Девятый талисман - Лоуренс Уотт-Эванс 26 стр.


— Бывал я в Каперсовом Кусте, — буркнул Лучник. — Если он оттуда, неудивительно, что он малость тронутый.

— Итак, он стал чародеем в надежде улучшить мир, но быстро обнаружил, что на самом деле мало что может, — продолжил Ведун. — Он мог творить чудеса, но только в ограниченной сфере. Он не мог бросить вызов сложившемуся жречеству — это стало бы нарушением установленных Советом Бессмертных правил, и Лорд-Чародей убил бы его. Он не мог внести никаких существенных изменений. Пытался, но жрецы слишком боялись, а лерры слишком держались своих привычек. Он даже не мог ступить на землю в некоторых поселениях, не пообещав предварительно местным жрецам, что не сделает ничего, нарушающего местные традиции, — лерры распознавали в нем угрозу и не пускали его.

Меч вспомнил, как впервые увидел Артила им Салтира, известного тогда как Красный Маг. Чародей висел в воздухе над площадью в Безумном Дубе, потому что местные лерры не позволяли ему приземлиться. Тогда Меч никак на это не отреагировал, потому что в то время мало что понимал в делах чародеев, но теперь увидел те события иначе.

— Он пришел к выводу, — продолжал Ведун, — что коль скоро магия исходит от лерров, то соответственно противится переменам. Тот мир, который мы знаем, создан леррами, он такой, каким мы сделали его при сотрудничестве лерров. И если мы хотим чего-то получше, то должны навязать это леррам, природе, силой.

— И единственный, кто на это способен — Лорд-Чародей, — добавил Меч, припомнив, как Темный Лорд с холмов Гэлбек принудил лерров к неестественному для них поведению в попытке остановить Избранных.

— И он подсуетился, чтобы стать Лордом-Чародеем, — подытожила Вожак.

— Или как минимум уцепился за подвернувшуюся возможность, — кивнул Меч. — Сомневаюсь, что он имеет какое-то отношение к тому, что Лорд-Чародей с холмов Гэлбек стал Темным Лордом.

— Да, — кивнул Ведун. — Именно. Он не упустил свой шанс. И вот теперь пытается навязать свою волю леррам, прокладывая дороги через дикие места, рушит естественные границы между Бароканом и Верхнеземьем, создает независимые от жречества структуры власти и организации — короче, пытается сделать жизнь в Барокане лучше без всякой магии.

— И ты не считаешь это жаждой власти? — уточнила Вожак.

— Он хочет власти не над людьми, а над природой, — пояснил Ведун.

— Мы живем среди природы, — заметила Красавица.

— Мы — часть природы, — поправила Вожак.

— Но он хочет сделать мир лучше, — продолжал настаивать Ведун. — Для всех!

— В отличие от Фараша, который хотел сделать мир лучше только для себя, — проговорил Меч.

— Даже не напоминай мне о Фараше! — буркнула Вожак. — Ты отдаешь себе отчет, что если и впрямь существует Девятый талисман и девятый Избранный, то именно Фараш скорее всего знает все подробности? Если Совет Бессмертных поставил в известность Вождя, и сделали это до того, как нашли меня, то сказали они как раз Фарашу. Лорд-Чародей отправляет своих солдат допрашивать и уничтожать чародеев, когда его главный советник скорее всего давно уже знает все ответы.

— Нам это неизвестно, — возразил Меч.

— Может, как раз от Фараша он и узнал о существовании Девятого талисмана, — сказал Ведун. — Если исходить из того, что талисман и впрямь существует. Возможно, чародеи сообщили Фарашу не все, что хочет знать Артил.

— Значит, Артил уничтожает чародеев просто для того, чтобы улучшить мир, — ехидно произнесла Вожак.

— Но он действительно хочет улучшить мир! — с жаром воскликнул Ведун.

— Я не считаю дождливые дни и гибель урожая улучшением, — отрезала Вожак. — И меня терзают смутные сомнения, что убитые чародеи тоже не считали улучшением свою ликвидацию.

— Но дороги! — воскликнул Ведун. — Каналы, мосты, паромы! Кабан из Липовой Рощи, Безумный Дуб и другие угрозы, которые он устранил! И… и он еще много чего запланировал…

— Все это он может делать, сидя здесь, внизу, и не убивая никого при этом, — ледяным тоном отрезала Вожак.

Ведун умолк, беспомощно глядя на окружающих.

— Так какой у тебя план? — спросил Меч Вожака.

Она не стала отвечать ему прямо, а обратилась к Ведуну:

— Значит, ликвидация тех чародеев — не причина для его устранения?

— Не совсем, — пожал плечами Ведун. — Но нам в общем-то и не нужна причина. Мы — Избранные. Закон гласит, что мы должны руководствоваться лишь нашим собственным суждением.

— И тем не менее мне бы хотелось иметь возможность в точности указать то правило, которое он нарушил, — настаивала Вожак. — Скажи-ка, Ведун, есть ли какие-нибудь упоминания, что Лорд-Чародей обязан не покидать границ Барокана?

— Прямых нет, — чуть поколебавшись, ответил Ведун. — Темный Лорд из Паучьего Болота в какой-то момент сумел удрать от Избранных, уплыв на Западные Острова, но по здравом размышлении вернулся для переговоров. Он обнаружил, что его способность опреснять воду, чтобы поить экипаж и себя самого, исчезла, как только он пересек морскую границу Барокана.

До Меча вдруг дошел смысл одной непонятной доселе строки из древней баллады: «Уплыл он туда, где соленую воду очистить не мог». Но вряд ли сейчас это имело значение.

— И все? — спросил он.

— И все, — кивнул Ведун.

— Но его обязанность — защищать Барокан? — уточнила Вожак.

— Конечно. Это же часть его клятвы.

— Он не защищает нас от дождя и жары, — заметил Лучник.

— А это и не входит в клятву, — пояснил Ведун. — Он поклялся защищать Барокан от разбойников, безумцев, тех, кто использует магию во зло другим и всего прочего, что угрожает мирной жизни. О погоде там нет ни слова.

— В его обязанности входит использовать магию при защите Барокана? — поинтересовался Меч.

Ведун замолчал и некоторое время смотрел на Меча, словно размышляя.

— Думаю, да, — наконец ответил он. — Слова не совсем однозначны, но да, в его клятве сказано, что талисманы Лорда-Чародея даются ему, чтобы использовать их для защиты жителей Барокана.

— Значит, он нарушает свою клятву, и надо ему на это указать, — подытожила Вожак.

— Полагаю, ты имеешь в виду, указать с помощью наконечника стрелы, — изрек Лучник. — Пожалуй, я могу пристрелить его, когда он будет спускать с горы. Его легко узнать в этом красном балахоне.

— На самом деле мы не хотим его убивать, — сказал Меч. — Народ его любит, знаешь ли. Благодаря дорогам многие стали богаче, и жизнь людей сделалась более разнообразной. Я не имею в виду, что мы должны позволить ему и дальше убивать чародеев или оставить без внимания тех, кого уже убили, но просто всадить ему в грудь стрелу не кажется мне умным решением. Мы должны предоставить ему шанс объясниться. Ну и по крайней мере дать ему возможность спокойно отречься. Он сказал, что предпочтет отречение смерти. — Меч повернулся к Ведуну: — Ты ведь присутствовал, когда Артил это говорил.

— Да? — удивился Ведун. — Ничего такого не помню.

— Но ты… — Меч нахмурился. — Ты не помнишь?

— Нет.

— Значит, он лгал. — Меч оглянулся на Вожака. — Это нехорошо.

— Если ты точно уверен, что я слышал эти слова, то тогда да, он солгал, — подтвердил Ведун. — И тем не менее лично я вполне удовлетворюсь, если он просто пообещает не покидать больше Барокан и больше никого не убивать, ну и не допытываться больше об этом Девятом талисмане. Его ликвидация не вызовет поддержки у населения. И, если честно, он мне нравится.

— Я вовсе не жажду кого-то убивать, — заявила Вожак. — И вообще-то я имела в виду письмо, а не наконечник стрелы или острие меча. Мы скажем ему, что хотим услышать объяснение насчет убитых чародеев, и что данная им клятва обязывает его использовать магию. И из этого будем исходить. Если он скажет: «Ой, мне очень жаль, я это как-то упустил», согласится впредь не покидать Барокан и оставить в покое чародеев, то тогда все в порядке. На данном этапе. Хотя присматривать за ним мы, конечно, будем, чтобы удостовериться, что он держит слово. Если же он откажется прислушаться к нашим пожеланиям, мы его ликвидируем.

— Значит, я не смогу пристрелить его по дороге вниз, как бы заманчиво это ни было, но если увижу, что он поднимается наверх, то я волен его уложить? — уточнил Лучник.

— Ну, более или менее так, — кивнула Вожак. — Только штука в том, что я хочу его видеть мертвым не больше, чем Всезнайка. Как правильно сказали Меч и Всезнайка, народ его любит.

— К тому же его преемник может оказаться куда хуже, — добавил Меч. — Выбор возможных кандидатур невелик.

— Да, и это тоже, — согласилась Вожак. — А кстати, почему осталось так мало чародеев? Во всех старых песнях и легендах говорится, что их сотни.

— Причин тому несколько, — пояснил Ведун. — Самая главная, пожалуй, — у чародеев настолько плохая репутация, что им сложно найти толковых учеников. Никто не любит чародеев, следовательно, никто и не хочет становиться чародеем. Среди же самих чародеев мастера опасаются выучить кого-то, кто потом станет злым колдуном, или, будучи избранным Лордом-Чародеем, ступит на путь зла. Поэтому они очень-очень тщательно подходят к вопросу отбора учеников, и большинство желающих отсеиваются как неподходящие. Многие чародеи — вообще-то, большинство из них — за всю свою жизнь не удосуживаются подготовить хотя бы одного ученика, и поэтому с течением веков их численность неуклонно сокращалась.

— К тому же его преемник может оказаться куда хуже, — добавил Меч. — Выбор возможных кандидатур невелик.

— Да, и это тоже, — согласилась Вожак. — А кстати, почему осталось так мало чародеев? Во всех старых песнях и легендах говорится, что их сотни.

— Причин тому несколько, — пояснил Ведун. — Самая главная, пожалуй, — у чародеев настолько плохая репутация, что им сложно найти толковых учеников. Никто не любит чародеев, следовательно, никто и не хочет становиться чародеем. Среди же самих чародеев мастера опасаются выучить кого-то, кто потом станет злым колдуном, или, будучи избранным Лордом-Чародеем, ступит на путь зла. Поэтому они очень-очень тщательно подходят к вопросу отбора учеников, и большинство желающих отсеиваются как неподходящие. Многие чародеи — вообще-то, большинство из них — за всю свою жизнь не удосуживаются подготовить хотя бы одного ученика, и поэтому с течением веков их численность неуклонно сокращалась.

— Неужели, — произнесла Вожак, и это вовсе не прозвучало вопросом.

— Одна из причин, — продолжил Ведун, — по которым нынешний Лорд-Чародей хочет создать систему, не опирающуюся на магию, такова: он считает, что лет через сто или около того в любом случае попросту не останется чародеев, чтобы поддерживать прежний уклад.

— Это… интересно. И многое объясняет, — задумчиво протянула Вожак. — Значит, он полагает, что просто ускоряет неизбежное.

— Но мы ведь этого не допустим, да? — обеспокоился Лучник.

— Не знаю, — пожала плечами Вожак. — Но в любом случае не позволим ему делать это в одностороннем порядке. Если Лорд-Чародей хочет изменить основные законы, по которым мы живем, то ему придется для начала проконсультироваться с Избранными и Советом Бессмертных.

По мнению Меча, это было вполне разумным, но почему-то он сомневался, что Артил согласится. Мнение Артила о коллегах-чародеях было, мягко говоря, невысоким.

— Он ведь принимает послания, да? — спросила Вожак.

Всезнайка поспешил заверить ее, что Лорд-Чародей принимает и лично читает большую часть доставляемых в Летний Дворец посланий.

— Ну, значит, мы напишем ему вежливое коротенькое послание с просьбой вернуться в Барокан для консультации, — подытожила Вожак. — Срок установим разумный. Мы вообще будем вести себя крайне разумно.

— А если он не сочтет это разумным? — поинтересовался Меч.

Вожак пожала плечами:

— Мы — Избранные, и знаем наш долг.

— Ты убил предыдущего, — глянул на Меча Лучник. — Теперь мой черед.

— Если в этом будет необходимость, — подчеркнула Вожак.

— Убивай на здоровье, если потребуется, — заявил Меч. — Да, я убил предыдущего, и это было… в общем, не испытываю ни малейшего желания повторять этот опыт.

— Сожаления? Кошмары? — Вожак поглядела ему в глаза.

— Нет, — покачал головой Меч.

— Что тогда?

Меч довольно долго смотрел на нее, потом решил сказать все как есть.

— Просто ощущение пустоты и бесполезности. Вот сейчас мы имеем Лорда-Чародея, который может оказаться темным. Ну и чего мы тогда добились, ликвидировав предыдущего? Нам потребовались месяцы, чтобы с боями пройти весь Барокан и добраться до Темного Лорда с холмов Гэлбек. Но мой последний бой, тот, что закончился его смертью, продлился буквально несколько секунд. Все закончилось даже быстрей, чем я тут тебе сейчас рассказываю. Лерры направляли мою руку так уверенно, что у него не было шансов, поэтому все это смахивало не на честный поединок, а на самое обыкновенное убийство. И теперь ни я, ни кто-либо другой ничего не можем изменить. Умер человек, заслуживший смерти, а у меня осталось ощущение… Да в общем — никакого, кроме уверенности, что я должен был бы ощутить нечто большее.

— Понимаю. — Вожак пристально глядела на него.

— Так ты поэтому не убил тех гвардейцев? — спросила стоявшая за плечом Меча Азир.

Меч удивленно оглянулся на нее:

— Нет, Азир. Я никого из них не убил, потому что не было необходимости их убивать. Они не сделали ничего такого, за что их следовало бы убить. Они просто выполняли свою работу, безвинным вреда не причинили.

— Себя я тоже считаю безвинной, — иронично усмехнулась Вожак.

— Они не причинили тебе вреда, — сказал Меч. — Их командир знаком что-то им приказал. Скорее всего схватить тебя, но никто еще не прикоснулся к тебе и не угрожал. Я не желал им зла. Просто хотел показать, что мы им не по зубам.

— Их было двадцать пять! — воскликнула Азир. — И ты сбивал стрелы в воздухе!

— Я величайший в мире фехтовальщик, — спокойно ответил Меч. — Избранный Воин, защитник Барокана, обладающий благодаря леррам стали и мускулов способностью сразить любого врага. Ну и конечно, на моей стороне была внезапность. Разоружить их оказалось просто. Наверное, мне следовало это сделать, не проливая крови, но я хотел побыстрее их обескуражить, не дать им перегруппироваться прежде, чем я с ними со всеми разберусь. Порез на руке или ладони дает человеку понять, что он проиграл, не вызывая ощущения, что он сражается за свою жизнь. Если бы у них было время оценить ситуацию и поразмыслить, то я мог бы оказаться под градом стрел, который просто не смог бы отразить.

— Похоже, ты все продумал, — заметила Вожак.

— Я восемь лет ежедневно по часу практиковался в фехтовании и готовился к любым неожиданностям. Как физически, так и духовно, — пожал плечами Меч. — Полагаю, ты тоже размышляла, как лучше пользоваться твоей магией. Особенно после того, как к тебе вернулись воспоминания о том, как ею можно злоупотребить.

— Размышляла, — признала Вожак.

— Моя… она действует не так, — сообщила Ясновидица. — Она не поддается сознательному контролю. Я просто знаю определенные вещи.

— Я практикуюсь и планирую, — сказал Лучник.

— Я слышу то, что слышу, хочу я того или нет, — проговорила Болтунья. — Но вот что говорить, кому или чему говорить, я решаю сама. Я ничего не планирую, даже не задумываюсь над этим, но, похоже, моя магия срабатывает лучше, когда у меня есть достаточно времени.

— А я Красавица всегда, — сказала Красавица. — Но я могу управлять тембром голоса и жестами, чтобы усилить или ослабить воздействие на мужчин. В этом практики не нужно.

Меч кивнул. И тут заметил, что восьмой участник ничего не сказал. Он поглядел на Хвата.

— О, я практикуюсь, — хмыкнул Вор, поймав его взгляд. — И планирую. И помалкиваю об этом. У людей какое-то ну совершенно непонятное отвращение к ворам.

Никто не нашелся, что на это ответить, и некоторое время все молчали. Затем Вожак хлопнула в ладоши:

— Полагаю, теперь мой черед писать письмо. Красавица, где у тебя перо, чернила и бумага?

Глава 22

— Я мог бы его застрелить, — спокойно произнес Лучник, глядя на линию крошечных фигурок, спускавшихся по горному склону. Одна из фигурок была в красном балахоне. — Я уверен.

— Не сомневаюсь, — кивнул Меч. — Но мы не хотим его убивать.

— Говори за себя. Лично я хочу его прикончить.

— Ну так подожди пока.

Прошел почти месяц с тех пор, как Вожак отправила послание Лорду-Чародею, и примерно полмесяца с того дня, как Артил прислал сообщение, что будет счастлив встретиться и обсудить проблемы, когда вернется в Барокан. Вождь выказала явное недовольство отсрочкой, но не сочла это достаточным, чтобы спустить с цепи Лучника.

— Для начала поговорим, — заявила она. — Убить его мы можем и позже, если возникнет необходимость. Если же мы его сначала прикончим, то поговорить будет несколько затруднительно.

Итак, они терпеливо ждали в доме Красавицы, изводя деньги и еду и действуя друг другу на нервы, пока до них не дошли слухи, что двор Лорда-Чародея собирается переселяться из Летнего Дворца в Зимний.

И вот в одно прекрасное утро Ясновидица внезапно сообщила:

— Он возвращается! Спускается по склону.

Лучник с Мечом выскочили на улицу посмотреть на спуск Лорда-Чародея, а Вожак с Всезнайкой и Азир направились в Зимний Дворец договариваться об аудиенции.

— Я действительно считаю, что нам надо его прикончить прямо сейчас, — сказал Лучник. — Если помедлим, то дадим ему шанс крепко все усложнить. Помнишь, как в прошлый раз мы шлепали под дождем через пол-Барокана?

— Помню, — кивнул Меч. Но Зимовье не холмы Гэлбек, а этот Лорд-Чародей не псих-убийца, живущий в диких местах. Он разумный человек, пытающийся сделать мир лучше. И народ его любит.

— Возможно, — хмыкнул Лучник. — Но он убивает чародеев, так что у него запросто может оказаться в запасе парочка сюрпризов и для нас. Помнишь ловушки в подземельях башни последнего лорда?

— Да уж, конечно! — Меч удивился: Лучник обычно старался не напоминать никому о тех ловушках, потому что сам в одну из них угодил и сумел освободиться только после того, как Меч прикончил Темного Лорда.

Назад Дальше