Очень трудно идти на свидание с человеком, которого вы терпеть не можете. Вы можете испытывать страх и тревогу, потому что знаете, что ничего хорошего и радостного это свидание не предвещает. Я тоже делала всё возможное, чтобы перенести это свидание или вовсе его отменить, но острое желание узнать себя помогло со временем преодолеть эти страхи и неприязнь. Сначала я себя буквально заставляла: «Хорошо, хорошо! Я пойду, так и быть!», но я никогда об этом не пожалела! Постепенно, особенно когда чувствовался прогресс, я шла на эти свидания всё охотнее. А в один прекрасный день мне удалось почувствовать особую, нежную влюбленность – я была влюблена в жизнь, влюблена в свой новый образ и во всё, что меня окружало. И ничто в жизни уже не могло это изменить!
Я помню, как в больнице, на операционном столе я испытала дикий, парализующий страх. Это чувство незащищенности и уязвимости, казалось, преследовало меня всю жизнь – мир всегда казался ненадежным и опасным местом, в котором некому меня защитить. И вот перед операцией мысли опять бешенным роем проносились в моей голове – со мной что-то случится, никто не поможет и не успокоит, ничьи нежные руки не прижмут меня к своей груди, не отгонят страхи и сомнения. Мне было совершенно незнакомо это тёплое чувство внутренней надежности, когда ты знаешь, что материнская любовь и забота защитят и спасут тебя от всего. И теперь я хотела испытать это чувство в полной мере! Но на этот раз я должна была дать его себе сама.
Болезнь может научить нас многому. Моя болезнь научила меня, что иногда нужно сделать перерыв, расслабиться и полностью отключиться от внешнего мира – это помогает найти центр, обрести равновесие, восстановить утраченную энергию. Болезнь меня научила, что не нужно ей сопротивляться, что нужно ровно и спокойно плыть по течению. Раньше мне всегда хотелось выпрыгнуть из своего тела и немедленно быть здоровой – я чувствовала себя как в ловушке, мне не хватало терпения вылежать и восстановить энергию. А когда становилось лучше, я быстро вставала на ноги, что подрывало силы еще больше. Естественные защитные механизмы не могли нащупать себе дорогу, энергия уходила на сопротивление болезни, а не на её лечение. Теперь нужно было научиться прислушиваться к требованиям своего организма, а не игнорировать его жалобы и мольбы.
Я училась тому, как быть своей собственной матерью, и моим первым уроком была забота о своем физическом теле – как по-новому любить своё тело и помогать его выздоровлению, как правильно дышать и насыщать все органы кислородом, как давать себе сбалансированное питание. Я стала заниматься аутотренингом и читать о пользе йоги и других физических упражнений, и, в конце концов, остановилась на Пилатах, плавании и долгих прогулках.
Больше я не чувствовала себя брошенной. Я нашла в себе, наконец, мужество посмотреть в глаза этому беспомощному чувству и понять, что я больше не маленькая девочка, заблудившаяся в лесу, и потерявшая дорогу домой. Мне больше не нужно было, чтобы меня кто-то находил или спасал. Теперь я точно знала, что у меня есть Бог, и у меня есть я. И тогда я поклялась, что больше никогда не брошу себя, что буду заботиться о себе каждый день, как заботливая и ласковая мать, которой у меня никогда не было. И еще я поклялась, что каждый день буду благодарить Бога за то, что привёл меня на этот путь, показал мне Правду и дал полную Ясность.
Наконец, я готова была полностью изменить свою жизнь – мне предстояло надеть хирургические перчатки, произвести вскрытие, пересмотреть родительское наследие, а затем уже начать полную реконструкцию. Меня ждала жизнь, предначертанная Богом, заложенная в моём генетическом коде, и ведущая к раскрытию моего потенциала, талантов и способностей. Наконец, я была готова выйти за ворота тюрьмы и оставить прошлое позади…
Глава
9. Невинность
Прошло более тридцати лет с того дня, когда я помогла папе и его жене Юле сложить в мешки и вынести на помойку всё содержимое бабушкиных шкафов. Бабушка не хотела расставаться со своим добром, но мы нарушили допустимые границы и насильно заставили её расстаться с ним. Каждый день она заглядывала в зияющие пустотой шкафы и сокрушалась по поводу человеческой неблагодарности. Её шкафы так и остались пустыми…
Через много лет жизнь также насильно заставила меня разобрать мои собственные шкафы и также вынули отнести на помойку всё их содержимое. Она заставила меня заглянуть в самые тёмные, потаённые уголки моей души, потому что я уже начала задыхаться от пыли прошлого. Кое-что было поедено молью, из многих вещей я уже давно выросла, а остальные просто вышли из моды. Это были шкафы моего подсознания, и мне нужно было пересмотреть каждую деталь своего гардероба – от привычных мыслей, убеждений и представлений до самых главных жизненных стратегий.
Сначала я не хотела оглядываться назад и копаться в прошлом. Ведь теперь я жила в другом мире, разговаривала на другом языке, и была совершенно счастлива в любви. Казалось бы, что еще надо? Но любое воспоминание о той, другой жизни было таким болезненным и бесконтрольным, что каждый раз вызывало приступ сердцебиения и слабости. Прошлое выносило на берег остатки от прошлых кораблекрушений – поломанные отношения, плохие решения и бесконечные обиды. Я чувствовала какое-то странное раздвоение – как будто в моей душе и в голове жили два совершенно противоположных мира. В сегодняшнем мире были только счастье, любовь, надежность, комфорт, и увлекательные планы на будущее. В предыдущем – только безнадежность, тоска, уязвимость, одиночество и отчаяние.
В какой-то момент я поняла, что не могу жить одновременно в двух мирах, и одновременно быть счастливой и несчастной! Старый мир всё время тянул меня назад, держал своими цепями и кандалами, не давая полностью насладиться своим настоящим. Да, пора было заняться генеральной уборкой своего дома – полностью освободить полки шкафов от ненужного хлама прошлого, и перестать чувствовать себя обломком этого прошлого. Я хотела видеть свой дом светлым, солнечным и чистым, свободным от какого-либо мусора. Дом, где можно было легко дышать и расслабиться после долгой дороги. Дом, который мне поможет подняться над пеплом былых поражений....
Забота о физическом теле была только первым шагом. Следующим моим шагом была забота о ментальном состоянии – о мыслях и отношении к жизни. Пора было засучить рукава и взяться за работу! Я не имела представления, что именно я раскопаю, и что же лежит в этих самых тёмных и потаённых уголках моего подсознания. Но я хотела знать, какие демоны терзали меня столько лет, и как крепко они всё еще держат меня сегодня. Теперь я готова была достать их из шкафов, рассмотреть при ярком свете и спросить себя: «Хочу ли я бояться их до конца своих дней?»
Накупив дюжины книг на темы здоровья, персонального развития и самопомощи, я начала их усиленно читать. С годами моя библиотека пополнилась книгами по психологии и духовному пути. Я выполняла каждое предложенное в них упражнение, и каждый день для меня был очередным экспериментом. Эти книги были чем-то вроде новеньких каталогов Жизни. Я доставала свои старые воспоминания из шкафов и сравнивала их с прочитанной информацией. Описания смотрели на меня, как профессиональные супермодели с глянцевых обложек модных журналов – с ослепительными улыбками и божественными фигурами. И мне с горечью пришлось осознать, что я так далека от их совершенства…
Я также с горечью осознала, что вся моя одежда была только одного покроя и фасона – жертвы обстоятельств, и в моём гардеробе не было ни одной робы победителя. Как же обычно выглядят одеяния жертвы? Их довольно легко распознать. Они яркие и броские, чтобы привлечь всеобщее внимание. На них огромные дыры, чтобы вызвать жалость, которая всегда подкармливает Жертву. Они часто бывают в полоску, с нашитой биркой «Пожизненное заключение» на нагрудном кармане. Это была моя повседневная одежда, и я не умела носить никакую другую. К тому же она казалось такой привычкой и даже комфортной!
На одеяниях Жертвы всегда много орденов и медалей – чтобы люди точно знали, когда и кем именно ты был обижен, предан и сломан. Поэтому я гордо носила эти ордена и медали, как неизбежные свидетельства моей неизбывной боли – «За страшнейшее поражение – в знак ненависти», «За множественные грехопадения», «За заслуги перед депрессией и одиночеством», «Добровольный Резерв – за поддержку Стыда и Вины». Причем я собирала их с каким-то фанатичным упоением заядлого коллекционера, и с годами их прибавлялось всё больше и больше. Если бы их когда-нибудь пришлось продать, я бы написала в объявлении следующее: «Носились с любовью – долго и самозабвенно».
Все брюки в шкафу были протёрты на коленях. Их владелец слишком долго ползал, вымаливая у людей хоть каплю любви, понимания, сожаления или жалости. Ещё он долго ползал на коленях перед Богом, умоляя дать ему хоть что-нибудь или, по крайней мере, не отнимать то, что уже есть… На многих платьях можно было заметить следы подошв, которые отталкивали его обратно в грязь. Или, возможно, их владелец много пил и долго валялся в этой грязи, а потом так и не удосужился постирать или обновить свою одежду. Все лондроматы и бутики были закрыты для него, или он не знал, что они существуют. Некоторая одежда была поедена молью – чувством вины за свои страшные грехи. Эта моль обычно поедает и уничтожает всё самое ценное, что у тебя есть – любовь к себе, невинность, чувства достоинства и уникальности…
Все брюки в шкафу были протёрты на коленях. Их владелец слишком долго ползал, вымаливая у людей хоть каплю любви, понимания, сожаления или жалости. Ещё он долго ползал на коленях перед Богом, умоляя дать ему хоть что-нибудь или, по крайней мере, не отнимать то, что уже есть… На многих платьях можно было заметить следы подошв, которые отталкивали его обратно в грязь. Или, возможно, их владелец много пил и долго валялся в этой грязи, а потом так и не удосужился постирать или обновить свою одежду. Все лондроматы и бутики были закрыты для него, или он не знал, что они существуют. Некоторая одежда была поедена молью – чувством вины за свои страшные грехи. Эта моль обычно поедает и уничтожает всё самое ценное, что у тебя есть – любовь к себе, невинность, чувства достоинства и уникальности…
Я также с горечью поняла, что вся моя одежда была пропитана запахом безнадёжности и обречённости. Затхлый запах так ударил мне в нос, что теперь я больше не удивлялась, почему люди уходили и оставляли меня одну. И только я одна никогда не замечала этого запаха, или просто смирилась с ним – ведь я поверила, что не заслуживаю ничего лучшего. Меня с детства убедили, что запахи дорогих духов не для меня, причем в буквальном смысле этого слова, да я едва была знакома с тем, как пахнут настоящие дорогие духи. По иронии судьбы, папина жена как-то подарила мне крохотную бутылочку духов «Шанель №5”. Я почти не пользовалась ими – берегла для специального случая. Специальный случай не заставил себя долго ждать. В один из своих приездов папа вылил всё содержимое себе на палец – продезинфицировать порез… Когда я нашла на полке пустую бутылочку и спросила, зачем он это сделал, он только в недоумении пожал плечами: «Я не нашел ничего другого!»
Еще в шкафу я нашла много оборонительной амуниции. Эта амунициянужна была на случай, если меня критиковали, обвиняли, контролировали или использовали другие средства давления. На случай, если я срывалась, бунтовала и возмущалась, наказывала и мстила. Эта амуниция также необходима была для того, чтобы прикрыть свои собственные чувства неадекватности, ущербности, слабости и стыда.
Оглядев ещё раз шкаф, я также поняла, что имею дело с полным хаосом, неразберихой и подлинным безумием! Логика и тщательное продумывание ситуаций вообще не участвовали в этом процессе. Участница событий следовала исключительно велениям раненного сердца, а его решения, к сожалению, были скоропалительными и крайне незрелыми. В шкафу также не было никаких полок, порядка и логики – всё было брошено в одну огромную кучу, в которой ничего нельзя было толком найти. Платья, обувь и вооружение валялось вперемежку – грязное с чистым, старое с новым. Как будто хозяин шкафа принимал все свои решения в панике и спешке, или во время безумного ночного кошмара.
Я в недоумении смотрела на всю эту вакханалию, и меня не покидало ощущение, что большинство из этих вещей – совершенно не мои, и я их никогда сюда не приносила. Откуда же они здесь взялись? Опустившись на колени, я вынула всё из шкафа и разложила его содержимое на полу, рыдая и возмущаясь, и недоумевая всё больше и больше. Но наступил день, когда я, наконец, поняла его истинное происхождение – это было моё семейное наследие…
Когда я отделила чужие проблемы от своих, то оказалось, что многие проблемы в моей жизни были совсем и не моими. Теперь я точно знала, что никто не может быть ошибкой в чьей-то жизни, что не нужно заслуживать любовь и уважение, и что каждый человек имеет полное право на безусловную любовь. И только очистив свою голову от чужого хлама, я смогла увидеть своё новое, зарождающееся Я, и тем самым полностью восстановить свою утраченную невинность. Невинность души, которую у меня забрали так рано, поправ каждую крупицу моего человеческого достоинства.
Мне также вспомнилось, как после маминой смерти я пришла в её квартиру. Как я достала все вещи из шкафов и рассортировала их по коробкам – что-то нужно было выбросить, что-то отдать друзьям, что-то взять с собой, а что-то просто оставить позади. Я вспомнила, что не должна была этого делать – я просто искала ответы. У меня было много «Почему?», «Как?» и «Зачем?»
Так получилось, что две главные женщины в моей жизни так и не дожили до того момента, когда можно было что-то исправить или изменить. Они ушли из жизни, так и не осознав своих ошибок, не показав мне правильный путь, не поделившись своей женской мудростью. Как и много лет назад, эту работу они оставили мне – кому-то нужно было расчистить всё ненужное и мешающее жить. Сначала нужно было всё рассортировать, разложить по коробкам, и повесить бирки. Затем решить, что с этим делать. Но главное – освободить место для полного Обновления.
На первую коробку я наклеила бирку «Жертва и Безответственность». Нет, мне нужна была не коробка – чтобы упаковать все случаи, когда я посчитала себя жертвой, мне понадобился бы огромный контейнер! Я верила, что каждый человек, пришедший в мою жизнь, хотел намеренно сделать мне больно. И вот теперь я должна была признать самую страшную истину – это я сама помогла людям сделать себя жертвой. Конечно, я не могла защитить себя от нападок отца, когда была подростком, но, будучи взрослой, я продолжала себя чувствовать такой же униженной и бессильной. Вместо того, чтобы научиться, как постоять за себя, я по-прежнему сносила удары и терпела жгучую боль.
Я была жертвой бабушки, друзей, любовников, начальников, уличных прохожих, и еще не весть кого! Вот уже двадцать пять лет, как умерла моя бабушка, а ощущение тюремного заключения и безвыходности всё никак меня не покидало. Всё моё существо было отравлено ядом вины и неблагодарности, который вкладывался в мои уши день и ночь, на протяжении многих лет. Бабушкины слова всё еще отдавались в моих ушах, и, как и двадцать пять лет назад, я всё еще бессильно барахталась и отчаянно возмущалась в ответ.
Пришла пора признать, что мужчины в моей жизни не могли удовлетворить мой голод по любви и спасти меня от моей семьи и душевной боли, как бы мне этого ни хотелось. Да, я пыталась взвалить на них свою непосильную ношу, как когда-то эта ноша была взвалена на меня. Все эти долгие годы они были ответственны за мою боль, как когда-то я была ответственна за чужую. И этот порочный круг вины и ответственности возвращался ко мне, как бумеранг, и больно бил по самым незащищенным местам.
Что ещё интересно – любой человек мог внедрить себя в моё пространство и делать там всё, что ему заблагорассудится. При этом, когда отношения обострялись, самой моей «уникальной» стратегией, которой меня научил отец – это отвернуться и убежать. Я испытывала буквально панический ужас перед любым конфликтом, и постепенно стала настоящим мастером сглаживать острые углы или упорно замалчивать проблемы. Мне не было в этом равных!
Я почти полностью заполнила контейнер, когда вдруг наткнулась на вещицу из последнего репертуара жертвы – платье русской жены, приехавшей в Англию по объявлению. Мне вспомнился день, когда я выходила замуж за Джефа. Ночью прошел дождь, и, садясь в такси, я испачкала низ своего свадебного наряда. Мне пришлось вернуться домой и за десять минут отстирать и высушить свое белое платье. Это было нехорошее предзнаменование, но я всё равно мчалась на всех парусах в Загс – расписаться с человеком, которого почти не знала. Ради незнакомого человека я продала квартиру и оставила позади свою прежнюю жизнь, приехав жить в чужую страну буквально с одним чемоданом. Япоставила всё на один номер рулетки, а затем начала обвинять этот номер за то, что он оказался проигрышным.
Вторая коробка называлась «Признания и раскаяния». Мне пришлось, наконец, признаться, что лучшие годы своей жизни я потратила на то, чтобы убежать и спрятаться от боли – как тогда, когда я убегала от папы на склоны Днепра и долго плакала на лавочке. Потом я начала убегать на улицу, пытаясь найти своего «Спасителя» в уличном мире таких же потерянных, как и я сама. Я не посмотрела своей боли в глаза и не сказала: «Я знаю, что мне больно, но я должна подумать, как залечить эту боль, а не бросаться в омут с головой». Но затем, не найдя «Спасителя» нигде, я стала прятаться от мира и от жизни, захлопнув все двери и возможности, и погрузившись в мир депрессии. Я не хотела признать, что это не мир жесток ко мне, и даже не боль – это я жестока к себе. Это было моё самое большое раскаяние.
Я также раскаивалась в том, что часто пряталась от проблем в мире грёз и розовой мечтательности, поверив в несбыточную мечту, что наступит день, когда принц на белом коне появится на моем крыльце и спасёт меня от этой нескончаемой боли. Причем все мужчины были потенциальными спасителями и должны были в точности знать, что именно делать, чтобы избавить меня от боли, а если такая сверх прозорливость их подводила, то они немедленно получали пожизненную бирку «бесчувственные подлецы». Иными словами, моя боль стала ответственностью мужчин.