– Лизка, где же ты всё это время была?
– Ну-ну, успокойся, Алечка, ну что ты, что ты…
Она подняла мое вмиг промокшее лицо и мягко вытерла салфеткой слезы. Потрепав по щеке, села напротив:
– Здравствуй, сестренка.
Я вытаращилась на нее и мелко заморгала:
– Ты ли это, Лиза?
Напротив меня сидела кукла. С неестественно пухлыми губами, белыми волосами, завитыми в локоны, и грудью навыкате. Очень худая. Очень грустная.
– Я это, я. Что, не узнаешь? – Лиза покачала головой.
– Лизуша, зачем ты стала курчавой блондинкой?! – недоуменно воскликнула я. – У тебя были такие замечательно прямые русые волосы! Я всегда втайне им завидовала.
– Были, были, – грустно покачала головой Лиза. – Седая я, Алька, вся седая. Уже года три как краситься начала. И кучерявиться заодно.
– Лизка, а где твои ямочки? – не унималась я. – Ты ж была пышнотелой красавицей! Зачем тебе эта искусственность?
– Так, – оборвала меня Лиза, – завершили обсуждение моей внешности! Я ею вполне довольна. Всё соответствует американским критериям.
– Да уж, это точно, – хихикнула я, – глядя на твой новый бюст и надутые губищи, можно это констатировать со всей определенностью.
Увидев, как сникла сестра от моих слов, тут же пожалела о своей язвительности:
– Лизуша, дорогая моя! Почему же у тебя такой грустный вид? Как ты живешь в этой стране?
– Живу я хорошо. Возвращаться на Родину не собираюсь, – встряхнув кукольными локонами, категорично заявила Лиза. – Расскажи-ка лучше, как тебе Стил?
– Мне со Стилом вполне стильно, – скаламбурила я.
– Ты ведешь себя прилично, как я просила? Не дерзишь? Твой характер его пока не испугал?
Теперь обидно стало мне.
– Знаешь что, Лизонька, – сказала я, как в детстве, оборонительно сощурившись, – между прочим, мы со Стилом подписали брачное соглашение! И теперь летим в свадебное путешествие! В Южную Каролину! Вот так-то вот!
Лиза отпрянула от стола, за которым мы сидели, так резко, словно я сообщила ей что-то сверхъестественное.
– Врешь! – воскликнула изумленно.
– Спроси сама, – предложила я, увидев приближающегося к нам Грегори.
– Здравствуйте, милая леди, – сказал он, целуя Лизе руку, – какая приятная встреча!
– Да уж, Гриша, ваш сюрприз удался на славу, поздравляю от души, – с малопонятной мне досадливой улыбочкой ответила Лиза.
– Ты уже сообщила, дорогая? – нежно улыбнулся Грегори. – Могла бы и дождаться меня. Ну что, дамы, кофе?
– Мне, пожалуй, что-нибудь покрепче, – ответила Лиза, – Bourbon со льдом, please.
– А тебе, дорогая? – невозмутимо обратился ко мне Грегори.
– Мне? Ну, мне как всегда – грейпфрутовый сок. Безо льда.
Грегори удовлетворенно кивнул и, подозвав официанта, сделал заказ.
– Как поживает ваш супруг? – поинтересовался Грегори у Лизы. – Надеюсь, ему лучше?
Лиза метнула в него острый взгляд, но отвечать не стала. Вместо этого принялась забрасывать меня вопросами. Больше всего ее интересовало, как долго я намерена оставаться на территории Соединенных Штатов Америки?
– Оказалось очень трудно, Элизабет, расстаться с вашей сестрой, – вместо меня ответил Грегори. – Поэтому я пользуюсь всевозможными ухищрениями, чтобы задержать ее возле себя как можно дольше. Видите, пришлось прибегнуть даже к помощи брачного контракта. – Он лукаво улыбнулся.
Лиза вынужденно улыбнулась в ответ.
– Сейчас мы с лойерами делаем все возможное, чтобы поскорее перетащить Алекс с сыном из той страны, в которой им совсем не место, – продолжил Грегори. – Как только они переберутся ко мне, в Нью-Йорк, мы сыграем пышную свадьбу. Можете считать себя приглашенной.
Два с половиной часа до посадки пролетели незаметно. После двойного бурбона Лиза немного расслабилась. Мы с ней ударились в детские воспоминания.
– Алька, ты помнишь историю про то, как я застряла под забором у дяди Володи Войновича? – Лиза звонко рассмеялась.
– Конечно, помню эту милую семейную легенду, – прыснула я в ответ.
– Это не легенда вовсе, – с горячностью возразила Лиза. – Когда мы встретились с ним у родителей в Израиле, он сам напомнил, как это было, и даже подписал мне книжку…
Грегори, молча наблюдавший за нами со стороны, вдруг встрепенулся и попросил посвятить его в то, как же ЭТО было.
– Ну, дело происходило летом на подмосковной даче, – с удовольствием принялась вспоминать Лиза. – Владимир Войнович жил по соседству с нами.
– С нашим отцом они были хорошими друзьями, – вставила я.
– …да-да, именно потому у них всегда находилась масса тем для долгих обсуждений, – продолжала Лиза. – Так вот однажды меня, пятилетнюю, попросили позвать к обеду папу, засидевшегося у Войновича. С готовностью бросилась к его дому. Ворота оказались запертыми. До звонка я не дотягивалась. Стучала и звала, но никто меня не слышал. Тогда я решила пролезть под воротами, отстающими от земли на довольно приличную (как мне казалось) высоту.
– Ты расскажи, – встряла я вновь, – расскажи, что на тебе при этом было надето!
– Ах, ну да, на мне было нежно-розовое платье с оборочками и белые гольфы с помпонами, – улыбнулась Лиза, – но я была настолько озадачена выполнением маминой просьбы, что, плюхаясь на пузо, дабы пролезть под забором, совершенно об этом не подумала.
– … так же, как о своей комплекции, – хохотнула я.
– Да, я была… пухленькой, – неохотно созналась Лиза.
– Толстой ты была, а не пухленькой, поэтому застряла между землей и забором, точно как Винни-Пух в кроличьей норе! – съехидничала я.
– Алька, ну ты и вредина, – сказала Лиза, – постеснялась бы Григория хотя бы. Что он о тебе подумает?
– Гришенька, ты обо мне что думаешь? – кокетливо поинтересовалась я.
Вместо ответа Грегори нежно обнял меня за плечи и попросил Лизу продолжить свой рассказ.
– Когда на мой плач сбежались все, кто находился поблизости, и извлекли меня из-под забора, – улыбнулась воспоминаниям Лиза, – я была похожа на замарашку или даже на беспризорницу: вся чумазая, перепачканная землей, локти и коленки покарябаны, жуть!
– Почему же вы полезли под ворота, вместо того, чтобы вернуться домой, Лиз? – подивился Грегори.
– Знаете, больше всего я опасалась, что меня накажут за невыполнение такого важного задания, – ответила сестра.
– Лизу даже в раннем детстве отличало чувство повышенной ответственности, – констатировала я.
– Это я уяснил, – кивнул Грегори. – Скажите, Лиз, а какую именно надпись оставил вам Войнович на титуле своей книжки?
– Он надписал ее так: «Дорогой Лизоньке, которая ловко проползала ко мне под забором, с пожеланием многообразных удач»… Затем, с интересом оглядев меня, дописал: «…проползала ко мне, но преждевременно, в возрасте пяти лет».
Остаться наедине с сестрой Грегори нам не дал. Наверное, опасался, что мы будем «трепать языками», то есть станем обсуждать что-то для него нежелательное.
19.00
Объявили посадку. Мы простились с Лизой, сели в самолет и вновь взмыли в воздух. Атланта была пересадочным пунктом, который Грегори удачно использовал для выполнения своего обещания.
– Ну и как тебе Лиз? – спросил меня Грегори. – Сильно она изменилась с вашей последней встречи?
– Очень сильно, – вздохнула я. – Так и не поняла, как она довела себя до такого изможденного состояния и зачем сделала пластику?
– Ну, это все – дань моде, – сказал Грегори и, внимательно оглядев меня, изрек: – Я бы тебе тоже немного убрал здесь и здесь. И брекеты поставил бы на верхние зубы, чтоб исправить их небольшую природную кривизну.
Узрев досаду на моем лице, пояснил:
– Наше общество, как я тебе уже говорил, диктует определенные правила, дорогая. Ничего нигде не должно выпирать, висеть и мешать общему эстетическому впечатлению.
Что-то подобное я действительно уже от него слышала. Поэтому не стала реагировать на очередное обидное указание на мои недостатки. Парировала только: пусть сначала себе вставит недостающие зубы!
– Ты заметила у меня отсутствие двух нижних зубов? – удивился Грегори и беззаботно рассмеялся. – Да, пожалуй, пора заняться. Не думал, что это так бросается в глаза.
Лиза, несмотря на все ухищрения с внешностью, не показалась мне счастливой. Сообщение о ее ранней седине даже слегка встревожило.
– Знаешь, Гриша, когда я видела Лизу в последний раз, она выглядела вполне удовлетворенной жизнью. А теперь у меня осталось какое-то смятенное ощущение. Мне кажется, ее что-то гложет. Жаль, я не имела возможности расспросить подробнее о ее жизни.
– Не кори себя, милая, – Грегори мягко похлопал меня по руке, – сомневаюсь, что она открыла бы тебе истинную причину своей неустроенности.
Неустроенности? Какое неподходящее слово.
– Лиза всегда была счастливицей, баловнем судьбы, – возразила я, – и любимой дочкой у папы с мамой. Мне ее всю жизнь в пример ставили. МГУ закончила с медалью. Замуж вышла удачно. За кордон свинтила вовремя. И все годы – ни одной проблемы, ни единой жалобы. О чем ты говоришь?
– Всё течет, всё меняется, – задумчиво проговорил Грегори. – Теперь любимой дочкой станешь ты. И счастливицей. Просто представить не можешь, как скоро все начнут тебя обожать!
С удивлением я взглянула на Грегори. Он смотрел в иллюминатор.
– Ты что-то знаешь, Гриша? Расскажи мне!
– Я наблюдательный человек, Алечка. С богатейшим опытом общения и неплохой интуицией. Вижу многое, что скрыто порой за камуфляжем хороших манер и завесой улыбок. Кроме того, умею анализировать.
– Не говори загадками, – взмолилась я, сгорая от нарастающего беспокойства. – Ты как-то раз обмолвился, что Лиза буквально вцепилась в тебя при первом знакомстве. Что ты имел в виду?
После небольшой раздумчивой паузы Грегори заговорил:
– Мы познакомились с Лиз в Бруклине, на творческом вечере вашего отца. Они артистично разыграли умилительное представление нежданной встречи, – Грегори скептически усмехнулся, – якобы давно не виделись и вот случайно встретились прямо тут, в Америке, на сцене концертного зала! Лиз подсела к роялю и исполнила несколько песен из разных спектаклей на его стихи. Кстати, совсем неплохо.
– Лиза с отличием окончила музыкальную школу, – с обидой за сестру сообщила я. – На всех семейных торжествах ее просили что-нибудь сыграть для гостей. Иногда мы вместе пели, точнее, я ей подпевала. Вторым голосом.
– Так вот, – продолжил Грегори, – в конце того самого вечера я подошел к вашему отцу, чтоб засвидетельствовать свое почтение. Тогда-то Лиз и попыталась взять меня на абордаж. Выпросила визитку и буквально на следующий день, позвонив, пригласила на обед в ресторан. Затем в сауну.
– И… ты повелся? – спросила я обалдело.
– Ну, а почему бы нет? – пожал плечами Грегори. – С русскими я мало общаюсь, а тут весьма привлекательная леди, дочь почитаемого мною человека – даже интересно.
– Ты разве не знал ее мужа?
– Знал, разумеется, знал. – Грегори вздохнул, словно раздумывая, продолжать ему или остановиться. Я сделала нетерпеливое движение.
– На момент нашего знакомства в жизни Элизабет уже возникли определенные трудности. Опереться было не на кого, а тут рядом возникает успешный и свободный мужчина. Как можно такое упустить? – Грегори скептически усмехнулся.
– Полагаешь, Лиза настолько цинична, что при существующем муже решила тебя закадрить? Она не такая! – вновь бросилась я на защиту сестры.
– Милая моя девочка, да иначе в жизни и не происходит! Женщины такие же животные, как и мы. Инстинкты никто не отменял. Каждая особь ищет себе пару. Каждой самке нужен сильный самец.
– И что же? У вас случился роман? – досадливо поморщилась я.
– Нет, Алечка, до романа у нас, слава богу, не дошло, успокойся, – Грегори взял меня за руку, – между нами вовремя встала ты!
– Я?! Но как?
– Однажды я попросил Лиз показать семейный фотоальбом. И увидел тебя. И был сражен.
– Чем же это? – смутилась я. – Лизка всегда была намного лучше меня, краше… фотогигиеничнее… тьфу ты… фотогеничнее!
– Лиз к моменту нашего знакомства внешне мало чем отличалась от типичных американок, которых я повидал немало. Меня они никогда не возбуждали. А на той фотографии у тебя удивительно получились глаза, даже не сами глаза, а взгляд. Чуть лукавый, чуть грустный и неподдельно искренний. Какая-то загадка в нем читалась и трогательная беззащитность. Это меня и покорило.
– Выходит, ты хитростью выманил у нее фотографию, потом мой телефон…
– А вот и не угадала. Я был с ней честен. Сообщил, что хотел бы пригласить тебя к себе в гости. Попросил о содействии.
– И Лиза сразу согласилась? – изумилась я.
– Конечно же не сразу, – ухмыльнулся Грегори, – немного поломалась, попробовала даже поотговаривать. – Он внимательно следил за моей реакцией. – И тогда пришлось попросту поставить Лиз перед необходимостью позвонить тебе. По крайней мере, чтоб поздравить с днем рождения твоего сына. И заодно предупредить о моем звонке.
Получается, сестра была не одна, когда звонила мне в ту ночь! Звонила вынужденно, под напором Грегори. Бедная Лиза.
– Ты утверждал, что Лиза хотела бы поменяться со мной местами.
– Да, именно так.
– С чего ты это взял? Почему, Гришенька, ты убежден, что каждая смотрящая или заговаривающая с тобой дама испытывает необузданное желание тебя заполучить? – Я почти не скрывала раздражения.
– Да потому, милая, что таково истинное положение вещей, – невозмутимо ответил Грегори.
– Ну, я не знаю, как другие, но в отношении Лизы ты точно ошибся. У нее прекрасный муж, положение в обществе, достаток. Да и не так она воспитана, чтоб бросаться на посторонних мужчин!
– Ну, до чего же ты наивная, дорогая моя Алечка, – снисходительно взглянул на меня Грегори, – до чего наивная.
В чем углядел он наив? Зачем, интересно знать, столь старательно подгоняет меня к постижению, насколько моя сестра хуже, чем я о ней думаю? То, что он рассказывает мне о Лизе, не совпадает с моими чувствами и с воспоминаниями о той очаровательной, правильной девочке, на которую мне так хотелось быть похожей!
– Что-то ты темнишь. Не договариваешь…
Не собираюсь я принимать навязываемый им образ бездушной материалистки, какой он рисует мою сестру! Однако сама вижу, что с ней произошли необратимые перемены. И хотела бы понять: Америка так меняет людей или есть иная, невидимая глазу причина?
– Проблема лежит внутри семейной жизни твоей сестры, – наконец выдал Грегори. – Еще раньше, живя в Европе, Лизин замечательный во всех отношениях супруг стал потихоньку выпивать. Все началось с традиционного и вполне невинного бокала вина за ужином, а закончилось тем, что бутылки со спиртным Лиз стала находить в самых неожиданных местах – под обшивкой диванов и кресел, в глубине книжных полок, зарытыми в саду и даже в унитазном бачке.
– Это поведала тебе Лиза?
– Конечно нет. У нас достаточно широкий круг общих знакомых, а такие вещи рано или поздно получают огласку.
– Боже мой, – выдохнула я пораженно, – и когда же это вскрылось?
– Это вскрылось всего пару лет назад, после того как их семья заняла, наконец, свою стабильную нишу в среде научной элиты Нью-Йорка. Благодаря таланту Лизиного мужа как ученого, да и ее собственным рвениям, они и впрямь довольно быстро смогли завоевать достойное положение в обществе. Выкупили роскошный дом в зеленом местечке под названием Terry Town, неподалеку от Нью-Йорка. И вдруг такая неприятность! – Грегори покачал головой.
– Так вот почему они переехали в Атланту, – догадалась я, – ей попросту понадобилось сбежать от свидетелей ее рушащейся жизни.
– Именно так. Лиз захотелось скрыться от осуждения окружающих – наш мир жесток, люди редко проявляют сострадание к подобным слабостям. К тому же примерно полгода назад ее муж окончательно лишился работы в Нью-Йорке. Не так давно Лиз удалось-таки уложить его в клинику, но, я полагаю, случай настолько непростой, что вряд ли он вернется к прежней жизни, да и репутация его безнадежно подпорчена.
– Почему же Лиза все эти годы ничего нам не рассказывала? Родители до сих пор мне ее в пример приводят!
– Именно поэтому и не рассказывала. Кому охота добровольно свергаться с постамента? Расписываться в реальных просчетах? Менять победную маску на личину неудачника?
Я молчала, подавленная тем, что услышала. Мысли скакали и путались. Что-то не сходилось в моем представлении о сестре, ее муже, жизни в Америке, а также о ней и Грегори.
– Бедная, бедная Лиза, – вздохнула я, – что же теперь с ней будет?
– Ну пусть тебя это не заботит, – снисходительно проговорил Грегори. – Лиз взрослая женщина, уверенная в себе, ловкая – она не пропадет в этом мире! Если, конечно, не сорвется, не последует примеру своего супруга…
– Гриша! Ты что? Лиза никогда… я уверена…
– Алечка, милая, разве ты не заметила, как лихо, не поморщившись, заглотнула Лиз двойной бурбон? Не секрет, что жены алкоголиков, устав бороться с недугом мужей, довольно часто встают на ту же скользкую тропу.
Он все время наговаривает на мою сестру. Хочет вбить клин между нами?
– Ну, не хмурь лобик, межбровные складочки нам ни к чему. Скажи лучше, что ты, кроме кофе, пить будешь? Сок, воду?
– Вино. Нет, лучше, коньяк. У вас есть коньяк? – обратилась я к стюарду.
Тот с бесстрастной улыбкой протянул мне тридцатиграммовый флакончик Hennessy.
Под осуждающим взглядом Грегори я плеснула содержимое бутылька в пластмассовую чашку с горячим кофе и, сделав большой глоток, испытала временное расслабление.
Жесткая позиция Грегори, его сардоническое отношение к Лизе вызывали недоумение и дискомфорт.
– Послушай, Саша, – пристально взглянул мне в глаза Грегори, – а ты уверена, что и у тебя нет склонности к алкоголизму?
Вплоть до посадки в Южной Каролине я делала вид, что дремлю. Разговаривать больше не хотелось.
20.00