– Беззащитного? – ожила Вика. – Конечно, я хотела прикончить его беззащитным! Я его не убила, я только вернула долг!
– Подождите, успокойтесь и объясните по порядку. Какой долг, сколько вы у него занимали, не торопитесь, – прервал ее Кауров.
Женщина взглянула на него чуть насмешливо, потом достала из недр необъятного халата смятую пачку сигарет, закурила, глубоко затянулась и принялась рассказывать.
Вика действительно долгое время была любовницей Лешакова. Мужчина он был видный, ухаживал красиво, по нему сохла вся женская половина фирмы. Вика исключением не была. Конечно, она старалась вести себя несколько иначе, чем все остальные, но что такое «иначе», когда ты любишь человека, когда готов отдать ему все, включая собственную жизнь? Однако жизнь Вики Лешакову была без надобности, а вот телом ее он пользоваться любил. Нет, он к ней относился совсем не так, как к другим. Он выделял ее. Только ему Вика могла сказать все, что думает, только она могла повлиять на его решение, только она заставляла его возвращаться к ней снова и снова. Единственное, что она не могла заставить его сделать – это пойти в загс. Не хотел, боялся, понимал, что тогда придет конец и его похождениям, и свободе, и изобилию девочек. Может быть, он и решился бы когда-нибудь, но у него появилась еще одна зазноба – Дашенька. Эта чертовка была еще умнее Вики и у нее имелось одно существенное преимущество – она была замужем. Лешаков просто сходил с ума. Вика немедленно отошла на второй план, и как она ни бесилась – сделать ничего не могла. Она устраивала истерики, закатывала скандалы, но понимала, что безвозвратно проигрывает. Дашенька же, напротив, чувствовала себя совершенно спокойно, принимала от Лешакова дорогие подарки, ездила с ним на встречи, а потом и вовсе – нашла молоденькую глупышку и предложила Лешакову ее в жены. Тот, словно марионетка, выполнял все, что ему диктовала Дарья. После свадьбы этой недоразвитой Аллочки с Лешаковым Вика долго не могла прийти в себя. Однако прошло время, и все осталось по-прежнему. Вначале Вике думалось, что она никогда не сможет простить негодяя, что она заставит его ползать на брюхе, просить прощения и, кто знает, может, так бы все и получилось, если бы не эта Даша. Она просто издевалась над Грибовой! Стоило только Вике остаться наедине с Лешаковым, как эта бестия тут же, словно невзначай, появлялась и, хитро поводя глазами, напоминала о том, что теперь Лешаков уже посторонним женщинам не принадлежит, а является достоянием одной-единственной жены. Лешаков немедленно собирался и трусил к семейному очагу. Неизвестно, чем бы все закончилось, но Вика вдруг поняла, что ждет от сиятельного директора ребенка. Этой огромной радостью она решила поделиться с ним. К новости тот отнесся более, чем странно – исчез на некоторое время из фирмы, якобы по неотложным производственным делам, а когда приехал – принялся настойчиво сватать Вику какому-то одинокому бизнесмену Тетеркину. Тетеркин к умненькой и славной Вике не остался равнодушным и предложил ей свое сердце вместе с основным капиталом. Отказываться было глупо, и Вика решительно направилась в загс. После бракосочетания она уговорила мужа уехать в другой город, и все было бы замечательно, но… Тетеркин не был дураком и к беременности жены отнесся недвусмысленно:
– Это не мой ребенок, и усыновлять его, кормить и воспитывать я не собираюсь! – кричал он. – Я вполне дееспособен, у меня будут свои дети! Вот для своих ничего не пожалею, а чужого мне не надо! Я не деспот, не дикарь, иди, избавься от беременности и милости прошу – к семейному очагу.
Избавиться от ребенка Лешакова? Никогда! Так гордо заявила Вика, села в поезд и принеслась в родной город. Лешаков ее возвращению рад не был. А уж сообщение, что она собирается от него родить, и вовсе привело его в бешенство.
– От меня не может быть детей! Я тебе могу и справку показать!
Однако справка не понадобилась. Он был не дурак и ясно понимал, что любая экспертиза установит его отцовство.
– Немедленно избавься от ребенка! – кричал он каждый раз при встрече с Викой.
Но Вика и не думала это делать. Она уже любила своего ребенка, представляла, как будет его одевать, кормить, как будет выходить с ним на прогулку, она им уже жила. И тогда, видя ее настрой, Лешаков решился на страшный поступок.
В тот вечер он неожиданно встретил ее возле поликлиники. Вика теперь работала там медсестрой, потому что после ухода от мужа нечего было и рассчитывать, что ее возьмут обратно на фирму.
– Поедем в кафе, посидим, я угощу тебя мороженым. А еще я видел там изумительный торт, – ласково пел Лешаков и заглядывал Вике в глаза, как в самые первые дни их знакомства.
Сейчас об этом стыдно вспоминать, но Вика поверила ему сразу. У нее не сработала хваленая женская интуиция, у нее не екнуло сердце и на душе не заскребли кошки. Она села в машину абсолютно счастливой. Они выехали с шумного проспекта, и неожиданно Лешаков заволновался.
– Фу, ты, черт, – ругнулся он, остановил машину и открыл заднюю дверцу, где сидела Вика. – Надо же, огнетушитель под заднее сиденье забросил, а этот гаишник меня уже сегодня два раза предупреждал. Как пить дать, прицепится. Ну-ка, Вика, подвинься…
Тут она почувствовала легкий укол и медленно стала проваливаться в дрему. Кажется, потом был еще один укол, Вика точно не знает, потому что, когда она очнулась, она уже находилась в больничной палате, а возле нее сидела молоденькая медсестричка.
– Ну вот, пришли в себя, слава богу!
Девушка мило улыбнулась, потом позвонила кому-то по телефону и снова ввела Вике иглу, теперь уже в вену. В следующий раз Вика пришла в себя от того, что ее хлопала по щекам знакомая врачиха – девушка оказалась в своей поликлинике. Выяснилось, что она сидит на кушетке уже давно, кто ее привез и когда – никто не заметил, в поликлинике всегда много народу и на Вику обратили внимание не сразу. Потом какой-то старичок вспомнил, что дамочку в бессознательном состоянии привел заботливый муж, бережно устроил ее на кушетку и, пообещав сбегать за врачом, исчез. Конечно, никакой «муж» Вики так и не хватился, и она настояла на медицинском осмотре – у нее были для этого основания. Результаты осмотра ее просто раздавили – мало того, что она против своей воли была избавлена от ребенка, так еще и операция сделана была самым некачественным образом – молодая женщина больше никогда не могла бы стать матерью. Что почувствовала Вика, никакими словами передать нельзя! Она отлежала какое-то время в больнице, потом ее выписали. Она этого ждала. Что ей теперь делать, она знала. Она уйдет к своему ребенку, к маленькому, беззащитному ребенку! Она не знала – мальчик это был или девочка, но она уйдет к нему и узнает! Вика убралась в комнате – после приезда в родной город она снимала комнату, – привела себя в порядок, даже накрасилась – ребенок должен увидеть свою мать прекрасной! И выпила целую горсть таблеток. Но ей не повезло. Не вовремя явилась хозяйка квартиры и вызвала «Скорую». Вику удалось спасти. И когда она медленно приходила в себя в больничной палате, она узнала, что здесь же, в люксе, лежит Лешаков! Если это был не перст указующий, что же тогда?! Она решилась. Узнав все подробности его пребывания в корпусе, она составила план. Подготовка заняла всего один вечер. На следующий день, когда Лешакову поставили капельницу, в его палату тут же тенью проскользнула Вика. Ну а подменить капельницу ей, как медработнику, и вовсе никакой трудности не составляло. Свет тут был ни при чем. Она уже все сделала, когда в больнице погас свет. А теперь пусть с ней делают, что хотят, ей уже все равно.
Женщина закончила рассказ, и Кира почувствовала, что по ее щекам ползут соленые капли. Да уж, что и говорить, в последнее время она стала слишком сентиментальной – стареет, что ли?
– А как же так получилось, что вы, окончив медицинский, оказались работницей строительной фирмы? – спросил Кауров.
– Обыкновенно, – вздохнула Вика. – Вы что, не знаете, сколько медикам платят? Нет, конечно, круглую копеечку заработать можно, только для этого знаете сколько кланяться приходится? Нет, не работать, а унижаться – и потом, догадаются или нет «на чай» сунуть? Хотелось просто спокойно работать и получать нормальные деньги. Я пошла на курсы, умных слов нахваталась, потом заявилась в строительную фирму менеджером. Может, и не прошла бы с таким поверхностным образованием, но Лешаков смотрел только на ноги, поэтому я была принята. А уж потом и сама поднаторела. Да и работала бы, все у меня получалось…
Кира вдруг вспомнила разговор с Аллочкой, вдовой Лешакова.
– Вика, а ведь у Лешакова и правда не могло быть детей. Он операцию себе делал. Почему вы так уверены, что это был его ребенок?
– Операцию? Да он ее сделал уже после того, как я ему сказала, что беременна! Не мог иметь! Вы спросите у наших девчонок, сколько они по больницам от него бегали. Это теперь – да! От него детей не будет, он подсуетился, а тогда… Нет, он и боялся поэтому – стоило ему тогда пройти экспертизу, и… Да что там…
– А Дарья? Как она отнеслась к вашей беременности? – спросил Кауров.
У Вики удивленно приподнялись брови.
– А знаете… Здесь вообще что-то непонятное. Дарья, когда узнала, что у меня ребенок будет, совсем по-другому ко мне стала относиться. Она ненамного меня старше, всего на два года, но как мать – опекать меня принялась. Лешакова костерила по поводу и без повода, зарплату мне повысить заставила, а потом, когда вся эта заваруха произошла, я уж и не знаю, как она реагировала, не видела.
Поговорив еще какое-то время с Тетеркиной, незваные гости поднялись.
– Вы пока никуда не исчезайте. Поправляйтесь, в себя приходите, а потом все будет так, как должно быть. Или сами заявите…
Женщина снова равнодушно пожала плечами и, не дождавшись ухода посетителей, отвернулась к стене.
– Ну надо же, как жалко эту Вику, – вздыхала Кира, уже сидя в машине.
– А чего это жалко-то? – Кауров курил и стряхивал пепел на коврик. – Жила с этим Лешаковым, крутила им, как хотела, наверняка и деньгами мужик ее снабжал, да еще и замуж вытолкал не абы как, а за бизнесмена! Ну не нужен мужику чужой ребенок, ты же не знаешь, какие отношения у него в семье, а сам Лешаков тоже только что женился. И потом, может у него в роду болезни были наследственные, не зря же мужик на такую операцию отважился?
Кира махнула рукой:
– Что с тобой говорить! Это не ты сейчас говоришь, а ваша проклятая мужская солидарность! А ты что – не принимаешь во внимание, как жестоко он за нее все решил? Она спокойно хотела родить ребеночка, а он – зверь!
Кауров так разнервничался, что повернул машину в лес и затормозил.
– Если она хотела спокойно родить ребеночка, как ты говоришь, так на кой черт ей понадобилось устанавливать его отцовство? Ну и родила бы, в том городе, куда уехала, так нет же, вернулась и принялась ему себя навязывать! Он за нее решил, а она? Она разве за него не решила?! Она самостоятельно решила сделать его отцом, а потом, когда с этим у нее ничего не вышло, так же самостоятельно лишила его жизни! Жизни, понимаешь ты?!
– Она не знала, что творит!
– Ага-а? Не знала? Она все аккуратненько продумала, тихонечко выписалась и уехала в санаторий мучиться угрызениями совести. И вспомни: вначале она хотела покончить с собой. А потом это желание угасло, а вот заявиться в милицию – сие желание так и не возникло! Если ты помнишь, мы сами на нее вышли.
– Ты тоже зверь, – уже спокойно констатировала Кира. – И совсем не любишь людей.
– Я не люблю баб, которые вешаются первому встречному на шею, а потом строят на этом всю свою последующую жизнь! И очень возмущаются, если это им не удается. Мне и ты тогда в ресторане сразу не понравилась, потому что вела себя вызывающе, липла к мужикам и пригласила меня на танец.
От такой откровенности Кира даже задохнулась.
– Я?!. Я липла?! Да мне просто было хреново! От меня муж ушел! А я его, между прочим, любила! И сейчас еще люблю! Очень! Я жить без него не могу! И вообще, если ты такой… Такой… Если ты такой… евнух, так и съезжай с моей квартиры сегодня же! Надо же – я ему не понравилась! Да если бы ты тогда не согласился, я бы, может быть, с твоим братом подружилась! У него, между прочим, Ирка мне говорила, жены нет!
– Дурочка! У моего брата есть жена, они уже двадцать пять лет вместе. Ты опять все напутала. И съехать прямо сейчас я не могу, мне надо у тебя отсидеться. Я, между прочим, из-за тебя в это дерьмо влип.
Дальше Кауров уже не слушал Киру, завел машину и поехал к дому. А Кира и сама не хотела с ним разговаривать. Надо же! Она-то, дура, планы строит, а он – «не понравилась»! Да он ей сам не больно-то приглянулся, так ведь на безрыбье и рак – рыба!
Дома Кира продолжала хранить молчание. Она серьезно хмурила лоб, закатывала глаза к потолку и думала, как же ей самой отыскать Димку. От помощи Каурова она решила принципиально отказаться. Она знала, он все равно тоже будет искать – ему тоже надо как-то отличиться. В голове у Киры вдруг блеснула светлая мысль. Нет, мысль была не такая уж светлая, а, прямо скажем, сомнительная и даже опасная, но шанс выйти на след преступника появился! И только она собралась как следует посмаковать эту идею, как в прихожей раздался оглушительный звонок, а следом в замке заворочался ключ. Кауров стремительно влетел в кладовку, и Кира одарила его насмешливым взглядом в спину.
Глава 4 Что у пьяного на языке…
Конечно, это был Леонид. Он заявился с огромным тортом в какой-то импортной блестящей коробке, с букетом сильно пахнущих цветов и бутылкой шампанского. Кира, увидев все это, весело хрюкнула – без сомнения, бывший супруг собрался посидеть у нее не «десять минуточек». Вот и славно – пусть Кауров торчит в своей конуре, он себя сегодня вел отвратительно.
– Ленечка! – радостно запела Кира, встречая гостя. – А с какой это ты радости – с тортом, с шампанским? Случилось что-нибудь хорошее?
Ленечка явно чувствовал себя не очень хорошо, как-то непривычно робко и стеснительно.
– Я вот… Хотел просто забежать в гости… Я соскучился. Тебя увидеть захотел. Ты не знаешь, Оля когда приезжает?
– Оля? Она мне звонила, правда, только один раз. Говорит, там все дорого, деньги экономит. Конечно, Вадику она звонит… скоро приедет. Ты же ее на пятнадцать дней отправлял?
– На двадцать один, – зарумянился Леонид и украдкой взглянул на бывшую жену.
Разговор налаживался тяжело, со скрипом. Правда, после того, как бутылка опустела, беседа стала повеселей.
– Я вот думаю – какой же я дурак был, зачем… спешил? Нет, все-таки лучше, когда рядом с тобой – старый, верный друг, – вещал Леня.
– Если ты про меня, то лучше все-таки, когда рядом не просто старый друг, а красивая и любимая женщина.
Леня посмотрел на бывшую жену очень пристально и согласился:
– Пусть и не такая уж красивая, да? Кира, как ты думаешь, может, нам снова сойтись? Что-то я после того вечера у мамы на Элю смотреть не могу, меня все в ней раздражает. Почему это молодые – все такие глупые, а? Ну скажи ты мне, почему она меня встречает с работы в грязной комнате, а потом, когда я вхожу, тут же вытаскивает пылесос, начинает тереть тряпкой пол, причем оставляет жуткие разводы, бежит поливать цветы, а потом радостно сообщает, что ужин будет готов уже через три с половиной часа! Ну и чем она, спрашивается, весь день занималась?
– Ах, Ленечка, я-то откуда знаю? Ты у нее и спроси.
– Кира, я к тебе хочу! Я хочу приходить сюда, и чтобы на столе дымился ужин, а ты сидела рядом и смотрела мне в рот. Я хочу, чтобы рубашки стирала ты, а я их только надевал. И чтобы не гладить самому. Я даже согласен – уходи с работы. Точно – уходи с работы, сиди дома, принимай в гостях свою Машку, собирайте с ней сплетни, а я… Давай, а?
Кира ответила, что она обязательно подумает. Она даже, скорее всего, согласна. Вот дела кое-какие завершатся, и можно еще раз в загс сбегать.
Конечно, она ни за что бы этого Лене не сказала, если бы в кладовке не сидел заносчивый Кауров. Ему не нравятся свободные женщины? Что ж, посмотрим, как ему понравится Кира, которая решила принять обратно в дом своего бывшего супруга, законного, между прочим!
Леня же ничего не замечал. Он уже вовсю играл глазами, щерился лошадиными зубами и вилял тощим задом.
– Кира, а как на счет супружеского долга? Я готов!
– Любимый, долг – это хорошо, но лучше деньгами, – томно улыбалась Кира и все его попытки к постельному режиму пресекала. Для Каурова это был бы уже перебор.
– Кира, а что это у тебя шуршание слышится какое-то? Где это, не пойму? – насторожился вдруг Леня.
Кира улыбнулась совсем медово и фальшиво рассмеялась:
– Глупенький! Ты забыл, что у меня полный дом зверья?! У меня ведь кто только не живет – и кобели, и попугаи, и бараны, отчего ты испугался?
Леонид ушел только поздно вечером, когда стрелки уже подбирались к двенадцати. Кира тепло распрощалась с бывшим мужем и посмотрела на дверь кладовки – выпускать Каурова, или пусть до утра помучается?
Решив, что он уже получил сполна, она с легким пренебрежением распахнула дверь. Кауров вышел помятым и каким-то потрепанным. Ни слова не говоря, он подозвал пса, нацепил на него ошейник, влез в куртку и стал открывать замок.
– Кауров! Ты куда это? – вытаращилась на него Кира.
– Я не хочу больше проживать у чужой жены. Это не в моих правилах.
– Ох-ох-ох! Значит, к Машеньке бегать – правила позволяют, а она, между прочим, тоже замужняя! А у меня, значит, жить – совесть мучает!
Кира вцепилась в собачий ошейник.
– Сам можешь мотать на все четыре стороны, а пса не дам! Ему не под силу каждый раз под тебя подстраиваться.
– Это мой пес. Отцепись! – рыкнул Кауров.
– Фиг тебе! Я его кормила, гулять водила, я теперь имею такое же право на него, как и ты! Иди! До первой остановки. Там тебя милиция под белы рученьки сцапает – и в камеру. У них как раз с процентом раскрываемости напряженка. Иди, иди! И никто тебя оттуда доставать не будет. Потому что ты сам никому не помог, и тебе никто не поможет! Дезертир!