– И еще. Рыжий цвет волос – отличительный признак человека, у которого повышена потребность в обезболивании. Один знакомый анестезиолог рассказывал, что особые болевые ощущения связаны у таких людей с низким содержанием меланина.
Час от часу не легче! Оказывается, у нас с Димкой еще и меланина какого-то недостает. Что же это такое, интересно?
– Это такой пигмент, – пояснил Грегори. – Меланин играет не последнюю роль в восприятии боли нашим мозгом. Получается, всем рыжеволосым необходимо на двадцать процентов больше анестетика, чем остальным. Вот поэтому врачи и считают вас самыми непредсказуемыми пациентами, нуждающимися в особом, пристальном наблюдении.
«А лучше бы – в особой любви и особом понимании», – хотела парировать я, но сдержалась. И пошла под душ. Постояла под теплой упругой струей, задумавшись, какая особенная связь существует у матери с ребенком. Не зря я с раннего утра испытывала неясную тревогу! Моя мама тоже всегда чувствовала, когда мы с сестрой заболевали. Она отпрашивалась с работы и бежала домой, чтоб как можно быстрее начать отвоевывать у злобных недугов наше здоровье. И эта ее забота срабатывала порой лучше самых сильных медикаментозных средств. Давно, ох как давно никто не волновался обо мне так, как мама в детстве!
8.30
Я надела по просьбе Грегори коричневый деловой костюм с элегантным V-образным вырезом, и мы пошли на завтрак с «одним из лучших юристов Нью-Йорка». Грегори сообщил, что готов заплатить любую сумму, лишь бы перетащить меня к себе поскорее. Исключительно формально присутствовала я при разговоре двух солидных мужчин, обсуждающих различные варианты скорейшего и окончательного моего переезда в Соединенные Штаты Америки. Основная проблема упиралась в оформление Димки. Для выезда ему необходимо получить нотариально заверенное согласие отца. Разыскать Лапонецкого несложно. Воображаю, как сильно обрадуется он возможности покуражиться надо мной. Ждать от него можно чего угодно, только не отзывчивости и быстрого согласия. Ситуация казалось мне тупиковой.
– Скажи, Алечка, этот человек исправно платит вам алименты? – спросил Грегори.
Меня даже позабавило это слово – «вам»! В цивилизованных странах положено платить алименты не только ребенку, но и отдельно – его матери. До этого нам далеко. Многие папаши после развода мгновенно забывают о том, что дети питаются, одеваются и растут. Известно немного случаев, когда отцы продолжают искренне заботиться о своих детях, невзирая даже на прохладные отношения с бывшими супругами. Как мне кажется, это происходит лишь в тех случаях, когда, являясь инициаторами развода, мужчины испытывают чувство вины. В моем же случае ждать поддержки и цивилизованного решения проблемы не представляется возможным.
Лапонецкий сделал все, чтобы я никогда не пожалела о том, что сбежала от него. Ведь самое гадкое, унизительное, что можно было бы сказать о женщине, чтобы навсегда ее от себя отвратить, услышала я тогда, на заключительном заседании суда и после него, из уст человека, значившегося моим мужем на протяжении пяти лет. Особенно поразило меня обвинение в том, что девственность я потеряла задолго до нашей с ним встречи, а жениться на себе вынудила хитростью. Ребенок же, которого он четыре года считал родным, вдохновенно лепил по образу своему и подобию, вдруг в одночасье стал ему неинтересен…
– Я думаю, следует все же попытаться получить согласие этого человека на отъезд сына, – сказал Грегори. – Однако, если он станет упираться, оскорблять тебя и чинить препятствия, я сумею сделать так, что он горько пожалеет об этом.
Лицо его сделалось непроницаемым.
– Интересно, чем ты отсюда сможешь навредить ему там? – искренне подивилась я.
– Для начала мы сумеем доказать, что все годы он нарушал закон, уклоняясь от уплаты алиментов. И перекроем его банковские счета. Осуществить это не представит труда, поверь мне.
Вдруг жутко захотелось курить. Позыв, возникающий у меня всегда в ситуациях трудных, щекотливых или безвыходных. Но вокруг никто не курил, просто ни одного курящего человека не встретила я за неделю в Нью-Йорке!
9.30
После завтрака Грегори отправился к себе в офис, а меня завез в контору, занимающуюся переводом документов. За два часа все имеющиеся у меня свидетельства и дипломы перевели на английский и заверили выпуклыми гербовыми печатями. Вот зачем Грегори просил меня привезти их из Москвы!
11.30
Дошла пешком до уже знакомого здания, в котором трудился Mr.Steel. Он встретил меня внизу, у входа.
– Дорогая, уезжаю на конференцию, – сообщил деловито, – рекомендую посетить в мое отсутствие Музей современного искусства, это недалеко отсюда. Я слышал, там проходит выставка Пикассо. Сходи, развлекись. – Он достал из кошелька несколько купюр и протянул мне. – Давай встретимся здесь же в конце дня, – нежно пожал мне руку и уселся в поджидавший его солидный автомобиль.
Покорно двинулась в указанном направлении. Музей нашла быстро – по длинному хвосту при входе. Столько желающих насладиться искусством живописи я наблюдала лишь в Москве. И даже там никогда не стояла в очередях! Приехать в Америку, чтобы часами терпеливо ожидать прохода на выставку не самого любимого мною художника? Нелепое времяпрепровождение. Неужели я не придумаю себе ничего более увлекательного?
В животе заурчало. Взглянула на часы: так и есть, полдень, время ланча. Вышла из очереди и огляделась по сторонам. На противоположной стороне улицы заприметила китайский ресторанчик и рванула туда. У американских граждан двенадцатичасовой условный рефлекс был сформирован исправно – все места за столиками оказались заняты. Оставались свободными лишь отдельные высокие стулья у барной стойки. Уходить отсюда не хотелось. Грегори, как я поняла, скептически относится к китайской кухне, считая ее ниже достоинства своего желудка. Стоило бы воспользоваться его отсутствием! Подсела к стойке бара. Открыла меню. Глаза разбежались. Ткнула пальцем в картинку с румяной уткой и салатом.
– What would you like to drink, Madam? – раздался дежурный вопрос.
Я открыла было рот, чтобы произнести привычное: пить, мол, буду грейпфрутовый сок, как вдруг меня осенило. Стила-то рядом нет! Я могу заказать все, что душе угодно! А душе угодно снять стресс, накопившийся за последнюю неделю. Набрав побольше воздуха, взволнованно произнесла:
– Vodka and tomato juice, please!
– Bloody Mary? – переспросил бармен.
Не зная, что именно так звучит по-английски название коктейля «Кровавая Мери», повторила упрямо:
– One vodka, one tomato juice!
Бармен, услужливо улыбаясь, принес томатный сок, рюмку водки и лёд. Я вылила содержимое рюмки в стакан с соком, добавила два кубика льда, покрутила трубочкой в стакане и сделала первый аккуратный глоток. Затем следующий. Не заметила, как трубочка уперлась в не успевшие растаять кубики, лежащие на дне.
Опустевший бокал был тут же замечен и убран с молниеносной скоростью. Последовал вопрос, не желает ли мадам что-нибудь еще?
– Repeat, please – не задумываясь, ответила я.
Повтор был организован незамедлительно.
– Where are you from? – поинтересовался бармен.
– From Russia, – гордо ответствовала я.
– Wow, – развеселился бармен.
Я пригубила следующую порцию «Кровавой Мери» и огляделась по сторонам. Со своих мест за мной с любопытством наблюдали посетители ресторана. Некоторые даже вытягивали шеи, желая рассмотреть хорошо одетую белую леди, которая в полдень понедельника, в самом центре Манхэттена, беззастенчиво надирается на глазах у изумленной публики. Вероятно, это выглядело нонсенсом, нарушением правил пристойности, возможно, даже вызовом американскому обществу.
Но сейчас меня их взгляды совсем не раздражали. Окружающие казались такими милыми, располагающими к симпатии людьми, что даже в толк взять не могла: отчего прежде я подобного не чувствовала? Почему эти американские улыбки всегда казались мне натянуто-резиновыми или резиново-натянутыми, а сами американцы – фальшивыми и равнодушными?
Передо мной возникла большая порция салата с кусочками душистой утки. С аппетитом закусила, приветливо расточая вокруг себя благожелательность. Жаль, поговорить не с кем. Так вдруг захотелось излить душу живому человеку. Поведать, что чувствую в данный момент. А может, просто мило поболтать. С кем, интересно, буду я общаться, когда перееду сюда? Кроме маникюрши Клары, нет у меня знакомых русскоговорящих людей в этом большом городе. Да и во всей стране. Даже Лиза не звонит мне. Почему не звонит Лизка, противность эдакая?
Я вышла на улицу, стараясь ступать уверенно. Настроение было превосходным. Город мне нравился, люди в нем тоже, сама себя я устраивала как никогда. Уважала себя так, просто как прежде не уважала.
Накрапывал дождик. И он был приятен мне. Очередь в Музей современного искусства почти рассосалась. Подошла, решив все же последовать совету Стила, сходить на выставку. Потом же спрашивать будет…
Пикассо оказался бесподобным! Особенно его голубой период. Странно, отчего не понимала его прежде? Наверное, была недостаточно мудра. А может быть, для этого попросту не хватало двух порций «Кровавой Мэри»?
15.30
Стил немного растерялся, когда я страстно устремилась к нему навстречу и, припав к груди, воскликнула, как истосковалась без него, какой он расчудесный вообще!
– Удивительно все же Пикассо действует на некоторых девушек, – констатировал Грегори. Определенно, он остался доволен таким бурным проявлениям чувств. Предложил заехать домой. Чтоб переодеться к очередной встрече с лойерами. И не только. Захотелось воспользоваться моим внезапным порывом. Да и мне, на этот раз, сделать ему приятное оказалось совсем несложно…
17.30
Уже знакомая мне худощавая Нэнси, толстушка Пэрри и молодая русскоговорящая Рита в течение часа растолковывали права и обязанности будущей супруги их драгоценного клиента Грегори Стила.
– Когда он позвонил мне и сообщил о своем намерении жениться на русской, я закричала ему: «Сумасшедший! Шесть лет назад ты так трудно разводился! Мы все эти годы удерживали тебя от любого необдуманного шага, – темпераментно рассказывала Пэрри, следя за моей реакцией с профессиональной цепкостью. – Мы тщательно отсеивали всех, кто вызывал сомнение. И вдруг он заявляет, что в одночасье, не посоветовавшись со мной, принял решение вновь связать судьбу с русской! Я спросила, как такое возможно? А он мне в ответ: «Пэрри, дорогая, я наконец-то встретил своего человека». Коротко и убедительно. И знаешь что? На меня подействовало!
– Послушай, это я на тебя подействовала, – вступила в разговор саблезубая Нэнси. – Когда Грегори познакомил меня с Алекс, я сразу поняла, насколько у него всё серьезно.
Эта живая перепалка была, очевидно, хорошо спланирована. Или же данная манера ведения разговора необходима, чтоб клиента расслабить и хорошенько рассмотреть в момент расслабления. Искренности я не чувствовала, несмотря на ослепительные белозубые улыбки и располагающие к доверию, льстивые тексты.
– И вот теперь я понимаю, что Нэнси была права, – продолжала верещать Пэрри. – Я вижу, как ты мила, хорошо воспитана и умна. И наш дорогой доктор Стил заслужил право быть счастливым именно с такой леди!
К чему им потребовалось красивое предисловие, стало ясно из дальнейшей беседы. Мне было доходчиво разъяснено, что до заключения брака нам необходимо составить и подписать брачный контракт.
– Я понимаю, – сменила интонационную краску Пэрри, резко став серьезной, – что вторжение в чувства сухих догм могут тебе показаться оскорбительными, но, – она деланно вздохнула, – таковы наши американские законы!
Русскоговорящая Рита увлекла меня в отдельный кабинет, где в течение часа пыталась соблюсти мои интересы, составляя мою часть брачного договора. Какой-то совсем неимущей почувствовала себя я в начале ее расспросов. Машина? Нет у меня машины. Дом? Нет дома, есть квартира, точнее, комната в квартире. Во сколько ее можно оценить в долларах? Кто ж ее знает… Ну, наверное, тыщ в пятнадцать… Тина удивленно покачала головой:
– В Москве такие цены? – но вписала красивой ручкой названную мной сумму в договор. У американцев принято верить человеку на слово.
Весь мой доход заключался в ежемесячном окладе, не представляющем в долларовом эквиваленте ничего впечатляющего, скромной обстановке, оставленной мне бабушкой, набора столового серебра на шесть персон, колечка и сережек с натуральными камушками, подаренными родителями.
Когда Рита все тщательно подытожила, то общая сумма, учитывая годовой доход (американцы именно так рассчитывают свою зарплату), показалась мне сильно завышенной. Однако я переубеждать ее не стала. Как-то даже подросла в собственных глазах! Не такая уж я бедная невеста, оказывается, как представлялось в начале нашей беседы!
Тем временем мой жених проверял, высчитывал и плюсовал свою доходную часть. На это ушло в два с половиной раза больше времени, чем вся моя беседа с Ритой. В конце концов, Грегори горделиво сообщил, что его годовой доход превышает официальную зарплату самого американского президента! Он горячо поблагодарил меня за то, что выяснил это. Ему попросту не хватало времени, чтобы заняться такими подсчетами. Да и резона не было. До сегодняшнего момента, буквально!
Мы подписали с Григорием Стилом необходимые бумаги, чтобы на следующее утро отнести их к нотариусу, где наш брачный контракт будет скреплен печатями.
Из него следовало, что имущество, нажитое Стилом до этого момента, в ближайшие пятнадцать лет формально не имеет ко мне никакого отношения. По истечении данного срока я не имею права претендовать даже на треть от него. Зато через тридцать лет совместной жизни вполне смогу рассчитывать почти на пятьдесят процентов. Того, что наживем вместе. С момента подписания контракта.
Не думаю, что мне захочется разводиться спустя такое длительное время. Если я вообще столько выдержу. С ним.
О чем это я?
Глава 24. Бедная, бедная Лиза!
Вторник. 14.00
– Я не отдыхал уже несколько лет, – сказал Грегори, усаживаясь в кресло и затягивая ремень безопасности, – и только благодаря тебе, дорогая, способен прервать работу на целых пять дней!
Мы летим на «Боинге» компании Delta на юг. Грегори считает, что это наше свадебное путешествие. Я бы назвала путешествие предсвадебным, однако не спорю. По мнению Грегори, брачный контракт гарантирует нам абсолютное юридическое соединение. Роспись в муниципалитете станет лишь небольшой формальностью. А свадьба?
– У тебя будет прекрасное-распрекрасное платье, – мечтательно произносит Грегори, поглаживая мне руку. – Когда ты прилетишь ко мне, сразу же закажем его в лучшем салоне Нью-Йорка. Выберем золотые кольца. В твое отсутствие я арендую помещение для свадебной церемонии, и после регистрации отметим событие пышно, торжественно. Всё должно быть на высшем уровне! Почему ты молчишь, Алечка?
Я не могла себе представить, что когда-нибудь буду снова выходить замуж. Причем не судорожно, впопыхах, как в первый раз, а неспешно, пышно и торжественно. До сего момента казалось, что счастливой мне быть не суждено. А уж о красивом свадебном платье и вовсе не мечтала!
– Скажи, Гришенька, а почему ты расстался с первой женой? – решаюсь спросить я.
– Она много трепала языком, – хмуро отвечает он после паузы.
– В каком это смысле? – насторожилась я.
– Неоднократно я заставал ее в компании особ весьма сомнительного поведения.
– Неужели? – Я попыталась представить, как, по мнению Грегори, должны выглядеть «сомнительные особы» и какие такие государственные секреты могли обсуждать они между собой?
– Ну, как можно обрисовать нашу совместную жизнь? – неохотно изрекает Грегори. – Тогда я много трудился, дети все время находились в русском интернате, а жена не работала, язык не изучала, ничего по дому не делала, но при этом постоянно сердилась на меня. Общалась она исключительно с легкомысленными русскими подружками. Они исповедовали праздный образ жизни, потягивали коктейли, делали шопинг и болтали всякую чушь.
– И что именно в их болтовне тебя так болезненно зацепило? – осторожно поинтересовалась я.
– Однажды я услышал, как, громко хохоча, обсуждают они во всех подробностях достоинства и недостатки своих мужей. Моя дражайшая супруга, представь себе, не отставала от них. Я ушам своим не поверил!
Грегори насупился, видно, воспоминания эти до сих пор были ему неприятны.
– Надеюсь, Саша, – чеканно произнес он, – ты никогда ни с кем не станешь распускать язык! В особенности распространяться о том, что происходит между нами в нашей спальне.
– Боже упаси, – пробормотала я торопливо. – Обсуждать собственного мужа за его спиной считаю недостойным. – И заискивающе заключила: – К тому же у тебя совсем не нахожу недостатков.
Что делать! Приходится подлаживаться под неординарную личность по имени Грегори Стил. Если я, конечно, собираюсь составить ему гармоничную супружескую пару.
– В таком случае у нас все будет замечательно, – размягченный правильным ответом, Грегори взял мою руку и так не выпускал ее вплоть до самой посадки.
16.00
В аэропорту Атланты Грегори усадил меня за столик кафе с видом на летное поле.
– Я скоро приду, – сказал он.
Через минуту кто-то мягко закрыл мне глаза ладонями. Я замерла. Какое родное, забытое прикосновение! Боже мой, неужели?
– Лизка!
– Привет, мартышка!
Не поднимая головы, я обхватила руками сестру за талию. Носом уткнулась в ее живот и внезапно разревелась:
– Лизка, где же ты всё это время была?
– Ну-ну, успокойся, Алечка, ну что ты, что ты…
Она подняла мое вмиг промокшее лицо и мягко вытерла салфеткой слезы. Потрепав по щеке, села напротив: