- Ладно, - с неохотою согласилась она. - Буланая мне подходит.
- Вижу, ты знаешь толк в лошадях, Тротас Анжелиас, - одобрительно заметил Шон, подходя к мощному жеребцу командора. Каурый скосил на него огромный черный глаз и тихо всхрапнул, будто признавая в этом большом человеке нового хозяина.
Тротби кивнул Шону и повернул своего вороного в обратную сторону.
- Что ж, поехали! - Энна ловко вскочила на маленькую изящную буланую, оглянулась на спутника. Тот уже сидел в командорском седле, с удовольствием рассматривая роскошную, расшитую золотом и бисером уздечку. Судя по всему, покойный Лобл не был особенно щепетилен при сборе налогов - откуда иначе у капитана стражи такой конь, такие доспехи и такая сбруя?..
Неспешным шагом Эннина кобылка пошла за прекрасным вороным Тротби. За ней тотчас последовал широкий как тумба конь Шона, видимо влюбленный в стройную буланую красавицу. Затем к ним присоединились клячи трех стражников, изрядно покусанные обезумевшими от крови стервятниками...
Полдень миновал. Солнце уплыло дальше, за деревья. Дорога потемнела от теней; тишина уже не была столь прозрачна, как утром - хруст сухих листьев под копытами ничуть не нарушал её, равно как и тихий посвист Одинокого Путника, и бряцанье оружия, привязанного за ножны к седлам. Легкий ветерок затих ненадолго, потом развернулся и задул в спины всадникам, подгоняя. Словно почувствовав его, Тротби с улыбкой махнул рукой новым спутникам, призывая их поторопиться, и пришпорил вороного.
* * *
Через некоторое время они снова перешли на шаг. Сначала ехали молча.
Шон, очарованный величественной красотой древнего леса, немного отставал от спутников.
Энна, наплевав на хорошие манеры, с любопытством разглядывала Тротби. Черты его бледного лица были резки и прямы; белые брови вразлет; твердый подбородок рассекал широкий розовый шрам; длинные нестриженые волосы цвета соломы достигали плеч. Затем он оглянулся на миг, девушка увидела его глаза и взгляд, и вздрогнула в мистическом ужасе и восхищении. До того он щурился, взирая на мир насмешливо, высокомерно, а сейчас, задумавшись, посмотрел открыто. Огромные, обрамленные темными густыми ресницами глаза его были странного сиреневого цвета, с голубыми чистыми белками, умные, проницательные и глубокие. Еще Энна заметила в них печаль, но не ежемоментную, а долгую, естественную. Что-то странное таилось в душе этого парня. Страх? Тревога? Предчувствие боли и смерти? Конечно, юная воительница не могла сего определить, но очень хотела. Пока одно для неё было несомненно: Тротби родился не в хижине пастуха и не в лачуге сапожника. Его колыбель стояла или во дворце короля или в замке благородного рыцаря - в этом Энна нисколько не сомневалась.
Вздохнув, девушка отвернулась от нового знакомого. Рациональный ум её не задержался на бесполезном размышлении о его странной внешности, прекрасных глазах и причинах столь постоянной печали; он занялся совсем иным. Почему на Тротби простая одежда? Куда он ехал с Лоблом и железными воинами? Кто он? Энна намеревалась непременно получить от него ответы на все свои вопросы, ибо яд подозрения уже давно, много лет назад, проник в её душу и не давал покоя. Едва удостоверив личность Одинокого Путника, волею судьбы девушка встретила Тротби, и теперь настала его очередь доказывать чистоту помыслов и свою непричастность к стану врагов.
Новый вздох вырвался из нежной груди Энны, а что он означал, она и сама не знала.
- Трупный день, - пробормотал Шон, догоняя спутников.
- Что? - девушка с недоумением посмотрела на него.
- Нынче трупный день, - повторил Шон. - Он начался с жалкого трупика бедной мыши, продолжился пятью трупами тимитских стражников, а чем закончится?
- Чьими трупами? - уточнила Энна.
- Ну да.
- Надеюсь, что не нашими.
- Я тоже надеюсь.
И Шон мрачно замолчал, уставясь в далекую точку горизонта. Видимо, его все ещё терзали мысли об убиенных им железных воинах.
Тротби, уловив его настроение, сказал:
- Не стоит сожалеть о них. Если б вы не оказались проворнее, они непременно прикончили бы вас, как до того прикончили одного беднягу, который попался нам при выезде из города. Он всего лишь замедлил шаг и всмотрелся в мое лицо... И потом, эти воины Лобла - коварные воры и подлые убийцы. Сотни бедняков Нилама смогут теперь жить спокойно - во всяком случае, пока...
- Пока градоправитель не назначит нового командора, а тот не наберет в свой отряд новых бандитов, - закончила фразу Энна.
Тротби кивнул; взор его на мгновение затуманился, как будто странная мысль посетила вновь и сразу пропала, оставив лишь воспоминание о себе. Он тряхнул головой, так что прямые соломенные пряди перелетели за спину, и прошептал себе под нос: "Наваждение..."
- О чем ты? - мягко спросил Шон, отвлекаясь от созерцания светлой дали.
Энна, которая ничего не слышала, насторожилась. В серых глазах её вспыхнуло любопытство.
- Нечто в прошлом мучает меня, - тихо сказал Тротби, опустив ресницы. - Оно возникает вдруг, не проявляясь отчетливо, а потому я не могу дать ему названия. Бывает ли с тобой такое, Одинокий Путник?
- Всякое бывает, милый.
Энна удивленно приподняла рыжие брови: Шон разговаривал с этим парнем как с ребенком, коего несправедливо обидели - ласково, участливо... И, кажется, ему даже в голову не пришло для начала узнать о его жизни и его сути, а потом уж и жалеть - кстати, неизвестно, за что. "Нечто в прошлом"! Вот это бред! Да у каждого в прошлом есть то самое нечто, какое может и мучить и терзать, если дать ему волю.
- Ты родом из Нилама? - наконец задал Шон дельный вопрос.
- Нет, - покачал головой Тротби. - Я родился в плодородных землях Хоса и рос там до двенадцати лет. Затем мои родители умерли, и я переехал в Тим, к дяде.
- А кто твой дядя? - решительно вмешалась Энна, видя, что разговор вот-вот снова угаснет, ибо вежливый Шон вряд ли пожелает допрашивать этого мрачного парня с пристрастием.
- Обычный гражданин Тима, - ответил Тротби на удивление охотно. - Он не тимит, а такой же хосиец, как я и мои родители. Но в юности влюбился в красавицу из Нилама, приехал к ней со всем своим скарбом и намерением немедленно на ней жениться, однако она, как назло, внезапно скончалась. Дядя предался унынию и возвращаться домой не пожелал.
- Он жив сейчас? - продолжал спрашивать Шон, по обыкновению мягко улыбаясь.
- Да.
- Богат?
- Да.
- Как же он позволил командору забрать тебя против воли твоей?
Тротби заколебался. Он не собирался открывать первым встречным все тайны своей жизни, но перед Одиноким Путником почему-то чувствовал некоторое смущение - так ученик робеет наставника и не решается слукавить, беседуя с ним.
- Хорошо, - сказал он твердо. - Я расскажу вам, как я попал в руки Лобла и его людей.
Энна удовлетворенно усмехнулась и мысленно поздравила себя с победой. Сейчас она все узнает...
* * *
- Моя дядя Лансере, верный памяти своей красавицы, более никогда не думал о женитьбе. И, будучи весьма добродетелен, не завел детей на стороне, как это делают в наше время многие одинокие мужи. Потому всю свою жизнь он прожил в большом доме, с полусотней слуг, но без семьи. Так продолжалось до того самого дня, когда я в одночасье лишился своих дорогих родителей.
Узнав о смерти брата и его супруги, дядя послал за мной карету с десятком охранников. Они прибыли вечером, ночь провели в доме, а утром, после погребения, повезли меня в Нилам. Я ехал и вспоминал, как комья сырой земли падали на деревянные ящики с холодными телами моего отца и моей матери... Мне было всего двенадцать лет, я плакал и обещал богам отмстить им за смерть Анжелиаса Тита Бада и Винченсы, дочери Килина...
Тут Тротби запнулся, бледные щеки его порозовели. Даже не взглянув на спутников, он пустил вороного вскачь и вскоре исчез в легкой туманной дымке горизонта. Листья, вздыбленные копытами его коня, порхали в воздухе словно бабочки; потом дунул ветер и унес их в лес; дорога снова была пуста и тиха.
- Он удрал! - крикнула девушка в гневе, оборачиваясь к Одинокому Путнику. - Скорее за ним!
- Погоди, - сказал Шон, за повод притягивая к себе Энну вместе с её буланой. - Не стоит его догонять. Мальчик вспомнил родителей и хочет поскорбеть о них в одиночестве. Поедем шагом; я уверен - он подождет нас там, дальше.
- Как знаешь, Одинокий Путник.
Недовольство в голосе юной воительницы ничуть не смутило Шона. Он и не думал торопиться. Напротив, он остановил своего каурого, спрыгнул с него; затем выудил из дорожного мешка кольцо веревки, размотал его и тщательно связал в цепочку трех одров, что так и плелись за ними всю дорогу.
- В Ниламе мы их продадим, - пояснил он Энне, которая безуспешно пыталась поразить его взором огненным и негодующим. - По две монеты за каждую вполне можно выручить. Так что хороший ужин и ночлег нам обеспечен. Хоть я и чувствую себя нынче разбойником с большой дороги, но пока я хожу по этой земле, мне все же надо чем-то питаться и где-то спать...
Он привязал первую лошадку к каурому и опять забрался в седло.
- Ну, Энна, теперь едем. Тротби наверняка уже устал нас ждать.
Девушка очень в этом сомневалась, но ничего не сказала Шону. Про себя она уже решила, что Одинокий Путник лучше целой дюжины всяких там Тротби, а посему не стоит и спорить с ним по таким пустякам.
К её удивлению, вскоре она действительно увидела вдалеке удравшего попутчика. Он ждал их, мрачно глядя в глубину леса. Там было черно, как в морской пучине, и вокруг тоже постепенно начинало темнеть. На белых волосах Тротби сейчас не сверкали солнечные лучи, а яркие разноцветные листья, ковром покрывшие дорогу, стали одинаково серыми. Ветер дул в разные стороны, качая длинные ветви и верхушки дерев. Вот он рванул вдруг с дикой мощью, осыпав путников пылью и трухой, спутав шелковые гривы лошадей, и снова затих.
- Ночь будет холодная, сырая, - Шон зябко передернул плечами, вынул из мешка старую куртку и надел её, - но это вовсе не значит, что мы должны гнать лошадей, дабы поскорее достичь Нилама. К тому же, я не прочь перекусить немного. А вы?
- Я тоже, - тихо ответил Тротби, не отрывая неподвижного взора от лесной чащи.
Энна промолчала, но лишь потому, что ужасно проголодалась и ей стыдно было в этом признаться. Одинокий Путник, проницательный как оракул и мудрый как первый королевский советник, понял сие сразу. Не теряя и мига, он соскочил с каурого, быстро развел костер на обочине дороги, и, вытряхнув из бездонного мешка своего всю снедь, аккуратно разложил её на чистой тряпице. Энна и Тротби, до того уныло и с долей печали взиравшие на действия ловких рук Шона, при виде еды тотчас оживились: оставив коней, они подошли к костру и чинно уселись по обе стороны от него, причем Тротби изо всех сил старался не смотреть на огромные ломти каравая, перья зеленого лука и кусок холодного мяса, покрытого ароматным желе. Воспитание не позволяло ему протянуть руку к еде прежде женщины и старшего товарища. Он выжидательно уставился на Одинокого Путника, который, кажется, совсем не торопился начинать трапезу, а увлеченно бросал в костер сухие палки; потом перевел взгляд на Энну. Юная воительница и не думала стесняться. Разорвав на три части кусок мяса, она взяла себе меньшую, Тротби сунула среднюю, а Шону оставила самую большую, и с энтузиазмом принялась жевать, закусывая мягким пористым хлебом.
В преддверьи сумерек защелкали, засвистали лесные птицы. Небо чуть потемнело; стаи маленьких тучек стремительно проносились в серой вышине, иногда попадая в красный солнечный луч и вспыхивая сотнями рубинов и алмазов. Путники, насытившись, умиротворенно смотрели на яркие языки пламени, меж коих плясали золотистые искры, и думали о вечном. Вечное каждому представлялось по-своему. Для Шона это была дорога - дальняя, без видимого конца. Он видел себя седовласым усталым мужем, задремавшим на обочине, потом сгорбленным старцем с клюкою, бредущим на огонек постоялого двора, потом просто облаком, летящим на ветерке... Далее мысль Шона не простиралась, но он и не хотел знать, что будет с ним далее.
Зато Энна хотела знать о каждом мгновении своей жизни. Ее вечное состояло из драк и сражений, из веселых пирушек, из друзей и врагов... Где-то в глубине её чувств ещё таилось множество мечтаний, и одно из них имело название "любовь", но пока она даже самой себе не произносила это слово. Вообще, она ощущала совершенно ясно, что в какой-то момент своей жизни сошла с того пути, на который ступила волею судьбы несколько лет назад, и теперь никак не могла обнаружить его, дабы пойти дальше. Она словно плутала впотьмах, наощупь выходя на ровное место и вновь теряясь в джунглях. Энна не любила думать об этом, поскольку не ведала, как ей быть? как поступить? Много проще, казалось ей, занимать мысли чем-то посторонним, а философию духа оставить отшельникам и сочинителям...
Тротби вечным полагал мрак, и только мрак.
Пожалуй, кроме Шона никто не знал, что вечно всё...
Но вот нити их мыслей вдруг слились в одну; путники очнулись от грез, переглянулись удивленно.
- Пора? - сказал Тротби.
- Пора, - кивнул Шон.
Они поднялись. И в этот момент мир, воцарившийся в их душах после отдыха и трапезы, разрушили ужасные, воистину отвратительные звуки:
крик, плач, визг, бешеный топот копыт...
Энна тут же выхватила свой кинжал, сделала свирепое лицо и снова приготовилась к бою. Шон придержал её руку, покачал головой, прошептал: "Не надо..." Сейчас он не чувствовал никакой опасности, хотя эти душераздирающие вопли, спугнувшие прекрасную лесную тишь, порядком действовали ему на нервы.
А Тротби, всмотревшись вдаль, улыбнулся и облегченно засмеялся.
- Нет, - сказал он Энне, - право, не надо!
Глава 5
Со стороны Нилама по дороге навстречу путникам несся маленький толстый человечек, кулем сидевший на такой же маленькой и толстой караковой лошадке. Круглое лицо человечка было багрово, глазки грозно сверкали, а в короткой ручке тускло блестел большой заржавленный нож.
Едва завидев Тротби, он издал пронзительный крик и пришпорил своего скакуна.
- Прочь! Прочь, злодеи! Загрызу!!! Растерзаю!!!
Встревоженным эхом откликнулась чаща; из глубины её, всполошенно каркая, вылетели сотни птиц и устремились ввысь, унося на крыльях тишину.
- Прочь! Уа-у-у! Пр-р-очь!
Случайный прохожий, конечно, вполне мог принять этого колобка за лесного демона, но только не такие бывалые путешественники, как Энна и Одинокий Путник.
- Уа-у-у! Искуса-а-ю-ю-у-у!!
- Что ж он так орет? - недовольно покачал головой Шон, укладывая в мешок остатки трапезы.
- Наверное, буйнопомешанный, - предположила девушка и убрала кинжал в ножны, ибо не имела дурной привычки драться с психами. - Только бы не плюнул. Я слышала, их слюна заразна...
Тут псих, который был уже совсем близко, как раз-таки плюнул, метя именно в Энну, но не попал. Тогда он закинул голову к небу и гнусно завыл. Путники вздрогнули. Негодование охватило их. Юная воительница решительно шагнула навстречу толстой лошадке, ухватила колобка за ногу и сдернула с седла. Он свалился на землю и затих, тараща в серое небо крошечные светлые глазки. Эхо от его воплей прокатилось по лесу, растворяясь в тишине.
- Что случилось, друг мой? - участливо склонился над ним Шон. - Жив ли ты? Мертв ли?
- Осторожнее, Одинокий Путник, - предостерег его Тротби. - Сейчас он пнет тебя под колено, проворно подскочит и с рычанием вцепится в горло. Отойди от него подальше...
- Он что, твой приятель? - с подозрением спросила Энна.
Тротби не успел ответить, потому что хитрый колобок вдруг ловко пнул Энну в бок левой ногой, а Шона под колено правой, потом проворно подскочил и с рычанием кинулся в бой. Шон, запросто одолевший трех железных воинов, здесь растерялся. Он стоял, с печалью во взоре глядя вдаль, в то время как колобок висел на его шее, извивался, скрежетал зубами и пытался его придушить. Возможно, этот день стал бы последним в жизни Одинокого Путника, и он, минуя периоды зрелости и старости, уже теперь превратился бы в легкое облачко, плывущее на ветерке, если бы не своевременная помощь Тротби.
Переступив через Энну, которая валялась в канаве у края дороги и не могла подняться, поскольку ножнами зацепилась за толстый корень ближнего дуба, он подошел к колобку сзади, рывком оторвал его от Шона и отбросил в сторону.
- Остынь, Гуччо, - сказал он спокойно. - Ты опять все перепутал. Это мои друзья.
* * *
- Тьфу, Бурган побери мою вспыльчивость! - проклинал себя колобок, посыпая лысину пеплом из костра. - Я принял тебя за командора Лобла, господин. Он столь же высок и широкоплеч как ты, столь же статен; вот только глаза у него злые, а у тебя добрые. Но я-то слеп как крот! На два шага отойди, и я не различу, тимит ты или леведиец!
- Слишком много болтаешь, Ги, - осадил его Тротби. - Господин Одинокий Путник уже простил тебя.
Шон кивнул. Он все ещё не мог опомниться от внезапного нападения воинственного колобка и сейчас находился в некой прострации, мыслями устремясь в неведомые миры, где сплошь туман и никакого просвета не бывает никогда.
- Он что, твой приятель? - сумрачно повторила вопрос Энна, счищая с одежды листья, раздавленных муравьев, мошек и прочую дрянь.
- Можно и так сказать, - ответил Тротби. - Он пестовал меня с малых лет, лелеял и любил всем сердцем. Нынче, когда Лобл приехал за мной, я нарочно услал из дома моего верного Ги - не то не миновать нам драки, и кто знает, чем бы тогда закончилась эта история...
- Что за история? - очнулся Шон. Снова в нем произошла борьба природной вежливости с природным же любопытством, и, как это часто бывало, победило все-таки любопытство.
Тротби и сам желал рассказать, но полагал, что развлечься приятной беседой можно и в пути. Поэтому он вскочил на своего прекрасного вороного, потом учтиво подвел девушке её буланую, а Шону пинками подогнал каурого; Гуччо, пыхтя, забрался на взмыленную караковую, со стороны похожую на бочонок с длинными ушами и пышным хвостом. Солнце уже скрылось за лесом, когда путники снова выехали на дорогу, ведущую к Ниламу.