– Значит, они вообще не взлетали на воздух?
– Вообще. Маленькая немецкая уловка, небольшая страховка на случай, если война будет проиграна. Сторож убит, картины изъяты, под здание заложено громадное количество динамита. Точные, как часы, американские бомбардировщики прилетают в ту же ночь, третью ночь кряду, и бомбы сыплются с небес. Ба-бах! Военная трагедия. Затем верный офицер контрабандой переправляет эти и прочие ценные предметы по секретному маршруту – через Германию во Францию и Испанию, через океан в Мексику, в банковский склеп. Полагаю, вы с ним встречались.
– Курт Робл?
– Никто иной. Лояльный и преданный, как и предполагалось, он с тех самых пор стоит на страже, ибо хозяин, по очевидным причинам, не может воспользоваться картинами, так что его верный слуга стережет их год за годом.
– Не такой уж верный, раз пытается продать их теперь.
– Любому терпению рано или поздно приходит предел. Хозяину более никакого проку от упомянутых произведений искусства, а слуге надо на что-то жить, и посему он неохотно выставляет на продажу небольшой пейзаж Матисса – деревья и купальщицы на переднем плане…
– Погодите, Д'Изерния, да вы понимаете, что говорите?! Этот Матисс, входивший в личную коллекцию Гитлера, так и не обнаруженную, появился в Аргентине несколько лет назад. Вы что, хотите сказать мне, что хозяин этого преданного слуги Робла на самом деле…
– Да.
– Но Гитлер мертв уже больше двадцати пяти лет! Вы хотите, чтобы я поверил, что Робл имел картины в собственном распоряжении все это время и пальцем не шевельнул?!
– Я хочу, чтобы вы верили только фактам. Матисс был продан. Вы держите в руках Челлини. Хоть Робл и сфабриковал инцидент в музее Капителло, это было сделано ради другого. А другой, как вы только что сказали, давно мертв. Слуга тоже должен питаться, так что, с превеликою неохотой, он расстается с одним из сокровищ. Не будучи знакомым с миром искусства, он подошел к продаже не с той стороны, его обобрали и едва не прикончили. Он не желал, чтобы вышеупомянутое повторилось. На сей раз он связался с экспертом, каковой организовал бы сделку к обоюдной выгоде.
– Вас?
– Мне выпала эта честь. – Д'Изерния сделал полупоклон, хотя и продолжал сидеть. Тони быстро-быстро заморгал, пытаясь избавиться от путаницы в мыслях, чувствуя себя не в своей тарелке.
– Вам не хотелось бы выпить? Извините, мне следовало предложить это раньше.
– Пожалуй, капельку вермута, дабы мы могли отметить успех в наших деловых взаимоотношениях. Немного деньжат для меня и моего клиента, небольшая сумма, меньше цены единственного вертолета вроде тех, какие ежедневно сбивали в вашей неудачной войне. Америка смоет пятно с чести, а Италия возвратит себе сокровища, давно считавшиеся погибшими.
– Пожалуй, за такое я бы выпил.
Аккуратно положив картину на стол, Тони направился к бару. Подняв бокалы, они чокнулись, после чего итальянец опорожнил свой одним глотком.
– Теперь мне пора, сеньор Хоукин. Я свяжусь с вами на этом же самом месте в пятницу вечером. Будет организована встреча. Пожалуйста, приготовьте деньги.
– Сделаю все возможное.
Еще раз заперев дверь на все замки и засовы, Тони постоял, молча любуясь панелью из триптиха. Каким бы странным все это ни казалось, хрупкое и прекрасное произведение искусства абсолютно реально. Он устало поморгал. Теперь надо непременно поспать, разобраться во всем этом, потом слетать в Вашингтон, что само по себе станет немалым облегчением. Прочь, подальше от опасного безумия Мехико. Бережно укутав панель, он уложил ее в ящичек и поставил его на тумбочку у кровати. Одежды спали с него, будто по собственной воле, и Тони готов был рухнуть на кровать, когда в голову ему пришла внезапная мысль. Да нет, не может быть! И все же, раз уж такая идея возникла, она уже не уйдет и уснуть не даст. Покачиваясь от усталости, голый, как в день появления на свет, он обшарил глубины комода, заглянул под каждый предмет мебели, за каждую дверь и в каждый шкафчик, пока окончательно не уверился, что наконец-то действительно остался один. И лишь тогда плотно задернул шторы, выключил свет и с радостью повалился на кровать.
И тогда, словно злокозненно поджидал именно этого момента, чтобы вырвать Тони из благодатных глубочайших глубин забытья, назойливо зазвонил телефон, бездушно и неотступно. Звонки терзали его, донимали, дергали и не утихали, как бы он ни изворачивался, закрывая голову подушкой. И в конце концов разбудили, мало-помалу вытащив в состояние полубодрствования, когда он уже мог шарить и хлопать рукой в поисках назойливого инструмента, пока не сшиб весь аппарат на пол, в конце концов нащупал трубку и поднес ее к уху. Конечно, вверх ногами. В конце концов, чувствуя, как злость прогоняет последние следы сна, он взял трубку как надо и промямлил что-то в микрофон.
– Мистер Хоукин, это вы? – Мычание. – Слушайте, мне придется вот-вот повесить трубку. Сообщение от Петуха. Он велел сказать вам, что он глубоко сожалеет, но что-то не сложилось, ошибочка вышла.
– Не сложилось? Ошибочка? Или что?
– Да. Видите ли, тело вашего друга мистера Дэвидсона только что нашли в канале в парке Ксочимилко. Полиция уже спешит повидаться с вами. До свиданья.
Глава 6
Добрые секунд шестьдесят Тони просто лежал, а его усталый рассудок пытался собрать из отдельных фрагментов нечто целое. Звонок. Кто? Правда? Враки, наверное. Но если правда… Что с ним будет, если полиция едет сюда, а его сосед по комнате найден мертвым с колотой раной в спине, а у Тони в багаже жуткий мясницкий нож, в точности соответствующий форме раны? Совершенно очевидно, чем все это кончится. Как только изнеможенные нейроны черепашьим шагом донесли эту мысль до его рассудка, Тони обнаружил, что стоит рядом с кроватью, отбросив одеяло и лихорадочно озираясь, как зверь в западне. Бежать! Надо отсюда выбраться.
Путаясь в одежде, он торопливо натянул вещи, снятые… когда?.. словно пару минут назад. Внутри воротника рубашки чернеет траурная полоса, зато узор галстука оживлен кляксой кошерной горчицы. Наплевать, сейчас главное скорость, искать другие вещи некогда. Пиджак и брюки тоже помяты; впрочем, бегство – не подиум салона мод. Может, взять багаж? Тони поразмыслил об этом, завязывая шнурки. Нет, невозможно, укладывать вещи просто некогда. Но надо взять картину, доставить ее в Вашингтон. Она вполне войдет в «дипломат» вместе с паспортом и остальными документами. Отлично, сборов на секунду.
Убрав картину в «дипломат» и заперев его, Тони уже двинулся к двери, когда внезапная мысль стукнула прямо в лоб с такой силой, что он резко затормозил. Не забыл ли он что-то, какой-то пустяк?
Нож. Найдя его, полиция будет просто на седьмом небе от счастья. Нож все еще на полу в гардеробе, где положил его Д'Изерния. Щелк, «дипломат» открыт, бросок, щелк, клац и к двери. Хлоп!
– Доброе утро. Смахивает, что наклевывается славный денек.
Голос, прозвучавший над самым ухом, так двинул Тони по нервам, что он едва не выронил «дипломат», но сжал ручку еще крепче и обернулся к человеку, только что вышедшему из соседнего номера. Обширнейшая стетсоновская шляпа, сапоги на высоких каблуках, дорогой работы, украшенные затейливым узором, морщинистое лицо, загорелое до черноты и продубленное, как кожа сапог. Вовсе не полицейский, всего лишь очередной турист, бояться нечего. Пульс Тони, грохотавший в ушах, как отбойный молоток, чуточку стих.
– Доброе утро, да, денек славный.
Всю дорогу до лифта они обсуждали погоду, а Тони ломал голову, почему ведет себя подобным образом, вместо того чтобы просто удрать. Надо держаться естественно, вот в чем уловка. Спокойно говорить с этим сыном старого Запада и с достоинством покинуть отель. Тони успел окончательно склониться к этому мудрому курсу действий, когда индикатор показал, что лифт поднимается на их этаж, и, будто стены вдруг стали прозрачными, Тони ясно привиделись полицейские, набившиеся в кабину лифта до отказа.
– Ой, опаздываю на встречу! До свидания.
Прочь, бегом по коридору к двери с табличкой «Выход», бросив вытаращившегося вслед техасца, через дверь и вниз по лестнице, нос к носу с коридорным, поднимающимся навстречу.
– Вы как раз тот джентльмен, которого я надеялся встретить, сеньор. По какой-то необъяснимой причине огромное множество полицейских вошло в наше заведение и спрашивало вас. Сейчас они поднимаются в лифте. – Видение оказалось правдивым! – Вот я и подумал, что, возможно, вы хотите уклониться от неудобств и выйти через служебный ход.
– По рукам! Ведите.
Они сбежали по лестнице в подвал и дальше, через скверно освещенный коридор, к открытой двери и солнечному свету.
– Даже не знаю, как вас отблагодарить.
– Есть очень простой способ выразить благодарность, сеньор.
– Я как раз и собирался. Вот, возьмите, за услуги.
Они уже стояли на пороге. Купюры снова перешли из рук в руки, и тут на Тони снизошло второе видение, такое же ясное, как видение переполненного полицейскими лифта. Теперь же он узрел человека, которого можно купить; если продается молчание, то равным образом на продажу выставлена и разговорчивость.
– По рукам! Ведите.
Они сбежали по лестнице в подвал и дальше, через скверно освещенный коридор, к открытой двери и солнечному свету.
– Даже не знаю, как вас отблагодарить.
– Есть очень простой способ выразить благодарность, сеньор.
– Я как раз и собирался. Вот, возьмите, за услуги.
Они уже стояли на пороге. Купюры снова перешли из рук в руки, и тут на Тони снизошло второе видение, такое же ясное, как видение переполненного полицейскими лифта. Теперь же он узрел человека, которого можно купить; если продается молчание, то равным образом на продажу выставлена и разговорчивость.
– Возьмите еще и это, – Тони достал еще несколько купюр и указал направо. – Если полицейские спросят, непременно скажите, что видели меня, и я пошел туда.
– Считайте, что уже сказал.
Тони быстро зашагал налево, но прошел не больше десятка шагов. Оглянувшись через плечо на дверь, увидел, что проем пуст, развернулся, пересек улицу и поспешил в противоположном направлении. Не слишком быстро: поспешишь – людей насмешишь. По тротуару шли и другие прохожие, Тони подладился под их шаг, стараясь не обращать внимания на усиливающийся зуд между лопатками, насторожив уши в ожидании криков, приказывающих остановиться, и ураганного свиста пуль сразу вслед за тем. Подходя к углу, он был уже не в силах снести напряжение и обернулся, рискнув бросить один долгий взгляд через плечо, пока обзор не перекрыла стена. И снова видение оказалось пророческим. На сетчатке отпечаталось изображение доносчика-коридорного, указывающего вдоль улицы в том направлении, куда Тони пошел первоначально, и людей в синих мундирах, проносящихся мимо него, как ищейки, взявшие след.
Фальшивый след. Теперь надо еще немного попетлять, а заодно подумать, что делать дальше. Вдруг рядом протестующе взвизгнули тормоза, и потрепанный автобус с гордым названием «La Dulce Vida» остановился у обочины, чтобы исторгнуть пассажиров. Через миг Тони оказался в гуще толкающихся обладателей корзин, болтающихся на веревках квохчущих кур, мешков с бобами, ящиков с огурцами. Как только это цунами схлынуло, в обратную сторону потекла более жидкая волна пассажиров, садящихся в автобус. Присоединиться к ним было вполне естественно, и Тони влился в поток, нашарил медные монеты для оплаты проезда и встал в салоне, затерявшись в толпе, набившейся в автобус, с тарахтением покативший прочь.
Что дальше? Пока что он в безопасности, но убежище это лишь временное. Тони искал ответ, но не находил; мысли ворочались с трудом. События предыдущей ночи и неизбежная усталость взяли свою дань. Пока он только и мог, что держаться за гладкий металлический поручень и трястись вместе с остальными пассажирами. Скоро, скоро решу, тешил себя оптимистической мыслью Тони, хотя почти засыпал стоя.
Но решение приняли за него остальные пассажиры, как только автобус остановился в последний раз. Перекрикиваясь друг с другом под неистовое квохтанье повисших в воздухе кур, все вышли, и Тони с ними, подхваченный напирающей толпой. Оказавшись снаружи и сумев пробиться из орды пассажиров на волю, Тони увидел, что находится в исполинской пещере с открытыми торцами – автобусной станции «Эстрелла Де Оро», как гласил огромный плакат над входом, и эта самая золотая звезда украшала все здешние автобусы. Города были перечислены колонкой, выписанной красными буквами на грязной белой стене, но слишком далеко, и прочесть их было трудновато. Зато рядом стоял рокочущий дорожный исполин с колесами Тони по плечо и очередь его будущих пассажиров, змеящаяся к открытой двери. Больше не раздумывая, Тони встал в конец очереди. За ним тут же начали выстраиваться другие. Они прошаркали вперед шагов пять, прежде чем Тони осознал, что все остальные держат билеты, наверняка купленные внутри станции. Скверно. Ему бы хотелось сесть на этот автобус немедленно, куда бы тот ни ехал, однако при том его отнюдь не привлекала идея покупать билет, подвергаясь обозрению кассира, который, несомненно, окажется человеком подозрительным и обладающим острой памятью и который впоследствии расскажет полиции все, что знает. Что же делать? Стоявший перед Тони человек – батрак в простом хлопковом одеянии и широком сомбреро – сжимал заветную полоску бумаги в скрюченных от тяжкого труда пальцах. Тони подался вперед и негромко заговорил ему на ухо:
– Друг, я пришел сюда поздно и очень устал. Не избавишь ли ты меня от утомительной необходимости покупать билет в окошке, позволив перекупить у тебя билет за цену, которая будет на десять песо выше, чем напечатано на нем?
– Годится, – мгновенно решился тот. Деньги и билет сменили хозяев, и батрак поспешил прочь, чтобы купить второй билет. В толпе этот быстрый обмен прошел совершенно незаметно. Мгновение спустя Тони уже поднялся в автобус. Занял одно из немногих еще пустовавших сидений, рядом с женщиной весьма солидной комплекции, чья обильная плоть залезала на его место, так же как и груда ее свертков.
– Извините, – своим жестким боком он напирал на ее рыхлый, пока она не заколыхалась подальше, уступая ему место. Хозяйка бока громко засопела, но не обмолвилась ни словом. Не прошло и минуты, как двери закрылись под вопли разъяренных обладателей билетов, не сумевших втиснуться в машину, рев двигателя эхом заметался под бетонными сводами и вырвался на улицу. Пока что безопаснее находиться в движении; Тони мысленно перевел дух и лишь после этого осознал, что пока совершенно не осведомлен об одном важном обстоятельстве.
– Не скажете ли, куда автобус едет? – поинтересовался он у соседки. Та сперва одарила его взором, откровенно поведавшим, что она думает о состоянии рассудка Тони и количестве выпитого им спиртного, и лишь вслед за тем неохотно ответила на вопрос:
– В Акапулько.
Ну, разве не чудесно? Авиалайнеры там так и роятся; пожалуй, выбор недурен. Из рекламных полос газет в разделе путешествий Тони знал, что там имеется международный аэропорт, и если не зевать, есть шанс попасть на самолет, летящий обратно в Соединенные Штаты. Остается лишь уповать, что мексиканская полиция не настолько оперативна, чтобы разослать его приметы сразу по всем аэропортам страны. Только лишь уповать. Поставив «дипломат» на колени, Тони склонил на него голову и задремал с этой надеждой, подпрыгивая на сиденье и клюя носом, пока автобус пробивал себе путь по улицам города, и уснув покрепче, когда машина вырвалась на магистраль среди холмов. Время от времени поднимая голову на редких остановках, Тони видел бурые стены и пыльные площади; порой его будил внезапный рывок, и он озирал изгибы проносящихся мимо долин и гор, вскоре сменившихся ядовитой зеленью джунглей, когда автобус выехал на прибрежную равнину. Нельзя сказать, чтобы Тони выспался на славу, но все-таки почувствовал себя лучше, когда автобус под ужасающее шипение пневматических тормозов подкатил к автовокзалу Акапулько, совершенно перегородив собой Калле Костера Мигель Алеман – очаровательный бульвар, тянущийся вдоль берега, после чего сдал задним ходом к зданию вокзала. Сморгнув сон с глаз, Тони вышел в парилку послеполуденного Акапулько.
– Простите, мистер, можно вас на два слова?
Вот оно; давно ожидавшееся прикосновение к рукаву, длинная рука закона дотянулась до него, путешествие окончено. Теперь уж не удерешь; будет почти облегчением закончить эту безумную гонку и отправиться в заключение.
Почти. И пока усталая часть рассудка хотела упасть на спину и поднять лапки кверху, крохотное ядро сопротивления в глубине сознания не допустило этого. Нет. Так легко он не сдастся. Противоречивые мысли схлестнулись и разрешили спор за мгновения, потребовавшиеся Тони, чтобы обернуться. И в те же мгновения лицо его вытянулось, глаза распахнулись шире, будто в недоумении.
– Mande? – спросил он, не разумея по-английски ни слова, как простой пеон. Окликнувший его человек, выбритый до синевы и крайне официальный с виду, машинально ответил по-испански:
– Как вас зовут?
– Хуан Лопес, а почему вы спрашиваете? – Тони произнес это, гнусавя и растягивая последние слоги.
– Ошибка. Я ищу североамериканца.
Пожав плечами, Тони отвернулся и зашагал прочь, чувствуя, как взгляд блюстителя закона буравит ему спину. Шаг, другой, третий, пятый, вот и бордюр, и свет зеленый, вот уже полпути через улицу… И тут раздался крик:
– Вернитесь-ка сюда! Я хочу с вами поговорить.
Тони пропустил призыв мимо ушей, шагая все быстрее и быстрее. Полицейский проникся подозрениями – наверное, из-за его одежды; вопреки лингвистическому прикрытию, каждый стежок выдает в нем гринго. Пронзительно заверещал свисток, и Тони пустился наутек.
Между дорогой и морем находился парк, небольшой, но забитый киосками и лотками торговцев туристскими сувенирами, своими проходами и аллеями образующий лабиринт, способный сбить с толку любого охотника за минотаврами. Тони бросился в парк, слыша за спиной топот тяжелых ботинок. Влево, вправо, протиснуться между лотком, заваленным чучелами армадиллов, лягушек, змей и деформированных лис, и жестяным киоском, выставляющим открытки, пепельницы, игрушечные бандерильи и плакаты, изображающие корриду. Прочь за лотками, затем ходу по другой тесной дорожке.