лили.
У двери Гримстер сказал через плечо:
– Думаю, мы с этим разберемся, вдвоем. – Он взялся за ручку двери. – Я сегодня уезжаю с Коппельстоуном. Вернусь только завтра, поздно – после полуночи.
Глава 11
Коппельстоун планировал возвращаться поездом от Эксетера. Утром за завтраком Гримстер сказал, что отвезет его на станцию до обеда. Но отвез не в Эксетер, а на вокзал в Тонтоне. Когда Коппельстоун спросил его почему, он ответил:
– Это соответствует моим замыслам. Отчет я представлю позже.
Коппельстоун улыбнулся и, направляясь к вокзалу, спросил:
– «Среди прочего» – про это?
– Да.
– Гаррисон ошибся. И он это понимает. Наверное, птичка упорхнула.
– Все же попытаю счастья.
Коппельстоун уехал на поезде, и, хотя он мог выйти на любой станции и воспользоваться телефоном, у Гримстера появился шанс. То, что Коппельстоун был связан с Гаррисоном, не важно; то, что он теперь предатель, не удивило Гримстера, не тревожило и не звало к действию. Многие работники Департамента прошли той же дорожкой; кто-то позже, многие раньше – в основном из-за последнего взрыва извращенной добродетели, из-за тихого, опасного протеста, желания получить прощение через самоуничтожение.
Из Тонтона Гримстер поехал в Хай-Уайкомб. Главные дороги были забиты, и потребовалось три с половиной часа. Впрочем, время не заботило Гримстера. Такое он ощущал и раньше – неторопливое чувство спокойной уверенности, что все – по крайней мере сегодня – пойдет так, как нужно. Гаррисону следовало убить его быстро, без одолжений и разговоров.
Он спустился с крутого холма в Хай-Уайкомб, раскинувшийся по обеим сторонам узкой речной долины. Магазинчик Уильяма Прингла затаился в стороне от главной улицы, изгибающейся через город. Два полукруглых окна с мелкими переплетами, дверь между ними, над окнами вывеска «Принквариум Прингла» – Гримстер поморщился, прочитав странное слово. В окнах было выставлено множество принадлежностей для животных и рыб. На картонке в двери значилось «открыто». В магазине женщина покупала собачью еду. Гримстер, стоя на пороге, следил, как человек за прилавком насыпает и взвешивает корм. Других покупателей не было.
Когда женщина вышла, Гримстер вошел, закрыл за собой дверь, защелкнул собачку замка и повернул карточку надписью «закрыто» наружу.
Комната была ярко освещена неоновыми лампами в двух ярусах аквариумов с тропическими рыбками. Вдоль другой стены стояли клетки: радостно посвистывала морская свинка, серый кролик задумчиво жевал мягкий капустный лист. В воздухе немного пахло мочой животных и пылью от сухого корма, но все было чистенько и аккуратно.
Уильям Прингл, с совком в руке, смотрел на Гримстера с легким любопытством. Лили точно его описала – непослушная светлая копна волос и редкая неопрятная борода. Красная рубашка с открытым воротом, зеленые вельветовые брюки, на талии повязан черный фартук. Честные голубые глаза смотрят без испуга.
– Если вам нужна касса, вы не наскребете даже на приличный обед, – сказал он.
– Я просто хотел приватности. Поговорим здесь или у вас есть задняя комната? – Гримстер показал Принглу министерское удостоверение.
Прингл взглянул, о чем-то поразмыслил, пожал плечами и положил совок в мешок с кормом.
– Сюда, мистер Гримстер. Как раз собирался выпить чаю. Хотите?
– Спасибо.
Он последовал за Принглом в маленькую комнатку позади магазина. Почти все пространство занимал письменный стол с конторкой. Два кресла, небольшая книжная полка и умывальник под окном, рядом с которым на подставках стояли маленькая газовая плита, конфорка и лежали кухонные принадлежности. Раскладушка с аккуратно сложенными одеялами стояла вдоль одной стены, угол, отгороженный занавеской, служил гардеробом. Прингл жестом пригласил Гримстера садиться, а сам пошел к окну наполнять чайник. Нижняя часть окна была открыта – виднелся садик с ящиками и клетками вдоль забора. На подоконнике снаружи крепилась птичья кормушка.
– Официальное расследование, – начал Гримстер. – Если сомневаетесь, можете позвонить в министерство и проверить мое удостоверение.
Прингл, не оборачиваясь, ответил:
– Не нужно. Я вам верю. – У него был красивый и глубокий голос. Хорошо бы звучал с кафедры его отца.
– Я хочу задать несколько вопросов о покойном Гарри Диллинге.
Прингл зажег конфорку и поставил чайник.
– Давайте. – Он раскрошил в руке кусок хлеба и насыпал в кормушку. Несколько воробьев и зяблик подлетели угоститься.
– Вы с ним дружили?
– Да.
Прингл сел и предложил сигарету. Гримстер покачал головой. Прингл закурил и улыбнулся.
– Лучший друг за всю жизнь. Психованный Гарри.
– А каковы были ваши финансовые отношения?
– Финансовые?
– Вы знаете, о чем я. Сколько вы вложили в его компанию?
– А, ясно. Около шести тысяч.
– Кто нашел остальное?
– Гарри.
– После его банкротства вы много потеряли?
– Увы, да.
– Гарри, видимо, переживал.
– Внешне не очень. Тревожился – но не переживал.
– Он что-то пытался предпринять?
– Да.
– Нельзя ли подробнее?
Прингл пожал плечами и потянулся к столу. Открыв ящик, достал конверт и протянул Гримстеру.
– Вот фотокопия документа. Оригинал у моего юриста. – Он улыбнулся. – У одного юриста.
Гримстер достал фотокопию из конверта и начал читать. Диллинг предназначал Принглу одну седьмую часть во всех правах, капиталах или выплатах, полученных от продажи или аренды изобретений Диллинга, его открытий или технологических процессов в течение всей жизни Диллинга. После его смерти эти права продолжались без ограничений для Прингла, который, в свою очередь, мог передать их кому сочтет нужным.
Чайник засвистел, и Прингл поднялся заваривать чай.
– Дата на документе – после банкротства, – заметил Гримстер.
– Точно. Не считая мелких ежемесячных выплат, это был единственный способ, который он мог придумать, чтобы вернуть мне деньги. Хотя я просил его не беспокоиться… Иногда Гарри бывал сверхъестественно щепетильным. Не часто, но уж тогда его было не поколебать. Мне, честно, на деньги было наплевать. Легко пришли – легко ушли.
– Он говорил с вами о проекте, который собирался продать нашему министерству?
– В самых общих чертах.
– Вы представляете, что это?
– Нет. Хотя догадывался, что это по его специальности.
– Он как-то называл проект?
– О да. «Королек».
– Почему?
– Хоть убейте. Думаю, просто взял первое попавшееся название. – Прингл налил Гримстеру чай в большую белую кружку с трубящим африканским слоном. – Если недостаточно крепкий, скажите. Я положу еще пакетик. – Он протянул Гримстеру сахарницу, чтобы тот достал сахар своей рукой.
– Вы знали, что незадолго до смерти Диллинг спрятал все соответствующие бумаги по проекту?
– Да, он говорил мне.
– Когда?
– В день смерти.
– В какое время?
– Примерно в четыре утра. Он звонил мне поболтать.
– Это было нормально?
– Для Гарри – вполне. Если ему не спалось, он звонил мне, и мы болтали. В тот раз он просто сказал, что не уверен, что министерство сыграет по-честному, и что он принял нужные меры – спрятал свой клад.
– Не сообщил, где?
– Нет.
– У меня чувство, что это не совсем честный ответ.
– Мы все имеем право на чувства, – сказано было вежливо, но впервые за словами прозвучали сила и устремленность, обозначив налет неприязни.
Гримстер решил не обращать внимания:
– Вы были с Гарри, когда его остановили за вождение в нетрезвом виде?
– Да.
– Это случилось между Лутоном и Лейтон Баззардом, да?
– Да.
– А что вы оба делали в тех местах?
– Гарри пригласил меня на выходные. Не лучшее было время – как раз перед тем, как я пришел сюда. Я работал на дорожно-строительную фирму около Блетчли. – Прингл помолчал и отпил чаю из своей кружки с розовыми фламинго. – Мистер Гримстер, почему бы вам сразу не сказать, зачем пришли?
– А вы знаете зачем?
– Конечно. Вы хотите узнать, кому я продал права Гарри. Сколько я за них получил и прочее.
– Так кому вы их продали?
– Это мое дело.
– И сколько получили?
– Рад сказать – кучу денег. Больше, гораздо больше, чем мне задолжал Гарри.
– Что еще вы продали?
– Ничего.
– Мистер Прингл, давайте будем разумными. Сейчас мы общаемся как цивилизованные люди. Я спрашиваю – вы отвечаете. Но если вы отказываетесь дать ответ, мне совсем несложно забрать вас в министерство – а там вы ответите. Вы, несомненно, знаете, что в случае необходимости мы не церемонимся в методах.
– Не сомневаюсь. Садишься обедать с дьяволом – бери длинную ложку.
– Сказано в духе Диллинга.
– Именно. Поэтому он и спрятал бумаги.
– Ладно, мистер Прингл, я хочу получить несколько ответов без суеты. Помимо уступки прав – которые в настоящий момент ничего не стоят, – вы продали что-то еще. Что-то действительно стоящее кучу денег. Что?
Прингл помедлил. Из окошка за его спиной слышалась ссора стаи воробьев во дворе. Лазоревка подлетела к подвешенному над кормушкой мешочку с кормом и начала лакомиться.
– Знания.
– А подробнее?
– Гарри не дурак, он спрятал свои бумаги так, чтобы вы не достали их, пока не завершатся переговоры. Вдруг с ним произойдет несчастный случай… Он чувствовал ответственность за Лили и благодарность ко мне. И не хотел, чтобы его изобретение пропало навеки. И, позвонив мне рано утром в день смерти, он сообщил, как искать, если с ним что-то случится.
– Он назвал место, где спрятал бумаги?
– Нет, это не в его духе. Он сказал, как я могу выяснить, где искать. Именно это знание, мистер Гримстер, я и продал вместе с правами.
– Вы хоть понимаете, как сглупили? Впрочем, наверное, не понимаете. Наверное, вы не знаете людей, с которыми имели дело. Как только вы им поможете – реально поможете, найдете тайное место, – вас убьют. Вы честный человек, Прингл, но вы продали только одну седьмую. Им этого будет мало. Они хотят получить и шесть седьмых – часть Лили. Она не получит свои деньги, а вы будете знать об этом и станете для них помехой, которую надо убрать с дороги. Что скажете? Вы ведь любите Лили.
– Да, она мне очень нравится. И конечно, она получит шесть седьмых. Они согласились.
Гримстер покачал головой:
– Разбираясь в животных, Прингл, вы ни черта не смыслите в человеческих зверях. Вы в большой беде.
– Не надо меня запугивать.
– Да, я пугаю вас, вы и сами знаете, что это правда. Смотрите. – Гримстер повернул тыльную сторону ладони к Принглу, так что солнце в окне заиграло на эмали перстня. – Сегодня рано утром они пытались убить меня. «Среди прочего», сказали мне… Это была их ошибка. Причем меня хотели убить, не чтобы со мной покончить, а чтобы забрать у меня кое-что.
Вам хорошо знаком этот перстень, Прингл, хотя вы старательно избегаете смотреть на него с самого моего прихода. Вы были с Гарри, когда он с помощью кольца гипнотизировал Лили и заставлял творить смешные вещи. Когда Гарри позвонил, он наверняка сказал вам, что, если что-то пойдет не так, нужно найти перстень – и вы сможете разобраться. Думаю, он больше ничего не говорил. Гарри любил тайны и иносказания.
– Именно так он и сказал.
– Но вы все поняли.
– Разумеется. Я подарил Гарри этот перстень много лет назад. Купил его в антикварном магазине в Эдинбурге. Золотую полоску, на которой держится эмаль, можно отвинтить – под ней углубление.
– Я знаю, Прингл. Я сам обнаружил это утром. Однако мне нужны объяснения: что я нашел. Вы можете рассказать мне – и расскажете, потому что только так вы в состоянии спасти свою задницу. Вы расскажете мне, что это значит, а потом бегите из страны ко всем чертям. Забудьте про магазин – позвоните в ближайшее отделение Королевского общества защиты животных. Бросайте все и мчитесь в Хитроу. Уезжайте далеко и надолго, и прячьтесь. Через полгода про вас забудут. Я их знаю. Но ближайшие пару недель за вами будут охотиться. Вам понятно?
– Понятно, хотя и не очень приятно, мистер Гримстер. – Прингл поднялся с кружкой в руке. – Еще чаю?
– Нет. И не пытайтесь меня надуть. Вы в опасности. Помогите мне, и тогда я всеми силами постараюсь помочь вам где-нибудь спрятаться.
Прингл стоял у рукомойника, наполняя кружку, спиной к Гримстеру. Он заслонял почти все окно во двор. И вдруг на птичьей кормушке начался переполох – захлопали крылья, раздался тревожный писк. Гримстер внезапно понял, что вызвало тревогу. Птицы знали Прингла, они прилетали к нему и не улетали при его появлении, но сейчас они разлетались, торопливо хлопая крыльями… Широкая спина Прингла неожиданно нырнула вниз, он съежился, опустившись на четвереньки. Гримстер, бросившись вбок из кресла, успел увидеть за окном темный силуэт человека. Человека, который появился по какому-то знаку Прингла – заранее обговоренному, ведь Гаррисон достаточно умен, чтобы осознать свою ошибку, быстро сообразить, что потерял слишком много, и немедленно действовать, чтобы вернуть утраченное преимущество. Пуля из пистолета ударила в стену за креслом Гримстера – туда, где несколько секунд назад была его голова.
Гримстер перекатился к двери и, как только правая рука освободилась, швырнул кружку со слоном в верхнюю часть окна. Осколки хлынули на подоконник. Человек снова выстрелил. Пуля впилась в плинтус. Гримстер вскочил, рывком распахнул дверь и бросился вон.
Он выбежал в переулок и неторопливо пошел к главной улице, стряхивая с одежды пыль и поправляя манжеты и галстук. На одной манжете оказалось грязное пятно, и Гримстер улыбнулся, вспомнив, что говорила Лили о его внешности. Он пошел в парк, где оставил машину. Оставаться тут бессмысленно. Человек в окне был не Гаррисон. Прингла сейчас увезут и надежно спрячут, в надежде использовать позже. Если не получится, то в конце концов его отпустят – сначала отобрав деньги – или просто избавятся от него. Интересно, это Гаррисон первым додумался подкатить к Принглу? В любом случае – кто-то, кто понимал характер Диллинга. Ни в коем случае Диллинг не стал бы излишне испытывать судьбу, пряча документы. Эта его черта стала понятна Гримстеру позже. Где-то – и точно не в голове Лили – Диллинг должен был оставить точный ключ, понятный не каждому, а только кому-то вроде Прингла, который знал Диллинга, его образ мыслей. Но Прингл теперь недоступен для Гримстера, и аккуратно сложенный листок тонкой бумаги, найденный в перстне, не имеет смысла. Листок сейчас спрятан в другом надежном месте, но Гримстер, сидя за рулем, словно видел его перед собой.
Маленький квадратик, два на два. Сверху аккуратным почерком было написано «Que será, será». Внизу в кружке грубо, словно по-детски, нарисовано что-то вроде червяка или гусеницы с изогнутой спиной и головой в виде маленького шарика. Между верхней надписью и изогнутым червяком внизу располагалась карта – двойные линии дорог и тропинок, миниатюрные группки заштрихованных кружков, видимо, деревья. В центре помещалась пара маленьких кружков. По нижней линии деревьев пунктиром был обозначен равносторонний треугольник с пометкой «30 дюйм.». У вершины треугольника стоял красный крестик. Слева от плана стоял еще один красный крестик, побольше и чуть наклонный, с пометками «север» и «юг». К западу от триангуляции, обведенный двойной чертой, был многоугольник неправильной формы, заштрихованный двойной штриховкой. Взглянув первый раз на бумагу, Гримстер понял, что карта-схема сама по себе ничего ему не скажет. Настоящими ключами были слова «Que será, será» и грубо нарисованный червяк. Прингл скорее всего мигом прочитал бы их, но до Прингла сейчас не добраться. Все, что можно узнать, придется узнавать у Лили. Возможно ли это?.. Так или иначе, Лили будет ждать его возвращения.