Дальше мы какое-то время спорили. Меншиков клялся о своей преданности, о происках врагов, о том, что с его уходом я стану беззащитен перед убийцами, которые непременно снова придут.
- Не беспокойся, Александр Данилович, я принял меры по усилению охраны. Сейчас, когда ты мне не мешаешь, это сделать легче. Лучше поговорим о твоей судьбе. Я хочу, чтобы ты подал в отставку со всех постов и уехал из Петербурга подальше. Зимой я буду в Москве и тебя там тоже не хочу видеть. Ты отлучён от Государева двора. Езжай на юг, поправляй здоровье, но в Петербургской и Московской губерниях не появляйся.
- Исполню, Государь, раз такова твоя воля. Буду молить господа, чтобы ты переменил гнев на милость. Но что будет с моей семьёй?
- Я заберу кольцо матери, которое подарил Марии, помолвка будет официально расторгнута, а её двор распущен. Ты волен выдать её замуж за кого-нибудь другого.
- Ей тоже уехать из Петербурга?
- Она мне не мешает. Опала касается только лично тебя, Александр Данилович.
- Спасибо и на этом, Ваше императорское величество.
Общение с Меншиковым меня изрядно вымотало. Говорить в глаза человеку, что он не справился, доказывать ему его несостоятельность достаточно бессмысленное занятие. Никого я не убедил, только нервы потратил. Но этот разговор был нужен мне. Всё же светлейший князь многое сделал для меня и страны. Во всех достижениях Петра I есть участие его правой руки - Александра Даниловича Меншикова. Фаворита обвиняли в воровстве, но сейчас воруют все. Был бы он изменник - я бы поступил по-другому.
Пройдя по анфиладе комнат, я зашел на женскую половину, где встретился с Дарьей Михайловной, супругой хозяина дома. Не успел даже ничего ей сказать, как она бухнулась передо мной на колени. По лицу немолодой женщины потекли слезы, и только Левенвольд помешал ей кинуться обнимать мои ноги.
- Не губи, царь-батюшка! - причитала женщина.
- Перестаньте, Дарья Михайловна! Никто никого не губит. Поезжайте в Раненбург, поправьте здоровье своё и Александра Даниловича!
Женщина завыла еще громче.
- Не гони, Петр Алексеевич! Не лишай своей милости! Погибнем мы все!
Вбежавшие в комнату дочери Меншикова попадали на колени рядом, добавив свои молодые голоса к тоскливой мольбе. Мой слабый голос еле слышен был в женском плаче, который на миг затихал и снова усиливался, как только я прекращал что-то говорить. Эту стихию невозможно было остановить без насилия. Хотелось плюнуть и уйти, но мне нужно было завершить дело. Я взглянул в лицо своей невесты:
- Мария Александровна. Наша помолвка расторгнута. Верни, пожалуйста, мне перстень матери.
Истерика усилилась и раздражённый Левенвольд чуть ли не силой вывернул руку девушки и снял кольцо с её пальца. Когда перстень оказался у меня, я сжал его в кулаке и глядя сверху вниз произнес:
- Тихо! Дайте мне сказать! Прекратите выть без причины! Александр Данилович ни в чём не обвиняется. Он получил отставку и приказ не появляться в Столицах. Так будет спокойнее мне и государству!
Плач возобновился и я попятился:
- Прощайте и не поминайте лихом!
В одной из комнат Зимнего дворца беседовали два Андрея Ивановича - невысокий плотный Остерман и крупный широкоплечий Ушаков. Не занимая определённого поста в стремительно растущей Канцелярии Е.И.В., вице-канцлер фактически являлся её руководителем. В своё время он принял решение порекомендовать императору бывшего руководителя Тайной канцелярии. Царь легко согласился и неожиданно поручил Ушакову не только расследование важных дел, но и собственную охрану, а в перспективе - тысячи солдат и огромную власть. Это пугало и барон уже ломал голову, как контролировать генерала. Пока же новый глава III Отделения С.Е.И.В. канцелярии не показывал нрав и признавал за Остерманом руководящую роль.
- Есть новости в расследовании покушения? - Остерман, зная неодобрительное отношение юного императора к табаку, недавно бросил курить, но периодически хотелось набить трубочку.
- К сожалению, пока ничего существенного не добавилось.
- Мы надеемся на Пашкова, Головина и особенно на тебя, Андрей Иванович. Охрану Государя уже усилили?
- Да. Сейчас готовлю список кандидатур для утверждения в должностях Главы дворцовой охраны и Конвоя Его императорского величества. Пока же в районе Летнего и Зимнего дворцов сосредоточены две роты семеновцев, эскадрон Лейб-Регимента и рота морских пехотинцев. По счастью, пока Государь перестал активно передвигаться по городу и охранять его достаточно просто.
- А что насчёт тайной охраны? Признаться, достаточно необычная идея - иметь незаметную стражу в статской одежде.
- Постоянное присутствие большого количества гвардейцев и свиты рядом утомляют государя. Тайная охрана в гражданской одежде не мозолит глаза ни ему, ни окружающим. Кроме того, конвой незаменим при проведении всяких церемоний, но именно поэтому может пропустить внезапное нападение. Тайные же охранники всегда настороже и не подпустят подозрительных лиц к императору. Нагрузка у них большая, но желающих стать агентами много.
- А что насчёт армейских подразделений по борьбе с мародёрами?
- Я готовлю записку с планом по организации таких войск, но, к сожалению, пока не назначено новое руководство Военной коллегии мне не с кем согласовать эти мероприятия. Зато уже появилось название. Его предложил сам Государь - 'жандармы' от французского gent d`armes, что в переводе означает 'вооруженные люди'.
- Похоже, познания моего воспитанника во французском гораздо глубже, чем я подозревал. Его Величество не перестаёт меня удивлять. Что ты об этом думаешь, Андрей Иванович? О его даре предвидения и о неожиданных знаниях, которые у него появились?
Ушаков, отличавшийся даром вытягивать из собеседника сведения в непринуждённом разговоре, понял, что от его ответа на этот вопрос может зависеть очень многое. Необычность российского императора уже не была ни для кого секретом, но относились к этому по-разному. Генерал помолчал и произнёс нейтрально:
- Я принимаю Его Величество таким, какой он есть.
- Разумеется. Но как человек, Петр Алексеевич очень необычен. Про него ходят самые разные слухи. Что он провидец, что бог разговаривает с ним - это благоприятные слухи. Но бывают и опасные речи. Например, что Петр Алексеевич - самозванец.
- Да, у меня есть несколько доносов о таких разговорах. Канцелярия сейчас расследует, кто источник такой крамолы.
- Я могу помочь. Дмитрий Голицын был со мной недавно откровенен. В ночь накануне покушения, когда Государь бурно отмечал отъезд цесаревен, князя навестил Меншиков. Вел с Голицыным такие же осторожные речи как у нас с тобой. И намекал на резкие сильные изменения в характере Его Величества за последние несколько месяцев. Вероятно, замышлял переворот и искал сторонников.
- Это очень серьёзное обвинение, барон. Но может быть, Голицын наговаривает на светлейшего князя?
- Возможно. А возможно и нет. Хотя Государь почему-то уверен, что на него покушались не люди Меншикова, раз пострадал его родственник. Но если подумать, генералиссимус мог действовать так хитроумно, чтобы отвести от себя подозрения.
- Ты пытался сказать об этом Его Величеству?
- Говорил, только это всё предположения, которые Его Величество не принял всерьёз. Пётр Алексеевич добрый мальчик, который ещё не научился необходимой для правителя жестокости. Поэтому он считает, что достаточно удалить Меншикова от двора, чтобы избежать опасности с его стороны. Кстати, как ты оцениваешь угрозу со стороны отставного генералиссимуса?
- Возможность внезапного покушения сейчас устранена усиленной охраной его Величества. Но у Светлейшего князя есть сторонники в Ингерманландском и в Семеновском полках. Поэтому ингерманландцы сейчас выведены в Шлиссельбург, а его командир Орлов, также как и оба Волковых сейчас под пристальным наблюдением. Секретарь светлейшего Веселовский сейчас под арестом в крепости и дает показания. Но, похоже, он сумел утаить крамольные замыслы своего шефа, поэтому сегодня же проведу допрос Якова Веселовского с пристрастием. На дыбе он скажет все что знает и не знает о подлых делишках своего покровителя.
- Это правильно. Однако, возможно Меншиков был настолько осторожен чтобы не поделиться своими планами даже с ближайшими подручными. Может случиться так, что ему удастся удалиться безнаказанным в одно из своих поместий, как хочет Государь. К сожалению, своей мягкостью Петр Алексеевич дает своим врагам шанс довершить начатое и в следующий раз стрелок может оказаться более умелым. Можешь ли ты это допустить, Андрей Иванович? Готов ли ты защищать царя даже без его ведома?
Ушаков не медлил ни секунды. Доверие Остермана не менее важно, чем доверие царя.
Ушаков не медлил ни секунды. Доверие Остермана не менее важно, чем доверие царя.
- Что ты предлагаешь, Андрей Иванович? Удавить по-тихому Меншикова где-нибудь по дороге?
- Это слишком явно. Петр Алексеевич может усомниться в нашей с тобой исполнительности. Но, по счастью, народ ненавидит Светлейшего князя и если бы не охрана морских пехотинцев - разорвал бы его и без нашего участия. Но то же самое может произойти и во время отъезда князя в ссылку. Например, там же на Большой першпективе у Гостиного двора, где произошло покушение на Его Величество.
- Могут пострадать охранники и домашние князя. И вообще, это будет похоже на бунт в столице. Мы не можем пока найти татей, покушавшихся на императора, а если не найдем зачинщиков нападения на Меншикова - Государь усомнится не только в нашей исполнительности, но и в умениях делать свое дело.
- Ты прав, Андрей Иванович, в умении видеть наперед тебе нельзя отказать. Но, полагаю, когда весть о покушении на его Величество дойдут до Новгорода, тамошний народ будет готов растерзать виновника не меньше жителей Петербурга. Будем надеяться, что дочери и жена Светлейшего князя не пострадают. Несмотря на расторгнутую помолвку. Его Величество достаточно трепетно относится к своей бывшей невесте.
Ушаков, помедлив, кивнул. Остерман удовлетворенно улыбнулся.
- Я рад, Андрей Иванович, что Его Величество поручил свою охрану тебе. Вместе с тобой мы сможем помочь Государю совершить всё, что он задумал, и убережём его от опасностей и ошибок.
Глава 17
Ночью плохо спал. Болела рука, а под утро начал мерзнуть. Пришедший спозоранку Иван Блюментрост сделал перевязку, но выглядел обеспокоенным. Но насколько я понимаю, сепсиса у меня нет. Тем не менее, на важное заседание Сената не пошел. Остался в постели, обложившись бумагами. Развлекала меня сестра, третий день не отходившая от меня далеко. Если всё пойдёт как я задумал, Сенат примет Закон о престолонаследии и Натали станет моей официальной наследницей, опередив цесаревен, которые ещё не добрались до нового места жительства. Я пока не стал диктовать точный текст. Объяснил Остерману, что принципы наследования царской власти в Росси должны быть универсальными, в русле семейного права. Полагаю, в итоге получится тот же текст, что и у императора Павла Петровича, только на семьдесят лет раньше.
После обеда барон вернулся с Троицкой площади и отчитался, как прошло заседание. В моё отсутствие сенаторы почувствовали себя свободнее. Даже не сильно спорили, занявшись увлекательным занятием делёжки власти после отставки Меншикова. Несмотря на нынешнее формальное равноправие старого состава и бывших членов Верховного Тайного Совета советники получили больше. Дмитрий Голицын через брата получал контроль в Военной коллегии. Канцлер Головкин через зятя Ягужинского возвращал прокуратуру. Федор Апраксин, получив отставку с поста президента Адмиралтейской коллегии сохранял в ней огромное влияние, а через брата Петра руководил юстиц-коллегией. На внучатой племяннице генерал-адмирала был женат Александр Нарышкин, который после отставки Меншикова может снова вернуться к руководству коммерц-коллегии. Кроме того, мой начальник охраны Ушаков через жену и пасынка Степана Апарксина (тот самый капитан гвардии - будущий фельдмаршал) тоже был близок к клану Апраксиных. Остерман выиграл больше всех, как новый руководитель 'немецкой партии' после отъезда голштинцев. Вместе с Левенвольде он господствует в С.Е.И.В. Канцелярии, через Миниха - реальный контроль в Военной коллегии, через Сиверса - в Адмиралтействе. Старый состав сенаторов тоже не проиграл, неожиданно оказавшись на вершине власти, так что особых споров при назначениях не было.
Моё пожелание принять Закон о престолонаследии сенаторы встретили осторожно. По большому счёту, обязательства по завещанию Екатерины I уже никого не волновали. Не думаю, что сенаторы затянут с принятием закона, тем более это дает шанс поднять авторитет вельмож до императорского. А я не деспот - поделюсь властью, но сумею управиться с назначаемыми мною сенаторами, если они, войдя во вкус, вдруг начнут артачиться.
Под занавес обсуждения Остерман озвучил моё требование к руководителям коллегий и канцелярий в месячный срок подготовить план работы ведомства на ближайший год. Тоже вроде ничего особого, но скоро я ожидаю паломничества ко мне руководителей коллегий с вопросами, что же я хочу увидеть в этих планах.
Безрадостные мысли о том, что без антибиотиков я могу умереть от банального заражения крови заставили меня вновь задуматься, что в этом случае я оставлю после себя. О моём архиве знают тетка Анна, Остерман и Левенвольде. Но что если случиться пожар или один из них решит бумаги уничтожить или спрятать без движения подальше? Уникальный шанс ускорить мировое развитие будет упущен? Или у меня уже мания величия? В конце концов те, кто зашвырнул знания Игоря Семенова в прошлое, всегда могут повторить это еще раз с ним или с кем-то другим. С другой стороны, провалить навязанную мне миссию не хочется из-за пары случайностей и ошибок. Наверное, пора подстраховаться и сделать копии архива. Спрятать бумаги у кого-то еще, только заниматься тупым и трудоемким делом переписывания собственных бумаг некогда. К тому же, работа по фиксации моих познаний на бумаге еще далеко не закончена. Пора искать переписчика? Только кому довериться, если я верю в поговорку 'то, что знают двое - знают все'? Придётся пока мучиться самому или срочно изобретать копировальную бумагу. Хм... кого бы напрячь? Может быть пробирера Монетной канцелярии Шлаттера?
Выкинув из головы бесполезные опасения решил сосредоточиться на чем-то более насущном. Меня беспокоило большое количество посредственностей в руководстве страной. В сущности, я абсолютно пока не менял систему подбора кадров. По-прежнему, ключевой способ пробиться к власти - знатное происхождение и близость к царю или влиятельным вельможам. Поэтому ещё вчера моему денщику Алексею Аргамакову пришлось помотаться по Петербургу и даже наведаться в Кронштадт. Сегодня же я, преодолевая озноб и слабость, надел мундир и встретился с десятком прибывших офицеров в одной из комнат дворца, превращённую в подобие школьного класса.
После приветствия офицеры уселись за свои ученические столы, а я с облегчением устроился на месте учителя. Некоторое время разглядывал своих 'учеников'. Самому старшему из них, капитану артиллерии Антону Томилову сорок лет. На следующий год он поедет на Урал, где хорошо проявит себя в качестве помощника Георга Геннина на Уральских заводах. Самый младший - Лёша Аргамаков. Ему только шестнадцать. Позднее он будет работать в Мануфактур-коллегии и станет первым директором Московского университета. Почти половина из присутствующих - офицеры флота, которые станут адмиралами. Кое-кто прославится и на гражданской службе. Например Федор Соймонов и Василий Мятлев - будущие сибирские губернаторы. Есть несколько артиллеристов - в перспективе создатели шуваловских 'единорогов'. Иван Глебов и Корнилий Бороздин пока еще сержанты, но дослужатся до генерал-аншефов. Есть 22-летний Василий Суворов, отец ещё не родившегося великого полководца и сам незаурядный военный управленец. Самый знатный среди них - князь Борис Юсупов, сын одного из командиров Преображенского полка. Он уже успел получить прекрасное образование во Франции и поучаствовать в реформах государственного аппарата. Но в эту группу я его включил не за знатность, а за хорошие администраторские способности.
- Господа офицеры, всех вас позвал я, чтобы предложить службу в создаваемом четвертом отделении моей канцелярии, которое будет заниматься особыми поручениями. Это потребует большой организаторской работы и я рассчитываю, что вам это будет по силам. Но чтобы сделать эту работу хорошо - вам ещё многому предстоит научиться. Поэтому первое время вы все будете заниматься обучению управлению и прочим вещам.
К сожалению, управленческое образования в стране практически отсутствовало. Даже кафедра юридических наук Академии толком никого пока не обучала. Отчасти из-за языкового барьера профессора Бекенштейна, но также из-за общего непонимания в обществе и государстве важности университета. Моя предыдущая деятельность по ускорению написания учебников даст свои плоды только через год. Поэтому обучение своих юнкеров я решил организовать также, как поступал сам. Разбил ребят на тройки и отправил на недельную стажировку в разные коллегии города. В конце недели обязал всех предоставить письменный отчет в свободной форме о работе коллегии, недостатках и предложениях. Посмотрю, как они справятся, а на следующей неделе поменяю тройки местами.
Не все, кого я хотел бы видеть в составе IV Отделения С.Е.И.В. канцелярии, были сегодня. Часть из них в Москве или за границей. Со временем они тоже попадут в эту элитную группу. К сожалению, не избежать также появления в их рядах детей знатных персон, в деловых качествах которых у меня большие сомнения. На этот случай организую жёсткие вступительные экзамены.