Когда мы вернулись, в начале лета две тысячи восьмого, Галина была уже другой — и мы это почувствовали. В ее отношении к нам появилось плохо скрываемое безразличие. Когда человек лжет в первый раз, он безпокоится, чтобы ложь не открылась и прилагает все силы и весь ум, чтобы его версия выглядела естественной и правдивой. Когда человек начинает лгать собеседнику постоянно, а тот ни о чем не догадывается, у лгуна притупляется чувство безопасности и он начинает лгать напропалую, не придавая особого значения нестыковкам. Зачем, ведь собеседник и так все «проглотит»?
Так же произошло и с нашей соседкой, она начала путаться в своих собственных словах, перестала утруждать себя быть искренней и однажды, выпив лишнего, обратилась к нам в шутку с такой злобой, что мы оторопели от ее напора. Собственно говоря, именно с этого момента мы и перестали с ней тесно общаться.
Перед самой ее смертью, я несколько раз заходил к Галине, в две тысячи девятом, и приносил с собой литературу, чтобы она почитала обо всем, поняла и одумалась. Однажды я даже «сморозил»:
— Смотри, Галина, ведь времени осталось совсем мало!
И прикусил язык — вот, думаю, что это я такое говорю, но соседка «не услышала». То есть, в этот момент ее внимание смазали бесы, уже потирающие лапы в предвкушении новой игрушки. Это и понятно, «мохнатые» трудились над Галиной долгие десятилетия, без устали нашептывали ей всевозможные искушения: наплюй на всех, ты самая лучшая; возьми от жизни все, что можешь — один раз живем; мне все равно, что будет, я так решила; и так далее — по списку. И вдруг, в один момент потерять приз? Не заполучить в лапы ошалевшего напрочь человека и потерять возможность поделить его на тридцать восемь? Да никогда! Да мы сейчас быстренько набросаем ей таких мыслей, что она просто возненавидит тебя! Что и случилось.
Виноград я купил жене, она его очень любит. Потом думаю, а давай-ка я угощу соседку, пусть порадуется. В ее двери я звонил, звонил и звонил, раз пятнадцать наверное, не меньше. Наконец открыл ее сын, взрослый парень за тридцать, Галина крикнула мне из комнаты зло и надрывно:
— Не сегодня, завтра приходи!
Всю ночь ей было плохо, а под утро Галина успокоилась и тихонечко преставилась в полном одиночестве — не раскаявшаяся, не причастившаяся и с полным набором страстей и дурных привычек … вот что страшно!
Жена: В тяжелых размышлениях я пошла дальше. На пути мне повстречался небольшой питьевой фонтанчик, вода била тоненькой струйкой прямо из стены дома. На вид она была относительно чистой. Когда же я подошла ближе, вода оказалась желтовато мутной, источающая мерзкий запах мочи, сероводорода и целого букета каких-то гадостей.
Внезапно я услышала позади себя шум, это была огромная толпа калек, изо всех своих последних сил удирающая от трех огромных быков с вилообразными острыми рогами и глазами, горящими углями. Подминая под себя настигнутых, быки оставляли за собой кровавое месиво жутчайшего вида.
Вскоре я вышла на городскую площадь, заполненную огромной хаотично передвигающейся в разные стороны массой людей. На площади стоял негромкий гул от множества человеческих голосов. Несчастные калеки стояли, ходили, переговаривались, присаживались, вскакивали, снова ходили и снова садились, обхватывали головы руками и без умолку о чем-то говорили. По центру площади возвышался столб света, который я увидела пред входом в город — светящийся нежным прозрачным голубым цветом, около трех метров в диаметре. На ощупь он был из стекла и слегка прохладным; от него веяло чистотой и спокойствием.
Неожиданно движение на площади прекратилось, все замерли, стало очень тихо. Внутри столба, прямо посредине его и в воздухе, появился свиточек. На нем было одно короткое слово — имя человека. Из близлежащей улицы стремительно выбежала женщина лет пятидесяти, в опрятной и светлой одежде, белой простенькой блузке, светло-серой юбке и белом платочке, как у Татьяны. Подбежав к столбу, она прижалась к нему ладошками, потом отпустила и стала ждать, светясь от счастья и радости. Через несколько минут раздался негромкий величественный и торжественный глас трубы. Люди на площади снова зашумели и забегали еще сильнее.
Через минуту стекла не стало, женщина вошла в свет, стекло вернулось на место, столб снова стал непроницаем. Люди на площади снова замерли. Словно зачарованные, не отрываясь, они смотрели на происходящее. Минуты еще через три женщина, благоговейно сложив руки на груди и окинув последним взглядом город своих злостраданий, плавно поднялась вверх — ее вымолил кто-то из родных. Вместе с восторженной радостью и умиротворением, на лице у женщины было и сострадание ко всем остающимся.
Площадь пришла в бурное волнение — все плакали и рыдали. Когда я подумала: о чем они говорят, я услышала их многочисленные голоса:
— Горе мне, грешному… горе мне, грешному… горе мне, грешному!
Женщины и мужчины разных возрастов подходили ко мне и просили запомнить их имена, имена их родственников, которым они хотели передать, что находятся здесь. Люди не просили, они умоляли! Больше всего я запомнила молодую женщину с ребенком на руках, обезображенных проказой. Горько рыдая, она пыталась удержать меня за рукав … но я никому не могла помочь. … я просила у всех прощения и повторяла:
— я не могу … простите … но я не могу.
Сникнув и опустив плечи, люди безропотно и с огромным смирением быстро отходили, но подходили другие и умоляли, и умоляли, и умоляли … Человеческая трагедия, развернувшаяся передо мной в этот день, была вселенской!
Вечером этого дня я попала на знакомую дорожку Раи с камушками и пошла в обратном направлении, мимо поместья Святого Паисия Великого, которое осталось справа. Дорога была выложена ослепительно белым, немного выпуклым мраморным камнем продолговатой формы. Слева я увидела широкую реку с прозрачной голубой водой насыщенного цвета и узкими бережками, выложенными чистейшим белым песком. Чуть впереди, на берегу, росло большое дерево с крепким стволом и раскидистой кроной. Под деревом, в его тени, стояла белая скамеечка. Как только я присела на нее, подплыла белая лодочка с мачтой и остановилась метрах в трех от берега. Наложив крестное знамение вначале на себя, а потом и на свой путь, я прошла к лодочке по воде. Внутри нее была удобная скамеечка с небольшой спинкой, выложенной мягкими белыми подушечками. Белоснежный парус плавно надулся, и лодочка плавно поплыла по реке. Легкий ветерок ласкал лицо, руки и все тело, наполняя свежестью и напаяя силами. На правом берегу росли высокие деревья неописуемой красоты, с пышными шапками листвы разных цветов — зелеными, желтыми, нежно-красными и синими. Деревья стояли словно нарисованные, не шелохнувшись ни одним листочком. Прилетела стайка райских птичек и села на протянутую им руку.
— Можно угостить их зернышками? — спросила я у Пресвятой Богородицы
— Можно, — разрешила Царица Небесная.
Из сумочки я достала немножко и положила зернышки на ладошку. Необычайной красоты золотые птички с умными глазками спокойно, по очереди, взяли по одному и улетели. Осталось одно зернышко, я хотела положить его обратно, но заметила, что оно стало немного темнее, как будто дозрело. Пресвятая Богородица сказала:
— Попробуй.
Положив зернышко в рот, я почувствовала, как по телу разливается необыкновенный аромат и нега, и ощутила вкус, отдаленно напоминающий шоколад. Вернее — шоколад имеет приблизительный вкус этого зернышка, он является суррогатом, его грубой и дешевой подделкой. Через несколько минут я спросила у Пресвятой Богородицы:
— Можно ли мне пройтись немного?
Царица Небесная позволила, лодочка остановилась недалеко от берега, поросшим невысокими кустиками, напоминающими кудрявую петрушку, но намного гуще и в два раза выше. Как по глубокому ворсистому ковру, я шла по чистому шелковистому песку берега и ноги мои в нем не увязали. Лодочка все время следовала за мной, когда я останавливалась что-нибудь рассмотреть, останавливалась и она.
На живописной опушке я увидела небольшой домик, сложенный из разноцветных камней, как из кирпичиков. Территорию крохотного хозяйства опоясывал невысокий плетеный заборчик. Через неширокий проход я попала во дворик и вошла в дом.
— Добро пожаловать, — меня приветствовала женщина лет сорока, одетая очень аккуратно, в приталенное бело-красное платье; ее волосы охватывал тоненький красный ободочек.
В домике было очень чисто, скромно и немного наряднее, чем у Феодосии. Женщина предложила напиться воды. На это раз я не отказалась — вода была необыкновенно свежей и вкусной. Немного помолчав, женщина сказала:
— ты моя родная.
Не зная, что ответить, я спросила:
— вы кого-то ждете?
— Анатолия, — ответила женщина.
— Анатолия, — ответила женщина.
— моего отца? — подумала я?
— Да, — ответил внутренний голос.
— ты не знаешь, как он? — спросила она.
Не хотелось огорчать женщину, и я промолчала. Через несколько минут, поблагодарив за воду, я попрощалась. Лодочка была причалена к небольшой бревенчатой пристани; я взошла на нее и поплыла дальше. Вскоре река начала расширяться и влилась в огромное озеро. По берегам озера круто вверх взмывали какие-то строения — это был город Раи с архитектурой восемнадцатого столетия.
Лодочка пришвартовалась у беломраморной пристани, с искусно выточенным ажурным парапетом. Когда я вышла на берег, я обратила внимание, что одета сегодня в пышное белое платье утонченного фасона, усыпанного мелкими бриллиантами по краям и манжетам. Голову мою охватывал тоненький обруч из белого золота с крупным бриллиантом по центру. Сандалики были прежними, но паутинка, охватывающая ногу, была тоже из белого золота и усыпана мелкими бриллиантиками.
В центре городской площади возвышался огромнейший и величественнейший Храм Божий, необыкновенно красиво и гармонично сияющий на солнце всевозможными цветами. По белым мраморным плитам площади неторопливо и спокойно ходили люди в белых одеждах по каким-то своим делам. У всех были светящиеся от счастья лица, все общались друг с другом с неподдельной радостью. К пристани подъехала средних размеров белоснежная открытая карета, украшенная красными цветами, похожими на маки, которые выглядели живыми. Белой масти лошадка была впряжена в белую сбрую, тоже с красными цветами. Лошадка была настолько красивой, будто только что сошла с картинки. Кучера видно не было, я села в карету и она плавно тронулась с места.
Мимо меня проплывали здания, которые я не могу описать, поскольку не могла даже понять, что это за здания и как они выглядят. То есть, постройки я видела, но не воспринимала их умом. Минут через десять карета свернула в неширокую улочку, по обе стороны которой стояли чистенькие аккуратненькие двухэтажные беленькие домики. Возле одного из них ландо остановилось. Невысокий белоснежный заборчик ограждал небольшой участок, примерно на четыре сотки. Ровненько высаженные цветы в клумбочках рассыпались вокруг центрально расположенного дома. Дверь открылась, навстречу мне вышел мужчина сорока пяти лет, в дверях меня ожидала женщина, лет около сорока, одеты они были в белые одежды.
— Добро пожаловать, — приветливо и радушно улыбаясь, они пригласили меня внутрь.
Светлая мебель в доме была скромной, но очень добротной и приятной. Женщина предложила напиться из кружечки матового стекла с наложенным узором. Вода у них в доме была такой же, как и в домике на берегу — чистой, свежей, прохладной и бодрящей. Затем мы сели за стол и несколько минут просто смотрели друг на друга. В Раи нет такого многословия, как на земле, там каждое слово — на вес золота. По сравнению с ними мы просто трещотки. В каждое слово в Раи вкладывается такой смысл, какой мы можем вложить минут в пятнадцать нашего земного разговора. Женщина сказала с очень большой теплотой в голосе:
— ты наша родная.
— По какой же линии, матери или отца? — задумалась я, внутренний голос сказал:
— Елизавета.
Возможно, подумала я, что это родители моей бабушки.
— Как вы живете? — спросила я.
Со счастьем в глазах они посмотрели друг на друга и ответили спокойно, с восхищением:
— В любви.
— Вы ходите молиться в Храм, что на пристани? — спросила я снова.
— Да, мы ходим на службу утром и вечером, — ответила женщина.
В доме у моих родственников все дышало радостью, умиротворением, нежностью, любовью, человеческим теплом и полной безмятежностью. Вскоре я почувствовала, что пора уходить. Просто так я уйти не могла и мысленно обратилась ко Пресвятой Богородице с просьбой:
— Можно ли что-нибудь подарить этим людям.
— Можно, — разрешила Царица Небесная
— Зернышко? — спросила я.
— Нет.
— Камушек?
— Да.
Наугад я вытащила крупный изумруд неземной красоты. Еще в моей руке он начал пульсировать изнутри нежным зеленым светом. С большим благоговением женщина приняла подарок — они обрадовались ему, как могут радоваться только дети. Камень представлял для них какую-то необыкновенную ценность, и я не могла понять какую именно, пока не увидела, как бережно женщина поднесла изумруд к иконе Пресвятой Богородицы в красном углу и положила его на полочку. Вспыхнув, камень засветился нежным и ярким зеленоватым светом, как лампадка. Очарованные, мои родственники смотрели на это чудо, а мне пришлось попрощаться и уйти. Уходила я, испытывая легкую грусть от расставания. Общение произвело на меня неизгладимое впечатление. Поразило, насколько эти люди были безмятежны и добродушны, их не интересовало ничего, кроме меня — они не разглядывали ни меня, ни моей одежды, хотя одета я была незаслуженно дорого. Их интересовала только я. Это было, как в детстве, когда не видишь ничего, кроме отношений с людьми.
Экипаж привез меня обратно, к величественному Собору на набережной. Двери Храма были открыты настежь, я вошла внутрь. Несколько человек молились на коленях возле иконостаса. Стены Храма были убраны ростовыми иконами святых людей. Образ Пресвятой Богородицы слева от Царских Врат был необычен, Царица Небесная была на нем в движении. Легкой поступью Владычица наша и Заступница стремилась к молящимся. От образа Ее исходило необыкновенное, лучезарное сияние, освещающее весь Собор.
Ажурные Царские Врата были выполнены из массивного золота, белого, синего, красного и разных других цветов. Врата были закрыты, но через них исходило сияние из Алтаря; настолько сильное, что невозможно было увидеть Престол.
На солею вышел священник лет тридцати пяти в голубых одеждах, без бороды и усов. На голове у него была легкая шапочка из неземного материала, вьющиеся волосы струились по его плечам. Батюшка приветствовал меня:
— Добро пожаловать!
Опустившись на колени, я попросила:
— Благословите, отче.
Не касаясь, он подержал руку над моей головой несколько секунд — она источала тепло, нежность и любовь, упоительно разливающиеся по телу. Затем священник по очереди подошел к каждому человеку с благословением, от его руки исходило выразительное сияние. Поблагодарив Пресвятую Богородицу, я вышла на улицу. К сожалению, видение на этом закончилось.
9.07.2010
Проснувшись, мы решили с этого дня начать вести настоящий дневник, поскольку не имели ни малейшего понятия, каким образом составлять ее главы и части.
А на утренней молитве я услышала негромкий голос Владыки Господа:
— Я этого хотел от вас.
Потом я задумалась, для кого же мы пишем эту Книгу. И увидела много, очень много людей, стоящих перед огромной черной горой. Через минуту гора осыпалась вниз и впереди засверкали величественные Врата Раи. Чуть приоткрытые, они излучали ослепительный свет мира вечной жизни. Перед Вратами стояли люди, ожидающие суда.
Вздрогнув от неожиданности, я подумала:
— Сколько же здесь людей?
— Тысячи … — услышала я голос Пресвятой Богородицы.
После молитвы мы задумались о названии книги, я услышала голос Ангела Хранителя:
— Дорога Домой.
А под чьим же именем ее издать?
— раб Божий Георгий, — сказал Ангел Хранитель.
10.07.2010
Вчера вечером, я с апломбом заявила мужу, что научилась быстро «входить» в видения. И сегодня, на молитве, я долго не смогла сосредоточиться. Тщась изо всех сил, я призывала Пресвятую Богородицу на помощь, но безрезультатно.
В конце молитвы, когда я сникла и смирилась, я оказалась рядом с пыльной дорогой, в аду. Земля под моими ногами стала прозрачной, словно из стекла, и я увидела, что стою на земном шаре. Изнутри шар подсвечивался разными огнями зловещих цветов и оттенков — красного, зеленого, синего, желтого. Внизу кипела мрачная жизнь преисподней.
Неожиданно шар раскололся, передо мной образовалась тоненькая щель и начала быстро расти, расступившись в огромную пропасть — мне нужно было перейти на другую сторону. Читая Богородичное правило, я долгое время не могла сконцентрироваться. После невероятных усилий и продолжительного времени я все-таки поднялась на полшага вверх и пошла вперед. Снизу меня обдавало жутким жаром. На середине пути я неожиданно уперлась во что-то невидимое, в толстую прозрачную стену.
Надавив на нее обеими руками и навалившись всем телом, усердно читая правило, я с невероятными усилиями преодолела вторую половину пути, в конце полностью обезсилев. На этом видение закончилось.
Что же произошло? Что-то было не так, я не могла понять что, что-то меня смущало. И вдруг пронзило — я вспомнила свое вчерашнее хвастовство, соизмеряя его со словами Господа: «…без Меня не можете делать ничего…». Осознав, какую ужасную я совершила ошибку, я бросилась к иконам, встала на колени и горячо, со слезами, долго и настойчиво просила простить меня, мою глупейшую самонадеянность и самоуверенность.