Клинок в его руке ощущался, как живое существо. Эррену казалось, что он слышит, как лерры стали поют, почти визжат от восторга. Он проскочил мимо ближайшего копейщика, нарисовал кровавую полоску у того на запястье, крутанул меч и отправил обрубок копья в полет. Второй солдат получил неглубокий порез на лбу, кровь из которого должна была залить ему глаза, если он не попытается зажать рану, а его самодельная дубинка оказалась перерубленной посередине. Третий пореза не получил, зато внезапно обнаружил Меча позади себя, и огреб довольно крепкий удар по затылку тупым концом копья. Солдат покачнулся, но, поскольку так и не выпустил импровизированный дротик, получил удар по запястью. Обломок копья полетел в сторону лучников.
А Меч уже обрушился на троицу, пытавшуюся подобрать свои копья с земли. И каждый из них обнаружил, что в руке у него ничего нет, костяшки пальцев разбиты и болят, каждый ощутил удар мечом на уровне пояса, перерубивший ремень.
Гостеприимцы и торговцы растерянно взирали на этот ужас. Кто-то кричал, кто-то бежал.
Однако никто из солдат пока что бежать не пытался. Те из них, что отошли, теперь перегруппировались у дворцовой стены. Сражение проходило в зловещей тишине. Кроме переругивающихся друг с другом командиров, никто не произнес ни слова. Несмотря на шум и крики зрителей, единственными звуками боя были глухие удары, треск ломающихся копий, хеканье изумленных солдат и свист клинка, режущего одежду и кожу.
Меч решил, что так дело не пойдет. С яростным ревом, способным, как он надеялся, пробиться сквозь затычки в ушах солдат, он ринулся на ближайшего лучника с клинком и копьем наперевес.
Как он и рассчитывал, лучник выстрелил в него с расстояния не более двадцати футов. Стрелу в ярд длиной, способную пробить дубовую доску, клинок Меча рассек надвое. Половинки разлетелись в разные стороны: кусок с наконечником в одну, с опереньем — в другую.
Тетива лопнула, когда Меч перерубил ее, солдат отшатнулся и едва не упал, таращась на свой большой палец, по которому лопнувшая тетива ударила с такой силой, что пробила ноготь до крови.
Впрочем, Меч не мог терять время на этого парня. Четверо лучников выстрелили, несмотря на риск попасть в своих же.
Одна стрела ушла в сторону, и Меч ее проигнорировал. Он поднял копье, чтобы перехватить две другие. Стрелы вонзились в древко с такой силой, что оно треснуло, а рука заныла, но Меч копья не выпустил.
Ну а четвертую стрелу он перерубил пополам в точности как первую.
Вот это наконец-то солдат и доконало. Трое из оставшихся лучников бросили луки и побежали. Остальные подались назад — правда, не опуская нацеленных луков.
Меч промчался вдоль ряда, перерубая на ходу тетивы. Вылетели еще две стрелы. От одной он уклонился, другую, просто ради эффекта, разрубил вдоль, отправив обе половинки кувыркаться в воздухе.
К тому времени когда он испортил все луки, которые еще не бросили, четверо копейщиков успели перегруппироваться и откуда-то появился Воин. Меч пролетел и сквозь них, всех разоружив и позаботившись нанести единственный удар каждому в такое место, чтобы обильно кровоточило и остался заметный шрам, но при этом человек не сделался калекой и не погиб.
К этому моменту более половины изначальной дюжины либо сбежали, либо побросали оружие и подняли руки, сдаваясь. А некоторые, выдернув из ушей затычки из ваты и воска, громко вопрошали, что вообще тут происходит.
Командир гвардейцев прекратил спор. Он в ошарашенном молчании пялился на своих людей. Вожак стояла рядом с ним.
Один гвардеец явно намеревался драться. Здоровенный темноволосый мужик с мечом. Он встал перед Воином в грамотной стойке фехтовальщика.
Терпение Меча лопнуло. Он пригнулся, отбросил копье, и заплясал вокруг размахивающего мечом гвардейца, откровенно игнорируя попытки солдата сражаться, играючи отведя три довольно стремительных удара. А потом отскочил в сторону.
Штаны гвардейца оказались распороты с обеих сторон от щиколотки до бедра, пояс разрублен на три части. А в мочке каждого уха — по треугольной дырочке.
— Ты действительно хочешь со мной биться? — поинтересовался Меч.
— Упустить шанс сразить величайшего в мире фехтовальщика? Да ни за что! — рявкнул гвардеец.
— Ну тогда позволь мне кое-что тебе объяснить, — вежливо произнес Меч. — В этом случае тебе остается надеяться на то, что ты не настолько хорош, как ты полагаешь. Потому что если ты и впрямь сподобишься бросить мне вызов и вынудишь меня защищаться, я тебя убью. Победить меня ты не сможешь, и ты это отлично знаешь, а у меня нет времени на игры, принимая во внимание, сколько вас тут. Если же ты просто здоровенный остолоп, разбирающийся в фехтовании, как свинья в апельсинах, то я просто тебя разоружу. Так что будем оба надеяться, что это тот самый случай.
Гвардеец заколебался — а Меч только этого и ждал. Он быстро пригнулся и ударил противника по руке чуть ниже запястья, по мясистой части ладони. Кончик меча зацепил эфес гвардейца, Меч развернул клинок и рванул.
Кулак гвардейца разжался, и его меч упал на землю. Солдат поспешно отступил, подняв руки. По запястью текла кровь из свежей раны.
Разобравшись с последним гвардейцем, Меч направился к их командиру.
— Ну, — сказал он, — ты уверен, что действительно хочешь враждовать с Избранными?
— У меня приказ… — пробормотал командир, подняв руки и не сводя глаз с лица Меча.
— А ты отдаешь себе отчет, — проговорила стоявшая у него за спиной Вожак, — что не знаешь, где сейчас находится Лучник.
Офицер метнул на нее быстрый взгляд и поднял руки еще выше.
— Я просто выполняю…
— …то, что тебе приказал Лорд-Чародей, — закончила за него Вожак. — Отлично. А мы делаем то, что должны, и мы — двое из тех восьми жителей Барокана, которым Лорд-Чародей не указ. А теперь забирай своих людей и убирайтесь отсюда, пока кто-нибудь серьезно не пострадал.
Командир переводил взгляд с Меча на Вожака и обратно, затем жестом отдал приказ оставшимся солдатам и, понурившись, направился к центральным воротам, вынуждая солдат следовать за собой.
Толпа разразилась приветственными криками, хотя Меч понятия не имел, чему они радуются. Он двинулся через площадь, не обращая на зевак никакого внимания.
— Большой привет скрытности, — хмыкнула Вожак, когда Меч подошел.
— Надеюсь, ты не очень мной недовольна, — сказал Меч. — Эти ушные затычки меня встревожили.
— Да нет, ты все сделал правильно, — отмахнулась Вожак. — Похоже, Лорд-Чародей пытается найти защиту от нас. Это нехорошо.
— Похоже на то, — кивнул Меч, и они вдвоем двинулись к воротам.
Они были на полпути, когда на площадь вынырнул Ведун и замер, таращась на обломки копий, стрел и несколько мелких капелек крови.
— Надо понимать, всю развлекуху я пропустил, — изрек он.
— Боюсь, что да, — улыбнулся Меч.
Вождь шагнула вперед, протягивая руку.
— Должно быть, ты Ведун, называемый Всезнайкой, — сказал она. — Зови меня Вожак.
— Рад наконец с тобой познакомиться, — пожал ей руку Ведун.
— Не сомневаюсь. А теперь пошли отсюда. Нам есть о чем поговорить.
С этими словами она выпустила руку Ведуна и повернулась, приглашая следовать за ней обратно в дом Красавицы.
Глава 21
— Это было потрясающе, — снова прошептала Азир, и снова Меч жестом велел ей сидеть тихо. Он внимательно слушал, как Ведун описывает поведение Лорда-Чародея.
Все Избранные собрались в большой комнате дома Красавицы. Вожак с Ведуном заняли оба кресла у очага, Меч с Хватом притулились у стенки, а Азир пристроилась на камни очага у ног Меча. Тетива сел на ступеньках, Болтунья с Красавицей бродили по комнате.
— Но их было двадцать человек! — не умолкала Ясновидица.
— Двадцать пять, не считая капитана, — поправил Меч. — А теперь помолчи.
— Двадцать пять!
— Это магия. И замолчи наконец.
Азир явно хотела сказать еще что-то, но поскольку Меч упорно на нее не смотрел, не решилась и замолчала. Однако у Меча сложилось впечатление, что она не слушает Ведуна, а просто ждет, когда Меч обратит на нее внимание.
— По-моему, он искренен, — подытожил Ведун пересказ того, что ему говорил Лорд-Чародей. — Не думаю, что он притворяется или замыслил что-то плохое. Он действительно считает, что без магии Барокану будет лучше.
— Но править Бароканом будет он, с магией или без, — заметила Вожак.
— Ну… да.
— А конец магии означает конец чародеев.
— Что?
— Он убивает чародеев, — горько улыбнулась Вожак.
Ведун поочередно посмотрел на Меча, Лучника, Красавицу, Вора, Ясновидицу и Говорунью.
— Вы серьезно?
— Более чем. Ты ничего не слышал? Даже слухи не доходили?
— Нет! Ни единого слова. Насколько я помню…
— Нет! Ни единого слова. Насколько я помню…
— А, даже не пытайся! — воскликнул Меч. — Ты торчал наверху в Летнем Дворце, где магия не действует. Так что не имеет никакого значения, помнишь ты какую-нибудь специфическую подробность, услышанную там, или нет.
— Отлично! — рявкнул Ведун. — Я ничего не помню ни о каких убийствах, но смею полагать, что наверняка уж запомнил бы такое, с магией или без! Мы с Фарашем и Артилом обсуждали возможность что-нибудь сделать с местами наподобие Барабанной Кожи или Сада Костей и говорили, что такое решение может означать необходимость убить тамошних жрецов, но решили для верности подождать с этим еще несколько лет. И это единственные разговоры об убийстве, которые я помню.
— А насчет нового Избранного? — спросила Вожак.
Ведун уставился на нее.
— Ну? Так упоминал кто-нибудь о девятом Избранном или нет?
— Я не… Но он должен быть, ведь так? — Удивление и озадаченность на физиономии Ведуна не увидел бы только слепой. — Потому что мы убили Темного Лорда с холмов Гэлбек. Всякий раз, когда такое происходит, Совет Бессмертных добавляет нового Избранного. Но на сей раз они этого не сделали, да?
— Мы надеялись, что это ты нам скажешь, сделали или не сделали, — вздохнул Меч.
— Ну, я знаю, как было прежде. Когда Избранных создали, их было трое. Вождь, чтобы решать когда и как Избранным вступать в игру, Ясновидец, чтобы отыскивать Избранных и Темного Лорда, и Воин, чья обязанность — убить Темного Лорда. Темного Лорда из Среднеземья убил Вождь, прежде чем Воин успел до него добраться. И тогда добавили Красавицу, чтобы отвлекать противника. Затем Темный Лорд из Жирной Цапли укрылся за запертыми воротами и решетками на окнах, и тогда после его смерти добавили Вора. Первый Ведун появился, когда Избранные, сражавшиеся с Темным Лордом из Камитт'Дару, повторили ошибки своих предшественников. После ликвидации Темного Лорда из Цамаса было принято решение, что ошибочно полагаться только на ближний бой, и появился Лучник. Говоруна, по-моему, добавили после Темного Лорда из Голн-Влейя просто потому, что могли это сделать, и появление нового Избранного стало уже традицией.
— Чародеи весьма привержены традициям, — заметил Меч.
— Ну да. И поэтому они должны были добавить нового Избранного после того, как ты убил Темного Лорда с холмов Гэлбек, верно? Но я не знаю, сделали они это или нет.
— Не знаешь?
— Нет, — покачал головой Всезнайка. — Насчет девятого мне никто ничего не говорил.
— А кто должен был создать Девятый талисман? — поинтересовался Лучник. — И кто о нем может знать?
— Во всех предыдущих случаях после избрания нового Лорда-Чародея тайно собирался Совет Бессмертных и определял, какой будет роль очередного Избранного. Затем они собирали необходимую магию и создавали парные талисманы. Сначала один давали новому Избранному, а потом второй — Лорду-Чародею. После чего новый Избранный отправлялся к Вождю и сообщал тому о решении Совета Бессмертных. Лорду-Чародею никто ничего не сообщал, хотя, как правило, о том, что это за роль, всем становилось известно задолго до появления очередного Темного Лорда.
— Никто мне ни о чем не сообщал, — сказала Вожак.
— Наверное, ты тогда еще не была Вождем, — предположил Всезнайка.
На некоторое время воцарилась тишина.
— Ты правда думаешь, что дело в этом? — спросила наконец Азир. — Потому что тогда, наверное, и я в тот момент еще не стала Ясновидицей, а если новый Избранный постоянно носит перья арра, то это объясняет, почему мне никогда не удавалось его ясно ощутить.
— Ты его не почувствовала? — Всезнайка посмотрел сначала на Меча, потом на Вожака. — Тогда почему вы вообще решили, что он существует?
— Потому что именно об этом люди Артила расспрашивали чародеев.
— Расспрашивали? — Ведун явно расслабился. — Мне показалось, вы говорили об убийстве.
— Говорила, — кивнула Вожак. — Он отправил солдат расспросить чародеев о Девятом талисмане, а если те не отвечали, солдаты их убивали. Точно известно, что они убили Синюю Даму — повесили, — и нам сказали, что они убили еще по крайней мере троих.
— Синюю Даму? Лирию вил Сурулин аза Килорим Ноларис хела Тири? Эту Синюю Даму?
— Откуда нам знать ее истинное имя? — пожала плечами Вожак.
— Это ее имя, — тихо сказала Болтунья.
— Мне казалось, они друзья с Артилом! — воскликнул Ведун.
— Ну так его люди ее тем не менее убили, — отрезала Вожак. — Она ничего не рассказала им о Девятом талисмане. Как нам сообщили, она им сказала, что не может ничего рассказать, потому что на нее наложено особое заклятие.
— И они все равно ее убили? — ужаснулся Всезнайка.
— Да.
— Из-за Девятого талисмана?
— Похоже на то.
— Но это же… Он знает, что это плохо. Ему дозволено убивать чародеев, только если они сделали что-то запрещенное, но ему не дозволено вмешиваться в дела Избранных.
— Так ты считаешь, что его интерес к Девятому талисману — это куда хуже, чем то, что он убивает людей? — поднял голову Меч.
— Нет, я… это не… — Ведун умолк, потом глубоко вздохнул и начал снова: — Я сейчас говорю не о том, что хорошо, а что плохо. — Он обвел взглядом присутствующих. — Но отчасти моя задача как Избранного состоит в том, чтобы говорить, следует или нет Лорд-Чародей установленным для него правилам. Тем самым правилам, которые определяют, в каких случаях нам следует его либо низложить, либо убить. И согласно этим правилам, установленным Советом Бессмертных, вмешательство в отбор, создание или действия Избранных — куда более серьезный проступок, чем убийство чародеев, не замеченных в злодеяниях. В данном случае исходят из того, что эти чародеи могут только казаться невиновными, но на самом деле виновны в чудовищных преступлениях или представляют угрозу для Барокана. А вмешательство в дела Избранных рассматривается как попытка защититься от нас, из чего в свою очередь вытекает, что у него есть причина считать, будто Избранные для него опасны. А из этого следует: он знает, что сделал что-то плохое. Теперь вам понятно?
— Значит, мы не должны верить вообще никаким чародеям? — спросила Красавица. — Ни тем, кого он убивает, ни самому Лорду-Чародею?
— Совершенно верно. Чародеи сами создали такой механизм.
— Глупо с их стороны, — заметил Хват.
— Чародеи, как правило, больше опасаются друг друга, чем чего-то или кого-то другого в этом мире, — хмыкнул Меч.
— Ну, нынешний Лорд-Чародей, похоже, не слишком опасается других чародеев, — сказала Вожак. — Он их убивает просто так.
— Не просто так, — возразила Красавица. — Он пытается разузнать о Девятом талисмане.
— Я вовсе не уверена, что что Девятый талисман вообще существует, — заявила Вожак. — А если и существует, разве это повод убивать людей, которые просто не могут сказать тебе то, что ты хочешь узнать? Не лучше ли держать их подле себя и попытаться снять с них заклятие?
— Может, он просто уничтожает магию, — предположил Всезнайка. — А талисман — лишь предлог. Он постоянно твердит о том, что хочет видеть Барокан без магии. И убийство чародеев — шаг в этом направлении.
— Довольно решительный шаг, — заметил Меч.
— И себя-то он не убивает, — добавил Лучник. — А он ведь чародей.
— Не думаю, что он готов зайти так далеко, — сказал Ведун. — Но он действительно месяцами сидит в Летнем Дворце, где у него нет никакой магии.
— И он убил не всех остальных чародеев, насколько нам известно, — сказала Вожак. — Тот чародей, с которым я разговаривала, сообщил, что застал в живых еще двоих.
— Может, на тот момент люди Лорда-Чародея до них просто еще не добрались, — предположил Ведун.
— Ты считаешь, он действительно хочет уничтожить магию? — поинтересовался Меч. — Это не просто предлог?
— Тебе не кажется, что он просто жаждет власти? — спросила Вожак. — Если он способен править без магии, то помимо чародеев он может с тем же успехом убить и нас безо всякого вреда для себя. И очень может быть, что именно это он намерен сделать, потому-то так и стремится найти предполагаемого девятого.
Ведун помолчал, явно расстроенный ее словами.
— Не забывайте, что там, наверху, моя магия не действует И не обязательно все то, что я помню из пребывания там — истина. Даже здесь, внизу, я не всегда могу отличить правду от лжи, а в Верхнеземье я в этом разбираюсь не лучше обычных людей, если не хуже — у меня ведь меньше практики. Так что я могу высказать только мое личное мнение, не подкрепленное магией. Так вот, я не думаю, что он хочет именно власти. Но не власти ради власти.
— Объясни, — попросила Вожак.
— Вот что он мне рассказал как-то вечером. Что хочет сделать мир лучше. Он стал чародеем в первую очередь потому, что полагал: магия может изменить мир к лучшему. Он вырос в Каперсовом Кусте, где лерры капризны и суровы, слышал рассказы о Барабанной Коже и Саде Костей и всегда чувствовал, что мир должен быть лучше, что жизнь людей могла бы быть счастливее, богаче и спокойней, если бы жрецы не угождали бесчеловечным силам природы.