Бутафором оказался совсем молоденький паренёк, очень желающий мне помочь, но так и не понявший, что именно мне нужно. Единственное, чего мне удалось от него добиться, это то, что он проводил меня к реквизитору. Этот был намного старше, явно за пятьдесят, но носил длинные чёрные волосы, похоже, специально завитые, и совершенно седую бороду лопатой.
— Я понимаю, что вам нужно, — заявил он, дохнув на меня свежим запахом недорогой водки. — Вы хотите изобразить перед мужем, что поранили ногу, он будет думать, что вы не можете никуда пойти, а сами тем временем…
— Примерно так, — кивнула я, понимая, что спорить бесполезно. — Вы можете это сделать?
— Издеваетесь? — горько усмехнулся реквизитор. — Тут никто ничего не может. Кто хоть чуточку освоил свою профессию, перебирается в Москву или Питер. Остальные ни на что не способны. Совсем ни на что. И я — тоже. Да это всё никому и не нужно. У нас ведь какие зрители? Только школьники, которых привели насильно, приобщиться, так сказать, к Мельпомене. Им всё происходящее на сцене по барабану. А если школьников не пригнали, зрителей едва набирается десяток, и те, наверно, по ошибке забрели.
Я отлично помнила свои школьные походы в театр. Действительно, было очень скучно. В университете нам тоже насильно впаривали театральные билеты, но хоть не заставляли ходить, за что им огромное спасибо.
— Но вообще фальшивую рану возможно сделать? — вернула я разговор к нужной теме. — Пусть не вы, а кто-то другой?
— Раньше — запросто. Работал у нас старик Авдеич. Этот мог всё. Представляете, гусарский поручик проигрывает последнюю ставку в фараон, это карточная игра такая, достаёт пистолет и стреляет себе в висок. Во все стороны летят волосы, осколки черепа, кровавые сгустки, мозги! Труп поручика лежит на сцене ещё с четверть часа, пока остальные гусары доигрывают без него, а кровь всё льётся и течёт под карточный стол. Сослуживцы покойника брезгливо убирают ноги и продолжают делать ставки. И это всё творил Авдеич! Да только дорогой реквизит требовался, а стоит ли тратить деньги, если в зале всего три-четыре зрителя, из которых один-два спят, а остальные двое целуются?
Финансовые проблемы театра мне уже успели надоесть, поэтому я сосредоточилась на фигуре старика Авдеича.
— А куда он делся, этот ваш гениальный старик? — поинтересовалась я.
— Нет, Авдеич как раз не гениальный. Он — профессионал, а вот актёры, режиссёры, да и я до кучи — вот мы, прости Господи, гении. В этом между нами и разница. Мы — гении, а он может что-то толковое сделать. Где сейчас Авдеич? Не знаю. Он уже тогда очень старым был. Уволился, на пенсию ушёл. Помер уже, наверное, царствие ему небесное! Лет-то немало прошло.
— А другие есть? Пусть даже не такие умелые, как он.
— Откуда им взяться? Раньше ведь как кино снимали? Взмахнул Чапаев шашкой, и голова белогвардейца покатилась по земле. На актёра цепляли фальшивую голову, её и отрубали. Кто-то должен был это всё продумать и изготовить. Специалистов таких высоко ценили, и их было немало, на каждой киностудии по несколько. А некоторые и в театры шли работать, на всех киностудий не хватало. А сейчас что?
— Что? — задала я ожидаемый вопрос.
— Сейчас — компьютерная графика. Нарисовал всё на экране, и не надо никаких отдельных голов мастерить. И дешевле, и надёжнее, и смотрится зачастую лучше. Это в кино. А для театра — кому это надо? Можно ведь условно всё сделать. Выстрелил поручик себе в голову, да так и помер с целой головой и без капельки крови. Что, тем четырём зрителям не наплевать? Да если у нас Джульетте за пятьдесят, она жирная и уродлива так, что никакой гримёр этого не скроет, а сорокалетний Ромео постоянно пьян в дымину, и это тоже видно за километр, неужели важно, насколько натуралистично убиты Тибальт и Меркуцио?
Ромео и Джульетту я, конечно, знала, остальных названных помнила смутно. Ну, убиты, и убиты. Земля им пухом. А вот поговорить с Авдеичем было бы неплохо. Реквизитор сказал, что Авдеич мог всё, но подобные заявления мало что значат. Одно дело — картинка для зрителей, которые смотрят из зала, совсем другое — то, что показали Карине. Мог ли он сделать Светлане фальшивую рану, которую Карина видела вблизи и даже перевязывала? К тому же из этой фальшивой раны лилась самая настоящая кровь, раз уж её обнаружили полицейские эксперты.
Пришлось снова пробиваться сквозь толпу гениев, теперь уже в отдел кадров. Там мне понравилось, никто не пытался выпрашивать финансирование, это уже успело надоесть. Кадровичка, пожилая дама ещё советской закалки, дала мне адрес Авдеича, номер телефона, и даже номер паспорта и ИНН, то есть, индивидуальный налоговый номер, хотя этого я не просила.
Может, здесь стоило ещё с кем-нибудь поговорить, но Юра настолько скучал, что мне стало его жалко, и мы через служебный выход направились на стоянку. Мешок спал, положив голову на руль, и безмятежно улыбался во сне. Бубновый распахнул дверцу и громко заорал ему в ухо:
— Лечь на землю! Работает ОМОН!
От неожиданности Мешок подпрыгнул и ударился головой о крышу ‘БМВ’. То, что он при этом сказал, заставило Юру покраснеть, а мои уши — свернуться в трубочку.
— А нечего спать, где не положено! — заржал Бубновый.
Мешок явно не хотел понимать такого юмора и потянулся за пистолетом. Бубновый, разом став серьёзным, тоже. Перестрелка между телохранителями, да ещё и возле меня и Юры, совсем не радовала. Пришлось как следует на них рявкнуть, и красочно описать, что с ними сделает мой отец, если они немедленно не прекратят заниматься ерундой.
— Ну, вы даёте, Елена Михайловна, — удивился притихший Бубновый. — Ладно, Мешок ругается, как сапожник, но от вас таких слов не ожидал услышать.
— Как есть идиот, — буркнул Мешок. — Забыл, чья она дочь?
Юра поджал губы и покраснел ещё сильнее. Вне всякого сомнения, я бесповоротно упала в его глазах ниже некуда.
* * *Когда Авдеич уходил на пенсию, мобильные телефоны ещё не были доступны кому попало, так что мне дали его городской номер. Как только мы уселись в машину, я сразу же позвонила. Боялась, что уже и номера такого нет, но трубку сняли. Женщина, ответившая на звонок, сказала, что никакого Авдеича не знает, адрес, который я ей назвала, правильный, а квартиру она купила у какого-то парня, которому она досталась по наследству. Наследство было большим, и парень с кругленькой суммой почти сразу укатил не то в Израиль, не то в Австралию. На всякий случай я записала его фамилию, но отлично понимала, что найти счастливого наследника вряд ли удастся.
Оставалось надеяться, что наследство ему досталось от кого-то другого, а Авдеич всё ещё жив. А если жив, полиция его легко найдёт. Он же не шпион, террорист или деятель преступного мира, а вспомогательный работник театра на пенсии. Майор Нежный обещал позвонить сам, но я, после недолгих колебаний, набрала его номер.
— Ой, Елена Михайловна, я только-только закончил допрос, и как раз собирался вам позвонить, — скороговоркой сообщил мне майор.
Я ему не поверила. Нет, что допрос закончил — никаких сомнений, а вот что именно сейчас собирался звонить — тут сомнения были. Впрочем, ловить его на мелкой лжи я не собиралась.
— Они сказали, что их нанял кто-то им незнакомый, за десять тысяч долларов?
— Точно. С этого они начали. Лысый толстяк, по их описанию — сэр Уинстон Черчилль. Эти дурачки не знали, что хулиганство по найму — совсем другая статья, с гораздо большим сроком. Как только я им всё объяснил и показал Уголовный Кодекс, они сразу запели по-другому. В общем, Елена Михайловна, ваша сестрица — ещё та штучка. Она запуталась в своих амурных делах, а когда её разврат вылез наружу, обманутые кавалеры решили начистить ей рыло, дабы она поняла, что поступила нехорошо.
— Очень по-мужски, — мрачно буркнула я.
— Без комментариев. Так вот, они несколько раз попытались, но получалось почему-то наоборот — рыла чистили им. По описанию, это делали люди Кареты, Мешок и Бубновый. Думаю, вы с ними знакомы.
— Да, Юрий Николаевич.
— Вот, собственно, и всё. Вы попали в эту разборку случайно. Вас спутали с сестрой. Ребята передают вам свои самые искренние извинения.
— И что с ними будет?
— Мне некогда возиться с этой мелкой шантрапой, когда вокруг полно настоящих преступников. Пойдут по статье ‘мелкое хулиганство’. Штраф до тысячи деревянных, или административный арест до пятнадцати суток. Но я предупредил: если попадутся ещё раз, разговор будет уже другой. Мне кажется, они поняли. Эти студенты, в общем, неплохие ребята, я их даже в чём-то понимаю. Не хотелось ломать им жизни из-за такой глупости. Вы не против?
— Нет. Плевать мне на них. Лучше скажите, может, причина их нападений на Дину не сексуальная?
— Обижаете, Елена Михайловна. Какой-нибудь уголовник ещё мог бы меня обмануть. Ни разу не получалось, но я допускаю, что такое могло быть. А эти — абсолютно исключено!
— Нет. Плевать мне на них. Лучше скажите, может, причина их нападений на Дину не сексуальная?
— Обижаете, Елена Михайловна. Какой-нибудь уголовник ещё мог бы меня обмануть. Ни разу не получалось, но я допускаю, что такое могло быть. А эти — абсолютно исключено!
— Спасибо, Юрий Николаевич. А не поможете мне найти двух людей?
— Диктуйте их данные, попробую поискать.
Минуты две я слушала по телефону, как он сосредоточенно стучит по клавиатуре компьютера и что-то неразборчиво бормочет себе под нос. Наконец, заговорил.
— С одним всё просто, — сообщил майор Нежный. — Парень выехал на ПМЖ в Новую Зеландию. ПМЖ — это постоянное место жительства.
— Я знаю. Его там можно найти?
— Почему нет? За деньги можно всё, или почти всё. Обращайтесь в новозеландскую полицию или к тамошним частным детективам, какие проблемы?
— Ладно, а со вторым что? С бывшим театральным реквизитором.
— Его нет.
— В смысле, он умер?
— В смысле, он и не жил никогда. Нет, не потому, что ‘разве это жизнь?’.
— А номер паспорта? А ИНН?
— Паспорт краденый. ИНН фальшивый. Чтобы понять, как это получилось, нужно проводить отдельное расследование. Вам это важно?
— Нет. Юрий Николаевич, почему куда я не сунусь, там обязательно какая-то уголовщина?
Вопрос был риторическим, но Нежный на него ответил.
— На то есть две причины. Во-первых, вся наша жизнь пронизана уголовщиной, хотя большинство старается этого не замечать.
— А что во-вторых?
— Во-вторых, вы ведьма и дочь уголовника Кареты, поэтому неудивительно, что ваша жизнь пронизана уголовщиной ещё сильнее, чем у среднего обывателя.
Мне ничего не оставалось, как попрощаться и прервать связь. Разговор с Нежным меня немного расстроил. Если на Дину нападают только потому, что она ведёт более разнообразную половую жизнь, чем это хочется её кавалерам, то вряд ли она замешана в историю с Кариной и Светланой. Выходит, что совпадение по времени ночного визита к Карине и начало нападений на Дину — действительно, просто случайное совпадение, и ничего больше.
С другой стороны, бухгалтера не верят в случайные совпадения, да и ведьмы — тоже. Или чей-то умысел, или проявление воли Высших Сил. Может, несмотря на то, что её пытались избить за разврат, всё-таки именно она подвезла Светлану? И пообещала ей, что никому не расскажет. Потому и растерялась, когда я её об этом спросила. Ведь если не она, то кто? Разве много женщин ездит по ночному городу, да ещё и в одиночестве?
— Вы со мной согласны, Елена Михайловна? — вырвал меня из пучины бесплодных размышлений Бубновый?
— Угу, — поддержал его Мешок. — Всё ты правильно говоришь.
— Заткнись! Я Елену Михайловну спрашиваю, а не тебя, болван!
— А она тебя не слушает, и правильно делает.
— Извини, Бубновый. Я погрузилась в транс и слышала только Высшие Силы. Повтори, пожалуйста, что ты мне говорил.
— А что вам сказали Высшие Силы?
— Что мы все умрём. А то я без них этого не знала!
— Сейчас? — испуганно поинтересовался Юра.
— Вот сроков как раз и не назвали, а ведь это самое важное. Ладно, не зря ж я попросила у отца телохранителей. С такими, как вы, можно никого не бояться.
— Спасибо, конечно, — Бубновый аж покраснел от удовольствия. — Но мы не так и хороши в этом деле, я бы на нас особо не надеялся. Особенно против Высших Сил, — он перевёл взгляд вверх и перекрестился.
— Вот же болван, — вздохнул Мешок. — Она тебе лапшу вешает, а ты уши подставляешь. Лучше бы по сторонам смотрел. У нас чёрный ‘Жук’ на хвосте, а ты его в упор не видишь.
Мы все оглянулись, но никакого ‘хвоста’ не увидели — за нами вообще никто не ехал, ни одной машины.
— Где ‘Жук’? — возопил Бубновый. — Нет никакого ‘Жука’!
— Есть. Ты что, совсем слепой?
— Да где же?
— Вон, на заднем стекле, — заржал Мешок.
— Кретин, — буркнул Бубновый и замолчал, возмущённо поджав губы.
— Дядя Бубновый, не сердитесь, — попросил Юра. — Жучка я уже выпустил в окошко, а вы повторите, пожалуйста, для тёти Лены то, что сейчас говорили. Это, наверно, важные вещи.
— Понял, Мешок? Я важные вещи сказал! Не то, что некоторые! Даже малец это понял.
— Угу. Всё ты правильно говоришь, — убеждённо согласился Мешок.
— Тьфу на тебя! Дурачок!
— Зато тачку водить умею, — ухмыльнулся наш шофёр. — Не то, что некоторые.
— Не обращайте на него внимания, Елена Михайловна! Я вот что говорил. Этот Юр Николаич, которому вы звонили, наверно, майор Нежный?
— Он, — кивнула я. — А что это меняет?
— Нежный — очень вредный мент. Но честный.
— Честных ментов не бывает, — возразил Мешок.
— Ну, значит, он — самый честный из ментов. Ещё ни разу кого-нибудь из наших не посадил совсем ни за что, и даже на допросах не врёт. И против адвокатов никогда не возражает. Других таких у нас в городе нет.
— Как это — совсем ни за что? — не поняла я.
— Вот смотрите, Елена Михайловна. Раскрывает он дело, и выходит на ребят, которые, например, взяли банк. Им не отвертеться, их сам Мелентий уже не спасёт. И тогда на них вешают ещё что-нибудь, какой-то ювелирный магазин, или там машину инкассаторов. Ментам выгодно, они закрывают висяк, а братве по барабану, срок тот же. Понимаете? Такое Нежный делает, а вот чтобы от балды кого-то взять, и заставить признаться — это уже не к нему. Не то, что другие менты.
— Хочешь сказать, что в целом он порядочный человек?
— Вот именно. А ещё он спец классный. На допросе его не обманет ни свидетель, ни подозреваемый. Или во всём признается, или Нежный будет знать, что ему лапшу вешают.
— И что?
— А то! Если он говорит, что та баба из Анапы торчала безвылазно в Анапе, значит, так оно всё и было. Какому-то другому менту могли мозги заморочить, а Нежному — ни в жизнь. Согласны со мной, Елена Михайловна?
— Нет, Бубновый. В профессионализме майора Нежного даже не сомневаюсь, но думаю, что баба из Анапы, как ты её называешь, в тот день была здесь. Я ещё не выяснила, как ей это удалось, Высшие Силы не хотят мне подсказывать, но если бы я поговорила со стариком Авдеичем, который раньше в театре работал, наверно, смогла бы это доказать. Если старик, конечно, не в маразме.
За разговорами я не смотрела по сторонам, а вот Юра был более внимательным.
— Мы едем не туда! — возопил он. — Тётя Лена, заколдуйте их поскорее!
— Мы едем как раз туда, — возразил Мешок. — Туда, куда надо Елене Михайловне.
— Ты что, везёшь её к нему? — теперь возопил уже Бубновый. — Она же не наша! Пусть она хоть сто раз дочь Кареты, но не наша! А за мальца я вообще уже молчу. Сын Мэрского!
— И что? Они его сдадут, что ли? Менты о нём и так знают. И имя, и адрес.
— Если их будут допрашивать, оба расскажут всё! А менты тоже не идиоты, глядишь, из рассказа что-то полезное и вытянут!
— Ты веришь, что менты будут допрашивать жену и сына Мэрского? Тогда ты ещё больший болван, чем я думал.
— Кто этот ‘он’? — поинтересовалась я.
— Приедем — увидите, Елена Михайловна.
— Мешок, но зачем? — Бубновый не мог успокоиться.
— Да затем! Если она докажет, что баба из Анапы приезжала сюда, это будет значить, что Нежный или лох, или взял на лапу! В лужу его посадит, как тогда этих важняков из Москвы. Ради такого дела можно и рискнуть, тем более, риска-то почти и нет!
* * *Мешок остановил машину перед убогими воротами, ведущими во двор какой-то довольно большой развалюхи, и посигналил. Через несколько минут ворота стали открываться, и я с удивлением заметила, что это делает не человек, а скрытый механизм. Если кто-то не жалеет денег на подобные вещи, почему бы ему заодно не раскошелиться хотя бы на примитивную покраску забора? Или здесь проживает большой оригинал, или демонстративная бедность жилища — не более, чем маскировка.
Когда машина подкатила к дому, Бубновый сразу же выскочил и собирался постучать, но дверь открылась раньше. Её жуткий скрип мог бы вызвать зубную боль. Зато девушка, которая вышла на крыльцо нас встретить, вовсе не выглядела ни убогой, ни бедной, ни разваливающейся на части. Красивая стройная блондинка лет восемнадцати как будто сошла со страниц глянцевого журнала. Её белое бикини выгодно оттеняло загорелую до медового цвета кожу, а босоножки вызвали у меня оторопь — тоже люблю высокие каблуки, но на таких ходить бы не смогла. Она же передвигалась очень грациозно.
Увидев её, Юра застыл со стеклянными глазами и открытым ртом. Мешок обернулся к нам и щёлкнул пальцами у парня перед лицом. Тот никак не отреагировал. Тогда он закрыл ладонью обзор, и Юра издал нечленораздельный звук, выражающий крайнюю степень возмущения.
— Не пялься на ту бабу, — веско посоветовал ему Мешок. — Хочешь полюбоваться на красивую женщину — вот тебе Елена Михайловна.