На деревянном крыльце нас встретил здоровенный мужик в кожаном переднике и замысловатой литовской шляпе. Первым делом он представился: «Я мельник Якобс, это моя мельница. И вы будете сегодня ночью моими гостями. Ничему не удивляйтесь и, пожалуйста, не пугайтесь. Прошу на мельницу».
Мельник внезапно исчез, словно сквозь землю провалился. Дело принимало любопытный характер. На втором этаже мельницы был оборудован своеобразный то ли ресторан, то ли шинок. Невысокие дубовые столы, а вместо стульев мешки с зерном, словно приготовленные для помола. На столах пока ничего не было, но не успели мы оглядеться, как по деревянной лестнице откуда-то сбоку к нам спустились три миловидные одинаково одетые в литовские платья девушки, очень похожие друг на друга. Это были, оказывается, дочери мельника. Видимо, служившие у отца подавальщиками блюд, по-нашему, официантами.
Они ловко стали выставлять на столы какие-то закуски, салаты, грибы и незнакомые нам травы. Затем на столах появились горячие блюда, огромные куски тушёного мяса, а на больших тарелках — куски ровно нарезанной холодной говядины. Здесь её употребляли вместо хлеба. Не прошло и десяти минут, как эти же девушки принесли три здоровенных кувшина с вином и удалились.
Позже нам стало известно, во-первых, что в эту ночь на мельнице ужинают две группы: наша и английская. Заметим, чтобы попасть в это экзотическое место, на эту «чёртову мельницу», не только в Литве, но и по всей Прибалтике приобретаются места за два месяца вперёд.
Мы, естественно, взялись за привычное нам дело — выпивку и закуску. Литовское вино, видимо, творчество самого мельника и его подручных «чертей», сразу шибануло нам в головы. И всё закружилось, завертелось, загудело. Заиграла неземная музыка, от неё нам стало явно не по себе. А в скрытых до сего времени амбразурах вновь засветились и закривлялись здешние черти.
В самый разгар «завтрака», когда наши ребята уже здорово набрались и успели побрататься с членами английской делегации, вдруг раздался громкий выстрел, и с двух сторон прыгнули в наш «ресторан» пятеро мужиков со старинными мушкетами и кинжалами в руках.
Их главарь — настоящий пират с одним глазом — громко объявил: «Это нападение! Если хотите остаться в живых и не сгинуть в здешних болотах, платите выкуп!», и выставил вперёд корзинку. Нам ничего не оставалось делать, как опустить в нее по червонцу.
Разбойники исчезли, веселье продолжалось до самого утра. Всё перемешалось, и полностью сменился репертуар: ельчане пели «Шумел камыш», англичане завели свою мелодию. В головах у нас не шумело, а гудело от выпитого вина, от всей этой дьявольской кутерьмы.
Кстати потом нам рассказали, что хитроумный мельник, подмешивал в вино «живые» травы, от чего гости не только пьянели, но и вообще плохо соображали, что с ними происходит. Мы-то выдержали этот «натиск», а вот один молодой англичанин с криком выбросился со второго этажа на траву.
Сами понимаете, домой мы возвращались, можно сказать, в невесомом состоянии. А когда покидали мельницу, у порога стояла корзина со знакомыми нам бутылями — «пропитание» в дорогу. Правда, вслед нашему автобусу ни один чёрт нам больше уже не кривлялся. Проще говоря, мы просто ничего вокруг себя уже не видели и не слышали. Однако о чёртовой мельнице еще часто вспоминали.
КАК ТРИ ГЕРОЯ СПАСЛИ РОССИЮ(сказка — быль)
Россия, Липецк — Курская магнитная аномалия
Знаете ли вы, друзья, где живёт бессмертная Хозяйка Медной горы? Даже не горы, а целого тысячекилометрового подземного хребта? Подземного медного царства? Не знаете. Тогда прочитайте сказку-быль о трёх Героях, двое из которых Иваны, а третий — Виктор.
Я в ту пору служил пресс-секретарём у генерального директора Новолипецкого металлургического комбината, который до сего времени считается одним из крупнейших в мире. Возглавлял его тогда Первый Иван — Герой социалистического труда, лауреат многих-многих премий — Иван Васильевич Франценюк. Второй Иван, по отчеству Пантелеевич был на Первой Домне обычным газовщиком. И однажды в суровую зимнюю пору Хозяйка Медной горы, осерчав на всю Курскую Магнитную Аномалию, напустила злые чары на людей. Мороз — бой-френд Хозяйки, которую в народе звали и зовут Домной Ивановной, по её велению и своему хотению сковал горы медной руды, которую с нетерпением и тревогой ждали металлурги, а за ними тянулась нескончаемая цепочка тысяч предприятий. Комбинат был на грани остановки, ибо без руды нельзя было плавить чугун, варить сталь, катать стальной лист, которого ждали более 30 труболитейных заводов, а от них зависели тысячи и тысячи километров газовых и нефтяных труб, корабельные верфи, железные дороги, всего и не перечтешь.
Напрасно «бомбили» директора «КМА руда» и металлурги, и министры, и даже члены Политбюро ЦК. Бой-френд Мороз вкупе с Домной Ивановной не желал подчиняться никому. Мало того, на рудники они послали небывалый снегопад. Рассказывали, что в город Губкин срочно вылетели несколько больших начальников из Москвы, но Домна Ивановна напомнила им, кто здесь настоящий хозяин: морозу добавила и снежку подвалила. И на подлёте к городу Старый Оскол, самолёт с начальством чудом не разбился. Над Курской Магнитной Аномалией и в тихую погоду, бывало, самолёты вдруг начинало сильно трясти и их оглушали молнии, сверкавшие в голубом и безоблачном небе, а тут… зима, буран, стужа. И все это из-за дурного настроения Домны Ивановны, которая, в общем-то не желая людям зла, помогла лётчикам вырваться из магнитной бури и вернуться домой.
Я помню, как на столе у генерального зазвонил красный телефон, на котором вместо циферблата была надпись «Председатель Президиума Верховного Совета СССР». Слышимость была отличная, и до нас донёсся рокочущий бас: «Иван! Ты что, решил остановить всю промышленность страны? Понимаю ваши трудности, но раскинь мозгами, умилостиви разгневанную Хозяйку Медной горы, ведь ты у нас великий кудесник, весь мир удивляешь, а тут…»
И тогда решил Большой Иван призвать на помощь младшего Ивана, что из доменного цеха. Я это запомнил, потому что сам присутствовал при этом разговоре:
— Слушай, Пантелеич! — Гендиректор покосился на Золотую звезду Героя и продолжил, — слышал, наверное, какая беда приключилась у горняков: руды навалом, но она в монолит превратилась, экскаваторы вышли из строя, а вручную кайлить руду горняки отказались, не под силу им это дело.
— А я-то что могу сделать? — спросил Иван-младший.
— Поезжай в город Губкин, обратись к горнякам, объясни ситуацию, поклонись, попроси помощи. Ведь кто лучше поймет друг друга? Только рабочие люди. Ты — рабочий, они — рабочие. Вы друг друга должны понять, металлургам нужна руда, хоть умри! Все домны, все агрегаты переведены на малый ход, ещё пару дней, и всё встанет. Езжай, с Богом, и закоренелый атеист Иван Франценюк осенил Пантелеевича крестным знамением.
Не станем описывать, как добирался до Курской Магнитной Аномалии младший Иван Пантелеевич. Не заезжая в гостиницу, отправился на главный рудник, глянул сверху на рудничный двор, который более чем вдвое превышал московские «Лужники». Обычно тут под погрузкой выстраивались вереницы самосвалов, а на подъездных путях их ждали десятки железнодорожных составов, их называют «вертушками», ибо они ходили по кольцу. Этим морозным утром на руднике не было ни одного человека, ни одной машины. Иван Пантелеевич спустился на грузовой двор, отыскал бригаду грузчиков, которые сидели в жарко натопленных вагончиках и с недоумением посмотрели на незнакомого человека.
— Ребята! — заговорил Иван Пантелеевич, — я доменщик из Липецка, у нас руда на исходе, а домны по технологии должны работать 30 лет. Словом, войдите в наше положение. Я — работяга, и вы — работяги.
— Ишь ты, какой смелый выискался, — сказал один из грузчиков, — видишь, что творится? Мы уже трое суток дома не были.
— Братцы, братцы! Руда нужна, позарез! Помогите не мне, а всей стране!
— Да шёл бы ты отсюда, покуда цел. — Механизмы из строя вышли, а мы человеки, чай, не железные. — Возьми-ка кайло и покажи нам пример, как монолит крушить.
Взял Иван Пантелеевич кайло, лопату и вышел на завьюженный рудный двор. Спустя какое-то время, бригадир выглянул на двор. Он был уверен, что странный липецкий гость давно ушёл на станцию и уехал домой. Но Пантелеевич, сбросив телогрейку, с ожесточением рубил монолит. Бригадир подошёл ближе и, увидев на груди незнакомца Золотую звезду Героя, только покачал головой и поспешил к своим рабочим.
Как известно, иногда и добрая весть на крыльях летит: к полудню слух о Герое, который на морозе сражается со смерзшейся рудой, облетел весь рудник. И уже к обеду на своей машине подъехал давний знакомый Куприянова — бригадир экскаваторщиков, тоже герой Социалистического Труда, Виктор Сотниченко, который сразу всё понял.
Они обнялись и встали рядом. Сотниченко протянул Куприянову термос с горячим чаем, и спустя несколько минут руду кайлили уже два Героя страны. Ближе к вечеру, когда первый вагон уже наполовину был заполнен рудой, к ним подъехал микроавтобус, и шофёр, распахнув дверцу, пробасил: «Ну, ребята, кончай «ночевать», поехали в управление, там весь наш «Верховный Совет» собрался. И, действительно, узнав о случившемся на рудном дворе, генеральный директор Комбината «КМА руда» успел не только собрать ответственных за отправку руды, но и «накрутить им хвосты».
Куприянов и Сотниченко вошли в кабинет и сразу, без вступлений, начали стыдить горняков. Затем Иван Пантелеевич достал свой заветный радиотелефон и позвонил в Липецк, доложил генеральному как о деле, уже решённом: «Завтра к обеду прибудут первые вагоны с рудой». Директор комбината только руками развёл и, повернув лицо к заместителю, ведающему отправкой сырья, приказал: «Собери ночную смену, ремонтников, объяви аврал и чтобы погрузка и отправка руды в Липецк пошла по графику. Отвечаешь лично!».
— Ну, герои, ну, молодцы! — сказал, обращаясь к Куприянову и Сотниченко, — чувствую, что вы своим поведением умилостивили Хозяйку Медной горы. Пока вы сюда ехали, подняла Хозяйка всю ночную смену и вытолкала их на погрузку».
Совещание было окончено, и директор Комбината пригласил Героев в столовую. От сытного ужина они не отказались. Но что касаемо «накатить для сугрева», попросили убрать водку с глаз долой: «Вот пойдет руда, тогда и отметим нашу рабочую солидарность».
А спустя несколько дней в заводоуправлении Новолипецкого комбината встречали Ивана Пантелеевича, играла музыка и над площадью разносились слова марша Металлургов, написанные Анатолием Баюканским:
А вот потом уже была пьянка в честь Ивана-спасителя; пили от души. И я там был, и водку пил, и мысленно сочинял сказ о Хозяйке Медной горы.
ТРИ КЛАССИКА, НЕ СЧИТАЯ МЕНЯ
Абхазия, Пицунда
Однажды, находясь в Доме творчества, я получил приглашение от Валентина Осиповича Осипова, тогдашнего всесильного директора издательства «Художественная литература», известного критика и литературоведа, почтить посещением его апартаменты по случаю дня рождения жены. Приглашение, как пишут дипломаты, было с благодарностью принято.
Прихватив подарок, я направился в «секретарское крыло» здания. Нашел нужный номер. Каково же было мое изумление и радость, когда я увидел хорошо знакомых секретарей Российского Союза писателей, очень популярных и любимых в народе Анатолия Степановича Иванова и поэта Николая Константиновича Доризо. Они были с женами, нарядно одетые.
Здесь я позволю сделать краткое, но важное отступление. В Доме творчества, как и в любом месте, где проходили литературные тусовки, перед этими литературными «китами» откровенно заискивали рядовые писатели, надеясь получить протеже, порой приглашали и «на рюмочку», но ни один из этой троицы не шел на контакты, не давая повода вести себя запанибратски. Осипов, Доризо и Иванов были строги, щепетильны и недоступны. А тут, в своем кругу, все без лишних разговоров выставили на стол «пузыри» с дефицитными в ту пору импортными спиртными напитками.
С тихим ужасом я наблюдал, как Валентин Осипович, на правах хозяина, разливал первую бутыль, «отпускал» каждому, исключая женщин, по стакану до краев. Я понял: секретари решили «раскрепоститься». Не успев прийти в себя от наркомовской нормы, я увидел вновь наполненные стаканы.
Только после двух «рюмашек» потекли задушевные разговоры. Они в основном сводились к злободневной тогда теме: зажиму русскоязычных писателей. На мою голову обрушился водопад фактов, которые, признаюсь, обескуражили и меня. Оказывается, в крохотной автономной республике Абхазия насчитывалось более ста членов Союза писателей. Это на 120 тысяч населения. В «писатели» пачками принимали людей во всех «братских» республиках и областях. Достаточно было открыть справочник Союза писателей СССР, чтобы убедиться в правоте слов моих собеседников. Сотни никому неизвестных литераторов малых народов носили почтенные звания «народных писателей», акынов.
— А вот ты, Толя, — сказал Иванову Валентин Осипович, — замечательный русский писатель, автор таких полюбившихся зрителям полотен, как «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов», а ты у нас не народный писатель.
— Званий для меня нет, — грустно улыбнулся Анатолий Степанович.
Словом, разговор затянулся допоздна. Потом, по предложению Николая Доризо, каждый в перерыве между тостами стал рассказывать самую памятную для него историю своей жизни. Позже запели русские народные песни.
На следующий день, дождавшись, когда Валентин Осипович с супругой пришли на завтрак, сели за наш стол, я спросил:
— Вчера вы подарили мне большую радость, но… никак в толк не возьму, почему именно меня вы пригласили на эту встречу? У вас столько знакомых, каждый был бы счастлив.
— Вопрос законный. Мы с женой, сидя рядом за столом, вот уже около 20 дней наблюдаем за тобой.
— Ну и как?
— Нам понравилось, ведешь себя достойно, не суетишься, не пытаешься ломать шапку перед литературным начальством. Мы не ошиблись в тебе. Особенно, когда я предложил помощь в издании нового романа, ты отказался. Нынче на эдакий подвиг мало кто решится из нашей братии.
— А почему я отказался?
— Сказал, что еще не созрел для столь могучего издательства, как «Художественная литература».
Честно говоря, видимо, я был настолько пьян, что не мог даже вспомнить этот разговор. Осипов положил мне руку на плечо:
— Хочешь, честно? Надоели до смерти московские жополизы, а ты… дальневосточник, северянин… Повторюсь: ежели будет нужна дружеская помощь, дельный совет, не стесняйся, вот наши координаты. — Валентин Осипович подал мне визитные карточки сразу трех секретарей Российского Союза писателей.
Признаюсь, одним адресом я много позже воспользовался. Когда завершил крупный исторический роман, очень острый, написал несколько фраз главному редактору «Молодой Гвардии» Анатолию Степановичу Иванову, к письму приложил аннотацию. Ответ получил очень быстро: «Присылай свой опус!», что мною и было сделано, хотя отлично понимал: вряд ли столь солидный журнал возьмется опубликовать роман.
Каково же было мое изумление, когда в 7 и 8 номерах журнала за 1993 год был напечатан журнальный вариант романа. Не думаю, что это было сделано благодаря нашему знакомству.
Вроде бы роман «Накрыть знаменем, вернуть шпагу» получился. Редакция, да и автор получили множество откликов. Один из них осмелюсь воспроизвести здесь: «Уважаемый Анатолий Борисович! С превеликим наслаждением читаю Ваш роман «Накрыть знаменем, вернуть шпагу»! Написано, на мой взгляд, исторично, психологически выразительно, ярко, характеры живые, сочные, «нервные», одним словом, настоящее художественное полотно жизни послепетровской России. И что самое главное, в романе ясно прослеживается связь с нашими недобрыми временами.
Несколько слов о себе. Я литературный критик, член Союза писателей России, заведующий кафедрой Тверского госуниверситета. Я обязательно познакомлю с вашим романом своих студентов. Когда книга полностью выйдет в свет, пришлите экземпляр для научной работы. В. Юдин…»
Этот отзыв стоил многих. А в 1999 году роман под названием «Фамильный алмаз прокурора» вышел, наконец, в свет. И первые три экземпляра я отправил старшим товарищам Валентину Осиповичу Осипову, Николаю Константиновичу Доризо и Владимиру Юдину.
Прошли годы, к великому сожалению Анатолий Степанович Иванов умер. Он все-таки стал народным, получил даже звание Героя Социалистического Труда, а Валентин Осипович Осипов, которому мой сын передал от меня привет и напомнил обстоятельства нашего знакомства, смущенно заметил, «К сожалению, не помню».
«С КОРОВОЙ И БЕЗ КОРОВЫ…»(ВЛАДИМИР ЛИЧУТИН)
Россия, Подмосковье, поселок Переделкино
Часто вспоминаю Дом творчества писателей в Переделкино — подмосковный поселок, где расположился писательский городок, мемориальные домики Пастернака, Чуковского, дачные места, где за крайними домами уже угадывается высотная Москва. Как здорово! Ты разом в подмосковном лесу и одновременно в Москве. В тот раз наши молодые сердца учащенно бились: приехали на всесоюзный семинар очеркистов, попасть куда было большим счастьем для журналиста, чье творчество соприкасалось с писательским. Конкурс на семинар был обалденный. Претендентов — уйма, в основном, журналисты из «Комсомолки», «Правды», «Известий», а нашего брата — переферийщика — раз, два и обчелся.